скачать книгу бесплатно
– Эх, болезный. Там у них вотчина. А службу несут, где прикажут. И в нашей губернии полк стоит и в соседних. Как какое волнение, так первым делом казачки идут. Ох, и ненавидим же мы их! Коли ничего не помнишь, так скажу – хуже их иродов и нет. Не щадят никого. За любую провинность плеть, а то и сабля. Сказывали, деревню целиковую пожгли. Вроде вашего хутора на отшибе была. Не барская, а своя собственная. Не пошли в крепость, бунтовали. Их и порешили.
– Ничего себе новости. Вот тебе и причина, чего их власти голубят. Так еще и в росгвардию включат. Народ разгонять, – бормочу я, но дед услыхал.
– Гвардии тут нет, а пехоты полроты придет разбойников искоренять. Это уж для полного принятия мер.
– А что про нас слышно?
– Кто во что горазд. Чего только не придумали. Одни говорят, французы пленные полк тайный создали, другие – чуть ли не сам Бонопартий сбежал и теперь силу собирает, чтоб изнутри Россию завоевать.
– Это они лишку хватили, – улыбаюсь я.
– Известно, дурни. Ходят еще слухи о капитане Корейкине с деревянной ногой, который французов не простил, и теперь, кто по-ихнему заговорит, сейчас с живого кожу снимет.
– Так, ближе к теме.
– А полиция все про бунтовщиков выспрашивает. Всех на уши поставила. Про испанцев, красный фронт и тайное общество Меча и Орала.
– А что барин?
– Всю дворню вооружил, никто не спит, ходят с пиками да фузеями. Младшего хотел в воронежское имение отослать, да он нужен будет для полицейских допросов. Тот сначала все пужался, носа не казал. А как казаки приехали, так форсу набрался. Говорит, что пятеро на него кинулись, оттого и не справился.
– А свидетели что-же?
– Так один сразу и помер. Похрипел и затих. А у второго глаз побелел. Теперь кривым кличут. Сейчас под арестом сидит.
– А его то за что?
– Так ты ж в него рублем кинул. Он, хоть и окривел, а деньгу схоронил. Чиновник прознал про то и говорит, что за рубль он тебе и помогал. Деньги ты, мол, ему кинул? Кинул. Он их взял? Взял. Злодейству не препятствовал? Не препятствовал. Все сходится. А что пострадал, так то уловка такая. Быть ему под судом. Губернатору никак нельзя отписывать пустое. Вот его и предъявят.
– Да, заварилась каша.
– А еще, – дед подсел ближе и воровато оглянулся, – некоторые к тебе в лес собираются. Ты теперича для них человек еройский. Всю обратную дорогу я думал. Домна поняла и не обижалась на мои ответы невпопад. А подумать было над чем. Партизанское движение создать не штука, но это тупиковый путь. Государство сильнее и задавит в любом случае.
Надо внедряться в общество. И желательно, в статусе, дающем максимальные права. Мещанин – хорошо. Насколько я помню историю, даже Пушкин считал себя мещанином. Статус купца еще подтверждать надо. А торговать и крестьянину никто не запрещает.
Но поместье может купить только дворянин. Конечно, есть ходы и для священников, и для промышленников – рабы на уральских заводах не сами туда приехали. Но легально иметь свою подконтрольную территорию и людей можно только дворянам.
А зачем мне поместья? А чтоб не лез никто. Давно мечтал. Этакая гипертрофированная идея домика в деревне. А что бы и нет?
– Домна, а давай из Аленки дворянку сделаем.
– Чем выше заберешься, тем больнее падать, – вздохнула она.
– Жизнь нам дается один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.
– Дерзайте. А случись чего, за Унжу уйдем. Там никто не достанет.
– Надо в Сулич сходить. Мед будем продавать.
– Какой мед?
– Волшебный лечебный, самый помогающий.
– Да где ж его взять?
– В лесу. Диких пчел тут много. Приметим дупла, да и возьмем.
– На себе много не утащишь.
– А мы около Сулича наберем.
– Там своих набиральщиков хватает, – смеется знахарка.
– Одно точно знаю, по эту сторону леса нам пока появляться нельзя.
Пчел в лесу много. В основном это земляные виды. В их гнездышках меду мало. И несколько раз мне встречались разоренные медведем. Поначалу были планы на охоту. Кабана в петлю поймать или даже лося я сумею. Тросика металлического нет, ну уж обошлись бы и веревкой. На маленького хватит. Но хранить мясо пока негде. Да и на птицах прекрасно живем. Алена сама плетет силки и расставляет в кустах и на бровках. Попадаются, в основном, рябчики. Очень вкусная птица, но маленькая. В приварок идет перловая или гречневая крупа, небольшой запас которой есть на лесном хуторе. Бывает, что и только зелень. Все равно вкусно.
В кошельке, добытом с Тростянского-младшего оказалось двенадцать рублей серебром и тридцать два ассигнациями. У них разный курс. Один рубль серебряный стоит больше пяти с полтиной бумажных. А золотой так и все шесть.
Все же уговорил я идти на торговлю в Сулич. Знахарка собрала мешочки с травами. Я прихватил пару деревянных ведер. Раз деньги есть, нужно купить припасов. Только на себе много не дотащишь.
Вышли в пятницу рано утром. Лес не везде одинаковый. Где-то идем кабаньими тропами, где-то краем болота. В обед перекусили хлебом и тетеркой. Вечером возле лесной поляны нашли остатки деревянного дома. Домна говорит, что какие-то древлеправославные прятались, да потом дальше ушли. Здесь и расположились на ночевку. Я наломал сухостоя. Хотел шалаш сделать – топор прихватил с собой, но тетка сказала, что погода хорошая, комаров мало. Переночуем и так.
Костер я разложил таежный, по всем правилам. И экран из веток все же поставил. Нарезал большую кучу молодых березовых веток, на которых мы и разместились. Домна уснула быстро. Под ее ровное дыхание я смотрел на блеклые звезды, загорающуюся утреннюю зарю и радовался всему новому. Уснул незаметно.
Солнце уже поднялось на ладонь, когда тетка меня разбудила. И мы двинулись дальше. Вскоре началась лесная дорога. Потом лес кончился и пошли поля. К обеду показались главы церквей. Пчелиных дупел я так и не нашел.
Сулич маленький город, но улицы вымощены булыжником. На торгу с телег продают деревенскую всячину. Встали и мы. «Травы от разных хворей» – стала зазывать Домна. Но никто не обращал внимания.
Я взял двенадцать рублей серебром и пошел по рядам. Приобрел картуз новый, сапоги до середины голени. Не самые новые, но приличные. Говорят, что татарские. Голенище широкое. Зато по размеру. Мне дали две портянки в подарок. Штаны синие в тонкую красную полоску, тоже новые. Рубаха темно-синяя с прямым воротом стойкой. Осталось три рубля сорок копеек. Зато теперь не стыдно присоединится к таинству маркетинга.
Правда, торговец из меня не очень. Одно дело книжки читать, другое – лицом к лицу с людьми. Я стеснялся, но делать было нечего: «Наилучшие препараты для восстановления мужской силы, если не поможет, вернем деньги».
Пока я надрывался прибитым голосом, Домна пошла на закупку припасов. Вскоре рядом со мной образовался ряд мешочков и кульков. И как мы это все потащим? Но все нужное. От меня Алене она купила платок с бахромой.
– Мил человек, – окликнул меня бородатый дядька с изможденным лицом, в коричневом сюртуке, – а от живота есть травка какая?
– Конечно, есть, – начал я, но память услужливо вытолкнула на свет алгоритм, вбитый сначала преподавателями, потом практикой, – а что у вас с животом?
– Да это не у меня, у барина моего. Приехал в гости к брату да занедужил. Уж лекарь городской день и ночь при нем. Клистир прописал, диету. Ничего не помогло. Отходит барин. Уж так мучается, сил смотреть нет. Супруга его говорит: «Поди, Никифор, на воздух, а то сам упадешь, лица на тебе нет, третью ночь не спишь». Вот я и пошел. И вот что мне делать? Сказать, что нет ничего? И все кончится. Нет уж. Я уже осторожничал и потом жалел. Были случаи. А жизнь и состоит из таких маленьких случаев. Теперь буду делать все набело и сразу.
– Чтобы подобрать лекарство, надо поставить диагноз. И по вашему описанию я ничего не решу. Этими травами можно улучшить пищеварение, наладить стул, но, по вашим словам, у барина серьезное заболевание. Травы тут радикально не помогут. Пусть хотя бы доктор зайдет, поделится данными осмотра.
– Ух. Ты только не уходи. Я сейчас.
Мужичок очень резво для седых волос полубегом удалился по улице и скрылся за поворотом. Ну все, сейчас заложит. Придет урядник. Про документы легенда старая – ограбили разбойники, отшибло память. Домна подтвердит. А если проверить пожелают? Или уже в курсе, что у соседей кипеж? Тут и получу. Как говорится, не делай добра, не получишь зла. Но без добра жизнь никчемная. Пусть будет риск.
– Вот он, – раздалось вдалеке.
Рядом с коричневым сюртуком широко шагал темно-синий мундир, пышные усы дыбились, на боку бряцала шпага. У нижних чинов вроде шашки? Какая разница, сейчас загребут. Домна точно одна покупки не дотащит. Ломануться сейчас? А вот и она. Подошла с боку, настороженная и собранная.
– Вот он, ваше высокоблагородие.
– Голубчик, Никифор говорит, понимаешь в медицине. Не откажи. Брата мне спасти надо. Умрет родная кровь прямо у меня в доме. На именины приехал, а тут такое. Может, подскажешь что.
– Здравствуйте. Неожиданно все так. Но больного, насколько мне известно, курирует местный врач. Наша оценка ситуации может расходиться весьма сильно.
– Его оценка уже не помогает. Понимаю, ваше сомнение объясняется молодостью. Но и за соломинку хватаюсь. Не откажите. По разговору слышу ученого человека. Прошу простить великодушно, я не представился. Гурский Дмитрий Семенович, полицмейстер нашего города.
– Андрей Казаков, моя история требует более обстоятельного изложения. А сейчас пройдемте к вам. Время против нас.
Я подхватил несколько мешков, мне помогал Никифор. И даже полицмейстер прихватил какой-то сверток. Всей процессией мы очень споро оставили позади торговые ряды. Остановились перед двухэтажным каменным домом.
– Уснули там, черти! – прогремел хозяйский голос.
Дверь в воротах открылась. Кто-то, кланяясь, отлетел в сторону, а мы помчались внутрь. Лишь у комнаты больного я оглянулся.
– Тетя, вы меня здесь обождите.
Внутри на высокой кровати тяжело дышал человек. Ухо уловило – это еще не патологическое дыхание. Просто ему больно. Рядом в очках и черном сюртучке доктор считал пульс. Всколыхнулись прежние стереотипы поведения в таких ситуациях.
Я уверенно подошел.
– Здравствуйте, что у него?
Доктор медленно поднял лицо. Умные глаза за круглыми линзами смотрели несколько секунд.
– Иванов Сергей Павлович, коллежский асессор, врач, – кратко отрекомендовался он, – вы молодой человек, студент-медик? Вот кто я? Фельдшер с практикой в сельской местности. Переломы лечил, гипс накладывал. Травматологи потом хвалили. Раны ушивал. Но острый живот всегда направляли в хирургию.
– Сергей Павлович, при всем уважении, сейчас не до выяснений положения в стае. Меня позвали к больному. Я его осмотрю. Если поделитесь наблюдениями, буду благодарен. Да, зовут меня Андрей.
– Что ж, Андрей. Боли начались три дня назад, приступообразные, живот болезненный. Предложенное лечение не помогло.
– Иногда легче, – вступил в разговор больной, – но боли жуткие. Меня не представили. Иннокентий Семенович Гурский.
Он не договорил, поморщился от приступа боли. Смотрю на него – осунулся.
– Еще два дня помучается. К сожалению, мы бессильны. Вам для практики наблюдение будет полезным. А вы уж простите, все знаете. Обманывать тщетной надеждой не буду.
– Знаю, – просипел больной, – завещание составил сегодня. Жаль, брату праздник испорчу. Он так этот день и запомнит. И жену с детьми жаль, ну да братец и позаботится.
– Позвольте, – оттесняю врача, – так больно?
Я нажимаю плавно на живот. Реакции особой нет. Потом резко отпускаю руку. Иннокентий Семенович вскрикнул. Я поднял сорочку с живота, шаркнул ладонью по коже. И так больно. – Симптом Щеткина-Блюмберга, симтом рубашки, – бормочу себе под нос, – а началось как?
– Около пупка заболело, а потом в правый бок сместилось.
– Аппендицит. Классическая картина.
– Позвольте, какая картина и чего? И что за симптомы? Ранее слышать не доводилось.
Вы учитесь в Германии?
– Мы потом обсудим частности. Могу сказать, что, необходимо удалить червеобразный отросток. Без операции не обойтись. Расклад такой, вырежем – шанс есть, не будем трогать, погибнет.
– Любой шанс, любой, – от двери раздался крик брата, – что хотите делайте. И так- не жить, и так.
– Как? Какой отросток? Французская школа указывает на ведущую роль слепой кишки при этом заболевании. Никто не удаляет ее, – доктор сверлил меня глазами, – у нас это верная смерть.
Я повернулся к Дмитрию Семеновичу:
– К сожалению, возможности помочь нет. Простите.
Я встал и прошел к двери. Преподаватели говорили, что фельдшер, хоть и не обязан в современных условиях, но должен уметь сделать простейшую операцию. Много раз я присутствовал и ассистировал друзьям на операциях, но сам аппендицит удалял один раз в жизни. Когда остался самый трезвый на вечеринке в районной больнице на Новый Год. И то, под присмотром хирурга и его плотным руководством. Потом за это выпили еще. И давно дело было.
– Андрей, если есть хоть малейшая надежда, – из-за спины полицмейстера выглянула красивая темноволосая женщина, – умоляю вас, не откажите. У нас трое детей.
Я повернулся назад:
– Я не мастер операций, да и условий нет никаких. Но и другой возможности тоже нет. Если вы дадите согласие и ваши родственники, то я попробую.
– Юноша, вы можете попасть в очень плохую историю, и ваша карьера закончится, не начавшись, – тихо сказал доктор.
– Согласен, Сергей Павлович. Можно так все оставить. Но я буду делать. Поможете?
– Помогу, – кивнул он.
– Иннокентий Семенович?
– Умаляю, не тяните. Уж лучше сразу, чем два дня еще.
– Тогда слушай мою команду, – набычился я в дверь, – нужен скальпель, острый, зажимы, какие есть. Игла и нити шелковые. Очень много кипяченой воды. Ставьте кипятиться воду и в ней прокипятите инструменты и нити. Около часа. Чистые простыни штук десять и пеленок штук пятнадцать проглаживаем раскаленным утюгом. Сожжете, ничего страшного.
– Зачем? – подал голос доктор.
– Надо так, – буркнул я в его сторону, – затем готовим место для операции. Нужен стол и хорошее освещение. Также нужен спирт. Много.
Был случай, врач сам себе вырезал аппендикс. Но то же наш человек. Мне нужен наркоз. Хлороформа еще нет. Эфир есть.
– Сергей Павлович, есть эфир этиловый? Он же серный.
– Здесь вряд ли вы его найдете. Я знаю о его свойствах уменьшать боль и применил бы, если бы имел.
Тогда только спирт. С точки зрения медицины он является истинным наркотиком. Потому что вызывает наркозный сон. Очень короткий период такого сна, плохо управляется, плохой выход, но все же это сон. Поэтому и наркотик. В отличии от конопли или амфетаминов, которые никакие не наркотики, а просто их внесли в перечень наркотических средств для контроля.
Я вышел в коридор. По комнатам и этажам громыхал голос Дмитрия Семеновича, человек пятнадцать носились в разных направлениях с ведрами, бочками, дровами, простынями. А я вспоминал, как это все делается. Если все упростить, то нужно разрезать живот в районе слепой кишки, то есть чуть выше гребня подвздошной кости, вытащить собственно кишку с аппендиксом, перевязать его ниткой, отрезать, зашить. Или зашивать не надо? Так вправить? Ааа! Ладно, потом надо зашить разрез послойно. Брюшину, мышцы и кожу. Дренаж вставлять? И если вставлять, то что? Резины еще нет. Значит, не вставлять. Не лапаротомия. И ушью наглухо. А там будь что будет. А помрет? И так помрет. Спокойно Маша, я Дубровский.
Домна сидит внизу, обложившись мешками. И ей, похоже, весело.
