скачать книгу бесплатно
Бомж согласился. А я под прикрытием бачков шмыгнул за кусты. Теперь нужно снять деньги. Никаких следов оставлять нельзя. Сейчас активность увидят, подумают, что в магазин пошел. Будут ждать.
В «Магните» банкомат отсчитал деньги. Я тут же ушел. В кафе сидеть не вариант. Там камеры. И интернет. Нам таких возможностей не предоставляли, но у чекистов запросто. Так что могут вычислить.
Я принял совет нежданного помощника и расположился на скамье в парке. За четыре часа все передумал. От сдачи на милость победителей до бегства сначала на Украину, потом в Европу, от собственной излишней мнительности и даже глупости до крайностей в виде киллера из отдела ликвидаций. Спросил время у проходящей женщины и вышел тихонько обратно.
Бомж спал на некошеном газоне между кустами и мусорными баками. Рядом валялись две пустые полтарашки и пакетик недоеденных орешков. Ладно, сам посмотрю.
– Не ходи, – окликнул меня бомж трезвым голосом, – стоит «Волга» у гаража. Там те же. Из «Соболя» пересели.
– Я думал, ты вдрыбадан.
– Выпил, конечно. Но дело знаю.
– А если еще попрошу помочь? – достал я пятихатку.
– Смотря что, – осторожничает бомж.
– Отойдешь отсюда к трассе и вставишь аккумулятор в телефон. Звонить не надо. Очень классно будет, если закинешь его в грузовик.
– Не вопрос, чего не помочь хорошему человеку. А давай продадим?
– Не надо. Словят. Зачем тебе проблемы?
Бомж не спеша поднялся. Телефон скрылся в кармане драного пиджака. Я выглянул из-за бачков. Возле гаража стояла тонированная серая «Волга». Теперь и время не посмотришь. Минут через пятнадцать машина газанула и скрылась. А я отправился в город.
Только тогда замечаешь камеры, когда есть для этого повод. Сколько же их много! У дверей магазинов и кафешек, просто так, на углах улиц, на перекрестках, светофорах и переходах, в автобусах и маршрутках. Ни шагу без контроля. Поэтому первым делом я купил у остановки крупные очки и бейсболку.
В центре сразу прошел к Чудику.
– Ты что-то рано.
– Подумал, а может, сразу на шашлыки? А то есть охота.
– Хорошо, что приехал. Я тебя забыл предупредить, а у тебя телефон не абонент. Ты много ел сегодня?
– Яичницу и чай. А что?
– Надо на легкий желудок. Так что потерпи, пожалуйста. Потом с меня поляна.
– А пить можно?
– Чай заварим. А что с телефоном?
– Потерял.
– Дааа? Понятно. Поэтому и пришел рано. Ладно, сиди здесь, смотри книжки, в комп не лезь и даже не подходи.
В девять вечера мы стартовали. Машина у Чудика – крузак. За нами боевого вида «форанер» с тремя ребятами. Через час свернули на проселок. Еще через полчаса встали. Дальше пешком по полям и перелескам. В одиннадцать мы стояли возле зарослей с утоптанной к ним тропой.
– По нашему времени через полчаса начнем. Примерно полтора часа у нас будет.
– Мне все это время в склепе надо быть?
– Поэкспериментируем, – неопределенно ответил Чудик, – есть еще одно обстоятельство. Тебе надо туда голым. Не бойся. Я отвечаю, что ничего с тобой не случится.
Мы посмотрели склеп – тяжелая плита на метровом основании.
– Под ним лестница, потом площадка с аркой. А за аркой ступени. Дальше стена. Ты встанешь, куда хочешь. Мы плиту задвинем. Только не двигайся для чистоты опыта.
– Как-то не по себе. Ты меня правильно пойми. Человек ты хороший, но тут ночь, вас четверо, я голый в склепе, и вы меня еще плитой прикроете.
– Хочешь, поедем обратно?
– Вот не хочу.
– Я тебя понимаю. Уже думал над этим вопросом. Обсудим все после. И еще, там ступени и посреди них ребра или выступы, как хочешь назови. Они тоже имеют какое-то значение. Ты сначала не переступай. То есть, встанешь на третью ступень, а за тобой будет два выступа.
– Да понял я. А когда вставать за него?
– Дадим команду. Сам ничего не предпринимай. Я разделся. Комаров действительно не было. Они вчетвером еле сдвинули плиту. Открылся черный проем с лестницей. Мне светили фонариками. Я спустился вниз метров на пять. Глаза привыкли. Я стоял на площадке. Впереди увидел арку чуть выше роста человека. Камень украшала резьба в виде непонятных и страшных животных, растений и людей.
Переступил, и ноги ощутили другой камень. Он гладкий, даже скользкий, а не шершавый, как плитки площадки. Шагнул на три ступени. Мне сейчас сорок три. Никто не будет искать двадцатитрехлетнего парня. Хоть помечтаю. А потом поем.
– Стоишь? – Раздалось сверху.
– Стою. На третьей. Посреди ступеньки продольный каменный жгут, я перед ним встал.
– Все. Закрываем на пятнадцать минут.
Плита заскрежетала, и свет погас.
«Мне ее одному не поднять, – подумал я, – в склепе еще быть не приходилось. А если они не откроют? И не слышно ни звука». Темнота сгустилась. Пятнадцать минут, по моим ощущениям, прошли. Вдруг ошибаюсь? Посчитал секунды. Еще пятнадцать минут. Не открывают. Пошел к лестнице. Слякоть под ногами. Когда натекла?
– Эй, парни, хорош уже. Я замерз, открывайте!
Лестницы не было. Я орал благим матом. Перебрал все угрозы, какие смог вспомнить и даже выдумал несколько новых. Очень холодно. Руки и ноги потеряли чувствительность. Я уперся в стену, которая тоже оказалась мокрой и какой-то гнилой. Мне даже удалось подняться на метр. Но ступня скользнула и я упал навзничь. В глазах замелькали вспышки. Еще убиться не хватало. Потрогал затылок. Руке мокро и тепло.
Вдруг наверху раздался шорох.
– Эй, вашу так разэтак. Открывай трам-тарарам, – не жалел я горла.
В глаза мне ударил дневной свет.
Глава 2
– Ироды! Изгаляются над человеком. Креста на них нет, – какой-то дед совал мне свежесрубленный березовый шест.
Глаза резало. Но я заметил, что стены гнилые и деревянные. Что за фокусы?
Я напрягся, чтобы подтянуться, но это получилось неожиданно легко.
– Здравствуйте. Спасибо Вам, а то я уже отчаялся.
– Господь милостив. Меня послал. Я тутычки коров пасу. Это вас, барин, разбойные люди так оприходовали?
– Еще какие разбойные. Так я, получается, всю ночь и утро просидел? А показалось полчаса.
– Это потому, что в беспамятстве были. Шандарахнули дубиной. Вон затылок весь разбили.
– Ответят за затылок. Тут моя одежда нигде не валяется?
– Так чего ж ей валяться? Забрали все подчистую. Это Елизаровские шалят, как есть они.
– Елизаровские, братья, что ли?
– И братья, и дядья их, и отцы с дедами. Все Елизарово испокон веку разбойничает. Сюда только не ходили, вроде как рядом. Остерегались. Да вишь, как оно. Вы пришлый. Они и позарились, значит.
– А вы кто?
– Ефим. Пастух мирской. Пастушонок еще со мной.
– Машины не слыхали, не видали?
– Отродясь не было. Разве только господа привезли? Да я бы знал. У нас только мельница у омута.
Глаза мои привыкли к свету, цветные пятна прошли. Я увидел, что старик босой, в штанах и рубахе грубого полотна. С прорехами на локтях. Подпоясан веревочкой, однако в берестяных ножнах торчит деревянная рукоять.
– Мне бы в Меряславль как попасть.
– Так сразу не попадете. Да и образ у вас не подходящий. И горячка может сделаться от шишки. Полежать надобно. У нас тетка Барвиха травами пользует, сродница моя. И живет, как раз за деревней. К ней сейчас Николку пошлю. Заодно попросит, чем страм прикрыть.
Мы прошли метров двести. За ольшанником на поле лежало стадо разномастных коров.
– Николка, – крикнул дед.
Мальчишка лет десяти вскочил с лежки в тени и испуганно уставился на меня.
– Вишь, лихие люди барина попортили. Беги к Барвихе, обскажи все, как есть. Мол, догола раздели да ошеломили в кровь. Пусть штаны с рубахой сыщет. Как оденется, чичас и придем.
– Ефим, прошу прощения, вы почему меня барином зовете?
– А кто? Вы хоть и молодой, да видно по всему. А наперед по рукам. Крестьянские то другие.
– А я молодой?
– Уж известно, не старый. Мню, лет двадцать, много двадцать пять будет.
– Зеркало есть у Барвихи?
– Почто не верите? У меня глаз наметан. Любой скажет. Волос черен, кожа гладкая, зубы целые.
Я провел языком. Все зубы на месте. Пломб тоже нет. Они у меня от природы были хорошие. Первую пломбу в двадцать лет поставил. В армии. Погрузил руки в волосы. Глянул вниз. Пузика нет. Никакого.
Так что, получилось? Быть того не может. Тогда где я?
– Ефим, скажите, а где я сейчас нахожусь. А то я от удара память потерял.
– В Меряславской губернии, Улеймской уезд. Усадьба в Чудинове. Господ Тростянских поместье. А деревня рядом – Лыткино.
– Дедушка, а год какой сейчас?
– Одна тысяча восемьсот двадцатый от Рождества Христова.
– Хорошая шутка. И шмотки как раз в стиль.
– Господа любят шутковать, а нам несподручно. Имеешь сомнения, так в Елкине церква. У попа спроси. Он службы служит да кажинный день в книгу пишет, кого крестил, кого венчал, кого отпел. Так точно знает все дни и праздники. Ему без того никак.
– Извини. В себя еще не пришел.
– Барвиха приведет. Вон и Николка бежит.
Мальчик принес штаны и рубаху. Очень старые, но бережно заштопанные и, очевидно, хранимые про запас. Ефим оставил его со стадом, а меня повел в Лыткино. Действительно, недалеко, около километра.
По дороге я прислушивался очень тщательно, но ни шума поездов, ни машин не слыхать. Самолетов тоже не видать, ни их следов.
Деревня из четырех домов, окружена забором без штакетника. Просто жерди и столбы.
На отшибе старый дом, крытый дранкой. Трубы не видно. У сильно покосившегося крыльца стоит женщина в белом платке, повязанном назад. Я представлял старуху-колдунью, а этой лет сорок. Крепкая, невысокая, но и не толстая. Взгляд острый, внимательный. Загорелое лицо.
– Здравствуйте, – приветствую я.
– Доброго здоровьичка. Тебя, что ль, поколотили?
– Меня, – не стал я отпираться, – ничего не помню и думаю туго. Даже себя не узнаю.
– Ничо, заходи.
В доме нет ни малейших следов краски или побелки. Даже наоборот, стены черные. Печь сложена из самодельного красного кирпича и камней. Обмазана глиной и тоже закопченная. Топится по-черному? Я такого и не видал никогда. Говорят, есть плюсы: насекомых и заразу легче победить, воздух сухой, тепло дольше держится. А минусы и так видно.
Меня уложили на лавку. Помяли живот, руки, ноги, ощупали голову.
– Ничо. Поживешь еще, – поставила диагноз Барвиха.
– Дедушка Ефим, а кто сейчас правитель?
– Божьей милостью, амператор Александр Павлович.
– А тебя самого как кличут? – Спросила Барвиха.
