скачать книгу бесплатно
Легендарный факультет журналистики моего УрГУ унизительно переименовали в департамент, а во вновь созданных коммерческих институтах начали за деньги учить студентов пиару и «правильной» подаче нужной хозяину информации. И – что самое удивительное – набор студентов в такие частные институты стал даже превышать число абитуриентов, желающих учиться журналистике в классических университетах.
А про интернет-СМИ я просто умолчу. Есть у китайцев, кажется, такая сентенция: про некоторые вещи иногда лучше не говорить. Посмотрел – и проходи мимо. Не достойны они твоего внимания.
Там востребованными стали некие рерайтеры и копирайтеры. То есть те, кого всегда называли плагиаторами и выгоняли с работы без рассуждений при первом попадании.
Слова «публицистика» они даже не слышали. Они энергично забивают формат контентом. При этом безграмотность их текстов – зашкаливает.
Они полностью дискредитировали журналистику.
Не имея ни достойных знаний, ни какого-нибудь опыта, они рассуждают обо всём и ни о чём – «по приколу». Потому что просто есть теперь такая возможность.
Их профессия – профанация.
Их миссия – опорочить всё отечественное медиапространство.
Имею ли я право так говорить? Имею. Можете уточнить это у Владимира Владимировича Познера или Эдуарда Сагалаева, которые как-то награждали меня в Москве за… ну, зря бы они не стали никого поощрять. И Генрих Боровик, президент Фонда имени своего сына, Артёма Боровика, не стал бы мне подписывать свою книгу из серии «Честь. Мужество. Мастерство».
Мои коллеги-однокашники Пётр Лебедев и Сергей Плотников всерьёз считают, что и новая журналистика имеет право на жизнь, и осталась ещё прежняя качественная журналистика. Что в том же интернете и на телевидении ещё можно найти настоящую публицистику.
Не знаю, как им спится с осознанием того, что всё, чему мы учились, чем гордились и чем всю жизнь трепетно занимались, теперь называют просто «направлениями». Хотя они пока ещё вскользь и говорят о традициях и преемственности, но на самом деле признают, что в новых прагматично-потребительских условиях, при нынешних технических возможностях наша высокая журналистика никому не нужна. Архаика. Атавизм. Пусть с суррогатными новостями и коммунальными сюжетами по телевизору и в газетах резвятся дилетанты, зато их много.
Только вот кому нужны эти «независимые» СМИ с их полным набором пустых амбиций и профессиональной беспомощности!?..
А по поводу настоящей качественной журналистики скажу, что я знаю: да, она осталась. Найти её можно, хотя и с трудом. Это очень маленькие островки правды и умной полемики.
Но их, эти островки, к сожалению, не посещает большинство наших сограждан. Большинство уже выбрало для себя ТикТок и всё заменяющую инста-вату. К этой массе примыкает всё больше и больше падучих на пустое и сладко-пошленькое. Пожиратели информационных фастфудов с клиповым сознанием. Процесс тотального оглупления масс стал практически необратимым. В лучшем случае мы завязнем в блогерском критиканстве.
Хуже всего, когда журналисты выполняют чьи-то заказы. То есть тупо «зашибают бабло» на чьих-то предпринимательских проблемах и даже трагедиях. Увы, заказные материалы типа «расследование» стали нормой в большинстве изданий. А это, как ни крути, нарушение главного принципа работы журналиста: выслушивать все стороны конфликта. Вот она – свободная бандитская пресса!
У сочинителей этих «расследований» нет нужды в чести и совести. Ничего лишнего! Только бизнес.
Поверят ли эти «журналисты» в то, что мой друг Валера Филиппов, когда мы учились ещё на первом курсе журфака, в горячем споре о возможности корыстного использования информации журналистом однажды просто заметил:
– Подлецов среди журналистов по определению быть не может.
Но вот оказалось – может. И в безумно большом количестве.
Корысть – это бикфордов шнур предательства. А в нашей профессии это и есть само предательство.
…Когда я понял, что время настоящей журналистики ушло, то поставил себе такой статус в Одноклассниках: «Я – профессиональный вдовец. Я очень любил свою профессию, но она умерла».
По этому поводу среди моих коллег развернулась бурная дискуссия, там долго хлестались разными аргументами, но мне это стало уже не интересно.
Поздно лохматить бабушку…
Икигай
В японском языке есть такое понятие – икигай. Дословно оно означает: «Очень важная причина, которая заставляет меня просыпаться каждое утро – и жить».
Я очень уважаю японцев. Люблю эту страну. Каждый раз, когда бывал там, поражался несгибаемой коллективной воле японцев, их практичности, и в то же время – стремлению к романтизму. Страна Восходящего солнца – уникальный пример всем нам, как надо уметь красиво выживать. Как добиваться фантастических целей. Как быстро и креативно решать любые задачи. Одно только недавнее появление в японском правительстве новой должности министра по делам одиночества чего стоит?!
Мне нравится такое их высказывание: «Меч самураю может понадобиться всего лишь один раз в жизни. Но носить его он обязан постоянно».
Постоянно, слышите? Это я к тому, что журналист – это, к сожалению, навсегда. Это не лечится.
Может быть, это тот самый икигай, который заставляет нас, «вчерашних» журналистов, вставать в полный рост, когда возникает угроза справедливости. Когда есть моральный запрос, и нужно защитить правду.
Мы, видимо, так закалены и заточены, что всю жизнь будем реагировать на вызовы времени. Мы – солдаты слова. Поэтому просто обязаны этим оружием защищать справедливость и приносить пользу людям.
Лично для меня икигай – в этом.
Нет, я вовсе не хочу быть святее Папы Римского. Но за поруганную честь журналиста – порву. Можете это принимать или не принимать. Можете просто не читать. Но я всё-таки рекомендую полистать этот текст дальше. Потому что дальше будет не так назидательно, зато интересно. Позавчера я вывел для себя «11-ю заповедь»: НЕ УЧИ. Никогда никого не учи. Просто рассказывай. И отвечай за свои слова.
А почему мне нужно верить? Да потому что я никогда не вру.
И ещё – мне за державу обидно. Россия не для того выстрадала свободу слова, чтобы сейчас инфантильные мальчики со спайсом в кармане и бейджем якобы СМИ на ухе бодренько опускали наше пока ещё просвещённое общество до уровня американского массового быдла.
Это у них за океаном принято ничего не знать, не читать и ничем не интересоваться. Именно они придумали, что это и есть высокое предназначение свободной личности. А на самом деле ещё в 19 веке Чарльз Диккенс сказал: «Миссия Америки – опошлить Вселенную».
Нас этому не учили. Нам было завещано поднимать уровень своего читателя-зрителя до возможно высокого, а не опускать его, наоборот, ниже плинтуса.
Поэтому, пока ещё живо наше поколение опытных журналистов, думаю, вряд ли у нынешних СМИшных менеджеров получится скоренько реализовать идею массовой дебилизации у нас в России. Мы же будем биться до последнего.
На войне ничьей не бывает.
…Я в курсе: если ты начинаешь критиковать молодёжь – значит, ты состарился. Значит, не хочешь принять того, что мир изменился.
Неправда. Этот мир менялся на наших глазах, с нашим участием, и мы отлично знаем цену этим переменам.
Мы работали ещё с телетайпами, о которых нынешняя молодёжь даже не слышала. Свой первый «пузатый» служебный компьютер, ещё даже без интернета, я вёз из Москвы во Владивосток в салоне самолёта, и пытливые пассажиры меня спрашивали: что за странный такой телевизор?
Мы начинали, когда свободы слова и в помине не было. Мы писали полунамёками, рассчитывая на умного читателя. И находили такого читателя. Их было много, очень много. И мы расширяли диапазон своего влияния на них. И когда наконец свобода печати была официально закреплена в Конституции, мы праздновали победу и верили, что теперь вот наступят наконец другие, славные времена.
А наступило то, что наступило. Свободой воспользовались не те, кому надо бы, а те, кто сумел её купить. Читателю и зрителю досталась лишь свобода «хавать» то, что ему дают.
Да, теперь каждый может выпускать свою газету. Но что-то не видно, чтобы они росли, как грибы: это денег стоит. Наоборот, газеты сплошь загибаются и закрываются. Не сумев заработать себе на жизнь среди обилия новых рекламных изданий, рухнул даже титан региональной журналистики «Уральский рабочий» – почти ровесник ленинской «Искры». Эта же участь постигла практически все главные газеты в регионах.
А ведь Ленин с помощью своей «Искры» сумел 100 лет назад перевернуть страну. И советские газеты потом тоже переворачивали сознание миллионов россиян – и не только в идеологическом смысле. Уже постперестроечная российская пресса реально открывала глаза читателям на демократические ценности. Она воспитывала в них новое самосознание, гражданскую смелость и уверенность в своей правоте. А сейчас, в сугубо потребительскую пору, это перестало быть предметом первой необходимости. И журналистам нечего стало объяснять людям: рынок, якобы, сам всё переварит. И он переварил. Саму прессу. И не подавился.
Мавр сделал своё дело – мавр может уходить? Ну, это вряд ли. Ведь пока мы живы, наша совесть будоражит гены хотя бы ваших родителей. И не состоялось ещё ни одно общество, где бы дети не перенимали от родителей всё самое мудрое, а потом шли дальше, набираясь своих новых знаний.
Да, сегодня можно бесплатно открыть свой сайт или страничку в интернете. И набрать тысячи подписчиков. И сейчас даже председатель президентского Совета по правам человека, мой бывший коллега по «Известиям» Валерий Фадеев предлагает выдавать статус СМИ блогерам, набравшим очень много подписчиков.
Это, пожалуй, единственные, кому свобода слова пошла на пользу. Я сам знаю нескольких талантливых блогеров-журналистов, текстами которых зачитываюсь. Это, наверное, то, о чём многие из нас мечтали – отвести душу вольным философствованием и ненаказуемыми рассуждениями по тому или иному поводу.
Вот только пользы от такой вольнописательской деятельности мало. Она тешит, скорее, только самолюбие самих авторов, но не решает судьбы Родины. Это – не пресса.
Увы, публицистов сегодня заменили даже не блогеры, а раскомплексованные тиктокеры, ютюберы и инстаграммеры. Но ведь чаще всего поселившиеся в интернете хайперы решают свои собственные задачи раскрутки, пиара и заработка. Сайты, имеющие статус СМИ, похожи друг на друга, как близнецы-братья. Потому что передирают другу у друга топ-новости, пытаясь таким образом привлечь рекламодателя.
Почти вся нынешняя квази-журналистика заточена исключительно на продажу. Самыми ходовыми жанрами стали продающие тексты и скрытая реклама. Именно реклама и торговля газетными (эфирными) площадями стали источником заработка и смыслом существования коллег.
Не думаю, что ради этого стоит просыпаться каждое утро.
Ты знаешь, всё ещё будет…
Свердловск 1977—82 гг. УрГУ, факультет журналистики
Так вот – о профессии.
В журналистику я попал по спору. В школе собирался поступать в Новосибирский политехнический институт на факультет «Строительство мостов и гидросооружений». Но на выпускном вечере нам подвернулся под руку «Справочник для поступающих в вузы», и кто-то случайно развернул его на страничке с Уральским государственным университетом. На строчке «Факультет журналистики» все почему-то поглядели на меня.
Это был реальный пацанский вызов.
И уже назавтра вечером весь класс шумно провожал меня на вокзале нашего небольшого городка под Омском в Свердловск, совсем в другую сторону от Новосибирска, от моих мостов и гидросооружений. Я поехал всем доказать, что мне «не слабо».
Правда, уже в приёмной комиссии выяснилось, что на журфак поступают через творческий конкурс. А для этого нужны публикации, которых у меня, разумеется, не было. Пришлось вернуться. За две недели я опубликовал в местной районной газете четыре заметки – и снова приехал в Свердловск. Сдал экзамены – и поступил.
А через месяц написал заявление в деканат с просьбой отчислить меня. К тому времени я уже договорился со случайными геологами, которые на полгода, до моего призыва в армию, готовы были взять меня с собой в геологоразведочную партию.
Пока ждал декана, сидел на полу возле его кабинета нашего четвёртого этажа. По коридору шёл однокурсник-рабфаковец Азамат Саитов, бывший экскаваторщик. Он увидел в моих руках заявление, взял, прочитал, сматерился – и потащил меня, разумеется, в пивную на Пушкинской.
Там он, пуская профессионально клубы сигаретного дыма мне в лицо, орал:
– А ты знаешь, кто из-за тебя не поступил на журфак?! Конкурс – семь человек на место! Вот они мечтали об этой профессии, готовились, но их не приняли, потому что приняли тебя, говнюк!
Это был второй крупный вызов.
Я проучился ещё полгода, познав сразу все прелести сессий, «хвостов» и безобщежитья. В те годы мест в общежитиях всем иногородним студентам не хватало. Из-за высоких, как оказалось, заработков наших родителей, нам с Женькой Тарасовым пришлось первое время снимать жилой подвал в Цыганском посёлке (где хозяином дома был, кстати, грек).
Тогда же я впервые безответно влюбился…
А потом снова влюбился – теперь уже в ССО, – и именно стройотряды круто изменили вектор моей судьбы.
На журфаке своего стройотряда не было, потому что летом студентам надо было проходить практику в газетах, а осенью весь факультет, кроме четвёртого и пятого курсов, выезжал на трудовой семестр в Красноуфимский район убирать картошку. В «колхоз».
Но ещё зимой я случайно подружился со студентами-физиками, бойцами ССО «Оптимист». Пообщался с другими парнями в «целинках», которые гордо выделялись из всех, как аисты среди цапель. Я, начитавшийся в детстве романтических книжек, сходу понял: это точно моё, никаких сомнений! Меня сразил наповал этот яростный коктейль из трудовой романтики и патриотизма.
«Оптимисты» готовы были взять меня в отряд, мне надо было только договориться с деканатом, чтобы меня отпустили. Я убедил декана, что пройду газетную практику прямо в отряде. Кроме того, пообещал, что после стройотряда поеду ещё и в «колхоз» – и меня отпустили. Летом 1978 года с патриотическими песнями под развевающимися знамёнами мы рванули с отрядом на мою первую Целину – за романтикой, даже без мысли о «длинном рубле».
То лето мы ударно отработали на Богдановичском фарфоровом заводе – строили какие-то служебные помещения. Я все два месяца с удовольствием помогал комиссару отряда в организации наших праздников и выступлений агитбригады перед местными жителями.
А вечерами, уставшие, но неугомонные, мы ходили в гости к девушкам из соседних стройотрядов. Кстати, мы с ними вовсе даже не целовались, а дружно пели до полуночи целинные песни под гитару у костра. Готовились к легендарному фестивалю «Знаменка».
Приходилось иногда жёстко конфликтовать с местными парнями, которые считали: раз женский отряд стоит в их посёлке, значит, и девушки «ихние». Но я, как назначенный переговорщик, популярно объяснял им, что «по-ихнему» не будет, потому что нет такого слова. Обходилось, как правило, без кровопролития.
Мы рвали и метали на объектах, не щадя своих молодых сил. С песнями шли на работу, падали от усталости, а назавтра снова на флагшток взлетал отрядный флаг, лучшему бойцу дня торжественно вручались на линейке алые вышитые рукавицы, – «…И снова отряды дорогами пыльными уходят, чтоб встретить рассвет».
Закончилась та Целина неожиданно: бойцы-физики единодушно избрали меня, студента-журналиста, своим комиссаром. Вот этого в нашем деканате уж точно не ожидали…
Однако же я, как обещал, сразу после той Целины поехал к своим в «колхоз» на второй трудовой семестр. И практику в богдановичской городской газете «Знамя коммуны» параллельно прошёл-таки. Всё это наш декан Вадим Николаевич Фоминых зачёл мне в плюс и разрешил дальше заниматься комиссарской работой (только чтобы не вредило учёбе!).
Как в воду глядел добрейший Вадим Николаевич.
Стихия стройотрядовского движения захватила меня полностью. Что было неудивительно: Свердловский областной студенческий строительный отряд гремел тогда на весть Союз, мы были безусловными лидерами и запевалами. Как сильнейших, нас направляли в самые разные точки страны, на главные стройки: БАМ, КамАЗ, Колыма, БАЭС.
Отрядные субботники, зональные фестивали и конкурсы проходили и зимой непрерывно. Кроме того, была ещё учёба молодых бойцов по профессиям и подбор новых целинников взамен уходящим «старикам». Конкурс в отряды был тогда сравним с конкурсом на поступление в Универ. А в некоторые отряды и больше.
Я, уже как комиссар, беззастенчиво считал, что мой отряд должен быть во всём первым. Снова рвал и метал. Над моей кроватью в общежитии висел флаг моего ССО и портрет Че Гевары. Я носил свою «целинку», практически не снимая, и за это меня друзья прозвали апологетом и Корчагиным. На третьем курсе меня избрали в комитет ВЛКСМ университета, где я стал курировать все стройотряды УрГУ. Учиться было, действительно, некогда.
Однако мне как-то удавалось всё же сдавать зачёты и сессии. Не скажу, что преподаватели были ко мне снисходительны. Нет, скорее, они верили в нас всех и знали: если заложен в молодом человеке толк, то он и позже, в зрелости наверстает всё, чему не доучился в университете.
Главное, что нам внушали, – что мы учимся на факультете идеологическом, но творческом. Мы – четвёртая власть и опора партии. Какой партии, надеюсь, говорить не надо? КПСС, естественно. Других партий в Советском Союзе не было.
А стройотряды уходят дальше…
Вторая моя, уже комиссарская Целина была, как песня. Мы строили очистные сооружения и железную дорогу в Реже. Стояли отдельным лагерем недалеко от города, куда регулярно выезжали с концертами агитбригады и на разные шефские мероприятия.
Когда мы всё успевали?!..
Я снова проходил курсовую практику в местной газете – параллельно с работой. Комиссар, в отличие от командира, не освобождён от работы на объектах. Прибегал в «районку», сдавал им коротенькую заметку или зарисовку про наши трудовые подвиги – и их печатали!
И снова после Целины я поехал в «колхоз», к своим – убирать с полей картошку. Там уже был рядовым грузчиком, а «целинку» надевал только вечерами, после ужина, когда хотелось покрасоваться перед девушками.
Всего за три года, в общей сложности, я прошёл пять трудовых семестров.
Третью свою Целину я придумал сам. Как я уже говорил, на журфаке своих стройотрядов не было. А мне – хотелось. Ну, как же так: все факультеты имеют такое счастье, а журналисты – нет?!
Больших трудов мне стоило убедить декана, а главное – партийное бюро факультета в том, что стройотряд будущим журналистам крайне необходим. Что именно там, в горниле и на передовой, из нас вырастут настоящие бойцы идеологического фронта.
Главный контраргумент против меня был: а где ты сам собираешься проходить производственную практику? Третий курс. Снова – в «районке»?! Положено ехать минимум в областную газету на 40 дней.
Я предложил: давайте персонально для меня сдвинем срок практики на месяц, и я уеду, куда скажете, в августе. Вместо каникул. А молодые бойцы пройдут практику в той же «районке». Я сам буду курировать.
Партбюро долго думало. Вроде бы, нарушение трудового законодательства: даже студенту летом полагается отдых. Но, с другой стороны, мы же без трудовых книжек проходим практику. А сколько, где и как отдыхать – решать самому студенту.
Комсомольское, а потом и партийное бюро факультета «пошли навстречу», как тогда выражались. То есть моя наглая инициатива была поддержана «ввиду убедительной силы воздействия ССО на процесс трудового и идейного воспитания молодёжи». В виде эксперимента.
Меня утвердили командиром отряда, и я приступил к набору бойцов. Несколько старшекурсников пришли «стариками» из крепкого философского ССО «Товарищ», а в основном личный состав был из молодых второкурсников.
Название отряду мы придумали, разумеется, единодушно – «Журналист».
То было прекрасное лето. Мы строили всё, что нам предлагали: подъездные пути, дороги, склады. Были, к сожалению, организационные проблемы со стороны работодателя. Были и внутренние разногласия из-за тех, кто ехал в отряд больше потусоваться, чем работать. Отсутствие крепких стройотрядовских традиций оказалось, как ни крути, проблемой.
Но закончилась Целина благополучно, и я рад, что двум десяткам студентов-журналистов удалось поносить стройотрядовскую «целинку». Это с ними, верю, останется навсегда.
…Увы, это была первая и последняя Целина ССО «Журналист». Отряд-таки расформировали «ввиду нецелесообразности». Главной причиной назвали необходимость прохождения студентами полноценной производственной летней практики.
Почему всё не так?!..
