Академия Хозяйственной Магии

– Не знаю… – убито отозвался бедняга, больше похожий сейчас на бестелесный и бесплотный призрак. – Я варил настойку, все было хорошо, и вдруг какое-то очень неприятное ощущение… А потом я понял, что пуст! Это все ты! Ты виновата! – вдруг со злостью закричал на меня Феофан. – От тебя одни неприятности! С тех пор, как ты появилась, все наперекосяк! Сияет тут, понимаешь, как новогодняя елка! Свертина! Нырнула в колодец Пресветлой и тем самым разгневала богиню!

Маг-целитель замер в растерянности, кажется, не зная, что сказать. Имп выскользнул из его захвата и улепетнул из аудитории. Его никто не задерживал. Все были под впечатлением от случившегося с беднягой Фео.

– Перестань болтать глупости! Она ни в чем не виновата, – послышался вдруг голос Фила Шепарда. – Просто кто-то украл твой магический резерв.

ГЛАВА 11

Магический резерв – штука серьёзная. Силы каждого мага не бесконечны. Никто из нас не может колдовать без перерыва – рано или поздно требуется передышка. Мне резерв представляется чем-то вроде сосуда, в котором плещется особая жидкость. У каждого мага сосуд разный и жидкость эта тоже выглядит по-разному. Кто-то может истощиться на простеньких заклятиях, а кто-то плести сложную ворожбу без особых потерь для резерва. Но даже дети знают, что нельзя истощать резерв полностью, сосуд должен быть хоть на четверть, но наполнен, иначе последствия могут быть чреваты. Бывали даже случаи, когда полностью истощённый резерв не восполнялся никогда.

Именно поэтому резерв мага – лакомая вещь как для других магов, так и для различной нечисти. На болоте мне повезло – оно выпило не всю мою силу, поэтому я смогла довольно-таки быстро восстановиться. Но магический резерв Феофана кто-то высосал полностью, до самой капли, отчего парню так сильно поплохело, что маг-целитель увел его в лазарет прямо с занятия, да там и оставил на неопределенный срок. Выглядел при этом Фео настолько худо, что я бы его пожалела, ей-богам, если бы он не был таким паршивцем.

В академии все стали мало-помалу привыкать к моему «блестящему» виду, в конце концов, это магия и какой только она не бывает! Все, кроме меня. Я не могла смотреть на себя в зеркало, мучилась бессонницей, разглядывая свои покрытые мельчайшими блёстками руки, дошло до того, что попыталась их сосчитать. Со мной творилось что-то неправильное, нехорошее, но как избавиться от этого, я не знала.

Зато одно я знала наверняка: Милица после своей подлости с моим зельем от синяков прямо-таки напрашивалась на ответку. Тем более, что она, похоже, науськала несчастного Феофана, который, боги знают с чего, стал винить во всех своих бедах меня, и прямо из лазарета распускал слухи о том, что я, используя свое свечение, похитила его потенциал. Кто-то смеялся, но кто и верил, на меня косились, за моей спиной стали перешёптываться. Я старалась не думать об этом, в конце концов, быть в центре внимания для меня было не впервой, но откровенно говорю – в этой дурацкой деревенской академии ходить со светящейся, как у упившейся вдрызг феи, кожей было тяжеловато. Хорошо хоть Смеяна, Виринея и Климентий на моей стороне, без их поддержки было бы в тысячу раз тяжелее!

Кстати, именно Виринея и подтолкнула меня к разработке плана мести Миле. Мы уныло рассаживались за самым последним столом перед занятием по структуре материальной магии, как в аудиторию влетел наш распрекрасный куратор Митрофан (глаза б мои его не видели!) и объявил, что кто не придет на послеобеденную практику по погодной магии (которую вел лично он), у того будут сееерьёзные проблемы.

– Что вы, я обязательно приду, Митрофан Игнатьевич! – проговорила Милица таким заискивающим тоном, что меня чуть не стошнило. – А я вот вас хотела спросить, дневник по формировке погоды нужно заполнять как в учебнике, или исходя из таблицы, которую вы давали на лекции?

– Ишь ты, наша умница-разумница выслуживается! – недобро протянула Виринея, не сводя глаз с лысого Митрофанушки и Милицы, мило воркующих о домашнем задании по урожаям. – Хотя сама недавно в общаге рассуждала о том, что погодная магия – дело стихийников, и хозяйственной роли она не играет! Голубки, семихвостый их раздери!

– Думаешь, между ними что-то есть? – близоруко прищурился Климентий.

– Типун тебе на язык! – шикнула Смеяна, самая законопослушная из всех нас. – Преподавателям со студентками категорически нельзя…

– Только если это не профессор Анселми! – пихнула ее в бок Виринея.

– При чем здесь Анселми? – Смея слабо отбивалась, но пунцовый цвет лица выдавал ее.

– Так, родные мои, слушайте внимательно! – подала голос я и все послушно замолкли. – Мила такое устроит, что Митрофан от нее потом бегать будет! Или за ней…

– Это вряд ли… – протянул Климентий. – Милица свои шаги взвешивает, и никогда ничего такого…

– Никогда не говори никогда! – перебила я, разозленная таким пессимистичным настроем.

Честно говоря, я взялась за эту проделку без азарта, просто, чтобы отвлечься от своего странного «блестящего» состояния и подбодрить ребят, но аппетит приходит во время еды! Сначала ребята не верили, что это возможно, но втянулись и здорово помогли мне. Вместе мы сработали, как слаженная команда.

Мы на пару со Смеяной на ее личной полевой кухне по «Варению эликсиров разновсяких» сварганили ничего себе такой любовный напиток. По правде говоря, великолепный напиток получился, как раз такой, как в учебнике – золотистый, в нем алые сердечки вспыхивают и паром исходят, а пахнет малиной. Даром, что мы туда жабью отрыжку добавили. Но это потому, что никаких физических компонентов – ни волос, ни ногтей мы не использовали, только ментальный образ Митрофанушки.

Климентий отловил кухонного импа – они по столовке туда-сюда сновали, на них внимания никто не обращал и они тоже ни на кого, но Климу удалось каким-то образом заговорить того самого – Магрика. Синяков на нем не было – видимо, вылечил его кто-то, возможно, и сам маг-целитель. Главное – связываться поначалу с нами имп (памятуя о том, кто наградил его вторым синяком) наотрез отказался. Но тут Виринея пустила в ход свои дипломатические способности (которые у нее оказались весьма недюжинными), сыграв на любви импов к розыгрышам и малыш все-таки согласился на сотрудничество!

Милица всегда брала в столовке морковный сок. Уж не знаю, почему она его так нежно любила, по-моему, гадость! Кстати, мое мнение разделяло большинство студентов Хозяйственной: кроме Милы, морковным соком никто не прельщался. Что облегчило задачу нашему храброму импу: с потрясающей ловкостью и сноровкой бармена он добавил наше зелье в один из бокалов с соком и легонько взболтал его содержимое. Точь-в-точь по «Варению эликсиров» над бокалом с соком в одно мгновение поднялось ярко-алое сердечко пара и в ту же секунду растворилось в воздухе, да так, что никто не заметил.

Мы с замиранием сердец следили за тем, как Мила со своими приспешниками зашли в столовку и направились к раздаче. Милица, как по маслу, потянулась к заветному бокальчику, но ее опередили.

Сам ректор Пантилеймон Ортодеус явился в столовку, чтобы проверить качество еды, которой студентов кормят. Как назло, он оказался тоже любителем морковного сока. Взяв заветный бокальчик, Ортодеус почти поднёс его к губам, чтобы сделать глоток.

Мы замерли. Этого нельзя было допустить, никак нельзя! На раздумья были доли секунды. Нужно было спасать нашу операцию!

Я поднялась, и решительным шагом подойдя к Ортодеусу, впилась в его губы долгим и страстным поцелуем. Про бокал с морковным соком он забыл, это сто процентов. Боковым зрением я уловила, что Ортодеус, не глядя, поставил сок на место, и Милица тут же его подхватила с огромным благоговением – ещё бы – его чуть сам ректор не выпил.

Дело было сделано – Мила, так же, как и все, наблюдая широко раскрытым глазами за нашим с ректором поцелуем, машинально выпила предназначенное ей и только ей пойло. Выпила все до капли!

Есть!

Я оторвалась от ректора. Со всех сторон послышался свист, крики «Браво!», «Надо повторить!».

– Аштон! Вы что себе позволяете? – вскричал Пантилеймон.

Странно… Пару секунд назад он таким возмущенным не выглядел…

– Простите… – проговорила я, правда, без особого раскаяния. – Это все мое свечение, ну, вы понимаете… Я из-за него сама не своя…

– Аштон, может, меня тогда тоже поцелуешь? – выкрикнул один из студентов – прыщавый толстый паренёк по имени Светлан.

– Станешь ректором, тогда посмотрим, – усмехнулась я.

И вдруг поймала взгляд человека, которого не видела уже пару дней, о котором и думала и старалась не думать одновременно.

Влас появился в дверях складского помещения с большим мешком муки в руках, незаметный, находившийся как бы в тени, и – вот совпадение! – при его появлении возбужденный гогот студентов по поводу моего фривольного поведения стих.

Я почему-то смутилась, отвела глаза, даже покраснела бы, если не эти проклятые блёстки, покрывающие мою кожу. Что-то было в его глазах… Такое… Вроде и смотрел спокойно, отстранённо, даже, может, немного иронично – мол развлекается девочка, и пущай себе. Но где-то в самой глубине его глаз, притушенный до самого-самого минимума, тлел какой-то странный огонек.

– Свечение? – взревел вовремя подскочивший Митрофанушка. – Я тебе устрою такое свечение…

– Не стоит наказывать студентку, Митрофан, – слабым голосом промолвил, кажется, до сих пор не отошедший Ортодеус. – Заклинание колодца действительно может давать весьма своеобразные побочные эффекты. Будем снисходительны…

– Хорошо, снисходительны – так снисходительны, – ласково улыбнувшись, кивнул Митрофанушка, а когда ректор, пошатываясь, удалился, так ничего и не допроверяв, рявкнул, – Через десять минут практика по погодной магии в поле! Опоздание засчитаю как прогул!

Ну, ничего, сокол ясный! Ты у меня на этой самой практике попляшешь! Любовный напиток, который выпила Мила, как раз подействует со всей силой.

– Вот это ты даешь! – то ли с осуждением, то ли с восхищением проговорила Виринея, и мы поспешили в поле.

Был холодный, ветреный и дождливый осенний день, и Митрофанушка заявил, что такая погода для посадки красного клевера, «полезнейшей в косметической магии травы», не подходит. Да он гений просто!

Я поплотнее закуталась в серый плащ с меховым подбоем, думая о том, что, в конце концов, клевер – клевером, а выгонять несчастных студентов в такую собачью погоду в поле нельзя. Ветер рвал наши плащи, дождь усиливался, постепенно переходя в ливень, а обувь утопала в размягчённом чернозёме.

– Итак, сейчас над полем я сформирую погоду, идеально подходящую для посадки клевера! – стараясь перекричать порывы ветра, сообщил Митрофан.

Он вышел в центр поля, поднял вверх руки, делая несложные, но заковыристые пассы ладонями, из которых в ту же секунду стало лучиться сияние апельсинового цвета. Митрофан скрутил два луча косичкой и направил в небо. Достигнув высоты метров в тридцать, косичка принялась раскручиваться сверху, причем лучей в ней было уже не два, а намного больше. Они накрыли пространство над полем своеобразным куполом. Ветер резко стих, дождь прекратился, пространство над полем очистилось от туч и на этом клочке засветло неяркое осеннее солнце, в то время, когда за границами поля бушевала непогода.

Стихийную магию в моем институте преподавали поверхностно, давая лишь необходимый минимум, поэтому я была впечатлена. И не только я.

– Митрофан Игнатьевич, это было… просто потрясающе! – воскликнула Милица с неподдельной страстью.

Мы переглянулись. Кажется, действует…

– Спасибо, Милица! – Митрофану явно было приятно такое восхищение его способностями. – Так, а теперь…

– Митрофан Игнатьевич, я… я давно хотела сказать, что считаю вас самым лучшим преподавателем по всей нашей академии! – Мила подступила ближе, не сводя с Митрофанушки голодных глаз.

– Спасибо, Милицушка, – кивнул тот, явно пока не заподозрив подвоха. – Сейчас мы научимся…

– Нет, Митрофан Игнатьевич, не надо слов, – Мила ловко накрыла рот преподавателя ладошкой. – Выслушайте меня! Вы так прекрасны, что и представить себе не можете! Ваши заклинания, ваш комбинезон и… и ваша лысина снятся мне каждую ночь, Митрофан Игнатьевич!

Митрофанушка покраснел, как варёный рак. Видимо, в отличие от других преподов, того же Анселми, студентки не особо радовали его своим вниманием, и суровый Митрофан растерялся.

Остальные студенты ошарашено наблюдали эту эпохальную сцену. Больше всех была, кажется, удивлена подружка Милы – Харита.

А Милица между тем взяла Митрофана за уши, опустила его голову и звонко чмокнула сурового препода в лысину, после чего поймала за грудки и с силой прижала к себе. Несчастный лишь слабо трепыхался в ее железных объятиях.

В побочных действиях любовного напитка действительно было написано, что он заметно прибавляет силы, и магической в том числе.

В процессе горячего поцелуя до Митрофана, кажется, дошло, что Мила не совсем в себе, потому он попытался ее нейтрализовать сложным пассом, но она тот час же заломила руки куратора ему за спину, сковав их пушистыми кандалами.

После этого, не отрываясь от Митрофанушки, одним щелчком наколдовала прямо в поле огромную круглую кровать с красными атласными простынями и пышно занавешенным балдахином, себя она облачила в весьма нескромную комбинацию, а с Митрофана сколдовала его любимый зелёный комбинезон, оставив куратора в одних белых семейных трусах с аппликацией головы дракона на причинном месте.

Довольная своей ворожбой, Мила толкнула Митрофана на кровать, страстно прошептала «Мой сладкий дракон!» и прыгнула следом.

Группа, раскрыв рты, наблюдала за разбушевавшееся Милицей. Никакого сопротивления оказать Митрофанушка ей не мог. В общем, в поле стало весело. И жарко!

Но, разумеется, такое веселье кому-то обязательно надо испортить!

Фил Шепард, искоса наблюдающий за происходящим, громко сказал, привлекая всеобщее внимание:

– Неужели непонятно, что она опоена любовным напитком. Кто-нибудь, быстро за магом-целителем! А я постараюсь уменьшить действие зелья, хотя оно очень сильное, судя по всему.

Смотрел он при этом почему-то на меня. Тоже мне, командир нашелся! Но Харита, до того во все глаза смотревшая на то, что вытворяет ее лучшая подруга, бросилась к замку.

Шепард поспешил на помощь к несчастному (или наоборот, счастливому) Митрофанушке, которого разошедшаяся Милица любовно гладила по лысине, но был отброшен мощным заклятием Милы метров на пять.

– По старым книгам напиток, наверное, варили, – сдавленно проговорил он, с трудом поднимаясь на ноги. – Очень сильное действие!

А от замка уже спешила целая делегация преподов во главе с магом-целителем Гаврилом Берном. Совместными усилиями им удалось скрутить Милицу, которая в своей фривольной сорочке сражалась за Митрофана не на жизнь, а насмерть.

Целитель утихомирил ее целой серией успокаивающих заклятий, после которых Мила повалилась на кровать в глубоком сне. Митрофанушку освободили от пушных кандалов и вернули ему зелёный комбинезон.

На мой взгляд, это было самое интересное занятие, на котором я присутствовала в Академии Хозяйственной Магии!

– Я найду того, кто опоил Милицу любовным напитком, и устрою ему такое! Такое! – бесновался, бегая по полю, красный, как помидор, Митрофанушка.

Должной кары он, видимо, придумать не мог, поэтому грозно потрясал кулаками, подбегая к каждому студенту.

– А я знаю, кто это сделал, Митрофан Игнатьевич! – вдруг звонким голоском ввернула мышеволосая Харита. – Это все она, Свертина! Она Миле позавидовала и решила отомстить! Нечего тут и думать!

– Было бы чему завидовать! – с презрением воскликнула я.

– Тому, что Мила – лучшая ученица в академии, – с вызовом ответила Харита и обвиняюще ткнула в меня пальцем. – Это она, Митрофан Игнатьевич, не сомневайтесь даже! Сначала у Феофана магический резерв украла, а теперь вот Милу подставила!

– Вообще-то лучший ученик – Фил Шепард, – отозвалась я. – В журнал успеваемости загляни!

Шепард удивленно посмотрел на меня. Но это правда, глупо ее отрицать. Мила просто зубрежница, в то время как Фил показывал на занятиях самые лучшие результаты. У него действительно большой магический потенциал, так что пусть Харита не лезет со своей подружкой в дамки.

Внезапно Милица на своей кровати приняла вертикальное положение и, не раскрывая глаз, томным голосом пробормотала:

– Митрофанушка, любимый, солнышко мое ясное, иди ко мне!

Куратор аж отскочил подальше.

– Ах, нет, что я такое говорю? – продолжила девушка, поднеся пальцы к вискам. – Это все… Это все… Она! С тех пор, как она появилась, все пошло кувырком… Выгоните эту мерзкую, эту подлую, злобную Тину!

Каркнув это, Милица бухнулась обратно.

– Фрэнтина Аштон! – Митрофанушка подскочил ко мне, свирепо пуча налитые кровью глаза. – Месяц чистки скотного двора! Без капли магии!

Я попробовала было откреститься, но это бесполезно: случайно ли, или же по велению судьбы куратор нашел виновную. По правде говоря, у меня никогда не получалось врать и в своих проделках я почти всегда признавалась. Другое дело, что в моем институте из-за могущественного папы-ректора меня никогда не наказывали строго, и я выходила практически сухой из воды. Что ж, похоже, эти чудесные времена прошли.

Месяц чистить скотный двор! О, вседержавные боги…

ГЛАВА 12

На крыльце меня нагнал Шепард. Я вот уже три дня после занятий отбывала свое наказание на скотном дворе, который оказался настолько ужасным, что я подумывала уже о том, что не стоила проделка с любовным напитком такой расплаты. Вир, Клим и Смеяна хотели пойти к Митрофанушке и признаться, что они тоже участвовали, но я запретила. Не надо быть дураками, и подставляться там, где уже отбываю наказание я.

Они просто не вполне понимали, что это такое. Дело было даже не в том, что мне приходилось убирать за животными, а в том, что Митрофан наложил на мой магический резерв специальное ограничивающее заклятье. «Чтобы не было соблазна применить магию при чистке коровника!» – гадко улыбаясь, объявил куратор. Так что в своей магии я теперь была ограничена, и это было донельзя противное чувство. Не желала кому бы то ни было его испытать…

Разве что вот Филу Шепарду. Я видела, что он хочет меня остановить, но намеренно ускорила шаг, не желая с ним встречаться вплотную. Направлялась я как раз-таки в коровник, и видок у меня был ещё тот: огромные резиновые сапоги, бесформенный комбинезон серого цвета, а на волосах косынка. Про свою сияющую, как у инопланетянки, кожу я вообще молчу.

– Постой, Фрэнни!

Фрэнни? Он назвал меня Фрэнни? Да Фил меня всю жизнь только по фамилии называл, Аштон! С презрительно-снисходительной такой усмешечкой. Странно…

– Ну, чего тебе?

За намеренной грубостью я постаралась скрыть свое смущение. Он стоял передо мной, весь такой опрятный, аккуратный, правильный… И немного взволнованный. Никогда его таким не видела и невольно даже залюбовалась, как под его вечной маской прилежного ученика проглядывают какие-то человеческие эмоции.

– У меня есть для тебя кое-что… – ответил Шепард уже спокойнее. – Кое-что, что поможет тебе если не избавиться от сияния, то хотя бы приглушить его!

– Но это невозможно… – с недоверием проговорила я. – Преподы академии вон консилиум собирали, и не могли додуматься…

– Они искали слишком сложное решение, а я пошел по немного другому пути, – отозвался Шепард, и я невольно загляделась в его зелёные глаза.

Тут же разозлившись на себя за это, ответила ему ещё грубее:

– По какому ещё пути? Что за глупости?

– Что ж, если ты считаешь это глупостями… – пожал плечами Фил и развернулся, намереваясь уйти, но я его остановила.

Просто не могла не остановить!

– Глупости это или нет, я узнаю, если ты расскажешь…

Шепард внимательно посмотрел на меня (о боги, я выгляжу ужасно, просто ужасно!) и вдруг произнёс:

– Ребенком я придумал одно заклинание…

– Ребёнком? – не сдержалась. – Ну, ты даешь!

– Спасибо, что слушаешь внимательно и не перебиваешь, – закатил глаза Шепард, помолчал и совсем другим тоном продолжил, – Формула была совсем простой, элементарной, но вывел я ее сам… Называлось это заклинание «Включи свет!».

– Включи свет? – повторила я.

Я не хотела его перебивать, просто была крайне удивлена – мы с ним ни в жизнь не делились какими-то личными вещами, и уж тем более воспоминаниями из детства.

– Я боялся темноты, – спокойным тоном произнёс Шепард, как будто говорил о совершенно обыденной вещи, а не о своём детском страхе. – Вернее того, кто в ней прятался. Боялся настолько, что придумал заклинание и включал им свет, лишь только гувернантка гасила его в моей спальне. Я не мог находиться в темноте ни секунды…

– Да ладно! – недоверчиво покачала головой я. – Ты… ты боялся буки?

– Смотрю, ты о нём наслышана, – криво усмехнулся Шепард.

– Да о буке все наслышаны, по-моему, – пожала плечами я. – Это сказочка о страшилище, которой потчуют детей, что они себя хорошо вели. Иначе бука утащит в шкаф или под кровать, и там сожрет. Фил, бука – просто легенда…

– В нашем мире любая легенда может оказаться реальностью, Фрэнтина, – резко перебил Шепард и добавил, задумчиво меня разглядывая, – Мне иногда кажется, что весь наш мир и все то, что с нами происходит – чья-то придумка. Сидит себе кто-то и пишет на листе бумаги историю… Выдумывает нас. И мы становимся настоящими. Мы и вправду существуем! Ходим, дышим… Чувствуем…

Как будто забывшись, Фил вдруг протянул руку и поправил выбившуюся из-под косынки прядь моих волос, покрытых искрящейся пыльцой, которая осталась на его пальцах.

– Ладно, это неважно, – спохватившись, Шепард одернул руку и деловито продолжил, – В общем, я взял это простейшее, сочинённое ребёнком заклинание и переписал формулу наоборот, так, что получилось «Выключи свет». А затем эту самую формулу я поместил в воду из источника Пресветлой Девы в Ринорине.

Ринорин считался культурной столицей нашего королевства, и еще очень набожным городом, городом паломников.

Сегодня Шепард не переставал меня удивлять: мало того, что решил мне помочь, мало того, что «Фрэнни» назвал, мало того, что про свой детский страх рассказал, мало того, что такую оригинальную ворожбу сотворил, так он ещё каким-то чудом раздобыл воду из источника Пресветлой, находящегося на другом конце королевства.

– У меня там живет друг, он-то по моей просьбе и прислал воду из источника, – счел нужным удовлетворить мое любопытство Фил.

Он достал из кармана небольшую (но и не маленькую) склянку-трёхгранник. Сквозь стеклянные стенки можно было рассмотреть кристально чистую воду, которая была налита внутрь склянки, однако в самом центре находился шарик из воздуха, внутри которого вились маленькие клубы фиолетового дыма.

– Просто потрясающе! – восхитилась я, не сводя глаз со склянки, – Да как тебе вообще могло в голову прийти совместить воду и заклинание? А связывал все вместе чем? Печать Кшишмирского на пробке?

Магической печатью Кшишмирского, в основном закрывали все емкости с зельями, это было универсальное средство защиты для текучих веществ с магическими свойствами.

– Не печатью, – коротко ответил Шепард и показал руны, начертанные по краю горлышка склянки.

– Ещё интереснее, – я хищно потянулась к склянке, но на миг замерла. – И ты, разумеется, не уверен, в том, что это подействует, как надо… Что у меня, например, не отрастет ещё одна грудь или что-то в таком духе…

– А это не мое зелье было, – вдруг выпалил Шепард. – Ты, как всегда, перепутала. Это зелье Эрика Лэпа, ты же его знаешь – мутный тип. Он с борделем одним столичным сотрудничает, это зелье – экспериментальный образец.

Вот так номер, умереть мне на месте!

– Погоди, так то дурацкое зелье, которое мне бюст увеличило – не твое? – вытаращила глаза я. – Так ты вообще должен меня ненавидеть, потому что тебя в эту глушь сослали абсолютно безвинно! Из-за меня, можно сказать!

– Винно – безвинно, какая разница… Когда магистр Аштон не в настроении, пытаться ему что-то доказать – дохлый номер! Ты и сама это знаешь… – проворчал Фил. – Лэпа твой отец вообще отчислил, но он подумал, что я являюсь соучастником, потому меня и перевёл.

Честно говоря, его признание стало для меня громом среди ясного неба.

– Слушай, Фил, но это же несправедливо! – возмутилась я. – Давай, я напишу отцу письмо и расскажу, что ты на самом деле не имеешь отношения к зелью…

– Твое сочувствие прямо греет мне душу, но дело сделано… Забудь, – отмахнулся Шепард. – Я все рассчитал. Должно подействовать правильно и забрать хотя бы часть свечения твоей кожи. И потом, помнишь, что нам на занятиях говорили? Магия – это всегда в большей или меньшей степени, но риск.

– Это нам на экспериментальной магии говорили, – заметила я. – Эксперименты профессора Гункана всегда заканчивались… не особо предсказуемо. Особенно, когда в него вселился дух Кукольника, превратил студентов в игрушки и распродал по магазинам столицы… Короче, давай сюда свою склянку!