скачать книгу бесплатно
По губам Лешера пробежала ухмылка. Он выпрямился, затем склонился к уху жрицы.
– Мне… Очень стыдно… Но я не знаю, где он находится…
Жрица кивнула и поманила за собой.
Оказавшись в нижней галерее вдали от центрального зала, женщина заговорила с Цимихом обычным тоном. У него даже мурашки побежали от её выразительного, низкого голоса.
– Мы сейчас перейдём в Дом Плача, а уже затем – в Дом Таинств. Там и находится Жертвенный зал. Если пожелаете, аван, можете тоже оставить пожертвование, – говорила жрица, пока они шли.
– Извините… У меня с собой ничего нет.
– У входа в зал всегда лежат ножницы. Вы можете пожертвовать прядь волос.
Цимиху в голову пришла одна мысль, которую он почему-то озвучил:
– Разве не опасно держать на виду острый предмет? Сюда приходят много скорбящих или даже отчаявшихся людей. У вас не бывает несчастных случаев?
– Самоубийство приведёт к расщеплению сущности души, и она никогда не сможет переродиться, как и в случае ритуальной казни. Даэт’Мирре не примет такого духа. Он будет навеки проклят и беспокоен, приближая Великую Тьму. Ни один верующий аридиец в здравом уме не станет этого делать.
Лешер не умел краснеть, но слегка сжался.
– Простите, глупость сказал…
– Вы ведь и не аридиец.
– Почему же? Никто раньше не говорил мне такого. Я чем-то отличаюсь?
– В вас другой дух. Вы не трепещите перед Даэт’Тхалли. Ваша подопечная, чью обувь вы прихватили, прошла по Дороге Скорби в такой холод и стужу. Это тяжёлое испытание. Лишь аридиец, что впитал с молоком матери любовь к Даэт’Мирре и благоговейный трепет перед Даэт’Тхалли способен на такое. Я многих людей здесь повидала и знаю, как входят сюда аридийцы, а как входят иноверцы.
– Даже не буду пытаться спорить с Жрицей Смерти. Кто знает? Может, это приведёт к расщеплению души, а я вовсе не собираюсь приближать Великую Тьму.
Женщина кивнула.
– Вы иноверец, но ваше сердце исполнено уважением к высшим силам. Также, как детмон, уважающий Яна, вы имеете право следовать путями Незримых.
– Если честно… Я не знал, что Жрицы не осуждают другие верования. Для меня это настоящее открытие.
– Любая вера, осуждающая чужую, стелет себе кровавую дорожку. Вселенная слишком велика и обширна, ни одному смертному не дано постичь Её жизни. Сами посудите, наша вера слишком зациклена на ритуалах погребения, и любой, чьё тело будет разделено или пройдёт ритуал не надлежащим образом, может стать частью Даэт’Тхалли. Любые войны, дрязги, столкновения приводят к этому. Логично, что нам не выгодно сеять распри и ненависть между смертными. И потому любой аридиец страшится детмона, что вечно жаждет крови…
– Хм, я не думал об этом… Но я понимаю, почему моя.. подопечная.. так любит ходить сюда. Она, случайно, не к вам ходит?
– Ко мне, всё верно.
– Вы старшая?
– Да, я слежу за всем, что происходит внутри и снаружи храма. Как только девушка пришла сюда, я сразу же к ней вышла.
– А ко мне нет…
– Вы курили. И я сразу поняла, что вы за человек.
Цимих сощурился и странно заулыбался, подняв подбородок.
– Интересно… И чем же меня может удивить старшая Жрица?
– Вы зависимый человек. Вам кажется, что привязанности, стабильность и привычки создадут связи между вами и этим миром. Но это не так. Вам также одиноко, как и прежде. Вы окружаете себя коконом дел, лишь бы не смотреть в глаза одиночеству. Истинных связей, что наполняют душу, вы страшитесь, потому что они слишком болезненны, а ещё больнее, когда они рвутся. Вот мы и у входа. Прошу вас, туфли девушки оставьте за порогом. Она сможет их надеть только когда покинет Дом Смерти.
– А мне обувь можно не снимать?
– Нет. Вы и с ней и без неё закрытый человек, – сказала Жрица и ушла.
***
Оставшись в одиночестве, Лешер положил туфельки принцессы у порога, взял ножницы из ниши в стене и недовольно пробурчал:
– Жрицы Смерти… Те же Ведьмы, только в Армаде, видите ли, служители веры…
Каменные двери в Жертвенный зал открывались с трудом. Цимих не мог поверить, что юная девушка, вроде Энтары, могла бы открыть их самостоятельно. Он, конечно, сам не был спортсменом, но следил за собой и поддерживал физическую форму, и даже при таких условиях открытие «врат» давалось ему с трудом.
За проёмом – очередная полутьма, тишина, запах сырости и железа. Некоторые люди приносили невинные жертвы, однако, проливать кровь животных или птиц было нормой, особенно если тело покойника было сильно разделено и жертв локоном волос, цветами, фруктами или любым рукотворным предметом было недостаточно.
Оказавшись за порогом, Цимих привык к полутьме, затем внимательно огляделся, поскольку никогда раньше не бывал здесь. Это был огромный зал со множеством жертвенных чаш, куда опускались подношения, а на противоположной стене из камня была вырезана статуя общепризнанного воплощения Великой Тьмы – Даэт’Тхалли. Гигантская и внушающая страх, она олицетворяла собой не просто смерть, а забвение, все проклятые и не упокоенные души, разрушение миров, что последует за неуважением к мёртвым, однако, Лешер не отвёл взгляда. Его не пугал воплощённый в ней ужас. И у её ног как раз виднелся силуэт ещё одного присутствующего.
Лешер прошёлся мимо чаш, в поисках свободной. В одной лежали цветы, в другой – украшение из камней и драгоценного металла, которое стоило в разы больше ежемесячного оклада финансиста, а он получал хорошие деньги за свою службу Короне. Где-то лежала добротная посуда, плетёная тонкая шаль, бутылка нектара, даже коммуникатор с резной крышкой. Лешер усмехнулся, глядя на это всё, спрятал ножницы в карман куртки и напрямую зашагал к принцессе. Она не стала прерывать молитвы, хотя и слышала стук каблуков за своей спиной, продолжила шептать, не поднимая опущенного взгляда. Цимих встал рядом с ней и подождал, когда она закончит.
– И.. что ты оставила отцу?.. – спросил он после затянувшейся паузы. Ему ещё не нравилось, что Энтара стоит босая на каменном полу, хоть Жрицы и укутали её в толстое одеяло после «купания» в бассейне Дороги Скорби.
– Я оставила свою лучшую картину, которая ему очень нравилась. Больше ничего у меня нет…
– Какая жалось. Она мне тоже нравилась.
– Перестань, Цимих, – укоризненно произнесла Энтара. – Не уверена, что этого будет достаточно, чтобы задобрить Великую Тьму… Может, мама ещё что-то принесёт? У неё много драгоценностей из Звёздной Океании.
Лешер со вздохом обернулся в сторону чаш.
– Ты ведь была здесь не одна? Тут почти нет пустых чаш.
– Да, здесь были наши подданные и несколько министров, вроде кто-то из магистров заходил, выражали мне свои соболезнования. Ты что-нибудь оставил отцу?
– Боюсь у меня нет ни картин, ни украшений, Ваше Величество. Я всего лишь бедный финансист: сутками считаю деньги, и даже аридала в карман не положу…
Когда Энтара наконец-то посмотрела в его сторону, Лешер расплылся в блаженной улыбке, хоть её взгляд был недобрым.
– Побойся Великой Тьмы, Цимих, ты стоишь у её ног, и… Хватит называть меня «Величество», я по-прежнему «Высочество».
– Ты будущая королева – привыкай.
– Разумеется, ты рад этому больше всех.
– А ты нет?
– Цимих… Здесь не место для таких разговоров.
– Я рад, что ты это понимаешь. Твои туфли ждут у порога, а я жду, что ты, наконец, обуешься. Сильно сомневаюсь, что Жрицы обсушили тебя, как следует. Как тебе вообще пришло в голову пройтись по Дороги Скорби в тёмный период?
– Моя скорбь по отцу велика, и хватит уже меня опекать, хуже мамочки, честное слово…
– Конечно же хуже, ведь я могу сделать так… – Лешер подхватил принцессу на руки и зашагал к выходу. Принцесса пискнула от неожиданности и пыталась взбунтоваться, но Цимих напомнил ей, что неприлично препираться со старшим перед лицом Даэт’Тхалли.
***
В день похорон Короля Паэгона страсти во дворце и Армаде поутихли. Официальный траур почти завершился, осталось только поставить урну с прахом в именную стелу в Некрополе. Вся королевская семья вместе с финансистом и несколькими придворными собрались у неё в светлых одеждах и с чашечкой семян. Жрицы Смерти стояли вокруг стелы с урной и другими атрибутами похоронного ритуала в руках в ожидании Иерофанта, но он явился не один.
Рядом с ним вышагивал высокий и плечистый мужчина в закрытых чёрных одеждах. На его груди ярко выделялась вытянутая четырёхконечная звезда с заострёнными концами-иглами, о которым можно оцарапаться. Мелкая огранка придавала камню дорогостоящий вид бриллиантов, однако, из-за насыщенного цвета венозной крови он поглощал цвет и мистически переливался в глубине. Иерофант говорил что-то, а его собеседник шёл хмурый, с плотно сжатыми челюстями и опущенным взором. В нескольких метрах от стелы, неизвестный поднял глаза янтарно-медового цвета и столкнулся взглядом с Дженовой. Она вся встрепенулась и выронила свою чашечку – та упала в траву с глухим звуком, рассыпав часть своего содержимого. Иерофант поднял к небу руки.
– Даэт’Мирре, благословенная! Семена, что осыпались в земли твои, да прорастут и укажут путь новой Жизни! Пусть Жизнь длится вечно!
– Пусть Жизнь длится вечно! – вторили ему все, кроме Дженовы. Королева не отрываясь глядела на пришельца, а тот – на неё. И оба молчали. Даже встали друг напротив друга. Иерофант начал ритуал.
Все делали вид, будто ничего не происходит, только Энтара с Эджером украдкой поглядывали на незнакомца. Принцесса беглым взором оценила его: красивый, с благородной статью королей, с тяжёлым, будто свинцом налитым взором. Эджер дёрнул сестру за рукав; она склонилась к его губам.
– Это вообще кто? Почему они с мамой так странно смотрят друг на друга?
– Хотела бы я знать… – шепнула ему Энтара в ответ, затем: – Не отвлекайся! Мы на похоронах папы.
Эджер кивнул и застыл, как положено.
Когда ритуал был завершён, а все участники высыпали содержимое своих чашечек в траву, Иерофант забрал урну с прахом из рук одной из Жриц и благоговейно водрузил в нишу в стеле. Душа Паэгона обрела покой и получила надежду на перерождение.
Как только похороны официально завершились, Дженова поспешила сменить траурные одежды на привычные, не забыв приукрасить свою эффектную внешность драгоценностями, затем выгнала служанок и велела страже привести к ней в кабинет новоявленного гостя.
Через пару минут он вошёл в комнату, неспешно закрыл за собой дверь и вышел в центр; хоть и держался скромно – заполнял собой всё пространство, стоял, будто монолит, и держал осанку. Тяжёлые и закрытые одежды советника сильнее подчёркивали породу мужчины, только Дженове – резали глаз своими чёрными, бардовыми оттенками, хоть и приукрашенные золотыми запонками, оторочками и ремешками.
– Волф!.. – слетело с губ Королевы.
– Джен… – отозвался он и опустил взгляд. Горькая улыбка очертила правильный рот.
Королева бросила на собеседника надменный взор, вытянув безупречно белую шею.
– Не думай, что тебе здесь рады, и не чувствуй себя, как дома.
– Я слышал… согласно завещанию тебе положено право регентства. Рада своему новому положению?
– А ты меня поздравить хочешь что ли?
Волф опустил длинные ресницы, с его губ слетел снисходительный смешок.
– Поздравить с чем? С тяжестью павшей на тебя ответственности? Если ты её осознаешь, конечно, в чём я сильно сомневаюсь… Всё, что я могу – только посочувствовать тебе.
Джен громко рассмеялась.
– Жалкое зрелище! – затем произнесла она стальным тоном, сверкнула изумрудными глазами и вскинула руку в блистающих перстнях. – Ты сам от всего отказался и выражаешь мне сочувствие?! Слышала бы тебя твоя мать! Я-то помню ещё, как она рыдала, когда провожала тебя, своего сына, своего принца… Сейчас бы тебе занимать «моё» место, и не регента, а Короля, если бы не «тяжесть ответственности», да? Все вы, мужчины, трусы! Вот и поглядишь, как с этим управится хрупкая женщина, чтоб тебе совестно было.
Вместо ответа, Волф выдержал брошенный на него взгляд, отразил колкости своим безмятежным спокойствием и шагнул прямо к Королеве, отчего она попятилась, испытав на мгновение страх перед движущейся на неё могучей фигурой в мрачных и строгих одеждах, но стол позади не дал ей отойти ещё дальше. Дженова скривила рот и продолжала дерзко глядеть в ничего не выражающие глаза Волфа, который надвигался ровной походкой, неспеша, поступью хищника, затем навис над ней, одну руку закинув за спину, другой – опершись о стол возле руки Джен.
Королева резко одёрнула свою и прижала к телу. Ей вдруг стало тяжело дышать. В ноздри просачивался, как ей казалось, удушливый аромат его древесно-чайного парфюма.
Устало вздохнув, Волф промолвил тихо, почти шёпотом:
– Вечно ты всё усложняешь, стерва…
– Ха! И этими губами ты потом целуешь заветы Совета?..
– Чшш, тихо! Я не ссоры искать прилетел. Я хочу спокойно проводить брата, как посчитаю нужным, мне нет дела до твоих издёвок, я и так расстроен… Так что, будь добра, наступи себе на горло и хотя бы научись меня игнорировать. Мне твоё общество неприятно.
– Как и мне твоё!..
Волф ещё ближе склонился к Джен и ещё тише процедил сквозь зубы:
– Вот и держись от меня за шестью дверьми…
Дженова грубо толкнула Волфа в грудь, но он даже не шелохнулся, сам отодвинулся, между тем Королева увильнула в сторону, отряхиваясь, будто вся вымазалась или испачкалась.
– Я пробуду здесь неделю. Может, дольше, – сказал Волф, развернувшись к выходу и держа обе руки за спиной.
– Отлично! – выкрикнула Дженова. – И звёздной дорожкой катись в свой Оплот!..
Волф на секунду задержался на пороге.
– Непременно. Непременно…
***
Как бы не было тяжело признавать, но Волф чувствовал себя гадко. Около часа он блуждал прогулочным шагом по коридорам дворца мимо слуг или шепчущихся аристократов, пытаясь отвлечься, но родные стены навевали столько воспоминаний, и хороших, и плохих – и все они одинаково давили на сердце. Вдруг он обнаружил себя стоящим у галереи четвёртого этажа, что соединяла резиденцию короля с Министерством, с минуту постоял, глядя вдаль, решаясь, стоит или не стоит проверять?.. Затем решительно зашагал вперёд.
Ему навстречу шли министры, которые покидали свои рабочие кабинеты, глазели на него и молчали. Волф не обращал внимания. И оказавшись у пункта администрации спросил у поспешно собирающейся девушки в министерской форме и очках:
– Простите, диона, я понимаю, рабочий день закончился… Но, быть может, вы подскажете, у себя ли аван Лешер?
– Могли бы и не спрашивать, аван Аверфолд. Он как всегда задержится допоздна.
– Да, точно… – посмеялся Волф. – Спасибо, диона, не буду вас больше отвлекать.
По памяти отыскал кабинет финансиста, зашёл в приёмную, где ещё сидел секретарь аван Чейнт – поздоровался с ним и без оповещения зашёл к Цимиху. Тот сидел, раскинувшись в большом кресле, за широким деревянным столом, уставленным аккуратными стопками бумаг, и держал на коленях ноутбук.
– Ай-яй-яй, господин советник, – поцокал Лешер, поправив очки в тонкой оправе, которые носил для строгости и имиджа, а не по потере зрения. Видел он, как Арахтун. – Что ж вы не попросили авана Чейнта доложить о вас? А если б я тут.. мастурбировал?
Волф посмеялся:
