Падение утренней звезды

По вечерам Люцифер рассказывал сказки про ангелов, и малыши слушали, раскрыв рты, устроившись под крыльями словно под одеялом и вскоре засыпали, убаюканные его бархатным голосом.

Каин был старшим сыном.

Шло время, мальчики росли. Адам и Ева погружались в быт. У них теперь было много забот. Того требовал жестокий физический мир, в котором они оказались. Они испытывали необходимость в еде, так как энергия их тел теперь была не бесконечна, и когда она заканчивалась, они ощущали голод. Им требовалась одежда, так как по ночам становилось холодно и они мёрзли. Они нуждались в укрытии от дождя, ветра и палящего солнца, а также от зверей, что теперь были не так дружелюбны, как в Саду, и тоже испытывали голод. Их захватило многообразие дел, задач выживания и обеспечения выживания своих детей. Они научились добывать пропитание, строить дома, возделывать землю, разводить домашних животных, шить одежду… Под вечер они так уставали, что практически сразу засыпали. Всё реже они проводили встречи за рассказами о звёздах и о Саде.

Дети становились старше. Их захватывал этот увлекательный неизведанный мир. Каин увлёкся помощью отцу, в особенности охотой. У него хорошо получалось. Авель старался ему во всём подражать, но он был чувствительней и ранимей, вид крови и смерти пугал его, и ему было жалко убитых зверей, поэтому он больше помогал матери по дому, в огороде и в уходе за скотом.

Постепенно мальчики перестали проводить время с Люцифером. Он перестал быть им интересен.

Люцифер старался не беспокоить людей и не навязывать своё общение. Он не чувствовал одиночества. Его единственной потребностью было знать, что с людьми всё хорошо. И пока было так, он спокойно наблюдал за происходящим с вершины холма и этого было достаточно.

Люцифер спал на вершине холма в тени одинокого дерева. Он проснулся от ноющей тупой боли. Кто-то ковырял палкой его застарелую рану под ребром. Это был Каин. Из-под сковырнутой корки просочилась алая кровь и потекла тонкой струйкой.

– Я же говорил, что он тоже из мяса и крови, как мы с тобой и животные. Ангелов не существует!

Каин не заметил, что Люцифер проснулся. Он становился жёстким подростком, в котором буйство гормонов порождало ощущение всемогущества и вседозволенности. Он исследовал этот мир на границы и насколько далеко можно зайти.

– И волосы совсем не лучи! – Авель держал в руке клок золотистых волос Люцифера и с ликованием демонстрировал Каину. Хоть он и был мягче и добрее по характеру, он во всём стремился подражать старшему брату, так как восхищался им и старался заслужить его уважение.

Люцифер дотронулся до макушки и нащупал проплешину. Дети увидели, что он проснулся и, по-озорному засмеявшись, побежали вниз с холма, оглядываясь и хихикая.

Люцифер спустился вниз к ручью, чтобы промыть растревоженную рану. Рассматривая своё отражение в журчащей прозрачной воде, он решил, что больше не стоит ходить голым и пора раздобыть одежду. Он пытался также разглядеть проплешину, но никак не удавалось. И трогая её, он чувствовал что-то новое из-за произошедшей ситуации, не знакомое ему ранее. Что-то вроде лёгкой грусти.

Несколько дней спустя Люцифер спустился к людям. Он застал Еву одну, возящуюся в огороде. Адам и Каин были на охоте. Авель пас овец на лугу.

– О, давно тебя не было видно! Совсем забыл про нас! – радостно воскликнула Ева. Люциферу казалось, что было как раз наоборот, но он не знал, что такое претензии и не ощущал потребность их предъявлять.

– Я не хотел вас отвлекать, вы сейчас очень заняты.

– Ну что ты, мы всегда тебе рады, заходи, когда хочешь! Кстати, сегодня я хочу устроить ужин с рассказами о звёздах и Саде, как раньше. Давно мы этого не делали. Мне так этого не хватает в последнее время! Надоела бытовуха. Каждый день одно и то же и разговоры только о еде, охоте и стройке. Надоело. Хочу послушать о чём-то красивом и прекрасном. А то я уже и не знаю, для чего всё это. Я так скучаю по твоим рассказам…

Люцифер улыбнулся услышанным словам. Это был хороший знак. Из них четверых Ева больше всего походила на ангела. У неё была тонкая прозрачная кожа, мягкие черты лица и голос. Особенно Люцифер любил её смех, звонкий и заразительный. Он любил его даже больше, чем смех детей, когда те были ещё совсем маленькие.

– Хорошо, я зайду сегодня, – ответил Люцифер. И спустя небольшую паузу продолжил:

– Только, я заметил вы уже давно носите одежду, мне будет неловко, я не могу придти вот так.

Ева окинула взглядом стройный обнаженный торс и пах, прикрытый фиговыми листьями, как и у них когда-то.

– Да, так уже давно никто не ходит… Не переживай, мы сейчас подберём тебе что-нибудь. Пойдём.

Ева ткала ткань и шила одежду. В основном это были белые робы в пол и покороче, для повседневной работы из более грубой ткани. Она достала из сундука, который сколотил Адам, длинное белое платье-робу.

– Оно должно быть как раз на тебя. Это одно из первых, я не угадала с длиной и оно всем велико. Но мне жалко было укорачивать.

Она сделала на платье разрез для крыльев и попросила Люцифера примерить.

– Что это? – спросила Ева, увидев проплешину, когда он наклонился, чтобы продеть голову в платье.

– А что там? – удивлённо спросил Люцифер. За несколько дней он успел забыть про случившееся.

– У тебя здесь нет волос. Вот, посмотри, – она протянула ему зеркало.

Люцифер ощутил незнакомую ему до этого потребность выдумать какую-то причину, нежели сказать правду. Но он не умел лгать. Просто не мог. Поэтому продолжал, молча, смотреть в зеркало, в ступоре.

– Да не пугайся ты так, – улыбнулась Ева. – Сейчас, я что-нибудь придумаю, мы заделаем эту проплешину и никто не увидит. И как тебя угораздило? Ну да ладно…

Ева всегда оживлённо болтала, часто даже сама с собой, когда рядом никого не было. В ней было столько энергии, изливающейся ручьём, как её голос – звонкий и переливающийся. И сейчас это было очень кстати.

– Да, я придумала. Мы возьмём прядь твоих волос, отрежем, – они и так у тебя очень отросли. Я уже давно стригу Адама и мальчиков – им не идёт длина так, как мне.

Она срезала отросшие пряди Люцифера, наложила на кусок светлой ткани и пришила пучками каждую прядь, заклеив липкой жидкостью, чтобы крепче держалось. Получился первый в мире парик. Ева наложила изделие на макушку Люцифера и закрепила заколками, довольная результатом.

Люцифер, покорно наблюдавший за её действиями, почувствовал потребность что-то сказать:

– Спасибо. Это было необязательно, я её почти не замечал, но так гораздо лучше. Ты настоящая мастерица.

– Зато я её заметила. И да, так лучше. Ждём тебя сегодня вечером.

Люцифер проводил Еву до огорода, пообещал зайти на ужин, ещё раз поблагодарил за одежду и заботу и удалился к себе на холм. Его новое платье непривычно слегка прилипало к телу, по лбу стекали капли пота. Ему было немного жарко в парике.

Тем же вечером они собрались за столом на веранде перед домом. На столе горели свечи, освещая обилие блюд – добычу с сегодняшней охоты, фрукты, пироги… Уютная атмосфера располагала к общению.

После трапезы Ева попросила Люцифера рассказать о Саде в подробностях, о Творце и о Земле, так как Адам плохо помнил, как и почему они здесь оказались. Дети тем более этого не знали. Ева тоже смутно помнила, что произошло. Воспоминания походили на сон.

Дело в том, что прошло много лет, около 600-700 (первые люди жили долго). И тогда, давно, когда они обнаружили себя на Земле, оправившись от шока, они начали понемногу изучать эту новую среду – искать пригодные для жизни места, по подобию Сада, единственное место, которое они до этого знали. Они искали деревья и фрукты, ручьи и реки. Поначалу удивлялись, что фрукты могут быть несъедобными, а животные опасными. Приспосабливаясь к новым условиям. Построив первое укрытие от дождя из веток деревьев и листьев, они испытали невероятную гордость и радость за себя, незнакомое до этого чувство, придававшее уверенности и сил, и какое-то особое удовольствие, не испытываемое ими ранее. Это было ощущение самостоятельности. Удовольствие от преодоления препятствий и достижения результата. Всё уже не было преподнесено на блюдечке и доступно, как раньше, всё нужно было добывать самим, и не просто физически, но и напрягая извилины. Именно это и приносило наибольшее удовольствие – когда они изобретали что-нибудь. Сначала просто давая свободу фантазии, играя, не чувствуя ограничений – теперь их никто не контролировал, они были предоставлены сами себе. Никто не подсказывал, как надо, как лучше. Они могли делать, что хотели, вся Земля была в их распоряжении. Они могли ошибаться и падать сколько угодно раз, никто не упрекал и не стыдил их. Только они сами. Но делали они это шутя и смеясь, подбадривая друг друга. Теперь они смотрели друг на друга по-новому, новая жизнь стала раскрывать в них неизвестные до сих пор черты, привлекательные, которые раньше они не замечали. Они влюбились друг в друга заново. Не как в Саду, где они были как брат и сестра. Теперь их по-настоящему влекло друг к другу, по-взрослому. Они стали хозяевами своей жизни.

Ценой этому потрясающему чувству была необходимость постоянно утолять голод. Адам становился злым и раздражительным от этого сосущего изнутри чувства. Ева злой, раздражительной и ноющей. Иногда им не хватало фруктов и ягод, что они находили в окружающих лесах, и нужно было уходить дальше. У Евы быстрее заканчивались силы, и она не могла далеко идти. Ей нужно было возвращаться в их укрытие и спасаться от палящего солнца пока силы совсем не закончились. А они так и не нашли новые ягоды. Пришлось тащить её обратно. Она легла обессиленная, грустная, и заплакала. Ей было жаль, что она доставляет хлопоты Адаму, которого тоже мучает голод. Да, теперь случались такие моменты. Адам не мог смотреть на то, как она плачет. Она была такая нежная и хрупкая, особенно сейчас, когда от недоедания у неё выступили ребра и ключицы, а живот и щёки впали. Красота её, казалось, вот-вот рассыпется.

Он выбежал из укрытия, в негодовании и страхе, разъярённый побежал куда-то, под палящим солнцем, ещё больше изнемог, побежал в лес, разозлённый на обстоятельства, не знающий, что делать. Так он забрёл глубоко в незнакомый лес, который становился всё гуще и гуще. В ярости Адам отбивал и ломал ветки, мешающие проходу и норовившие ткнуть в глаз, пока не исцарапал руки до крови. Очередная ветка оказалась довольно плотной и толстой, а он уже не замечал ничего, размахивая руками, и ударился кистью с размаху об эту ветвь. От удара его охватили боль и отчаяние, он скакал на месте схватившись за кисть, уставший и готовый тоже расплакаться. Это разозлило его ещё больше. Он накинулся на источник своего раздражения и начал ломать в приступе ярости. С треском оторвав от дерева ветвь, он пошёл дальше, размахивая ею, как трофеем, отбивая препятствия на пути.

Вдруг сквозь шелест листвы и хруст веток он услышал глубокое рычание за спиной, от которого все его внутренности сжались и опустились вниз, готовые вывалиться и убежать. Адам застыл, как и кровь в его жилах. Инстинктивно он выбрал тактику притвориться невидимым, слиться с деревьями, исчезнуть. Он знал это рычание. Это был зверь. Самый страшный и быстрый. Сам он никогда с ним не сталкивался, но видел издалека, как тот напал на косулю, из травы. Она пыталась убежать, но зверь догнал её и съел. Зверь умел выслеживать и подкрадываться.

Секунды в пульсирующем виске Адама и в сердце отстукивали обратный отсчёт: «три». Бежать? Бесполезно. Он видел зверя в движении. Даже антилопы не могли от него убежать. «Два». Он не успел ничего придумать, зверь прыгнул. Адам резко обернулся и ударил зверя палкой с размаху по раскрытой челюсти. Зверь успел задеть его когтями и повалить на землю, но от удара приземлился немного в стороне и какое-то время тряс головой, оглушенный и не понимающий, что произошло. Придя в себя через мгновение, зверь с новым рыком набросился на свою жертву, но Адам успел выставить острый конец палки, и зверь налетел на него. Адам лежал, зажмурившись, на спине, изо всех сил вцепившись в палку. Он чувствовал тяжесть зверя, тепло исходившее от шерсти и жаркое дыхание, и не решался открыть глаза пока на лицо его не закапало что-то тёплое, густое и липкое. Это была кровь зверя. Она залила почти всё лицо Адама. Он отбросил переставшего дышать зверя в сторону, вытер рукой лицо, губы, и, ощутив запах крови, вспомнил про голод, который пробудился с новой силой. Он облизнул губы и распробовал кровь на вкус. Что-то дикое нахлынуло на него, он подполз к зверю и впился в рану, жадно высасывая свежую, ещё пульсирующую кровь, сладко-солёную на вкус, чувствуя одновременно и насыщение, и отвращение. Подавляя последнее, он глотал сгустки крови снова и снова пока его не стошнило.

Адам лежал рядом с убитым зверем, измождённый, но чувствующий приходящее насыщение, впервые за долгое время. К нему возвращались силы, и по венам к мозгу от благодарного организма бежало вознаграждение, готовое впрыснуться в кровь с новой силой. И когда это произошло, он встал, вцепился в палку, торчащую из груди зверя, и с силой направил её вниз к животу, распоров брюхо. Оттуда повалились внутренности. Адам снова почувствовал тошноту, но сдержался. Преодолев брезгливость, он залез в распоротое брюхо рукой, нащупал что-то пульсирующее, вырвал и достал. Это было сердце. Огромное. Безжалостное. Смелое. Он вгрызся в него зубами, оторвав кусок, и проглотил. Потом ещё и ещё, пока не съел полностью.

Потом он сидел рядом с телом животного, среди вытекших внутренностей, руки и рот его были в крови. Он чувствовал насыщение, которого никогда не достигал. Ему было тяжело встать. От перенесенного стресса и сытости Адаму хотелось спать. Но он вспомнил про Еву и поднялся. Эта пища поможет ей. Он взвалил на себя тушу зверя и потащил, опираясь на палку.

Прошло несколько часов, когда он дотащил тушу до убежища. Солнце уже почти касалось горизонта. Ева к тому времени развела огонь, так как он отпугивал зверей и давал тепло. Услышав треск веток и шум в кустах, она оглянулась и увидела Адама, волокущего что-то тяжёлое, но у неё не было сил пойти к нему навстречу и помочь. Адам дотащил свою ношу и бросил у костра перед Евой: «Ешь».

Она вытаращила на него удивлённые глаза, которые от ввалившихся щёк и выступивших скул, казались огромными. «Ешь», – повторил Адам и, оторвав кусок мяса, протянул ей. Ева всё еще недоумевающе смотрела, но тут в ноздри ей ударил одурманивающий запах свежей плоти, отвратительный и пьянящий одновременно. Она не заметила, как разделалась с куском мяса, и попросила ещё. Глаза её снова загорелись прежним блеском. В них читалось восхищение и благодарность. Отрывая новые куски и протягивая ей, Адам с упоением наблюдал, как к ней возвращаются силы и жизнь, как щеки её розовеют, а во взгляде появляется что-то новое – она никогда раньше так не смотрела на него. Он чувствовал и смущение, и гордость и это придавало ему особую силу. Он знал, что готов убить снова за этот взгляд. С тех пор в арсенале их появилась палка.

Теперь, столько лет спустя, они сидели при свечах, за столом, накрытым белой скатертью, заставленным трапезой, в белых одеждах. Они ели из глиняной посуды, кувшины были наполнены вином. Земная жизнь оказалась трудной, но увлекательной, постоянно открывающая что-то новое, как вокруг, так и в них самих. Эта жизнь многое давала и многое забирала. Она требовала почти всё их внимание. Адам и Ева не замечали, как посвящали всё своё время повседневным открытиям и мелочам, срастаясь с ними, отдавая себя полностью. Эта жизнь была теперь их реальностью, и она была очень реальна. Она требовала физических и умственных затрат и давала вознаграждение физическое и умственное, даже, можно сказать, духовное, – они чувствовали радость, удовлетворение, гордость, реализацию, ощущение силы, веру в себя и собственные способности.

Со временем менялось и состояние их тел и психики. Они приспосабливались к жизни на Земле: кожа становилась плотнее и грубее, мышцы развивались и крепли, органы чувств обострялись и настраивались на окружающий земной мир, стараясь всегда быть настороже и начеку, не упустить что-то новое и важное. В мозгу образовывались нейронные связи и закреплялись в схемы, доводя многие действия до автоматизма. Самые глубокие и эффективные схемы превратились в инстинкты, в мощные программы, которыми люди уже не имели власти управлять – наоборот, инстинкты стали управлять людьми. Физический земной мир обрёл огромную власть над ними.

Сидя в этот вечер за столом при свечах, наполнив желудок свежеприготовленной олениной, выпив вина и немного расслабившись, Адам осознал это – что уже не помнит, каким был когда-то, ещё в Саду. И если бы не присутствие Люцифера здесь сейчас, сидящего напротив него, он бы про Сад и не вспомнил, и про своего Создателя… Всё это было как сон, от которого при пробуждении остаётся лишь тонкое приятное послевкусие, но невозможно ни вспомнить, ни сформулировать внятно, о чём он был. Но Люцифер был здесь живым доказательством реальности его прошлой жизни и его происхождения, с которым он утратил связь.

Адам заметил, как дети перешёптываются и подхихикивают, слушая рассказ Люцифера. «А ведь раньше они слушали, раскрыв рты…», – подумал Адам. Раньше они верили, что встретятся с Творцом, они желали этого, они старались строить Сад. Хотят ли они этого как раньше? Хотят ли они вернуться в свой истинный дом, и верят ли, что он существует, родившись уже здесь, на Земле? Позаботился ли он, Адам, их отец, о том, чтобы передать им и сохранить в них эти знания, или он слишком увлёкся другими вещами и повлёк туда же сыновей? Сосредоточил их внимание и развивающийся живой ум, да, на важных вещах и многому научил, но не упустил ли он самое важное? Нужно ли им было столько скота? Им было достаточно еды, но большое количество домашних животных требовало много времени и сил для ухода. Авель тратил всё утро на то, чтобы пригнать скот на пастбище, весь день, чтобы пасти его, и вечер, чтобы загнать в хлева.

Помимо этого, как будто недостаточно было скота, и выращиваемых овощей и фруктов, они ещё и охотились с Каином, каждый день принося новую добычу. И он давно уже понимал, что дело не в желании есть, а в азарте и удовольствии.

Нужно ли им было столько одежды? Они что, действительно так уж и мёрзли? Зачем им столько мехов и тканей. Ева увлеклась шитьём бесчисленных нарядов, созданием украшений, проводила много времени перед зеркалом, как будто её красоты не было достаточно, но она прекрасна и так, без всего этого… Особенно без всего этого…

Каин уже давно начал настораживать своей ловкостью на охоте и тягой к этому делу. Сначала Адам был доволен, что сын так быстро и легко учится и перенимает его опыт. Затем он стал замечать нездоровый блеск в глазах сына, а жестокость и отсутствие сострадания к животным и то, с какой лёгкостью и невозмутимостью он лишал их жизни, стали даже пугать.

Каин как будто уже родился с этими навыками и уже давно превзошёл отца в охоте. Это из-за его просьб они каждый день предавались данному занятию. И ведь это, он, Адам, каждый раз потакал. Ведь это он его научил. Теперь жестокость стала второй натурой сына, когда-то весёлого и нежного мальчика. Но научил ли он его любить животных и любое живое существо? Проявлять уважение к жизни? Сохранять её? Похоже, что нет. Чем старше становился Каин, тем жёстче, прямей и вызывающей становился его взгляд, любовь и сострадание исчезали в нём. Он относился к миру, как к добыче, которую в любой момент способен и имеет право заполучить.

Тревожные мысли одолевали Адама. Возводили ли они здесь Сад или только потребляли ресурсы, данные им, доверенные им? И всё это, чтобы насытить свои животы, забить сундуки тряпками и побрякушками, бесконечно достраивать свой и так огромный дом, без конца украшая его, хотя он и так прекрасен и уютен.

Кажется, они отклонились от курса и двигались не туда. Что ж, он это допустил, он это и исправит. Адам ударил кулаком по столу, так, что глиняная посуда задребезжала, слегка подлетев.

– Что такого смешного вы сейчас слышите, а? – брови его сомкнулись, как две грозовые тучи. – Слушайте, что говорит вам ангел! Он спустился к нам с небес, чтобы донести истину, которую мы начали забывать и перестали ценить! А вам полезно знать, потому что вы появились уже здесь и не видели ваше истинное происхождение, ваш настоящий дом. Насколько он прекрасен. И как прекрасны вы по своей сути.

Адам сделал паузу, чувствуя, как ком подкатывает к горлу. Он заметил, что Авель испугался и затих, слушая с серьёзным лицом. Но в глазах Каина всё еще искрилась насмешка и не собиралась угасать.

– Что тебя так веселит, Каин? – грозно спросил Адам. – Мы хотим знать. Поделись с нами.

Глаза Каина дерзко сверкнули:

– Отец, если это ангел с небес, как ты говоришь, почему же он истекает кровью, как и любая тварь на земле? Почему его волосы не из лучей, как ты говорил, а в точности как наши? Он такой же, как мы, как человек, разве что зачатый от птицы.

Каин чуть не прыснул со смеху от того, какое оригинальное сравнение ему только что пришло в голову.

– Это ангел! – почти кричал Адам, теряя самообладание, вскочив с места и вцепившись в молча воспринимающего ситуацию Люцифера. Не найдя ответов у себя в голове, Адам незаметно для себя начал трясти своего гостя и друга, как будто пытаясь вытрясти из него весомые аргументы и доказательства, прежде всего для себя, ведь так сотрясался мир его убеждений. Он тряс его с такой силой, что в какой-то момент с Люцифера слетел парик, обнажив его вспотевшую лысину.

Люцифер не успел ответить, что для того, чтобы оказаться на Земле, с ними, он вынужден был подчиниться законам физического мира и играть по тем же правилам, что и все здесь. Ведь этот мир не делает исключений ни для кого. Даже для ангелов. Поэтому Люцифер теперь тоже потел, лысел и кровоточил.

Мальчики прыснули со смеха, указывая пальцем на Люцифера. Они держались за животы и утирали слёзы. Даже Ева залилась своим звонким заразительным смехом. Адам какое-то время в недоумении смотрел на парик, потом на лысину. Затем стадный инстинкт охватил и его, он не выдержал и засмеялся тоже, схватившись за живот. До слёз.

IV

Каин убил Авеля. Много лет спустя после того вечера, когда Адам осознал необходимость передачи знаний о Небе своим детям. Когда понял, что слишком увлёкся материальным миром, наслаждениями и возможностями, которые он даёт. Адам видел обратную сторону этого нового существования. Он видел смерть. Всё живое здесь имело свойство умирать. Ничто не жило вечно. Хотя, как посмотреть, – всё жило вечно в том плане, что когда что-то умирает, ему на смену обязательно приходит что-то новое. Цветы распускаются и увядают, но на следующий год снова распускаются. Листья желтеют и опадают. Животные рождаются и умирают, и снова рождаются, и снова умирают. Даже скалы разрушаются. Адам понимал, и с каждым годом всё отчётливее, что и его тело, с которым он так сросся, когда-то разрушится и превратится в прах. И он не был уверен, что тогда не придёт конец и ему. Ведь тело это единственное, с чем он теперь себя ассоциировал. Он сомневался, что успеет достичь состояния совершенства и обрести вечную жизнь на Земле. Он замечал, что мускулы его истончаются и дряхлеют со временем, движения уже не такие резвые, как раньше. Адам реже теперь выходил на охоту, доверив это дело Каину и его сыновьям. Он знал, что скоро сам опадёт, как пожелтевшая листва, и растворится в земле. Где и когда он сбился с пути? Ушёл от намеченной цели? Почему ничего не успел? Ведь времени было достаточно… Но больше он волновался не за себя, а за своих детей и их детей. Его дети должны успеть, они должны достичь…

Умирая, Адам держал за руку ангела, когда-то упавшего с небес за ним, и тихим голосом просил проследить, чтобы потомки его возвели здесь Сад и вернулись в свой истинный дом, чтобы они дошли. Люцифер пообещал сделать всё от него зависящее, сжав руку Адама. Через некоторое время он отошёл, освободив место у ложа умирающего для членов семьи, которые постепенно обступили и загородили Адама. Постояв некоторое время в нескольких шагах за их спинами, Люцифер смахнул слезу и неслышно удалился.

Вот и не стало человека, которого он знал в Саду, за которым он последовал сюда. Люцифер знал, что они ещё встретятся, но когда это произойдёт, ему было неведомо. Жизнь на Земле оказалась непредсказуемой. Но оставались дети Адама и внуки, его частица жила в них, и Люцифер дал обещание вернуть их в Сад. Он должен сдержать слово.

И теперь, узнав о совершенном Каином поступке и о смерти Авеля, Люцифер мчался к ним сломя голову. Сердце его бешено колотилось, пытаясь вырваться из груди и разбиться. Ему самому хотелось спрыгнуть со скалы и разбиться вместе с ним. Он хотел сгореть в огне и превратиться в пепел, лишь бы не чувствовать той боли и ужаса, которые его охватили. Он сходил с ума. Он опять не справился с задачей.