скачать книгу бесплатно
– Что ты не придешь. Что ты бросишься наутек, прежде чем пробьет полночь, словно Золушка, сжимая свой тромбон.
– Это не тром… – Я смолкла на полуслове и покачала головой. Он играл со мной, и я это ясно понимала. Я представлялась ему забавой, интересным развлечением, неким приятным приложением к вечеру, и я никак не могла понять почему.
– Ты не подошла к моему столику, – добродушно пожурил он меня.
– А откуда тебе знать, если ты поджидал меня здесь? – отрезала я.
– Туше! – восхищенно ответил он и протянул мне бокал. Я собиралась решительно отказаться, но вместо этого почувствовала, как мои замерзшие пальцы потянулись вперед и обхватили тонкую ножку бокала.
– Я так и знал, что ты не придешь, – тихо произнес он.
– Правда?
– Как и то, что в глубине души тебе очень хотелось прийти.
– Правда? – повторила я, даже не пытаясь скрыть сквозивший в моем голосе откровенный скепсис. – А ты, однако, очень в себе уверен, да?
Услышав это, он широко улыбнулся.
– Вовсе нет. Например, вот сейчас я совсем не уверен, выпьешь ли ты бокал дивного шампанского или же выльешь мне его на голову.
– Так делают только в книжках и в кино, – поучительно ответила я. – В реальной жизни так просто прекрасным напитком не разбрасываются.
Я поднесла бокал к губам, приготовившись сделать глоточек, но он протянул руку и остановил меня.
– Не так скоро, пьяненькая ты моя. Нам надо произнести тост.
– Может, кто-то из нас и пьяненький, вот только я уверена, что это не я, – отрезала я.
Верно, язык у него не заплетался, и он, похоже, совершенно твердо стоял на ногах. Однако за столиком они осушили далеко не одну бутылку, и с трудом верилось, что это обошлось без него.
В ответ на мое замечание он недовольно фыркнул, после чего высоко поднял свой бокал, кивком головы пригласив меня последовать его примеру. Я медленно приподняла руку, державшую тонкий высокий бокал.
– Смех, да и только, – пробормотала я.
– Т-с-с. Ты нарушаешь торжественность момента.
Я прикусила губу. Однозначно пьян, решила я. Ладно, подыграю немного. Один глоточек и быстро домой. До отъезда мне еще надо собрать массу вещей.
– За нас. За долгие и счастливые отношения.
– Я не стану пить за это, – запротестовала я.
– По-моему, это не накладывает юридических обязательств, – заговорщическим шепотом произнес он.
Я покачала головой, удивляясь тому, как вообще могла попасть в такую глупую ситуацию. Мне это было совершенно не свойственно.
– Ну, давай, – подбодрил он меня, явно не собираясь отступать.
– Ладно, так и быть, за нас, – скороговоркой выпалила я, наскоро сделала огромный глоток шампанского и вернула ему бокал. – Спасибо, а теперь мне действительно нужно идти.
– Тогда давай я тебя провожу, – предложил он, ставя бокалы под дерево.
– Не дури, ты же даже не знаешь, где я живу.
Он пожал плечами – как-то по-мальчишески и совершенно очаровательно.
– Наверное, не очень далеко. В любом случае у меня правило – не отпускать хорошеньких молодых женщин поздно вечером без сопровождения.
Я наклонила голову, и упавшие на лицо волосы скрыли мой смущенный взгляд. Я не привыкла к комплиментам и была совершенно уверена, что он все еще играет со мной.
– Ну, хотя бы дай проводить тебя до главной дороги, – предложил он, и я, несмотря на все свои благие намерения, согласилась.
До дороги было всего пару минут пешком, и, выйдя на нее, я с радостью заметила несколько довольно многочисленных студенческих компаний.
– Дальше я сама, – уверенно сказала я, вдруг ощутив какую-то неловкость в ярко-оранжевом свете фонарей. – Тебе, наверное, пора возвращаться к своим друзьям.
– Давай встретимся еще раз, – произнес Дэвид, подавая мне футляр с трубой, который он нес, пока мы шли. – Что ты делаешь завтра?
– Еду к себе домой в Хартфордшир.
– А как насчет того, чтобы вместе выпить кофе перед отъездом? – Я покачала головой, но он не отставал. Я почему-то подумала, что немногие девушки отказывали ему, когда он их приглашал. – Я действительно считаю, что тебе нужно зарядиться кофеином, чтобы протрезветь после сегодняшнего вечера, – серьезно продолжал он.
Я почувствовала, как мои губы начинают расплываться в улыбке. Он и вправду оказался очень забавным, и меня странным образом тянуло к нему, что начинало беспокоить.
– Вот что я тебе скажу, – предложила я. – Если ты действительно хочешь повидаться со мной до отъезда, я ненадолго зайду в студенческую кофейню в половине восьмого утра.
– В половине восьмого! – воскликнул он тоном человека, искренне уверенного в том, что такое время бывает лишь раз в сутки, и только вечером.
– Мне надо успеть на девятичасовой поезд. Это единственное время, когда я успеваю заскочить туда. Если хочешь со мной повидаться, то ищи меня там.
На дороге послышался приближавшийся грохот. Я подняла взгляд и со смешанным чувством увидела, что это мой автобус. Я полезла в карман и вытащила проездной. Двери с легким шипением раскрылись, чтобы впустить меня в салон. Я повернулась к Дэвиду, стоявшему на тротуаре с несколько сконфуженным лицом.
– Я даже не знаю, как тебя зовут, – сказал он, когда я махнула проездным в сторону усталого водителя.
– Если завтра придешь, то узнаешь, – пообещала я, когда водитель – прямо как по нотам – нажал кнопку закрывания дверей, эффектно завершив наш разговор.
Дэвид стоял на тротуаре, глядя на меня сквозь немытые стекла автобуса, пока я шла по салону. Я нашла свободное место и положила футляр с трубой на соседнее сиденье. Конечно, назавтра в кофейне он не появится. Это же очевидно. Он пришел на праздник, и веселье только начинается, так что спать он ляжет очень даже не скоро. Я была уверена, что он ни за что не встанет ни свет ни заря, чтобы повидаться с какой-то случайной знакомой, с которой заигрывал и флиртовал накануне вечером. Наверное, он даже не вспомнит о встрече со мной, когда наступит утро. Сейчас я наверняка видела его в последний раз. Когда автобус медленно отъезжал от остановки, я прощальным жестом помахала ему в окно.
Однако на следующее утро он с явными следами похмелья на лице сидел в кофейне и ждал меня, не отводя взгляда от двери.
Шарлотта
– Можно мне его увидеть?
Врач кивнул.
– Конечно. Его скоро отправят на рентгеноскопию, поскольку нам надо провести еще несколько исследований, но вы можете посидеть с ним, пока рентгенологи все приготовят.
Я даже не решилась спросить название или узнать о сути этих дополнительных исследований. Названия меня напугают, а то, что они хотят обнаружить, нагонит еще больше страха. Я слышала лишь стук своих каблуков по блестящему линолеуму, пока шла за врачами к палате Дэвида, да еще тихие отзвуки рождественских песенок, доносившиеся из маленького приемника на сестринском посту. Казалось почти бестактным ждать приближающихся праздников, в то время как мне все следующие недели и месяцы представлялись мрачными и пугающими.
Я бросила взгляд через плечо на другую палату отделения интенсивной терапии. В дальнем конце коридора мужа Элли по-прежнему окружали медики с озабоченными лицами. Это напомнило мне, что в этот вечер не только нас пугало будущее.
– Должен вас предупредить, миссис Уильямс, – начал рыжебородый консультант с рыжей бородой, когда мы подошли к отсеку со стеклянными стенами, где лежал Дэвид, – мы дали вашему мужу очень сильное успокоительное перед исследованиями, так что он может показаться вам несколько одурманенным.
Я вытянула шею, словно зевака, глазеющий на аварию, пытаясь разглядеть Дэвида за широкими плечами врача, но видела лишь его огромную, как ворота, спину, облаченную в белый халат.
– Понимаю, – ответила я, нетерпеливо протискиваясь в палату, когда доктор наконец сделал шаг в сторону и дал мне пройти.
Там находились две медсестры, но я даже не взглянула в их сторону, когда шла к кровати на резиновых колесиках, и не помню, как опустилась на пододвинутый мне стул из литого пластика. Просто внезапно поняла, что сижу. Я слышала, как врач задает какие-то вопросы, как сестры на них отвечают, но их слова долетали до меня неразборчивыми звуками, словно пластинку играли на другой скорости. На какое-то мгновение я засомневалась, по-английски ли они вообще говорят. Надо сказать, было трудно вообще что-либо разобрать на фоне судорожно издаваемых кем-то сдавленных звуков. Лишь когда одна из сестер протянула мне маленькую квадратную коробочку с салфетками и легонько сжала мне плечо, я поняла, что эти звуки издаю я сама.
Окружавшая Дэвида стена из мониторов представлялась мне скопищем телеэкранов, каждый из которых показывал программу, которую я не желала смотреть. Они превратили Дэвида в скопление мигающих точек, диаграмм и бегущих строк. Это было все, что профессионалы видели в моем любимом человеке, все, что они о нем знали. Но было большее, гораздо большее, чего они в нем не заметили. То, чего не знала о нем даже женщина, сидевшая в комнате для посетителей в конце коридора. Эти тайны принадлежали мне. Жене.
Дэвид спал, но не так, как я привыкла видеть. Он не свернулся на боку, и не было места, куда я смогла бы вжаться, обняв его свободной рукой, и уютно прильнуть к нему до самого утра. Не было видно ладони, нежно гладившей меня по бедру, когда я прижималась к нему, или любовно ласкавшей во сне мою грудь.
Его голова судорожно дернулась на накрахмаленной больничной наволочке, и сестра, стоявшая ближе к нему, осторожно тронула его за плечо.
– Мистер Уильямс, проснитесь, к вам посетительница.
Веки его дрогнули, и мне до боли захотелось увидеть прекрасную голубую бездну его глаз. Но меня тут же охватил страх, что если он откроет их, то заметит все горести и переживания, отпечатавшиеся на моем лице.
– К вам пришла жена, – тихо продолжала сестра.
– Жена, – повторил Дэвид заплетающимся от воздействия лекарств языком. – Нет, ее здесь нет. Она в Нью-Йорке.
Сестра бросила на меня вопросительный взгляд, но я лишь покачала головой. Где-то в полусне он все еще помнил о своем рождественском сюрпризе.
– Я здесь, рядом, Дэвид, – сказала я, переплетая пальцы своей левой руки с его и слыша, как успокаивающе звякнули друг о друга наши обручальные кольца.
– В Нью-Йорке, – повторил он, ловя ртом воздух.
– Тише, тише, – успокаивала я его. – Береги силы. Нью-Йорк подождет, пока ты не поправишься, – пробормотала я, уже не думая о том, что выдаю себя.
– Нет, – ответил он, пытаясь выбраться из забытья и заставить меня понять. – У елки, в Нью-Йорке. С огнями. Они играли нашу песню.
– Вы знаете, о чем он говорит? – шепотом спросила сестра.
Я кивнула, и мои глаза наполнились слезами, когда на меня нахлынули воспоминания.
– На катке, – продолжал Дэвид как будто звучавшим из прошлого голосом. – У елки. – Слезы текли у меня по лицу, слишком обильные, чтобы их унять. – Там играла музыка, прекрасная музыка.
Я слабо улыбнулась сквозь слезы.
– Да. Я помню ее. И всегда буду помнить.
– Она играет, знаешь… Она играет музыку. В оркестре.
Элли.Девять лет назад
– Ты готова, дорогая? Нам нельзя опаздывать.
Я неохотно сползла с кровати и открыла дверь спальни, чтобы ответить маме, стоявшей в коридоре на первом этаже.
– Уже надеваю туфли, – соврала я, взглянув на свои ноги в черных лакированных балетках, тех самых, что были на мне вечером неделю назад. В двадцать третий раз (серьезно переживая, не развивается ли у меня обсессивно-компульсивное расстройство) я проверила папку «Входящие сообщения» в телефоне. Ничего. Я выключила звонок мобильного и положила его в карман нарядной красной туники, под которую надела плотные черные колготки, быстро посмотрелась в зеркало, провела расческой по длинным каштановым волосам, подавила желание напоследок еще разок заглянуть в телефон и быстро сбежала по лестнице в коридор на первом этаже, где меня уже ждали родители.
Они не надели пальто, да в этом и не было нужды, поскольку мы отправлялись в соседний дом выпить по бокалу рождественского шерри. Эту традицию мы соблюдали, сколько я себя помнила, и она явно зародилась еще до того, как нам с Максом разрешили пить алкоголь. Однако за предшествующие этому годы мы прошли путь от апельсинового сока с газировкой в больших стаканах и пузырящейся пепси-колы с кубиками льда до пенистого коктейля из яичного ликера с лимонадом, пока, наконец, не достигли головокружительных алкогольных высот в виде бокала янтарно-золотистого шерри. Честно говоря, меня вполне устраивал яичный ликер с лимонадом, но тогда я не отличалась привередливостью в части напитков.
Мы прошли по нашей коротенькой дорожке, выложенной разномастными камушками, резко повернули направо и вступили на точно такую же тропку, ведшую к дому соседей. На двери висел огромный венок из плюща, почти закрывавший молоточек, но мама Макса уже поджидала нас в коридоре и распахнула дверь с веселым возгласом: «С Рождеством! Заходите! Заходите!»
Мы прошли за ней в небольшую гостиную, представлявшую собой зеркальное отражение нашей. С карнизов, словно флаги, свисали рождественские украшения, а весь эркер занимала елка, сверкавшая огнями так ярко, что мне оставалось лишь надеяться, что мимо дома случайно не пройдет кто-нибудь, страдающий эпилепсией. Из музыкального центра неслась рождественская музыка, и меня вдруг как-то странно кольнуло, когда я узнала песню, ту самую, которая звучала в кофейне во время нашей с Дэвидом утренней встречи семь дней назад. Семь утренних часов, семь дней и семь ночей. И ни одного сообщения. «И о чем это тебе говорит, дура ты набитая? – спрашивала я себя. – Просто забудь о нем».
С дивана, стоявшего у пылающего камина, встал мужчина и, сбросив с колен огромную недовольную рыжую кошку, заключил меня в крепкие объятия.
– Ну, с Рождеством, – сказал он, прижимая меня к своему высокому поджарому телу. Потом, держа меня за плечи, отстранился и обозрел мой наряд. – Ты выглядишь прямо как помощница Санта-Клауса, – заметил он.
– Именно так я и хотела смотреться, – ответила я.
– Всем сидеть, сидеть, сидеть, – быстро приказала нам мама Макса, словно дрессировала собачек. Она торопливо закружилась по комнате, держа в руках тарелки с устрицами в беконе, колбасками в тесте и прочими рождественскими лакомствами.
– Как всегда, в своем репертуаре, – заметил Макс, усаживая меня на диван, с которого только что поднялся. – Так что, Санта-Клаус пролетел над твоим домом?
– Ну, разумеется, – ответила я, беря небольшой бокал шерри с подноса, который держал в руках отец Макса. – Новые сапожки, компакт-диски и масса благовоний. А над твоим?
– В этом году сей тупой псих умудрился протолкнуть сквозь дымоход швейную машинку, – сообщил Макс с чрезвычайно довольным видом.
– Ух ты! Ту дорогую, что ты показывал мне в каталоге?
– Ну да, – кивнул он, затаскивая обратно на колени явно ожиревшую рыжую кошку по кличке Лепешка. – Я до сих пор чувствую себя виноватым. Это куда больше, чем они обычно тратят мне на подарок.
Я легонько сжала его руку, заметив, что это уже настоящая мужская ладонь.
– Когда ты разбогатеешь и сделаешься известным кутюрье, купишь им особняк. И вы будете квиты.
Он широко улыбнулся и потрепал меня по волосам, чего я терпеть не могла, и он это прекрасно знал. Макс был моим самым близким другом. Лишь по нему я скучала, когда уехала изучать музыку в университете, а он отправился в колледж учиться на модельера.
– Ну, – спросил он, запихивая в рот колбаску в тесте, – дал ли о себе знать сказочный-пресказочный принц?
Я резко толкнула его в плечо.
– Прекрати его так называть. Я уже жалею, что вообще тебе о нем рассказала. Особенно когда похоже на то, что он вообще не позвонит.
Макс обнял меня за плечи и резко притянул к себе.
– Значит, он слишком туп, чтобы быть достойным тебя. В конечном счете тебе придется выйти за меня. – Он улыбнулся.
Видя ободряющие взгляды, которыми обменялись его мама с папой, я поняла, что для них это бы стало наилучшим из всех воображаемых исходов. Для Макса и меня… не совсем.
– Я не то чтобы хочу оправдать его, – добавил Макс, вдыхая аромат устриц в беконе с салфетки, которую бережно охранял от самой голодной кошки в мире, – но ты должна признать, что не облегчила ему задачу. Могла бы и дать ему свой номер.
