Весенний Маскарад

– Грозятся сорвать праздник? Это серьёзное заявление, – покачала я головой. – Так ты что, Прэди, у них под колпаком?

– Что-то вроде этого. Их подельники – в школе. Мне подсовывают записки с угрозами. Меня связали по рукам и ногам. Уже дважды что-то пытались воровать у Мардук, причём чтоб меня подставить – хорошо, я был с самой Мардук, и она знает, что это не я.

– Коган, ты про них что-то можешь сказать? – посмотрела я на Тима.

– Мы сами только недавно об этом узнали. Едва нас Прэди подключил – мы подключили тебя. Остальное ты знаешь, – развёл руками Коган.

– Так, всё ясно, – я схватилась за виски. В тот момент голова разболелась особенно сильно. Похоже, у меня появилось независимое спецзадание. Вот и сходила в понедельник в школу, называется. – Я подумаю, что с этим можно сделать. Коган, ты тоже подумаешь. И твоя банда – тоже. Мне не нравится, что в нашу школу пытается проникнуть зараза. Мы едва избавились от шаек Селигатора и Рикасов, теперь нам тут Денгера какого-то не хватает. Посмотрю по своим каналам, что можно нарыть про него.

– А клиенту нашему что делать? – спросил Коган.

– Пусть будет начеку. И не поддаётся на провокации. Пусть побольше вертится с учителями и завучами, особенно – с директрисой. У него должно быть алиби. И пусть готовится к празднику и сделает там хорошую организацию. Этим он нам и отплатит за услуги. Что, разве не так?

– Итчи, ты собралась идти на этот праздник? – удивлённо посмотрел на меня Джиллс.

– Что ты, Жабры, конечно же нет! Я проведу День Весеннего Равноденствия в консерватории, на концерте классической музыки, вечером буду пить чай с малиновым вареньем и спать лягу ровно в двадцать один ноль-ноль.

– Ух, Итчи, Итчи, – покачал головой Жабры, прекрасно поняв, что я шучу.

И ещё он совершенно верно понял, что я не приду на вечеринку. Не любитель я таких тусовок. Тем более, меня уже пригласили. Альберт Брэдл, или как там его? Да, кстати. Костюм, маскарад. И номер выступления… Карамба! Как болит башка. И как я ненавижу весну.

Кое-как о чём-то перемолов языком с ребятами, я пулей выскочила из домика Локуста. Мне показалось, что там было нестерпимо душно. Воздух, мне нужен свежий воздух! В висках стучала горячая кровь. Совершенно не думалось, не соображалось вообще ничего. Что только что было? Я познакомилась с запуганным бывшими корешками, «откинувшимся» одиннадцатиклассником, который имел ко мне несправедливое предубеждение с первой минуты. Узнала о том, что очередная шпана грозится устроить очередной теракт в моей многострадальной школе. Ввязалась во всё это – теперь и не отвертеться! А у меня, может, других дел ещё полно?! Ничего не могу скумекать…

Людей по парку в середине дня в понедельник ходило много. Несмотря на серое небо, все радовались наступившей весне. Дети лазили по турникетам, визжали на горке и на карусели, разбрызгивая вокруг себя слякоть и создавая ещё больше мокроты и грязи. А я хотела уединиться. Конечно, этот парк с редкими деревцами меньше всего подходил для уединения, но, тем не менее, я нашла одинокую скамейку в глубине и села на неё. Отрекаясь в эту минуту от всего, я закрыла глаза, терпеливо снося острую головную боль. А там кишели мысли, прямо-таки роились в беспорядочной круговерти. Прошла так четверть часа. Я решила посидеть ещё столько же, а потом пойти домой. Призакрыла глаза.

«И чего только Когану от меня надо? И зачем я согласилась на это? И что этот Прэди вообще за тип? Мне он не понравился, и я ему тоже. А так как знакомство с клиентом изначально не заладилось – плохой это значок. Надо бы ещё Эллен позвонить, узнать, как у неё дела и как ей спалось сегодня ночью. Вчера мама дала шороху со своими опасениями. Упс, совсем забыла, мама попросила оплатить коммунальные платежи за свет и воду. Неприятная бытовая обязанность. Но, увы, никуда не деться. Как же болит башка. Не хочется переться в этот чёртов банк. И погода такая ужасная… Гадость какая, мерзость!..»

Примерно таково было содержание моих мыслей. Я с удивлением отметила, что занимаюсь подобием йоги или медитации – сижу тут на лавочке в парке и осознаю свои мысли. Похоже, если я поднаторею в этом, стану опытным психологом.

Но ещё больше я удивилась, когда услышала почти рядом с собой голос:

– А погода, между прочим, очень даже ничего.

Я вздрогнула и раскрыла глаза, повернув голову в сторону говорившего. И обнаружила, что на мою скамейку, посягнув на моё личное психологическое пространство, подсел-таки человек. Я сразу отметила, что человека этого можно назвать странным или чудаком, согласно его наружности и одеянию. Высокого роста, сидел, раскованно положив локти на спинку скамьи, имел коричневые узконосые матовые кожаные ботинки со шнурками, вельветовый чёрный костюм – брюки и пиджак, а руки его облечены в коричневые кожаные перчатки. На голове надет не совсем стандартный головной убор, а настоящий высокий чёрный цилиндр. Я оглядела вокруг человека, ожидая, что трость будет тут же, но трость он, по-видимому, забыл дома.

Волосы незнакомца чёрные как смоль, прямые и длинные, полностью скрывали уши. Что вот это за чёрт? Он ведь как будто только что угадал мои мысли! И облик его – как облик явно творческого человека. Художник он что ли какой-то?!

Лицо имело нагловато-беспечный вид. Нос прямой и узкий, губы тоже узки и плотно сжаты в ухмылке, а взгляд тёмных, почти чёрных глаз под густыми бровями остёр и пронзителен. Лицо в меру худое, как и сама конституция тела этого субъекта. Острый подбородок, достаточно хорошо просматривающийся череп. Кожа загорелая, либо её вполне можно даже назвать смуглой. По возрасту я никак не могла определить навскидку, сколько ему лет. Бывают такие люди «без возраста», на которых смотришь и гадаешь, когда человек родился, какому поколению и эпохе он принадлежит. Одно я могла сказать – он старше меня. И наверняка старше восемнадцати. Но моложе шестидесяти. Хотя, есть такие экземпляры, которые в восемьдесят лет после кучи пластических операций выглядят на сорок.

Что касается голоса этого типа, с первой фразой я не обратила на голос ни малейшего внимания. Однако затем я подметила, что и голос соответствовал его неординарному внешнему виду. Низкий, отдаёт хрипотцой и звучит как эхо в ночи: глухо, вкрадчиво и, прямо сказать, жутковато.

Мне стало любопытно. Меня посетило необычное ощущение, что этого человека я видела раньше. Поэтому я решила заговорить с незнакомцем, продолжая поднятую им тему о погоде:

– Весна всегда имеет изменчивую маску для разных людей.

Внезапно я почувствовала, как прошла головная боль. Испарилась начисто в один момент! Будто я пила таблетку, и таблетка вдруг подействовала. А «художник» между тем ответил нарочито поучительным тоном:

– Однако, нельзя категорически утверждать, что погода ужасная.

У меня волосы на голове зашевелились. Этот тип – что? Настоящий телепат? Я ответила на это спокойно:

– Что ж. У каждого свои мнения насчёт погоды. – А затем я вежливо спросила, чтобы проверить свою догадку: – Вы ко мне подсели просто или имеете честь быть со мной знакомым?

Человек в цилиндре усмехнулся краем губ, выдержал паузу и огорошил:

– Вы для меня, юная леди, очень хорошо известны. Однако про меня вы ничего не знаете и знать не можете, – с коварной улыбкой посмотрел на меня «художник». – Отсюда делайте выводы.

Я предположила вслух:

– Наверное, вы знакомый очень хорошо мне знакомого.

– Пусть будет так, – предположил человек в цилиндре.

Карамба, ненормальный тип! Но на вид вполне безобидный. Во всяком случае, пока. Не ведёт себя как маньяк, или как бродяга-попрошайка. Был бы бродягой – сразу бы начал просить деньги, был бы маньяком – тоже разговор бы по-другому шёл. Наоборот, он даже к себе располагал. Я решила быть начеку, несмотря ни на что.

Итак, надо пронюхать, что ему от меня надо. Обычно в наше время так просто не подсаживаются к одиноко сидящим людям в задумчивой позе на лавочках. Какая его цель, какая его выгода, что он со мной заговорил? Сей «художник» вдруг произнёс:

– А я вот просто подсел, без всякой цели. Потому что тоже ищу уединения в данный момент. И нахожу, что лучше не скучать, если подвернулся коллега.

Ей богу, телепат! Ну надо ж, а?! Не каждый день живого телепата увидишь, да ещё и одетого как житель девятнадцатого столетия. Вот это персонаж!

– С вами можно согласиться, – проговорила я, храня намеренно невозмутимый вид. Пусть не думает, что я лыком шита!

– Замечательно, – теперь уже довольно ухмыльнулся «художник». – Давай знакомиться, – сразу перешёл он на «ты».

– Давай, – пожала я плечами.

– Я – Паук.

Он протянул мне руку, храня усмешку. В перчатке. Стоило ли пожимать руку человека в перчатке? Впрочем, у меня тоже надеты перчатки, и я не стала их снимать. Я ответила на рукопожатие, представившись:

– Клот. Клот Итчи.

Почему-то я совсем не удивилась его прозвищу. Паук, ну и пусть Паук. Я бы даже удивилась, если бы этот странный господин представился более или менее обычным именем, как, например, какой-нибудь Александр или Питер.

– Так ты говоришь, у каждого своё мнение насчёт погоды. А по каким меркам ты судишь о погоде? – спросил Паук. – По лужам и грязи? По слякоти и серому небу? Нет, это неправильно! Погоду судят не по тому, какова она снаружи, а по тому, какова она в нутре. В нутре каждого индивидуального человека.

Философ какой! Вздумал тут меня учить. Далась ему эта погода! Ну ладно, поговорю с ним – всё равно ничего плохого в этом не видно. Чудно, но мой интерес разгорался с каждым мгновеньем. Тем более, головная боль прошла, и в мыслях воцарилась такая пронзительная ясность, словно там быстро заработали исправные шестерёнки моего серого вещества.

– Я бы возразила. Если слякоть – то на душе депрессия и меланхолия. Если мороз – то холод и отчуждение. Если солнце – доброта и тепло, если на душе ветер – душа чувствует волю, свободу и раскрепощение.

– Погода не так влияет, – заявил Паук. – Не так однотипно. Ты судишь поверхностно. Ветер – да, это и воля, и свобода, но тебе не до ветра, когда в твоём нутре царит полный штиль. Вообрази себя на берегу моря под пальмами, где дует блаженный бриз, но если в этот момент ты чувствуешь усталость от жизни и тоску, никакой бриз тебя не спасёт. Погода вовне – это то, что дано. Это окружение. Погода внутри – это твой выбор. Это то, на что ты можешь влиять. Внутренняя погода отличается от погоды внешней. И внутренняя погода более значимая. Когда в твоей душе огонь, а за окном дождь, серость и весна, которую ты ненавидишь, а тебе при том не важно, что дождь за окном, тебе важно, что у тебя там внутри огонь!

«А ведь он прав», – с удивлением подумала я. И дёрнула сама себя – откуда он узнал, что я не люблю весну?

– Да, я прав! – вдруг сказал Паук таким тоном, будто чтение мыслей для него было в порядке вещей.

Я произнесла, выдохнув:

– Ну хорошо. Пусть ты прав. Тогда хотела бы я знать, почему здесь сейчас слякоть и у меня в душе тоже слякоть!?

– Это закон вещественности иллюзий. Люди в основной массе привыкли считать, что всё решают не они, а кто-то за них. Что им нужно опираться на что-то внешнее, окружающее их, как на эталон и инструкцию, как им себя вести и что им чувствовать. На самом деле в душе никакой слякоти у тебя сейчас нет. Ты смотришь вокруг и видишь помимо слякоти, злобу, грязь, раздражение. И тебе кажется, что ты и твоя душа от этого зависят, зависят от этого алчного общества мелочных продажных людишек. Ты считаешь себя рабом, ты не можешь это отторгнуть, но ты отторгаешь от себя самое святое: свободу выбора, стараясь удержаться здесь, среди всех. Такое происходит с каждым – если ты продолжишь в таком духе, то потом ты станешь такой же злобной и раздражённой, как все, и никто не выберется из этого замкнутого круга.

«Ну ты и любомудр, Паук!» – подумала я. И начала догадываться, что он прав. И какого чёрта я обращаю внимание на грязь, мерзость, мусор под ногами?! Так ведь делает правда большинство людей! Какого чёрта я уподобляюсь этим самым «мелочным продажным людишкам»?! Я могу быть выше своих негативных мыслей. Я могу выбрать думать о более приятном. Например, о вкусных зелёных кислых яблоках, которые ждут меня дома. О моей любимой двоюродной сестре, что ей можно позвонить и весело поболтать. Об интересной книге, за которую я засяду после того, как сделаю уроки. О предстоящем празднике – карнавале на День Весеннего Равноденствия.

Но с какой стати этот человек в цилиндре передо мной так распаляется и учит меня? С какой целью? Непонятно мне совершенно.

– Ты волен иметь своё мнение, – сказала я нейтрально. – И каждый волен иметь своё мнение. В этой дискуссии все правы, и вообще каждая истина имеет право на даже самую нелепую гипотезу. Я заметила, что ты большой любитель поспорить.

Паук произнёс:

– Вся наша жизнь – спор истин. В тебе я нашёл достойного соперника. Мы ещё обязательно поговорим. Не только про погоду.

Он удовлетворённо улыбнулся.

Повернув случайно голову и кинув взгляд на окружающий парк, я заметила, что ко мне по тропинке направляется Фэрри Руверс, девушка Когана. Увидев меня, она ускорилась и даже стала подбегать ко мне. Я взглянула на Паука. Он всё так же сидел, откинувшись, на скамейке, и невозмутимо глядел в небо. Лицо его спокойно, будто отдыхало. Это несмотря на то, что минуты назад его разум кипел от насущных и серьёзнейших проблем человеческого бытия, и он горячо мне втолковывал про бренности жизни. А Фэрри тем временем уже быстренько подскочила ко мне. Я удивилась тому, что Фэрри ни малейшего внимания не обращала на странно одетого человека, заседающего рядом со мной. Одноклассница заговорила:

– Чего ты здесь сидишь? Ты видела Тима? Где он, неужели он ушёл без меня? Мы договорились, что он будет ждать меня на углу рядом с магазином цветов, и проводит меня до дома.

– Тима? – рассеянно спросила я, не врубаясь, и через секунду до меня дошло, что она ищет Когана. – Он остался с ребятами, в домике Локуста.

– Ох… Клот, пойдём со мной туда, а? Мне страшно туда ходить одной, – Фэрри аж схватила меня за руку и силой сдёрнула со скамейки.

Я в нерешительности посмотрела на Паука. А он, казалось, и вовсе не замечал ни меня, ни Фэрри. Не глядя на меня, он сказал:

– Иди. Мы ещё поспорим.

Я кивнула в знак прощания. А Фэрри толкнула меня:

– Пойдём же!

– Подожди! – я одёрнула её, и мы остановились.

Я оглянулась на скамейку. А Паук… Его и вовсе след простыл! Я огляделась по сторонам – никого! Фэрри спросила:

– Чего это с тобой?

– Слушай, ты видела, как исчез этот… в цилиндре?

– Кто? – глаза Фэрри в удивлении выкатились.

– Ну, тот тип, что со мной на скамейке сидел, когда ты подошла.

Фэрри недоумённо на меня посмотрела и философски заключила:

– Клот, может, ты была так расстроена, что что-то напутала, но я ручаюсь: когда я подошла к тебе, с тобой никого рядом не сидело!

– То есть как это – не сидело? – расширила я глаза и почти выкрикнула это в порыве изумления.

– Ты сидела одна. Я ходила по парку, искала Тима – смотрю, ты одна сидишь, я пришла к тебе, и вот мы идём в этот ужасный дурацкий домик Локуста, потому что Тим забыл, что у него есть девушка! – Фэрри недовольна и капризничала.

– Да, – схватилась я рукой за голову. – Идём к Тиму в дурацкий домик. Превосходно.

Наверное, я сошла с ума.

***

Конечно, была маленькая толика вероятности, что я заснула. Но я не могла грезить и бредить. А может, Фэрри его на самом деле заметила, а надо мной решила подурачиться? Однако, как объяснить, что он за пять секунд встал со скамьи и исчез из поля моего зрения? И кто этот тип вообще? Если он только не гипнотизёр-телепат, нельзя объяснить, что Фэрри он смог внушить на расстоянии, что его нет. Так думала я, направляясь на Базу.

В тот момент мне даже ещё в голову не приходило, что я столкнулась с аномальным явлением. Встречу с чудаком в парке я воспринимала как рядовое событие, обыденное приключение, из разряда чего-то, выбивающегося из привычной суеты, но при этом не затрагивающего важных сторон моей жизни.

Войдя в восемнадцатый дом на квартале Хороший Путь, я спросила Аманду Беллок, сидевшую на своём обычном месте на Рецепции:

– Приветствую! Кто-нибудь из наших есть здесь?

– Есть, – ответила она. – Здесь агент 004. Он в тренировочном зале.

Я направилась туда. Ром занимался не в самом спортзале, а в соседнем помещении, большой комнате с высоким потолком, со специальными деревянными мишенями. Ром учился метать ножи. Я понаблюдала, как он это делает. У него получалось очень хорошо.

– Ты пришла потренироваться? – спросил мой товарищ.

– Да, я подумывала покачать мышцы. Можно с тобой подраться?

– Можно, – улыбнулся безотказный напарник. – Сейчас только ещё два ножика запулю!

Я рассмотрела лезвия, которые он кидал. Отлично сбалансированные клинки, с литой рукояткой, обвязанной плотными кольцами пеньковой верёвки. Такие удобно и приятно держать в руках. Чёрный металл, легированная сталь. Чёрный цвет обеспечивал незаметность, скрытность – такой нож не блеснёт в темноте при случайном источнике освещения, не выдаст. Прекрасное оружие!

– Ты уже придумала костюм, в кого переоденешься на Празднике Весны? – полюбопытствовал Ром, целясь в мишень.

– Я ещё не придумала, – честно призналась я.

– Ну, так время ещё есть! Я тоже ничего не придумал. Хочется нарядиться во что-то пафосное.

– Быть незабываемым королём Весеннего Маскарада? – улыбнулась я.

– А кто не хочет быть королём? – парировал весело Ром. Кажется, у него сегодня отличное настроение.

Ром безупречно попал в центр мишени, точно просчитав количество оборотов в воздухе, которое должен совершить нож. Обратив внимание, что я рассматриваю и взвешиваю в своей руке клинки, поинтересовался:

– Хочешь кинуть?

– Нет, хочу взять. Подержать у себя, – совершенно неожиданно для меня, сорвалось у меня с языка это странное пожелание. Я сама себе удивилась – что за блажь?!

Ром пожал плечами, несколько секунд посмотрев на меня:

– Возьми.

– Что, правда можно? Серьёзно?

– Конечно! Это же казённые ножи. Их можно брать на любую миссию.

– Они так остро наточены… – я коснулась пальцем края лезвия.

– Естественно, это же готовое боевое оружие, а не игрушка.

– Спасибо, – я осторожно положила нож во внутренний карман куртки. Погода сегодня тёплая и слякотная, поэтому куртку я надела лёгкую и не стала её снимать, зайдя в подвал базы – рассчитывала оставить в раздевалке перед тренировкой.

– Пойдём драться?

– Пойдём, – кивнула я.

Но подраться нам не удалось. Едва мы вышли в соседний зал, где проходили наши регулярные тренировки, как нос к носу столкнулись с нашим коллегой Фрэнком Скрэтчи. Он вперился в нас взглядом, который я бы обозначила как хищный:

– Ага, вот и вы, агенты 001 и 004. Это судьба. Я вас искал, уже собрался вызывать вас сюда срочно по рации, а Аманда сказала, что вы уже тут как тут. Редкостная удача. Мне с вами повезло, у вас настоящее чутьё!

– Ты нас искал? В чём дело? – удивлённо вскинул брови Ром.

– Задание есть. Идёмте в Оконную переговорную.

Фрэнк без обиняков красноречиво исчез. Мы с Поджигателем переглянулись.

– Как думаешь, нам правда повезло, Ром? – спросила я.

– Думаю, Фрэнк припас для нас что-то стоящее.

– Ты меня обнадёжил, – улыбнулась я.

Через две минуты мы сидели в комнате на первом этаже с большим широким окном во всю стену. За окном смеркалось и шёл дождь со снегом. Вот и конец тёплой погоде. Неустойчивый коварный март.

– Ребята, – агент Скрэтчи оглядел каждого из нас пронзительным взглядом. – У нас с вами будет очень ответственное и очень секретное задание. Мы с вами втроём входим в независимую расследующую группу по делу о музее Дерва. Сам наш босс F настоял на том, чтобы я привлёк к этому расследованию именно вас двоих, как самых лучших агентов среди всей вашей Великолепной Шестёрки.

Мы с Ромом переглянулись в очередной раз.

– Самые лучшие агенты? – это меня изумило и потрясло больше всего.

– Да. F именно так и передал. Что только 001 и 004 могут участвовать в таком деле.

– В деле музея Дерва? Мы не ослышались? Это пропажа ценного экспоната? – уточнил Ром. Оказывается, он тоже знал о краже рапиры.

– Да, так точно, – кивнул Фрэнк. – Вначале несколько слов расскажу о самом экспонате. Это дуэльная рапира с обоюдоострым прямым узким клинком, изготовленным в 18-м веке известным мастером-ювелиром и искусным оружейником Дезмондом Анкелусом по заказу короля Александэра, который преподнёс её в дар нашему городу. Об этом даре написано во многих учебниках по истории. Эфес этой уникальной рапиры выполнен из сплава благородных металлов, присутствуют вкрапления драгоценных камней. Сам клинок очень острый, изготовлен из высококачественной стали. Ножны рапиры лишь приукрашивают своей «скромностью» её стоимость. Вот материал ножен: змеиная кожа, серебряные вкрапления, прилепленные гранённые самородки изумрудов, сапфиров, рубинов. Рапира считается одной из самых первых представительниц вида этого холодного оружия, первые рапиры как раз появились в 17-м столетии, а к началу 18-го этот вид оружия достиг своего расцвета.

Эта изумительная рапира, шедевр оружейного искусства, находилась в музее Дерва под строжайшей охраной. Она изначально была помещена в Зал Исторических Ценностей, где представлены самые драгоценные и уникальнейшие экспонаты прошлых эпох, признанные как артефакты культурного наследия. Вход в Зал Исторических Ценностей для посетителей за отдельную плату. Помимо совершенной системы охраны и сигнализации, там поддерживаются соответствующие климатические условия и освещённость, чтобы экспонаты оставались в целости и сохранности десятилетиями. Рапира пролежала в музее Дерва уже более двадцати лет, с тех пор как один известный коллекционер-меценат с аристократическими корнями бывших придворных короля великодушно и безвозмездно передал её музею в целях эстетического просвещения всего человечества. Я это всё так красиво рассказываю и разливаюсь соловьём, чтобы у вас было представления, друзья, о том, насколько это ценная вещь, – оговорился Фрэнк.

– Мы охотно себе представляем, – улыбнулась я, и мы с Ромом согласно и солидарно кивнули.

– Ага, это всё равно что упереть с неба луну, – добавил Ром.

– Типун тебе на язык, агент 004! – в притворном ужасе Фрэнк замахал руками. – Ещё не хватало Лоуренсу и Харрисону бегать по всему земному шару и стирать память простым смертным людям после такого! Нам надо во что бы то ни стало поймать этого ловкача, своровавшего рапиру, дабы ему действительно не пришло в голову упереть луну. Я уже склонен подозревать, что он на это способен!

Я в нетерпении спросила:

– Итак, эта рапира лежала 20 лет в музее. Как мне стыдно, кажется, я её ни разу не видела. Когда мы с Эллен ходили в Музей Дерва, этот самый знаменитый зал находился на реконструкции, и мы туда не пошли, – вспомнила я. – Как же так получилось, что её украли?

– Сейчас я вам всё расскажу, – агент Скрэтчи, кажется, доволен тем, что донельзя заинтриговал нас и разогнал наш интерес до спринтерского бега. – Эта рапира лежала на специальной музейной мебели – таком столе, со стеклянной крышкой, на подкладке из ткани, внешне напоминающей чёрный бархат. Принцип охраны такой, что саму рапиру нельзя взять в руки, не сняв стеклянный колпак. Чтобы его снять, нужно снять его сначала с сигнализации, иначе сирена издаёт такой звук, что музей моментально оцепляет спецназ. Сразу предваряя ваш вопрос о неисправности системы сигнализации, скажу, что система исправна: она проверяется ежедневно. Близ дверей всегда находится охрана. В зале четыре камеры – по одной из каждого угла; обзор такой, что видно каждый закуток. Зал не имеет окон, не имеет никаких люков, шахт вентиляции – воздух в нём хранит особый кондиционер, работающий от электроэнергии. Ещё там есть противопожарные датчики на потолке, которые реагируют на задымление. Эту особую охранную систему установили около двух лет назад. Как раз тогда, когда её устанавливали, зал и был на реконструкции.

– Логично, – кивнула я. – То есть получается, что там только одна дверь, входная, и никаких других щелей и окон?

– Да, и мышь не проскочит! – подтвердил Фрэнк. – Теперь представьте, какой шок там был утром в субботу, то есть позавчера. Вечером в пятницу, как обычно, зал закрыли на ночь, бдительный охранник так стережёт, что готов пристрелить даже ползущую к запретной двери муху. Он знает, что все экспонаты в полном порядке, к тому же, в зал никто никак не пройдёт, а тут утро, и – пожалуйста! Исчезло бесценное холодное оружие. Кому это понравится? И следов никаких! Полиция в шоке; выдвигается вполне приемлемая гипотеза: несчастный охранник стал жертвой гипноза, сам открыл дверь, сам на время отключил сигнализацию, камеры, позволил вору в перчатках снять колпак, взять рапиру, а потом взял и всё забыл. Вполне приемлемая картина, если учесть, что в нашем веке нам более всего приходится терпеть именно от психотропного оружия. Но то, что произошло сегодня – ломает вообще все рамки, все законы физики.