Душа моя – Крым

Айше накрыла на стол, Осман уложил Володю спать.

Вскоре подошёл Аман. Мужчины поздоровались, обнялись и пожали друг другу руки. Аман стал расспрашивать гостя о дороге, здоровье и делах. Пообедав, Осман принялся опять уговаривать Айше и заодно Амана. Ему хотелось во что бы то ни стало оставить Володю у себя.

– А может, вы всей семьёй поедете к нам жить? – предложил Осман. – У нас большая квартира, всем места хватит.

– Что Вы, Осман-ака, – возразил Аман, – мы никуда не поедем. У нас своё жильё, работа, друзья. Я отсюда никуда. Здесь моя родина. Наше место здесь. Правда, Айше?

– Конечно, Аман!

Проснулся Володя.

– Мама, мама, – громко стал звать маму Володя.

Айше подошла к сыну, но он ещё больше закричал и устроил истерику. Осман взял его на руки:

– Успокойся, сынок, мама далеко, она скоро приедет. Пойдём-ка, погуляем на улицу.

Они оделись и вышли. Айше сидела и молчала. Аман не знал, что сказать ей в утешение. Потом он прервал тишину:

– Что ты решила? – спросил он жену.

– Не знаю, пусть пока поживут у нас, Володя привыкнет.

Но Володя не привык… Прошла неделя. Осман собрался в дорогу. Опустив голову, он вытер слезу, попрощался и, пока Володя спал, вышел за порог. Оставив

Володю и маленькую дочку сестре Амана, Айше с мужем

пошли провожать дядю.

– Айше, не провожайте меня, – попросил Осман. – Я сам доберусь. Вдруг Володя проснётся, испугается, что нас нет. Вернитесь!

– Нет, Осман-ага мы проводим вас, хотя бы до автобуса.

На улице дядя опять стал уговорить племянницу не забирать у него сына:

– Айше, у тебя семья, есть ребёнок, работа, а мы одни. Ты не сможешь уделять Володе должного внимания. Подумай, а мы дадим ему образование, всё дадим, что у нас есть. Он привык к нам, ему будет здесь тяжело без нас, поверь!

– Нет, Осман-ага, ещё раз спасибо за всё. Жаль, что вы уезжаете. Когда ещё увидимся? – сказала Айше.

Подошёл автобус.

– До свидания! – попрощался Осман. – Берегите Володеньку!

Они обнялись. У Османа на глазах показались слёзы. Это были слёзы отчаяния. Он надеялся, что уговорит Айше, но она оказалась непреклонной. Помахав в окно автобуса на прощание племяннице и зятю, Осман уехал на железнодорожный вокзал…

Володя вдруг проснулся. В незнакомом доме он чутко спал, а может, что-то почувствовал, и с тех самых пор, когда Айше оставила Осману сына, он всегда был начеку: «вдруг опять отдадут», конечно, ребёнок не помнит тот день, когда он расстался с мамой Айше, но состояние тревоги осталось в глубине его подсознания. Володя поднял рёв. Айше пыталась его успокоить, отвлечь, но он ничего не хотел слушать. Его плач перешёл в истеричные рыдания. Тогда Айше сказала Аману:

– Аман, беги за дядей на вокзал, верни его, я решила… ради Володи… отдать его им.

Аман побежал на остановку. Автобусы ходили часто. Добравшись до вокзала, Аман застал Османа на перроне.

– Осман-ака! – позвал он дядю Айше.

– Что случилось? Что-то с Володей? – с беспокойством в

голосе спросил Осман.

– Вас зовёт Айше. Она согласна, чтобы вы забрали сына.

– Согласна?!

Они поспешили назад. До отправления поезда ещё оставалось время. Осман торопливо собрал Володю в дорогу и сказал племяннице:

– Спасибо, Айше, когда он вырастет, мы обязательно скажем ему про тебя, и он приедет к вам сам, по собственному желанию. Вот увидишь!

Оставив дочку с Хикмат дома, Айше с Аманом поехали провожать дядю и сына на железнодорожную станцию. Там она поцеловала Володю и как тогда, в городе Горьком, долго стояла на перроне, смотря вслед удаляющемуся поезду. Налившаяся молоком грудь напомнила ей о дочери. Вернувшись домой, Айше накормила девочку, прилегла с ней рядом и подумала: «Самое главное, что все живы и здоровы, когда-нибудь мы будем вместе, вся наша семья, все наши дети и мы с Аманом».

Вскоре они выдали замуж Хикмат. А в 1960 году у Айше с Аманом было уже три дочки. Младшую они назвали в честь тез-аны Мерьем, среднюю Азизой. Неожиданно для семьи их дом пошёл на снос как самострой: Оказалось, что Аман построил его без разрешения горсовета. Им выделили комнату в бараке, который находился в ста метрах от их дома и где уже жили несколько семей. Барак одноэтажный, кирпичный. Теперь всем пришлось ютиться в одной комнате.

Глава 20

Встречи с прошлым

Стучалось прошлое в окно,

И счастье, и беда.

Что в тень ушло уже давно,

Вернулось навсегда.

В выходной день августа 1963 года вся семья Айше была дома. Аман читал газету. Маленькие дети Азиза и Мерьем играли на полу. Айше готовила старшую дочь в первый класс, пришивала к школьному платью белый воротничок. Лола разглядывала тетрадки, чернильницу и учебники. Коричневый портфель с застёжкой привлёк её внимание. Она с гордостью носила его по комнате и говорила:

– Мама, смотри, я уже большая. Я иду в школу.

– Конечно, большая, доченька. Сходи, взрослая ты моя, купи мацони (армянский кефир). И хлеб принеси.

Лола пошла за угол дома, где по обыкновению сидели армянки и продавали свой мацони.

Айше штопала носки, когда в дверь кто-то постучал.

«Кто это?» – подумала она и открыла дверь. Перед ней стоял их знакомый – крымский татарин Керим-ага с соседней улицы.

– Здравствуй, Айше, посмотри, кого я тебе привёл, – улыбаясь, сказал Керим-ага.

Из-за спины Керим-ага вышел мужчина. Айше сразу узнала его. Перед ней стоял её двоюродный старший брат Абибулла, которому на ту пору исполнилось сорок девять лет, но выглядел он на все семьдесят. Седой, сгорбленный, худой, без зубов, но глаза… Его уставшие глаза излучали радость. Казалось, что только они и выдержали все беды и несчастья, разрушившие его жизнь. По ним Айше и узнала брата.

– Абибулла-даи! – с этими словами она бросилась к нему на шею. – Где ты был всё это время? Мы думали, ты погиб.

Из-за большой разницы в возрасте она звала брата даи (дядя).

Они долго стояли друг перед другом, как будто не могли поверить в свершившееся чудо, и плакали. Слёзы капали из их счастливых глаз, как капает слепой дождик при ярком солнце.

– Даи, проходи, проходи, – словно очнувшись, сказала Айше, – познакомься – мой муж, Аман.

Аман протянул руку Абибулле, поздоровался и обнял его. Вернувшаяся с хлебом и мацони Лола тоже принялась обнимать брата мамы, и радость, наполнившая дом, охватила и её. Она сразу полюбила этого «дедушку» и не отходила от него ни на шаг.

– Это твоя дочь?

– Да, старшая, у нас их трое. Есть сын, но он живёт с дядей Османом.

– С Османом?

– Да, я потом расскажу об этом. Это длинная история.

Айше усадила всех за стол. Стала хлопотать по дому, чтобы накормить семью обедом.

– Сестрёнка, – сказал уставшим голосом Абибулла, – сядь, дай воды, потом попьём чай, нам надо поговорить.

Айше поняла, что предстоит долгий разговор и подала ему стакан воды. Все сели за стол и стали слушать дорогого гостя.

– Тогда, весной 1942 года, шли тяжёлые бои под Харьковом, а в конце мая у Барвенково мы попали в окружение, – начал долгий и тяжёлый рассказ Абибулла. – Много солдат погибло, и тысячи попали в плен. Мы шли по дорогам нескончаемой вереницей из военнопленных. С обеих сторон нас охраняли немцы с собаками и автоматами. Под вечер группа пленных решила вырваться из колонны. Они затеяли потасовку, чтобы отвлечь охрану. Поднялся шум, началась стрельба, послышались крики и лай собак. Люди побежали, и я с ними. Недалеко от дороги был лес, и каждый надеялся добежать до него и скрыться в нём. Но автоматные очереди настигли нас. Бегущие рядом пленные падали, и я упал. Притворился мёртвым. И ту же на меня всем телом повалился убитый пленный солдат. Немец прошёлся по лежащим на земле людям автоматной очередью. Подошёл и ко мне. В эту минуту я подумал: «Ну, всё, прощай, жизнь, мама и все мои родные», – тут Абибулла всхлипнул и дрожащим голосом продолжил: – Фашист ногой скинул с меня убитого солдата. Видимо, ему показалось, что я тоже мёртв, потому что был весь в чужой крови. На моём лице лежали даже мозги, так как пули пробили пленному голову. Возможно, поэтому он не стал в меня стрелять, а только пнул ногой, как мешок с картошкой, и пошёл дальше. Мне пришлось лежать до темноты. Потом я побежал в сторону наших частей через поле сражений по трупам. Вся одежда моя пропиталась чужой кровью, как будто я плыл по кровавому морю. Но это было именно так: когда всё поле усеяно погибшими, трудно найти места, где можно пройти, чтобы не наткнуться на них. Когда дошёл, наши не поверили, что мне удалось сбежать из плена. Вот и передали в НКВД. Там, конечно, решили, что я диверсант. Долго били и допрашивали: кто послал, с какой целью? Потом я услышал, как лейтенант, который вёл допрос, говорил за дверью своему начальнику:

– Товарищ, майор! Арестованный ни в чём не сознаётся. Думаю, ничего не знает. Он дезертир, товарищ майор!

– По документам крымский татарин, а они, по сводкам фронта, массово дезертируют и переходят к немцам. Поэтому под трибунал его. Выполняйте!

– Меня осудили.

– Суд был? За что тебя осудили? – с волнением в голосе спросила Айше.

– Ни за что! Я просто вернулся. Вот за что! Был военно-полевой трибунал, но без моего присутствия. Мне просто зачитали приговор. Я обвинён в предательстве по 58 статье и осуждён на двадцать два года лагерей. Жена отказалась от меня. Написала отказ. Я был отправлен в лагерь ГУЛАГа (Главное управление лагерей и мест заключения) по этапу на север вместе с предателями и изменниками родины.

Такого поворота в жизни брата Айше не ожидала. Она думала, что Абибулла пропал, погиб, его угнали в Германию. Ведь его жена Февзие всегда писала им, что не знает, что с ним.

– Абибулла-даи, как же так? Февзие нам писала, что от тебя нет вестей. Значит, она обманывала нас?

– Да. Она сказала мне, что ей стыдно было сообщать моим родным, что я арестован за предательство и о том, что она от меня отказалась.

– Мы жили надеждой, и тез-ана верила, что ты жив и найдёшься. А если бы знали, в какой ты беде на самом деле, было бы ещё тяжелее. Хотя… – Айше ненадолго задумалась и сказала: – всё-таки надо было сообщить нам правду. Неизвестность хуже плохой правды. А что Февзие рассказала про тебя дочери?

– Сказала, что я умер. Она не надеялась, что вернусь. Я ей всё простил, тем более она сейчас больна.

– А почему ты не писал нам оттуда, из лагеря?

– Сначала я не писал, шла война. Сомневался, что выживу там, а после победы стал писать, но ответа не получал. Оказалось, вас уже не было в Крыму.

– Как встретила тебя дочь?

– Она очень обрадовалась. Сказала, что представляла меня именно таким и что ей всегда не хватало отца. Потом она говорила с матерью и упрекала её, что та не сказала ей правду. Выходит, дочь не отказалась бы от меня, зная, по какой статье меня осудили.

– Видишь, какая замечательная у тебя дочь! А как ты нашёл свою семью?

– Когда освободили, сразу поехал домой. Был в Крыму в прошлом году. Пришёл домой, а там живут чужие. Мне сказали, что всех крымских татар увёз НКВД в 1944 году. Куда? Неизвестно. Они отдали мне все мои письма. Не выбросили! Стал искать Марию, но она тоже уехала из Судака за месяц до моего возвращения. Соседи дали её адрес в Харькове. Поехал туда. Сначала поработал на складе грузчиком, чтобы прилично одеться и предстать перед ней. Я весь поизносился, да и деньги на обратную дорогу нужны были. В Харькове встретился с Марией. Она дала адрес моей семьи и твой. И рассказала, как всё было, как и когда вас увозили и про Усеина. Она до сих пор ждёт его, поэтому и оставила свой адрес в Крыму.

Оттуда я поехал в Узбекистан, нашёл семью. Сначала остановился у дочери. Потом устроился на работу, познакомился с хорошей женщиной, женился. Наш дом стоит рядом с домом брата Аблякима. Вскоре увидел сестру Шевкие. Вот теперь нашёл и тебя. Все эти годы думал о вас, мечтал увидеть, этим жил и выжил в лагерях. Не многие дождались свободы, и я вернулся чудом. Выдержал все издевательства охраны, побои, холод и голод.

Айше слушала его исповедь и не могла поверить во всё это. Её переполняли тревожные чувства к брату, жалость, обида за него, за себя, за их прошлое и будущее. Она верила его словам. В их семье не может быть предателей. Но всё равно они все признаны ими и всю свою жизнь несут эту незаслуженную кару. Страна наказала её семью, не разобравшись, не желая понимать и отличить врага от честного человека.

– Ты говоришь, тебе дали двадцать два года. Ты вышел раньше?

– Да, на два года раньше. Меня освободили за примерное поведение, я хорошо трудился. Справлялся с нормой, которую постоянно увеличивали. Нас испытывали на выживаемость. У меня было сильное желание вернуться на родину, к вам. Оно спасало от отчаяния и безысходности, придавало сил. До сих пор снятся взрывы снарядов, тысячи погибших однополчан. И я опять иду по полю, перешагивая тела, ступая по крови́. В голове всегда одна мысль – забыть всё это, но не получается.

– Абибулла-даи, как хорошо, что ты вернулся! Это большое счастье, я верю тебе, что ты ни в чём не виноват.

– Спасибо, сестрёнка. Главное, что мы опять вместе!

За долгими разговорами они просидели всю ночь. Брат с сестрой вспоминали и рассказывали друг другу о том, что с ними произошло за эти годы. Аман слушал их и понимал: сколько же им пришлось пережить. И от этого у него появилось желание ещё больше оберегать и защищать свою слабую и хрупкую женщину. Абибулла остался у сестры, понянчился с племянницами, посмотрел город. На следующей неделе он уехал, пригласив сестру с семьёй к нему в гости.

Как приятно сознавать, что в семье прибыло, нашёлся брат. Вот бы нашёлся и Усеин, тогда Айше была бы самая счастливая на свете.

Глава 21

Долгая дорога домой

Часть

I

Прижмусь к земле,

услышу зов веков.

Взываю к небу я в мольбе:

Верни нам землю дедов и отцов!

Через три года после рождения младшей дочери в семье, наконец, родился сын Хаит. Айше стала шеф-поваром. Она всё успевала: трудиться на работе и дома, растить четверых детей, принимать гостей и родственников. И всегда всё делала с улыбкой, люди тянулись к ней. Вместе с мужем они старались всем помочь, поддержать, были гостеприимны, приветливы и никогда не ссорились. Иногда, чтобы поднять настроение жене, Аман напевал ей свою любимую популярную тогда песню «Я встретил девушку», после которой Айше всегда начинала улыбаться:

Я встретил девушку, полумесяцем бровь,

На щечке родинка и в глазах любовь.

Ах, эта родинка меня с ума свела,

Разбила сердце мне, покой взяла…

Пока родители были на работе, дома хозяйничали дети. Старшие делали уроки, убирались по дому. Папа был очень строг. Приходил с работы, проверял дневники и часто говорил детям о том, как жалеет, что не хотел учиться и не слушал отца. По выходным приезжали гости из кишлака: родственники с детьми, и дом наполнялся шумом, смехом и радостью общения. В отпуск они ездили в гости к братьям Айше, сестре и племяннику Асану в Андижан и Ташкент.

Наступил 1967 год. В этот год вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о реабилитации крымских татар. Указом признано, что «обвинения в предательстве и сотрудничестве с фашистскими захватчиками огульно и необоснованно отнесены ко всему татарскому населению Крыма». А ведь прошло целых двадцать три года! За это время выросло не одно поколение. Они рождались с клеймом предателей родины. Вернуть доброе имя одним Указом было невозможно, в головах у некоторых советских людей надолго поселилась предвзятость к этому народу. Велика сила предубеждения! Она копилась в умах людей и передавалась из поколения в поколение.

Однажды дочь Лола пришла из школы и рассказала матери, что учительница на уроке назвала её подругу крымскую татарку Асие «предательским отродьем». Асие убежала из класса, а за ней ушли остальные дети.

– Мама, – спросила дочь, – за что Ирина Ивановна её так назвала?

– Это она со зла сказала, доченька, – ответила Айше. – Человек так устроен: если он зол, обрушивает свою злобу на другого человека и обязательно в унизительной форме. При этом он старается как можно больнее ужалить его оскорбительным словом. Слово – самое страшное оружие, оно страшнее пули, убивает постепенно, а иногда и сразу, порой унижая не только одного человека, но и его семью, а иногда и весь народ.

Спустя несколько дней после этого события Лола заметила, что давно нет в школе учительницы, обидевшей Асие. Она поинтересовалась :

– Мама, а где Ирина Ивановна? Её давно не видно. Русский язык нам теперь преподаёт Валентина Степановна.

– Она уехала.

– Куда?

– Не знаю, доченька.

Уже будучи взрослой, Лола узнала, что учительницу тогда уволили из школы, а родителям Асие принесли извинения директор школы, секретари обкома и горкома партии.

Это были отдельные, нечастые, но очень болезненные моменты для крымских татар. Из года в год лживые и несправедливые обвинения унижали и ущемляли национальную гордость и без того многострадального народа, потерявшего из-за депортации всё: родину, значительную часть своего населения, дома, земельные участки и имущество.

Природа возникновения предательства, причины этого явления, а вернее проявления характера человека, попавшего в определённые условия, вызваны не только слабостью, страхом, озлобленностью или мстительностью, но и его позицией в обществе. Это всегда отдельные случаи, возникающие независимо от национальности. Предательство проявляется там, где человек ставит свои эгоистические, индивидуалистические интересы выше интересов общества. Народ – это историческая общность, где каждый вносит свой вклад в развитие этой общности своим трудом, способствует благополучию этого народа. Где в приоритете патриотизм, преданность и любовь к родине. Именно преданность своей родине и народу помогла крымским татарам выжить в условиях гонения и запрета обучения детей на родном языке. Несправедливо признанный преступным, потерявший свободу на долгие десятилетия, народ сохранил культуру, самобытность, сплотился, не озлобился и с честью выдержал все испытания.

Для оглашения Указа 1967 года к Айше по месту её работы специально приехал директор горторга Азат Рахимович, чтобы засвидетельствовать почтение одному из лучших работников торгового предприятия. К этому времени Айше получила заслуженное звание «Отличника Советской торговли». Когда Азат Рахимович зачитал Указ, из глаз Айше хлынул поток счастливых слёз, который невозможно было остановить. Она прятала их за плечами работниц, чтобы никто их не видел. По окончании речи он сказал:

– Ойша-опа, мы вас никуда не отпустим. Вы для нас родной и близкий человек. Наша земля стала для вас второй родиной, здесь ваша семья, ваши дети. Своим честным и добросовестным трудом вы заслужили любовь и уважение коллектива горторга.

Раздались аплодисменты, и все начали обнимать и поздравлять Айше. От нахлынувших чувств она не смогла вымолвить ни слова. Вот она – долгожданная свобода! Вот

оно – счастье быть нужным и уважаемым человеком! Значит, жизнь прожита не зря.

В этом же году многие крымские татары предприняли попытки поселиться в Крыму, но их не брали на работу без прописки и не прописывали, потому что не было работы. Мало кто тогда обратил внимание на поправку в Указе о праве проживания на всей территории СССР в «соответствии с действующим законодательством о трудоустройстве и паспортном режиме». Созданная бюрократическая карусель не давала им осесть на родной земле. Некоторые возвращались назад, другие поселились в городах Украины, поближе к Крыму. Абляким с семьёй приехали в Судак и смогли купить домишко. Радости было много. Он писал Айше, что наконец-то он дома и жизнь налаживается. Но не тут-то было, прописку им не разрешили. Более того, их постоянно по повестке вызывали в милицию и прокуратуру, где открыто говорили:

– Уезжайте обратно в Узбекистан и больше не возвращайтесь, потому что прописаться здесь у вас не получится.

Аблякиму пришлось продать дом в Судаке, но возвращаться они не стали. Купили дом в городе Херсоне Украинской ССР. Абляким с женой устроились на работу. А позднее, уже после смерти Абибуллы, в 1982 году его дочь переехала поближе к дяде Аблякиму вместе с детьми и внуками.

Несмотря ни на что после Указа 1967 года нескольким семьям крымских татар всё-таки удалось закрепиться в Крыму. С большим трудом, упрямо перешагивая через бюрократические препоны и барьеры, люди селились на земле предков.

Не смирившийся со своей участью крымскотатарский народ ещё долгое время будет добиваться возвращения домой, напоминая о себе, взывая к пересмотру несправедливых обвинений, осуждению гонений и ущемлений в правах…

Глава 22

Долгая дорога домой

Часть

II

Уж слышатся шаги пришедших перемен,

Их топот по ступенькам перекрёстка…

Однажды в городе Айше встретила землячку-крымчанку Севиле. До выселения в 1944 году та проживала на территории Генуэзской крепости, построенной ещё в XIV веке. Это неприступное сооружение высится над городом Судаком как напоминание об итальянских завоевателях крымской земли и стоит на горе, являющейся древним окаменелым коралловым рифом. В её семье все художники и занимались они тогда росписью стен крепости и восстановлением древних фресок. После Указа Севиле побывала в их родном городе Судаке и рассказала Айше о своих впечатлениях.

– Побродив по Судаку, – начала рассказ Севиле, – я подошла к своему дому. В нём живут чужие люди. Ничего не изменилось. Всё на месте: те же постройки, стены, забор, сад. Только дом выглядит сиротливо, не чувствствуется рука хозяина, словно в него пустили квартирантов. Без друзей и знакомых город показался мне чужим. Впечатление удручающее. Нет той атмосферы уюта, единой семьи, в которой мы жили до войны. Всё перевернулось: приезжие стали хозяевами, а коренные жители приезжими. И мы не просто там гости, а нежеланные гости. Мы чужие на родной земле. От увиденного у меня разболелась голова и я вернулась в гостиницу, отложив все планы на завтра.

– Интересно, а что стало с моим домом? – задумалась Айше.

– Думаю, что то же самое. Живёт кто-то и нас не ждёт. Так вот, на следующий день, – продолжила Севиле, – я решила прогуляться по крепости-музею, посмотреть работы моей семьи и на то, что от них осталось. В одном из помещений увидела трёх мужчин, которые оживлённо о чём-то спорили. Это были реставраторы. Они стояли ко мне спиной и не заметили моего появления.

– Вот здесь был такой рисунок, – сказал один из мужчин, показывая что-то на бумаге.

– Нет, мне кажется, что было так, – утверждал другой, показывая свой вариант.

– А я думаю, что было вот так, – говорил третий, рисуя на бумаге какой-то узор.

Я решила к ним подойти.

– Здравствуйте! – поздоровалась я. – Извините, но я слышала ваш разговор. Меня зовут Севиле. Я жила здесь раньше, до выселения крымских татар в 1944 году. Мои родители работали в этой крепости художниками. Это наши рисунки. Мы восстанавливали эти фрески.

Я попросила дать мне карандаш и быстро набросала им эскиз рисунка. В результате взрывов и бомбёжек он сильно пострадал. От мужчин я узнала, что они направлены сюда из Москвы для реставрации крепости. Они поблагодарили меня за эскиз, и я ушла.

Айше долго находилась под впечатлением от рассказа Севиле и не могла успокоиться. Она шла по тротуару и думала: «Не всё ли мне равно, что в доме, где меня давно нет, живут чужие? Ведь я счастлива здесь. Нет, мне не всё равно от постоянно кровоточащей раны в душе по разрушенным надеждам, по потерянным родным и родному крову, потерянным юным годам на поселении. И все мои земляки, изгнанные со своей земли, как и я, продолжают скучать по Крыму и мечтают о возвращении. И как бы ни было хорошо на чужбине, на родине человеку лучше, что ни говори…».

Дядя Амана – председатель одного из колхозов Каттакурганского района иногда заезжал в гости к племяннику. Его водителем был крымский татарин Исмаил. Входя к ним в дом, он обычно говорил:

– Ойша, посмотри, с кем я приехал к вам, – твой земляк, Исмаил. Поговорите друг с другом, отведите душу. Он тоже скучает по родному языку.

После обеда с гостями, за чаем, Айше с Исмаилом вспоминали далёкий Крым. Общаясь на родном языке с земляками, она не могла наговориться и словно окуналась в близкую, родную ей атмосферу, из которой не хотелось выходить. Родные корни проросли в её душу так глубоко, что выкорчевать их с годами и испытаниями судьбе так и не удалось.