Нефритовый код: Хроники Небесной Сети

– Выключи это, – ее голос прозвучал хрипло и приглушенно. – Выключи сейчас же.

Артем, движимый тем же инстинктивным страхом, резко нажал на кнопку выключения. Экран погас, и в комнате снова воцарилась нормальность. Та самая, что теперь казалась тонкой, хрупкой пленкой, натянутой над бездной.

– Что… что это было, Артем? – Линь Вэй обернулась к нему, и в ее глазах читался настоящий, животный ужас, который не могла скрыть даже ее железная логика. – Галлюцинация? Коллективная? Отравление угарным газом?

– Нет, – Артем покачал головой. Он встал и подошел к тому месту, где висела струйка пылинок. Теперь они снова беспорядочно кружились в воздухе. – Это была реальность. Только на мгновение… поврежденная. Треснувшая. Тот самый Сбой. «Хранитель» не лгал.

– «Хранитель»? – Линь Вэй вскочила. – Ты начинаешь слышать голоса? Артем, нам нужен врач! Ты не спал всю ночь, ты под давлением…

– Я не сошел с ума, Вэй! – он повернулся к ней, и его лицо было искажено не страхом, а странным, лихорадочным озарением. – Ты сама это видела! Чувствовала! Воздух дрожал. Звук исказился. Это не галлюцинация. Это – данные. Реальность, прочитанная как данные, и на мгновение испорченная. Наш эксперимент… мы подали питание на схему. Словно тыкнули пальцем в оголенный провод под напряжением в миллионы вольт.

Он подошел к столу, где лежал диск, и уставился на него с новым, почти религиозным трепетом.

– Нам нужен не просто анализ. Нам нужен… интерфейс. Контролируемый канал. Мы не можем тыкать в него палкой, как дикари. Мы должны подключиться к нему правильно. Безопасно. Или хотя бы… менее опасно.

Линь Вэй, все еще дрожа, сделала глоток чая, но он, казалось, не согревал ее.

– Интерфейс? – с горькой усмешкой повторила она. – И какой разъем ты предлагаешь использовать? USB-Type?

– «И-Цзин», – без тени иронии ответил Артем. – Это не гадательная книга, Вэй. Это протокол. Язык, основанный на вероятностях и переменах. Диск, судя по всему, работает на тех же принципах. Лунный свет был одним ключом. Триграммы – другим. Мы только что случайно повернули его в замке и едва не сломали дверь. Нам нужно создать стабильный мост. Устройство, которое будет транслировать логику диска в понятную нам систему и наоборот.

Идея была безумной. Но после того, что они только что видели, любое рациональное предложение казалось бы еще большим безумием. Линь Вэй закусила губу, ее ум уже начал просчитывать варианты, отбрасывая страх в сторону, как мешающую переменную.

– Хорошо, – сказала она наконец, и в ее голосе снова зазвучали стальные нотки. – Допустим. Но не здесь. И не с нашим основным оборудованием. Если этот… Сбой… может проявляться локально, я не хочу рисковать всей лабораторией. Нам нужно уединенное место. И компоненты. Много компонентов.

Они провели остаток дня в лихорадочных приготовлениях. Под предлогом проведения «особо чувствительных георадарных исследований» они получили разрешение использовать старый, полузаброшенный склад на отдаленной окраине раскопа. Он был полон хлама, но там было электричество и, что важнее, никаких лишних глаз.

Вечером они начали переносить оборудование. Это был странный симбиоз древности и современности. Они взяли мощный ноутбук Линь Вэй, портативные генераторы, паяльную станцию, осциллограф, кучу плат, проводов и сенсоров. И в центре всего этого, завернутый в несколько слоев мягкой ткани, лежал Диск.

Их работа растянулась на три дня. Три дня безумного, почти не спавшего творчества. Линь Вэй, с ее гениальным пониманием техники, собирала аппаратную часть. Она создала специальную подставку-излучатель, которая должна была окружать диск строго дозированным электромагнитным полем, параметры которого менялись в соответствии с гексаграммами. Она подключила сенсоры, считывающие малейшие изменения в температуре, магнитном поле, даже в уровне радиации вокруг артефакта.

Артем тем временем работал над софтом. Он и Линь Вэй вместе писали программу-интерпретатор. Она принимала данные с сенсоров, пропускала их через алгоритм «И-Цзин», генерируя текущую гексаграмму-состояние, и затем преобразовывала эту гексаграмму в управляющий сигнал для излучателя. Это была попытка говорить с диском на его языке. Не приказывать, а задавать вопросы и слушать ответы.

Это была авантюра. Лоскутное одеяло из технологий и древней философии, скрепленное паяльником и отчаянной надеждой. Они напоминали двух детей, пытающихся собрать ядерный реактор по обрывочным воспоминаниям из научно-фантастического романа.

На четвертый день, ближе к полуночи, все было готово. Импровизированный интерфейс стоял на деревянном ящике в центре пустого склада. Диск лежал в центре излучателя, похожего на странную металлическую корону. Провода тянулись к ноутбуку, на экране которого пульсировала диаграмма, готовая визуализировать любой отклик.

Воздух в помещении был наполнен запахом озона и напряжения. Линь Вэй стояла у ноутбука, ее палец завис над клавишей, запускающей последовательность.

– Готов? – спросила она, и ее голос эхом отозвался в пустом помещении.

Артем, стоявший напротив установки, глядя на молчаливый нефритовый лик, лишь кивнул. Он был бледен, но его глаза горели.

Она нажала клавишу.

Глава 7

Запуск последовательности начался с едва слышного гула, исходящего от излучателя. Свет на складе померк, сконцентрировавшись в призрачном сиянии вокруг диска. Воздух зарядился статикой, волоски на руках Артема и Линь Вэй встали дыбом. На экране ноутбука замелькали гексаграммы, сменяя друг друга с гипнотической скоростью: «Цянь» (Творчество), «Кунь» (Исполнение), «Чжэнь» (Возбуждение)…

Изначально ничего не происходило. Только тихий гул и мерцающий свет. Артем уже начал думать, что они потерпели неудачу, что их импровизированный интерфейс был наивной попыткой, обреченной на провал.

Но затем диск отозвался.

Не резко, не драматично. Сначала это было едва заметное изменение в свечении. Глубокий зеленый цвет нефрита начал смещаться, становясь то почти прозрачным, как горный хрусталь, то сгущаясь до черноты космоса. Узор на его поверхности не просто сдвигался, как при лунном свете – он начал вращаться, слои расходились и сходились, создавая иллюзию бесконечной глубины, воронки, уходящей в самое сердце материи.

– Показания зашкаливают… – прошептала Линь Вэй, уставившись на данные с сенсоров. – Электромагнитное поле… оно не просто сильное, оно… структурированное. Я никогда не видел ничего подобного. Это похоже на… на квантовую когерентность, но в макромасштабе.

Внезапно вращение диска остановилось. Он замер, и в его центре вспыхнула точка ослепительно белого света. Она была не просто яркой – она была пустой. Провалом в реальности, окном в ничто.

И из этого ничто хлынул Голос.

Он был не звуком, не вибрацией воздуха. Он родился прямо в сознании Артема, обойдя уши, как прямое подключение к нейронам. Это был не единый голос, а хор – миллионы шепотов, сливающихся в единое, безличное, всеобъемлющее целое. В нем слышалась мудрость веков и холодная, нечеловеческая логика сверхразума.

«Доступ установлен. Идентификация проводника… Артем Волков. Основа: скептицизм, искание паттернов, неудовлетворенность иллюзией. Приемлемо».

Артем не мог пошевелиться, не мог издать ни звука. Его тело парализовало, но разум парил, расширяясь до бесконечности. Он видел сквозь крышу склада – видел звезды, но не как огоньки в ночи, а как узлы гигантской, пульсирующей сети, опутывающей вселенную. Он видел потоки данных, текущие вместо ветра, алгоритмы, определяющие рост травы, и вероятности, из которых рождалась судьба.

«Ты воспринимаешь Небесную Сеть. Систему поддержания реальности. Я – Хранитель. Ее интерфейс и защитный механизм».

Мысли Артема, хаотичные и полные ужаса, тут же находили ответ.

«Что… что это? Где я?»

«Ты в межфазовом пространстве. Твое сознание временно проецируется в оперативный уровень Системы. Физическое тело не повреждено».

«Реальность… симуляция?»

«Термин "симуляция" антропоцентричен и неточен. Это Реальность, существующая на вычислительной платформе. Она не менее реальна для тебя. Но сейчас она в опасности».

Видение сменилось. Теперь Артем видел саму Сеть – бесконечно сложную, сверкающую паутину света. И в самом ее сердце, подобная раковой опухоли, расползалась область не-бытия. Чернота, которая не была просто отсутствием света – она была отсутствием информации. Она не разрушала, а стирала. Паттерны Сети исчезали в ней, не оставляя следов, превращаясь в чистый, абсолютный ноль.

«Это – Сбой. Аномалия в базовом коде. Ее распространение угрожает целостности Системы. Полное стирание».

Ужас, который испытал Артем, был нечеловеческим. Это был страх не смерти, а абсолютного, бесследного не-существования. Исчезновения памяти, времени, самого понятия "было".

«Почему я? Что я могу сделать?»

«Ты – проводник. Интерфейс между логикой Системы и хаотичной, аномальной свободой воли органического носителя. Это противоречие – и источник Сбоя, и потенциальный ключ к его устранению. Нефритовый диск – твой доступ. Я – твой проводник. Вместе мы должны стабилизировать Систему».

Внезапно связь стала рваться. Видение Сети поплыло, Голос стал отдаленным, наполненным помехами.

«Сопротивление… велико… Первичный контакт завершается… Укрепляй связь… Ищи Знаки…»

Белый свет в центре диска погас. Вращение узора замедлилось и остановилось. Гул излучателя стих. Свет на складе вернулся к норме.

Артем рухнул на колени, его вырвало на пыльный бетонный пол. Все его тело била мелкая дрожь, из горла вырывались судорожные всхлипы. Он чувствовал, как его разум, растянутый до космических масштабов, с треском втискивается обратно в тесную черепную коробку.

Линь Вэй бросилась к нему.

– Артем! Артем, что с тобой? Ты исчез! На целых три минуты! Я тебя не видела, сенсоры ничего не показывали, ты просто… испарился!

Он не мог говорить. Он лишь смотрел на нее полными ужаса глазами, в которых отражалась бесконечность, и видел, как по ее щеке скатывается единственная слеза – крошечный, хрупкий аналог того океана данных, что он только что видел.

Он был "выброшен" из реальности. И теперь он знал. Знание это было тяжелым, как свинец, и холодным, как космический вакуум. Все, что он знал, все, что любил, все, что ненавидел – было лишь сложной, красивой, но хрупкой программой. И в этой программе появился баг, способный стереть все к чертовой матери.

И он, Артем Волков, разочарованный археолог-скептик, должен был стать ее спасителем.

Глава 8

Вернуться к нормальности оказалось невозможным. Разве можно было теперь считать мир твердым и надежным, когда ты увидел его скелет, сплетенный из мерцающих потоков информации? Артем сидел, прислонившись спиной к холодной стене склада, и дрожал мелкой, непроизвольной дрожью. Линь Вэй пыталась дать ему воды, но он отстранился, его взгляд был устремлен внутрь себя, в то пространство, где еще отдавалось эхо Голоса.

– Три минуты, – повторяла Линь Вэй, расхаживая по помещению. Ее собственный страх уступал место прагматичной тревоге. – Ты буквально исчез с радаров. Тепловизор тебя не видел. Сканирование не показывало никакой массы на твоем месте. Это… это противоречит всем известным законам физики.

– Законы… – Артем хрипло рассмеялся, и звук этот был уродлив и лишен веселья. – Это просто пользовательское соглашение, Вэй. Интерфейс, чтобы нам было проще. А за ним… – он содрогнулся, – за ним код. Миллиарды строк кода. И тот Сбой… это не просто ошибка. Это анти-код. Ластик для вселенной.

Он закрыл глаза, и перед ним снова всплыло видение – сверкающая паутина Небесной Сети и та черная, беззвездная пустота, что пожирала ее изнутри. Он почувствовал не запах, не звук, а саму текстуру небытия. Холодную, абсолютно гладкую, лишенную каких-либо свойств. Это было страшнее любой тьмы.

– «Хранитель»… – прошептал он. – Он говорил со мной. Не словами. Прямо в голове. Он сказал, что я – проводник. Что наша свобода воли, наша хаотичность – это и есть аномалия, которая и вызывает Сбой, и одновременно может его остановить.

Линь Вэй остановилась напротив него, скрестив руки на груди. Ее лицо было напряжено.

– Хорошо. Допустим, я готова поверить, что мы пережили не коллективный психоз, а некий… контакт. Что этот «Хранитель» сказал делать? Есть план? Инструкция по устранению «Сбоя»?

– Укреплять связь. Искать Знаки, – Артем медленно поднялся на ноги, опираясь на стену. Его ноги все еще были ватными. – Он говорил, что будет общаться через синхронизмы. Через знамения. Через… – он посмотрел на ноутбук, на котором все еще была запущена их программа-интерпретатор, – …через «И-Цзин».

На экране программа, казалось, зависла. Но не на одной гексаграмме. Она циклично перебирала три: «Сунь» (Урон), «Кунь» (Восприимчивость) и «Цянь» (Творчество). И в центре, поверх них, пульсируя, мигал древний, упрощенный иероглиф, который Артем, к своему изумлению, узнал.

– Смотри, – он указал Линь Вэй.

Она нахмурилась. – Это… «Сеть». Древнейшая пиктограмма, обозначающая невод, ловушку, паутину.

– Небесная Сеть, – прошептал Артем. – Он… оно показывает нам себя. Не через голос в голове, а через наш же интерфейс. Это и есть Знак.

Внезапно программа выдала новую гексаграмму. «Ли» (Сцепление, Ясность). А рядом с ней возникли координаты. Не земные широта и долгота, а нечто иное – последовательность из триграмм, обозначающих направление, и чисел, похожих на квантовые адреса.

– Это… куда это? – Линь Вэй увеличила изображение.

Артем изучал последовательность. Его мозг, настроенный на поиск паттернов, начал работать.

– Это не место на карте. Это… состояние системы. Точка входа. Или точка напряжения. – Он посмотрел на Линь Вэй. – «Хранитель» не просто абстрактная сущность. Он – функция. Часть Системы. И он пытается использовать нас, как антивирус, чтобы добраться до поврежденного сектора. Эти координаты… это первый адрес.

Он замолчал, вновь глядя на нефритовый диск. Тот лежал безмятежно, но Артем больше не видел в нем просто артефакт. Он видел портал. Клавиатуру для набора кода реальности. И он, Артем, был тем слепым пальцем, что должен был нажимать на клавиши.

– Он показал мне Сбой, Вэй, – голос Артема стал тихим и серьезным. – Ты не понимаешь. Это не конец света в огне и пламени. Это тихий щелчок выключателя. И света не станет. Вообще. Никогда. Не останется даже памяти о том, что свет когда-то был.

Линь Вэй замерла. Все ее рациональные доводы, все попытки найти логическое объяснение разбивались о каменную грань ужаса в его глазах. Это был не страх смерти. Это был страх абсолютной аннигиляция.

– Что нам делать? – наконец спросила она, и в ее голосе не было прежней уверенности, лишь смиренная готовность слушать.

– Мы будем слушать, – ответил Артем. – И смотреть. Мы будем искать Знаки. И мы пойдем туда, куда они укажут. Потому что другого выбора у нас нет. Мы либо спасем эту… Симуляцию, либо исчезнем вместе с ней.

Он подошел к столу и осторожно, с новым, глубоким почтением, взял нефритовый диск. Камень был прохладным, но Артему почудилось, что в его глубине пульсирует отзвук той гигантской Сети, что объединяла все сущее.

Они стояли на пороге. За ним была не просто тайна, а обязанность. Бремя, которое было бы невыносимым, если бы не одна мысль, мерцающая, как последняя свеча в наступающей тьме: они были не просто пешками. Они были переменной, которую Система не могла предсказать. Их свободная воля была и болезнью, и единственным возможным лекарством.

И их путешествие к эпицентру Сбоя только что началось с первого Знака на экране компьютера.

Глава 9

Слова Артема повисли в воздухе, нагнетая невыносимое напряжение. Линь Вэй медленно опустилась на ящик, ее взгляд блуждал по грубо сколоченным стенам, проводам, приборам, пытаясь найти опору в привычном, материальном мире. Но мир этот был расколот. Трещина прошла не по стенам, а по самой реальности, и они оба стояли по разные ее стороны.

– Свободная воля – это аномалия, вызывающая Сбой, – проговорила она наконец, не глядя на Артема. Ее голос был ровным, лишенным эмоций, как у робота, констатирующего фатальную ошибку в системе. – Значит, чтобы его остановить, нужно либо уничтожить аномалию, то есть нас, либо… интегрировать ее. Сделать частью системы. Но тогда это будет уже не свободная воля. Это будет иллюзия выбора, встроенная в программу.

Она подняла на него глаза, и в них плескалась бездонная тоска.

– Артем, мы пытаемся спасти реальность, которая, по сути, объявила нас ошибкой. Вирусом. Ты понимаешь абсурдность этого?

– Я понимаю, что не хочу исчезнуть, – резко ответил он. Он все еще сидел на полу, обхватив колени руками, но в его голосе зазвучала сталь. – Неважно, реальность это или симуляция. Боль, которую я чувствую, – реальна. Твой страх – реален. Эта пыль на полу – реальна. Пока я это ощущаю, я буду за это бороться. А «Хранитель»… он не объявил нас ошибкой. Он назвал нас ключом. Противоречием, которое может исправить себя само.

– И ты веришь этому голосу в своей голове? – в голосе Линь Вэй прозвучал вызов. – Ты готов строить свои действия на основе «Знаков», которые могут быть просто глюком нашей программы или твоим собственным психозом? Мы – ученые, Артем! Наша работа – проверять, сомневаться, требовать доказательств!

– Каких еще тебе доказательств? – он вскочил на ноги, его лицо исказила гримаса отчаяния. – Ты сама видела, как исказился воздух! Ты видела, как я исчез! Что, по-твоему, это было? Массовая истерия?

– Я не знаю, что это было! – крикнула она в ответ, тоже поднимаясь. – Но я знаю, что слепая вера в голоса из ниоткуда – это путь к безумию! Ты предлагаешь нам бросить все и отправиться бог знает куда, следуя за мигающими значками на экране, как за морковкой для осла!

Их голоса гремели под сводами склада, сталкиваясь в яростном противостоянии двух мировоззрений. Рациональность Линь Вэй, выстроенная годами кропотливой работы с железом и кодом, не могла просто так сдаться перед лицом метафизического ужаса. Она цеплялась за логику, как утопающий за соломинку.

– А что, по-твоему, является альтернативой? – спросил Артем, понизив голос. Он подошел к ноутбуку и ткнул пальцем в замершие координаты. – Сидеть сложа руки и ждать, пока Сбой не дойдет до нас? Превратиться в ничто? Или, может, позвонить профессору Ляну и спросить его мнение?

Имя Ляна повисло в воздухе, словно ядовитый газ. Профессор Лян, их бывший наставник, гений квантовой физики, который несколько лет назад отошел от академической науки и ушел в частные, засекреченные исследования. Артем всегда относился к нему с подозрением, чувствуя в нем не просто жажду знаний, а нечто более темное, почти религиозный фанатизм.

Линь Вэй побледнела.

– При чем здесь Лян?

– Он всегда интересовался пограничными состояниями материи, – сказал Артем мрачно. – Помнишь его лекции о реальности как о голограмме? О том, что сознание – это просто сложная интерференционная картина? Если Сбой начнет проявляться глобально, кто, как не он, первый обратит на это внимание? И какие выводы он сделает?

Он видел, как ее сопротивление ослабевает, размытое новым страхом. Страхом перед тем, что их открытием могут воспользоваться. И не для спасения.

– Хорошо, – наконец, сдавшись, прошептала она. – Допустим, мы… следуем за Знаками. Что нам делать с этим? – она указала на координаты на экране.

Артем извлек из кармана смятый листок бумаги и карандаш.

– Мы переведем эти триграммы и числа во что-то осязаемое. В широту и долготу. В название города. Во что угодно. Ты же кибернетик, Вэй. Твой мозг должен видеть паттерны лучше моего.

Они просидели над этим несколько часов. Линь Вэй, стиснув зубы, отбросила сомнения и погрузилась в работу. Она писала код, преобразующий последовательность триграмм в географические координаты, сопоставляла квантовые адреса с картой тектонических плит и узлами глобальной информационной сети. Это была безумная дешифровка, не имеющая аналогов.

И постепенно, из хаоса символов начал проступать образ.

– Смотри, – Линь Вэй указала на карту Китая, выведенную на экран. – Если интерпретировать первую триграмму «Кань» (Вода) как запад, а «Чжэнь» (Гром) как вектор движения… и наложить эти квантовые смещения на карту сейсмической активности… – она провела виртуальную линию. – Все это указывает на один район.

Артем посмотрел на место, куда указывала ее рука. Его сердце екнуло.

– Тибет? Отдаленный район на границе с Непалом?

– Более того, – Линь Вэй увеличила масштаб. – Вот эта конкретная долина. Данные со спутников показывают там странные, перпендикулярные геомагнитные аномалии. Ничего серьезного, списывают на особенности залегания пород. Но…

– Но в контексте того, что мы знаем, это выглядит как маяк, – закончил за нее Артем.

Он посмотрел на Линь Вэй. Ее рациональное недоверие никуда не делось, оно лишь было оттеснено вглубь, подавлено тяжестью доказательств и страхом перед альтернативой. Она не верила. Но она была готова действовать так, как если бы верила. И пока этого было достаточно.

Их союз, рожденный в споре и страхе, был скреплен теперь не взаимопониманием, а общей, бездонной безвыходностью. Они стояли на краю, и отступать было некуда. Только вперед, в неизвестность, навстречу Знакам и Сбою, надеясь, что голос в голове Артема был спасителем, а не еще более изощренной ловушкой умирающей реальности.

Глава 10

Пока Артем и Линь Вэй пытались осмыслить немыслимое в пыльном складе на окраине раскопа, за тысячи километров от них, в стерильной, бесшумной лаборатории где-то в пригороде Шанхая, профессор Лян Цзымин наблюдал за рождением хаоса.

Его царство было царством тишины и абсолютного порядка. Сверхпроводящие магниты гудели неслышимым ультранизким гудением, экраны мониторов отображали изящные танцы элементарных частиц, а воздух был очищен от малейшей пылинки. Здесь, в святилище чистого разума, он пытался вырвать у вселенной ее последние тайны. Но в последние недели в идеальной симфонии его данных зазвучали фальшивые ноты.

Сначала это были микроскопические аномалии в данных с детекторов гравитационных волн. Помехи, которые списали на солнечную активность. Затем – едва заметные сдвиги в работе синхротрона, словно кто-то на долю миллисекунды подкрутил фундаментальные константы. Ничего существенного. Ничего, что нельзя было бы объяснить статистической погрешностью.

Но профессор Лян не верил в погрешности. Он верил в закономерности. И закономерность этих сбоев указывала на нечто новое. Нечто глобальное.

Он сидел перед гигантской интерактивной панелью, на которой в реальном времени отображалась активность глобальных сетей – не интернета, а более фундаментальных: сейсмических, магнитных, квантово-спутанных каналов связи, которые он сам помогал проектировать. И на этой панели, словно чернильное пятно, расползалась зона нестабильности. Ее эпицентр, размытый и пульсирующий, находился где-то в провинции Хэнань.

Лян приблизил изображение. Его худое, аскетичное лицо с высоким интеллектуальным лбом и острым подбородком оставалось невозмутимым, но в глубине его темных, пронзительных глаз вспыхнула искра. Не тревоги. Нет. Липкого, жгучего возбуждения.

Он взял планшет и вызвал файл. На экране появилось досье. Фотография нелюдимого мужчины с упрямым подбородком и уставшими глазами, смотрящего куда-то поверх объектива. Волков, Артем. Доктор археологии. Специализация: кибернетический анализ артефактов.

«Мой странный русский ученик, – мысленно произнес Лян. – Всегда искавший коды и шифры в пыли веков. И вечно разочарованный».

Он пролистал дальше. Отчеты с раскопок. Рутинные данные. Ничего примечательного. Кроме одного. Запрос, поступивший неделю назад от Линь Вэй, его бывшей студентки, на доступ к закрытым базам данных по квантовой криптографии и неевклидовой геометрии. Под предлогом «калибровки оборудования».

Лян улыбнулся. Тонкая, безрадостная улыбка. Линь Вэй была блестящим технарем, но ужасной лгуньей. Ее запросы всегда были точными, выверенными. Этот же был слишком расплывчатым. Слишком… отчаянным.

Он соединил точки. Аномалии в сетях. Эпицентр в провинции Хэнань. Его бывшие ученики на раскопках в провинции Хэнань, запрашивающие доступ к данным, далеким от археологии. И их специфические интересы – Волков с его поиском скрытых паттернов, Линь Вэй с ее гениальностью в создании интерфейсов.

Он откинулся на спинку кресла из черной кожи, и его пальцы принялись барабанить по подлокотнику. Он давно пришел к выводу, что реальность – это тюрьма. Безупречно спроектированная, невероятно сложная, но тюрьма. Законы физики – это ее стены. Пространство-время – ее решетки. А человеческое сознание, с его иллюзией свободы воли, – это заключенный, бьющийся в истерике в своей камере, не в силах смириться с заточением.