скачать книгу бесплатно
Но таксист понял, что попутчики не расположены к беседе, а потому остаток пути в салоне машины было тихо. На подъёме от вокзала по улице Энгельса отец указал пальцем Виталику на два дома с башнями на крышах, назвав их западными воротами города. Виталик, опёршись головой о боковое стекло, глазами равнодушно провожал проносящиеся мимо здания, устав их рассматривать. Ему Ростов показался тогда большой страной, а его районы – целыми городами. После продолжительного проживания в другом государстве тебя неизбежно ожидает период акклиматизации, зачастую болезнетворного характера. К жизни в таком городе, как Ростов-на-Дону, Виталик подготовлен не был. В Германии все знали друг друга в лицо, а здесь, может, и те же русские, но они не знакомы Виталику. Никто не улыбнётся, не скажет: «Здарова, Веталь», не пожмёт руку, не предложит сбегать на речку Верру. И если, начав жить на новом месте, вы пьёте другую воду и едите другую пищу, то тут всё понятно, это не так сложно принять. А вот принять одновременно развал детства и его резкий уход в небытие не так-то просто, как может показаться на первый взгляд. Ещё сложнее принять бытие другого мира, в котором ты не жил. Квартира в Германии со вкусным запахом приготовленной тётей Мариной еды, отцовским одеколоном, сундуком с игрушками, видом из окна – это всё теперь казалось ненастоящим. Поток мыслей прервал отец:
– Всё, выходим, приехали.
Итак, семья Самойловых пожаловала в родные пенаты – в Чкаловский посёлок. Как только ни коверкали местные его название, обзывая то Чихаловским, то Чукаловским. Стоит отметить, что у ростовчан эта часть Первомайского района пользовалась весьма определённой известностью. А какой именно и почему, Виталику предстояло узнать чуть позже.
– Вот здесь, сын, и начнётся новая глава нашей жизни. Теперь всё будет не так, как прежде. Ничего, прорвёмся. Для начала я устроюсь на работу, есть некоторые соображения по этому поводу, ну а в придачу тебя в школу пристроим.
В папиных глазах Виталик прочитал попытку успокоить скорее себя, нежели его. Никогда ранее сын не видел отца таким растерянным. Понятное дело, когда папа был прапорщиком Советской армии, он имел почёт и уважение. А здесь всё с нуля начинать – рядовым специалистом, если ещё возьмут на работу. Внутри Алексея продолжался ожесточённый поединок по принятию новой действительности. Приблизившись ко входной двери в подъезд, Виталик лицезрел два слова с неизбежной буквой «х», а также заметил, что здесь нет никаких электрозамков и любой желающий мог зайти вовнутрь. На окнах первых этажей повсеместно поставлены железные решётки, за которыми стояли кастрюли с едой. Неужели здесь не так спокойно, как в Германии? Их почтовый ящик представлял собой жалкое зрелище: дверца отсутствовала, а внутри была нарисована мишень. Поднимаясь по лестнице до четвёртого этажа, Виталик был обескуражен увиденным: «Неужели им так нравится жить в грязи? Это же их дом! Зачем исписывать стены матом, обжигать побеленные потолки, мусорить? Что за безобразие, где порядок? Где чувство ответственности? Неужели всем и правда пофиг?» А вот и заветная дверь с цифрой 12. Алексей сунул ключ, придавил коленкой дверь и сделал оборот.
– Вот, пожалуйста, в нашем распоряжении целая трёхкомнатная квартира!
– Ого!
– Бабушка была орденоносцем, и на предприятии ей выдали её через три года работы, а так нам не положен такой метраж.
Первым, что предстало перед Самойловыми, когда они перешагнули через порог, было зеркало на низкой тумбе с двумя зеркальными створками, или проще – трюмо. Отец, проведя пальцем по слою пыли на чёрном счётчике электроэнергии, включил его, после чего оттуда что-то выпало. Отец наклонился, подняв кусочек какой-то плёнки, и улыбнулся: «Твой дед хитрил, чтобы мотало медленнее». Торопливо разувшись и бросив сумки на пол, Виталик открыл закрытую деревянную дверь белого цвета со вставленным по центру стеклом и оказался в зале. Стены были завешаны коврами из плюша с геометрическим орнаментом, на свободной от ковров поверхности проглядывали советские бумажные обои с цветочным узором. Присев в одно из кресел с деревянными подлокотниками, Виталик блуждал взглядом по комнате: светильник на ножке с массивным абажуром, бакелитовый телефонный аппарат с диском, глубокая хрустальная ладья, на дне которой лежали закоченелые конфеты. Повернув голову налево, он наткнулся на накрытый кружевной салфеткой телевизор, возвышающийся, словно квартирный алтарь.
– А это ещё зачем? – с заинтересованным видом спросил Виталик.
– Чтобы кинескоп не выгорал, – ответил отец, не отрывая взгляд от содержимого сумки.
Возле телевизора лежали пассатижи. Вот они у Виталика вопросов уже не вызывали.
– Телик надо будет выкинуть, уже давно техника шагнула вперёд. А пассатижи оставим, – пробормотал отец.
Справа от телевизора стояла радиола – похожий на комод ящик с ножками, содержащий в себе радиоприёмник вкупе с проигрывателем для винила. Впрочем, интерес она представляла своей способностью улавливать разнообразные радиочастоты, в том числе и те, на которых шли иностранные передачи, вплоть до «Голоса Америки». Виталик поднялся с кресла и прошёлся по лежащему на полу паласу к двери, ведущей на балкон. За узорчатыми плотными занавесками было спрятаны несколько горшков с цветами, которые уже засохли.
– Бабушка любила цветы. Но увы, что уж тут теперь… – оборвав себя на полуслове, отец закрыл подоконник тюлем.
Виталик обернулся. В углу висели зелёного цвета длинные занавески, закрывавшие вход в кладовку. На дверной облицовке остались метки-полоски с подписью «Виталик, 6 лет». Подойдя вплотную к стене, парень понял, насколько вырос. Он прошёл дальше, в ещё одну комнату. Здесь было поинтереснее: за стеклом туго открывающегося серванта, как на витрине, стояли вещи, олицетворявшие историю рода Самойловых. Внимания заслуживали тарелки со свастикой национал-социалистов. Отец взял в руки одну из таких и сказал: «Бабушка рассказывала, что, когда Ростов был взят немцами во второй раз, у них в доме на Берберовке жил немецкий офицер, от него они, собственно говоря, и остались, а ещё про то, как ели горький хлеб из травы».
В хрустальных вазах хранились фотографии родственников, которых Виталик никогда не видел; стоял конверт, в котором лежали его стриженные волосы и карточка, которую привязали на его кроватку в роддоме после появления на свет. На стеллажах шкафа толпились пыльные кипы журналов со знакомыми с детства названиями: «Огонёк», «Ровесник», «Юность», «Мурзилка», «Юный техник». Собрания сочинений писателей, энциклопедии, разноцветные корешки подписных изданий – всё это книжное разнообразие демонстрировало в советское время достаток и свидетельствовало, что хозяин коллекции был в состоянии что-то «достать». В книжных магазинах проще всего было купить только никому не нужные брошюры с решениями съездов и пленумов ЦК КПСС.
– Это брата библиотека, твоего дяди. Помню, как он ездил в «Интурист» на Энгельса за западными газетами, французских и итальянских коммунистов почитывал. Брат очень любил читать, по полчаса сидел в туалете с сигаретами и книгами.
– А где он сейчас?
– В Ростове живёт, но мы не общаемся с ним. Так уж вышло.
Виталик слушал рассказы отца о своих родственниках, но не мог вспомнить ни бабушку, ни дядю. Листая страницы какой-то книги, он обнаружил приятную на ощупь фотокарточку тёмного цвета с непонятными белыми фигурами, похожими на лёгкие или череп человека.
– А это что такое?
– О, а я всё никак не мог найти её! Это запись музыки на рентгеновском снимке, такие лежали в кладовых больниц за ненадобностью и скупались у медбратьев. Звук был далёк от идеального, но выбора не было, если твои родители не из партийной верхушки или «ес, ес о бе хе эс».
– Ух ты! – Виталик не понял сарказма отца, уже разглядывая потрёпанную купюру нестандартной формы с незнакомым ему русским языком, где вместо «и» писалось «i», а в окончаниях некоторых слов стоял твёрдый знак.
– Это наша история, наши собственные донские деньги, выпущенные Ростовской конторой Госбанка, когда существовала ещё белая Донская республика, – Алексей направился к выходу из комнаты, позвав с собой сына:
– Пошли на кухню.
Здесь тоже было непривычное для Виталика расположение мебели, шкафов и содержимого в кухонных ящиках, не как в Германии. Но сильного изумления это не произвело – кухня была стандартной по советским меркам: на входе слева стоял холодильник «Сварог» с просроченными лекарствами внутри, за ним раскладывающийся стол прямоугольной формы с двумя табуретками, антресоль, газовая печка коричневого цвета «ТОР Z1470» с духовкой, раковина в углу с выложенной вокруг неё плиткой, над которой на крючках висела вешалка для кухонных принадлежностей, рядом стоял шкафчик. Обои с картинками каких-то чайников, окна с потрескавшейся белой краской, начавшей желтеть от времени или от курения в помещении. Взгляд Виталика застопорился на отрывном календаре, висевшем возле радио, с листком, открытым на дате: 5 мая 1986 года. Именно тогда они переехали в Германию.
– Эх, сколько времени прошло. Теперь он нам не понадобится, – Алексей сорвал календарь и выкинул его в мусорное ведро.
Первым делом Самойловы принялись изучать содержимое полок, на которых красовались в ряд кубические зелёного цвета банки с надписями «крупа», «пшено». Алексеем была обнаружена жёлтая пачка «того самого» индийского чая и даже банка советского кофе, которая сразу полетела в мусорное ведро – после немецкого Fix gold такое даже нюхать не хотелось, не то что пить. Виталику приглянулась пластиковая упаковка синего цвета, похожая на чемоданчик, предназначенная для хранения яиц. Потеряв интерес, он двинулся дальше в сторону санузла, чтобы помыть руки. Дёрнув ближайшую к себе дверь в комнату с пластиковым изображением девочки под душем, он щёлкнул выключателем с чеканной накладкой, комната озарилась светом и… санузел оказался совмещённым. Он был такой же, как и все санузлы советских людей, – стандартно обложенная кафельной плиткой чугунная ванна, на кромке которой лежало хозяйственное мыло, да стиральная машинка-малютка «Дон-1», обмотанная шнуром, в углу. В дверном проёме показалась голова отца, он протянул Виталику брусок ароматного мыла.
Виталик наклонился: под ванной оказалось много спрятанных свёртков. Здесь были и синька, и отбеливатель «Лилия», и хозяйственное мыло, которым мыли не только голову и тело, но и вещи с посудой, и прочая бытовая химия, которую стоило как можно скорее выкинуть. У унитаза вместо туалетной бумаги лежали газетные листы, разрезанные на части.
– Кормили наши родители в ту пору всяких папуасов, а самим задницу нечем было подтереть. Выкидывай это сборище макулатуры и повесь рулон. Пошли, покажу тебе твою комнату, – крикнул отец. Виталик двинулся за ним.
Незаправленная кровать, на стене справа фотография какой-то заснеженной горы, за его спиной старый телевизор, собирающий пыль. В комнате такие же незамысловатые обои с цветочками и ветками нейтрального тона, на них вымпелы; ковёр, красный диван, на подлокотниках которого уже виднелись протёртые дырки. На потолке обои, отдалённо напоминающие небо, комнатная дверь тоже обклеена обоями, но они уже немного ободрались. В углу на полу стоял старенький бобинный магнитофон «Ростов-101» – продукция завода «Прибор», что находился практически через дорогу от нового дома Виталика.
– Ну как?
– Неплохо.
– Мы повыкидываем эту рухлядь и поставим тебе нормальную мебель.
Виталик осознал – и правда дома… Да-а, это, конечно, не немецкие хоромы, но жить можно. Теперь придётся заново обклеивать наклейками новые кровать со шкафом, которые скоро придут в контейнере, и старый холодильник. Ну, ничего, дело поправимое.
2
– Ну что, хочешь, поедем в центр, я тебе экскурсию небольшую проведу?
– Да, конечно, хочу! Но ведь мы только приехали…
– Если устал, то так и скажи, отложим это.
– Не-не-не, поехали!
Пока Алексей набирал номер таксопарка, Виталик наблюдал за магическим процессом повторяющегося кручения диска телефона до упора.
Машина пришла на удивление быстро. Спускаясь по лестнице, Самойловы встретили идущую наверх соседку-старушку:
– О, Лёша, давненько тебя не видела! А где жена? Как мама?
– Извините, Надежда Германовна, спешим, машина ждёт.
– Ах, ты как всегда, в делах.
Тут её взор переключился на Виталика:
– А ты, молодой человек, скорее всего Виталик. Я помню тебя ещё малышом.
– Здравствуйте, – скромно промолвил Виталик.
Усевшись на заднее сиденье, в этот раз Виталик уже стал крутить головой на все 360 градусов, рассматривая всё вокруг. И если до площади Гагарина его по дороге ничего особенно не заинтересовало, кроме массивного стадиона СКА, то уже на первых метрах Ворошиловского проспекта картинка резко переменилась. Впрочем, за окнами быстро едущей машины всё мелькало, сливаясь в один пейзаж. Такси прибыло к месту назначения. Вышли Самойловы перед входом в Ростовский институт народного хозяйства. Алексей направился уверенным шагом вперёд, к подземному переходу. Виталик, привыкший к неторопливым прогулкам, еле поспевал за ним.
Ну привет, Ростов, давай знакомиться поближе! Тепло, юг, раки, пиво, шашлыки… Его родные края казались таковыми взаправду. Пароходы на реке Дон, множество деревьев, разноцветные огни на улицах, с двух сторон красивые здания, приятный ветерок – так встречает гостей Ростов. Шутка. Ростов – солнечный город, но это не то доброе солнышко из сказок. Ростовское солнышко и поджарить может. Настоящая здешняя мелодия – это не «Скамеечка кленовая», а «С какого ты района, паря?». Грязь, пыль на улицах, в углах, на зубах, везде – вот первое, с чем вы столкнётесь. В центре города собаководы не убирают фекалии своих питомцев или прямо из окон домов выбрасывается какой-нибудь мусор. Поэтому смотрите под ноги, а то можно вляпаться в неприятность.
Подземный переход с надписью на входе «Долой диктатуру и произвол!» Виталика удивил: он думал, что там будет темно и пусто. Но каково же было его изумление, когда выяснилось, что оттуда доносятся звуки музыки, а стены украшены мозаичными панно, и не просто с орнаментом для красоты, а с целыми сюжетами. Виталик остановился у стены, где из плитки был выложен ученик у школьной доски, пытающийся решить математический пример, и решил было помочь ему в этом. Увы, поток людей и тянущий за собой отец помешали его планам, нужно было идти дальше. Отец шепнул Виталику, что так украшали подземные переходы только в Ростове. Переходы оказались первым местом, за которое можно было полюбить этот город.
– Сейчас мы на пересечении Энгельса и Ворошиловского. Наш путь лежит в сторону Театральной площади, там есть ещё одно панно – космической тематики, оно мне больше нравится, – поделился Самойлов-старший.
– А почему в Ростове нет метро?
– Хороший вопрос. Знаю только, что ещё при Брежневе, когда он приезжал сюда, шли разговоры о прокладке метрополитена, так как Ростов уже относился к городам-миллионникам. Но так до строительства дело и не дошло.
Алексей с присущей ему некоей долей артистичности начал свой экскурсионный рассказ:
– Итак, южная столица, ворота Кавказа, порт пяти морей, Ростов-папа, русский Чикаго. Сейчас мы на площади Советов, её называют Яйца. В «Масло-сыр» зайдём на обратном пути.
– Серьёзно? – Виталик издал смешок – Почему Яйца?
– Видишь памятник? В центре Будённый, а Будённому негоже на кобыле освобождать от белогвардейцев город, вот и приделали животному яйца. Но меня больше всегда смущал матрос, который бросает гранату в сторону горкома. Ладно, пошли дальше. Посмотри направо – видишь статуи львов? Комбинат, выпускающий ростовское шампанское, выбрал их для своего логотипа. Но больше они запомнились ростовчанам как место для свиданий.
Тут Самойловы встретили первое препятствие на своём пути – светофор. В ожидании, пока человечек на табло не станет зелёным, Виталик вспомнил поездку в Лейпцигский зоопарк. Из здания напротив вышли мальчик с мужчиной и направились к ожидающей их женщине. Малыш зажал в ручках купюру и помахал ею перед женщиной:
– Смотри, мама, мне поменяли пятирублёвую купюру!
У Виталика внутри что-то защемило, и он застыл, но никто на это даже не обратил внимания. Алексей неправильно истолковал взгляд Виталика и показал ладонью на здание:
– А здесь располагается Госбанк, деньги которого ты видел у нас дома.
Не решившись зайти внутрь, они двинулись дальше. Виталик быстро пришёл в себя и постарался не подавать виду, что его задела увиденная картина. Откуда-то сверху из распахнутого окна доносились обрывки фраз из припева песни Валентина Будилина: «Летят самолеты к Ростову, к Ростову спешат поезда».
Вот она, главная улица города, – улица Энгельса, словно аллея бесконечного парка, утопающая в пышных красках зелени. Эта улица является ориентиром для солнца, откуда ему начинать свой закат, окрашивая здания в золотые оттенки. Мимо по улице проехал на велосипеде дед, он крутил педали, а его внучка сидела сзади, прижав к себе авоську. Дамы преклонного возраста вальяжно расхаживали по улице с зонтиками от солнца, а может, заранее защищались от предстоящего дождя. Ростов богат на живость и живучесть людей. Этого точно в Германии не было. А ещё Виталик удивлялся, как местные жители шли уверенно по дороге на красный сигнал светофора – среди немцев такое было немыслимо. Проходя мимо магазина «Вокруг света», где увлекающиеся филателией люди могли себе позволить закупаться почтовыми марками, Алексей снова заговорил:
– Теперь посмотри налево. Видишь здание в виде куба с металлическими разрезами? Это универмаг «Солнышко». Одно из первых зданий в городе, где появился эскалатор. Пацаны водили девчат из близлежащих деревень на свиданки, чтобы его показать.
Алексей не удержался, и Самойловы совершили вынужденную остановку у аппаратов с газированной водой. Он промыл гранённый стакан струйкой воды, бросил пять копеек в отверстие для приёма монет и выбрал газированную воду с сиропом: автомат заурчал, и в дно стакана полилась пенная струя. Но потом Алексей ловким движением руки снова бросил монетку, убрав стакан, пока течёт вода, и снова вернув на место, когда пошёл сироп. Он протянул Виталику стакан, но не обратил внимания, что стакан на тросике, отчего часть жидкости вылилась на асфальт. Виталик покосился на стакан, понял, что он многоразовый, и брезгливо взял его в руки.
– Повезло, что стакан есть и автомат рабочий. На, попробуй советской газировки, а то привык к своим «Колам».
Виталик одним глотком осушил стакан и вернул на место. Сироп по ощущениям похож на вишнёвый, неплохо. К другому автомату подошла женщина, достала из сумки складной стаканчик и совершила те же самые манипуляции, что и отец. Алексей уже начал движение, и пришлось его снова догонять.
– Нам направо, в кинотеатр «Ростов».
– Кино, что ли, смотреть?
– Нет, будем играть.
Поднявшись на второй этаж, Виталик воскликнул:
– О! Игровые автоматы! Пятнадцать копеек есть?
Начали с «Морского боя». Виталик не знал, как играть, поэтому роль учителя на себя взял Алексей:
– Давай, смотри в перископ, видишь на горизонте корабль? Как он приблизится, жми «огонь»! Ну? Он продолжил движение?
– Да.
– Значит, промахнулся! Ещё раз!
Подсвечиваемая под водой торпеда ещё раз запущена. Вспышка! Корабль тонет!
– Попадание! – у Виталика осталось за одну игру ещё восемь торпед.
После кинотеатра они двинулись дальше по улице Энгельса.
– А что было тут? – Виталик обратил внимание на обнесённую синим забором с афишами недостроенную конструкцию здания.
– Та жилые двухэтажки с больничкой какой-то, не помню сам. Начали строить музыкальный театр, стройка ещё в конце семидесятых началась, когда мы в ГДР ещё не переехали.
– Судя по пустующей стройплощадке, так и не построили ничего.
– Напротив, смотри, Кировский сквер и знаменитые часы-столб. Там я вечно встречался с твоей мамой, – отец не заметил комментария Виталика.
Но стоило бы Самойловым спуститься хотя бы на улочку ниже Энгельса или пройтись вниз к переулкам, которые ручейками стекались к батюшке Дону, взору Виталика предстал бы совершенно иной Ростов, с его трущобами и домами-коммуналками, построенными из жёлтого камня – ракушечника, с отсутствием канализации. Именно эти улочки расскажут вам о Ростове намного больше, чем основные достопримечательности на туристических маршрутах.
Кто-то сочтёт их неотъемлемой частью колорита города, кто-то – исконной принадлежностью ростовской архитектуры. Однако если не быть слишком требовательным к благам цивилизации, можно при более внимательном осмотре обнаружить множество гербов владельцев домов на фасадах, мифологический животный мир в виде грифонов, сфинксов, химер, львов с крыльями и без, даже нечто похожее по виду на помесь черепахи и динозавра. Старинные балконы с выпуклыми чугунными перилами, на которых ещё пару веков назад местные жители, будучи ростовцами, а не ростовчанами, коротали свои вечера, удобно расположившись с самоварами и граммофонами, попивая душистый чай и дыша вечерним воздухом, ещё не испорченным выхлопными газами машин и заводов. Теперь же балкон – это место, где их потомки просто складируют хлам. А как же прекрасны живописные старые двери, каждая из которых представляет собой произведение искусства с замысловатыми резными накладками. А какие личности проживали за этими роскошными дверями, целую лекцию по истории города можно провести!
И не только улочки с фасадами домов достойны вашего внимания, но и прилегающие к ним дворики. Кажется, что они такие же, как на Чкаловском, с сохнущим бельём на верёвках, с уличными колонками, с клумбами, в которых восседают старые мягкие игрушки или другие изделия ручной работы. Но как бы люди ни пытались сделать дворы на Чкаловском уютнее, всё же они достаточно однообразны. Иное дело дворики Богатяновки – они стараются закрыться от внешнего мира, отчего гул центральных улиц замирает, когда вы заходите сюда. Каждый из дворов уникален своими надстройками, жителями, историями. И деталями. Да-а-а, их тут хватает: ставни, козырьки, ворота, арки, разноцветные почтовые ящики, лестницы, да всё. Даже дикий виноград или плющ и те являются частью таких тесных двориков.
Именно всё это делает Ростов Ростовом, даруя ему неповторимое лицо, чтобы он не затерялся среди многочисленных провинциальных городов. Но увы, этот облик незаслуженно стремительно исчезает. Много чего уже было безвозвратно утрачено, в том числе из-за оккупации города нацистами и их сателлитами. Но самое страшное, что этот процесс продолжился и дальше, лишая Ростов собственного шарма и превращая в типичный мегаполис со стандартными жилыми многоэтажками. Несмотря на смену местных властей, политических режимов или даже государства, этот аспект остаётся неизменным. Но вернёмся в 1991 год.
Далее Самойловым встретилась гостиница «Интурист», где собиралась фарца и валютные проститутки, а потому войти туда было сложно: только через «потайную монету», как сказал Алексей. Боковую стену здания художественного ПТУ обклеили рекламными постерами «Деловой двор», «Банк «Восток», «Добро пожаловать – welcome—willkommen» и заставили припаркованными автомобилями, убрав оттуда ранее нарисованное изображение Брежнева за работой на красном фоне с надписью «Мир». А вот дом, который находился по соседству с училищем, поразил нашего героя своими острыми очертаниями, стремящимися ввысь, чем-то напомнив Виталику здания в Германии. Да, речь о том самом псевдоготическом стиле, как именуют его здешние специалисты. На перекрёстке главный герой увидел стилизацию под кусочек древней крепости Димитрия Ростовского, или, как её еще называют, Темерницкой крепости, где красовались три дула от пушек, а рядом с ними лежали ядра.
Самойловы прошли мимо здания филармонии и фасада школы, на котором величественно был выведен лозунг «Мир детям всей планеты», а под ним нарисованы мальчик с девочкой, в руках которых находились голуби. Рядом с Первомайским парком, раскинувшимся перед корпусом Медицинского института, на углу Энгельса и Театрального проспекта аккуратно располагалось одно из «кафе-стекляшек», название которого хоть и было выложено из неоновых трубок совершенно нечитабельным шрифтом, но зато звучало необыкновенно романтично: «Белая акация».
– Здесь было самообслуживание, а потому я сразу подсел за столик к твоей маме, которая уже взяла себе мороженое. Она в меде как раз училась, а я шёл утолить жажду с Первомайской демонстрации. Но она меня сразу отшила, поэтому я, не расстроившись, пересел к её более сговорчивым однокурсницам, которые пили кофе вперемешку с армянским коньяком и курили импортные сигареты. От них я узнал побольше о твоей маме, потом ушёл на открытую веранду к знакомым ребятам из института, составив им компанию в распитии бутылочного пива между парами.
– А это что за большое здание такое?
– «Атомкотломаш», тут разрабатывают энергоблоки для Ростовской АЭС. А вот и гастрономическая легенда нашего города, которая отрыта даже ночью, – «Театральный»! Как и в «Кооператоре Дона», здесь можно купить что-нибудь иностранное, например креветок или минералку из Франции.
– Магазин для тех, у кого есть лишние деньги, – решил про себя Виталик, проходя мимо витрины с дорогими сырами. Дойдя до рассмотрения рыбы в аквариуме, он увидел необычные консервы, но Алексей позвал его на выход.
Виталик потянулся, подняв руки вверх, и увидел перед собой ещё одну достопримечательность: всем известный театр имени Максима Горького.
– Это место, где мечтает выступить большинство наших актёров. Похож на гусеничный трактор?
– Скорее напоминает английский танк времён Первой мировой войны.
Но решайте сами, мнение какого из героев вам ближе: по центру строгой формы куб, по сторонам симметрично остеклённые вертикальные как будто бы столбы. Под ними полукруглые пандусы, предназначенные для заезда машин, которые уходят вглубь куба по бокам, соединяясь за ним. После этого скромного описания, возможно, и вы сами представите что-то своё. Но лучше, конечно, вместо тысячи слов увидеть всё своими глазами.
Из-за угла блеснуло солнце: Виталику открылся вид статной стелы освободителям города, расположенной на Театральной площади. Она уходила прямо в небо. Виталик даже не поленился спуститься по ступенчатым трибунам и пробежаться вокруг этого монумента, улавливая обрывки рассказов экскурсоводов для школьников, возможно, даже будущих его одноклассников.
