Океанами чувств

Они стояли так, обнявшись, в тихом доме, в лучах умирающего дня, и прошлое обнимало их через толщу лет, безмолвное и любящее.

Алиса первая вышла из объятий. Её глаза блестели. Она подошла к сундуку и снова заглянула в него. На самом дне, под слоем ткани, лежала небольшая деревянная шкатулка. Она достала её. Шкатулка не была заперта.

Внутри, на бархатной подкладке, лежали несколько пожелтевших писем, связанных ленточкой, и маленькая черно-белая фотография. На фото был молодой человек в светлой рубашке, с фотоаппаратом «Лейка» в руках. Он стоял на том самом месте на Елагином острове, у пруда, и смеялся, глядя прямо в объектив. Его глаза были полны жизни и любви.

Алиса дрожащими руками взяла верхнее письмо. Бумага была старой и хрупкой, а чернила выцвели. Она развернула его и начала читать вслух, тихо, прерывающимся от волнения голосом:

«Моя милая Алина. Сегодня я снова был на острове, ждал тебя. Снимал уток и думал о тебе. Этот проклятый ветер с залива… Он принёс дождь, и я промок до нитки, но я всё ждал. Папа говорит, что я сумасшедший, и что твои родители никогда не позволят нам быть вместе. Но я верю, что ты придешь, как верил в тот первый день, когда увидел тебя у воды. Как будто мы уже тысячу лет знаем друг друга. Я буду ждать тебя у нашей арки завтра, в тот же час. Всегда твой, Д…»

Алиса не могла продолжать читать. Слезы душили её. Она подняла глаза на Дениса, полные немого вопроса, боли и понимания.

Он молча взял у неё из рук письмо. Он смотрел на размашистый, энергичный почерк, на первую букву имени – «Д». Он смотрел на фотографию молодого человека. И он узнавал в его чертах, во взгляде, в самой его позе что-то своё, глубинное, не передаваемое генами, а переданное через саму ткань мироздания.

Это был он. Другой. Из другого времени. Но он.

И она была его Алиной.

Их история не началась вчера под дождём. Она была давно. Очень давно. И она оборвалась, так и не успев начаться. И теперь, спустя десятилетия, океан времени и чувств выбросил их на один и тот же берег, дал им второй шанс.

Денис опустился перед Алисой на колени, обнял её за талию и прижался лицом к колючей ткани платья. Его плечи дрожали.

«Мы нашли друг друга», – прошептал он. – «Мы всё-таки нашли».

Она опустила руки на его голову, запустила пальцы в его волосы. Во всём доме не было ни звука, только их прерывистое дыхание да тиканье старых часов внизу, отсчитывающих секунды, которые больше не имели власти над ними.

За окном окончательно стемнело. В стекле трюмо теперь отражались только они – двое потерянных и найденных душ, слившихся воедино в тихом зареве прошлого, которое наконец-то обрело своё будущее.

Глава 4

Они вернулись в город на рассвете, словно переплыв через темную воду ночи и достигнув берега нового дня. Машина тихо катилась по пустынным проспектам, и тишина между ними была насыщенной и густой, как мед. Она не была неловкой. В ней они переваривали все, что увидели и пережили. Платье Алины, аккуратно упакованное, лежало на заднем сиденье, словно самый важный пассажир.

Денис провожал Алису до квартиры. Они стояли на лестничной площадке в холодном утреннем свете, который выхватывал из полумрака ее бледное, уставшее и прекрасное лицо.

«Я не хочу уходить», – тихо сказал он, не отпуская ее руку. Говорить шаблонные фразы про «спокойной ночи» или «хорошего отдыха» казалось кощунством после того, как они вдвоем прикоснулись к вечности.

«Я тоже», – так же тихо ответила она. – «Останься. Пожалуйста».

Она впустила его в свой тихий, еще не проснувшийся мир. Они не говорили о сне. Они сидели на кухне, пили теплый чай с мятой и молча смотрели друг на друга. Каждый видел в глазах другого отражение того самого дома, того зеркала, тех писем.

Солнце поднялось выше, залив комнату золотым светом. И в этом свете обыденные вещи – чашка на столе, складка на покрывале, тень от вазона на подоконнике – казались исполненными тайного, глубокого смысла.

«Я боюсь закрыть глаза», – призналась Алиса, обнимая колени. – «Боюсь, что проснусь и пойму, что все это был сон. Ты, фотография, платье… все».

Денис пересел к ней на диван, взял ее лицо в свои ладони. Его руки пахли деревом, пылью из сундука и дорогой. «Я реальный», – сказал он, и его голос звучал низко и твердо. – «Я здесь. И я никуда не уйду. Мы уже теряли друг друга однажды. Я не допущу этого снова».

Она прикрыла глаза, прижалась щекой к его ладони. И тогда он наклонился и поцеловал ее. Это был не страстный, а бесконечно нежный, исследующий поцелуй. Поцелуй узнавания. Поцелуй возвращения домой после долгой, долгой разлуки. В нем была горечь старых писем, сладость первого дождя и соленый привкус слез, пролитых утром.

Она ответила ему с той же бережной трепетностью, как будто боялась разбить хрустальную хрупкость момента. Когда они разомкнули губы, она плакала. Молча, без единого звука.

Они заснули ближе к полудню, уставшие до предела, на ее узкой кровати, крепко прижавшись друг к другу, как два путешественника, нашедшие друг в друге единственное убежище от бури. И на этот раз сны к ним не пришли. Был только глубокий, бездонный, исцеляющий покой.

Они проснулись одновременно, разбуженные звонком в дверь. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая комнату в багряные тона. Они переглянулись – отдохнувшие, спокойные, совсем не похожие на себя.

В дверях стоял курьер с огромным букетом ирсов и пионов. На конверте изящным почерком было выведено: «Алисе».

«От кого это?» – удивилась она, принимая тяжелые, благоухающие стебли.

Денис молча взял у неё из рук открытку. Он прочитал её, и его лицо стало каменным. «От креативного директора того журнала», – сказал он, – «Тот, что снимал тебя в день нашего дождя. Он приглашает тебя на ужин. Пишет, что ты произвела на него неизгладимое впечатление».

В воздухе, ещё секунду назад наполненном нежностью и покоем, запахло острейшей опасностью. Чужим, наглым вторжением.

Алиса взяла у него открытку, пробежала глазами, и её лицо вытянулось. Она посмотрела на Дениса, и в её глазах читался неподдельный испуг. Не от самого приглашения, а от того, что этот кусок нормальной, современной, гламурной жизни вдруг ворвался в их хрустальный шар, грозя разбить его вдребезги.

«Я не пойду, конечно же», – быстро сказала она, отбрасывая открытку, как что-то ядовитое. – «Я даже не знаю, как он узнал мой адрес».

Но Денис видел подтекст. Этот человек – успешный, влиятельный, из их общего мира – был напоминанием о той жизни, что осталась за порогом. О жизни, где нет места старым сундукам, письмам и призракам в зеркалах.

Он молча подошёл к телефону, который лежал на столе. Молча взял его и протянул ей. «Позвони ему», – сказал он тихо. – «Откажись. Прямо сейчас. Пока я здесь».

Его тон был не ревнивым, а каким-то отчаянным, почти мольбой. Он боялся не соперника. Он боялся, что этот звонок может стать трещиной, первым шагом назад в реальность, которая разъединит их снова.

Алиса поняла его без слов. Её пальцы дрожали, когда она набирала номер. Она включила громкую связь. Раздались ровные гудки. Сердце Дениса колотилось где-то в висках.

«Алло?» – в трубке прозвучал гладкий, самоуверенный голос. «Здравствуйте… это Алиса. Я получила ваш букет. Спасибо. Но я… я не смогу прийти на ужин».

«Алиса! Какая приятная неожиданность!» – голос на другом конце зазвучал ещё слаще. – «А что случилось? Возникли другие планы?»

В его тоне слышалась лёгкая насмешка. Алиса взглянула на Дениса, который стоял, сцепив руки за спиной, бледный от напряжения. Он наблюдал, как она собирается с мыслями.

«Нет, – произнесла она. – Просто я встретила человека, которого ждала всю жизнь. И я не могу и не хочу идти ни на какой ужин. Простите».

В трубке воцарилась ошеломлённая тишина. Поток лёгкой светской лести, который лился из динамика, внезапно остановился, встретившись с непробиваемой стеной её искренности.

«О, – наконец выдавил собеседник. – Поздравляю. Это… очень романтично. Жаль, конечно. Надеюсь, он стоит того».

«Он стоит большего», – чётко и ясно произнесла Алиса. – «Всего самого лучшего. Ещё раз спасибо за цветы. Всего доброго».

Она положила трубку. Тишина в комнате снова стала звенящей, но теперь в ней не было тревоги. Было торжество. Победа.

Денис подошёл к ней, взял её лицо в ладони и прижал свой лоб к её лбу. Он не говорил ничего. Он просто дышал с ней в одном ритме, и его глаза были закрыты. По его щекам текли слёзы. Слезы облегчения, благодарности и всепоглощающей, бесконечной любви.

Она обняла его, зарывшись лицом в его шею. «Дурак, – прошептала она сквозь слёзы. – Разве ты не понял? Для меня нет другой реальности. Только ты. Только мы. Всё остальное – просто шум».

Он держал её так долго, очень долго, пока за окном не стемнело окончательно и город не зажёг свои огни, чтобы подсветить их маленькую, новую вселенную.

Позже, уже ночью, они лежали в постели, и Алиса вдруг поднялась на локоть. «Знаешь, о чём я думаю?» – её голос звучал задумчиво в темноте. – «Они не смогли быть вместе. Помешала война, родители, время… что-то помешало. Их историю оборвали. А нам дали шанс. Этот шквал из прошлого… он был не чтобы напугать нас. Он был чтобы предупредить. Чтобы мы не совершили их ошибок. Чтобы мы не разминулись снова».

Денис молча гладил её волосы. Он думал о том же. О том, что их любовь – это не начало, а продолжение. Счастье, которое нужно выстрадать и сохранить.

«Мы не разминемся», – пообещал он ей и самому себе. – «Я буду держать тебя так крепко, что никакие ветры времени не смогут нас разлучить».

Она улыбнулась в темноте, нашла его губы своими. «Знаешь, что нам нужно сделать?» – прошептала она. – «Нам нужно поехать туда. На Елагин остров. Туда, где ты сделал тот снимок. Нам нужно побыть там вместе. Закрыть тот круг».

На следующий день они отправились в путь. Утро было прохладным и ветреным, и парк встретил их почти пустым. Они шли по влажным дорожкам, держась за руки, и молчали. Тополиный пух, словно снег, кружился в воздухе, оседая на их одежде.

Наконец, они вышли к пруду. Вода была тёмной, почти чёрной, а ветер гнал по ней мелкую рябь. Ивы склонились к воде, словно повторяя ту фотографию.

Они остановились на том самом месте, где стояла Алина, и где он, тот, другой Денис, сделал свой последний кадр.

Алиса закрыла глаза, подставив лицо ветру. И он понял, что она говорит с ней – со своей прабабушкой, со своей второй половиной, оставшейся там, в прошлом.

Он отошёл на несколько шагов, достал камеру и, не говоря ей ни слова, поднял объектив. В видоискателе он поймал её фигуру на фоне воды. Она стояла лёгкая, почти невесомая, в своём обычном пальто, и ветер трепал её волосы. И в этот миг сквозь рваные облака пробился луч солнца, озарив её золотым светом.

Щелчок затвора прозвучал как выстрел, как точка, как начало.

Алиса обернулась. Она не удивилась. Она улыбнулась ему – своей улыбкой, их общей улыбкой – и пошла к нему.

Он опустил камеру и раскрыл ей объятия. Она пришла в них, холодная от ветра и пахнущая дождём и прошлым.

«Всё», – сказала она, и её голос был чистым и ясным. – «Круг замкнулся. Мы пришли. Мы дома».

И где-то очень глубоко, в самой сердцевине души, Денис почувствовал тихий, безмерный вздох облегчения. Как будто какая-то огромная, вековая тяжесть наконец-то отпустила его. Как будто чья-то душа, долго бродившая у холодной воды в ожидании, наконец-то обрела покой.

Они стояли, обнявшись, у воды, а ветер гудел в ветвях старых ивив, напевая свою вечную песню о любви, которая сильнее времени, сильнее разлуки, сильнее самой смерти.