Сквозь камень и кровь

Сван, возвышавшийся в тусклом свете пещеры, выглядел внушительно. Его рост превышал шесть футов, а широкие плечи и массивная грудь придавали ему вид человека, который всю жизнь сражался с врагами. Его кожа была обветрена и покрыта шрамами от бесчисленных сражений, грубая текстура его тела свидетельствовала о годах лишений. На нем была залатанная и потрепанная туника, некогда яркий цвет которой давно выцвел и стал приглушенно-коричневым. Завершали этот наряд тяжелые, с разводами грязи кожаные с заплатами штаны, заправленные в напрочь убитые кожаные сапоги. Борода с редкой проседью обрамляла его лицо, а темные глаза, несмотря на усталость, сохраняли острый, умный блеск. Несмотря на его внушительную внешность, в его позе чувствовалась некоторая усталость, как будто тяжесть прошлых сражений и унылая реальность рудников сказались на нем.

– Хм… ладно, но скажу сразу, для тебя она будет крайне неприятной, крысёныш, – Сван повернулся к кокону-светильнику, пару мгновений куда-то в него всматривался и начал рассказ. – Как ты уже видишь, мы находимся в шахте. Добываем мы тут железную руду для хозяев этой проклятой шахты, но все мы всего лишь невольники и живём ровно столько, сколько можем работать, ведь руду мы меняем на крохи еды. Держат и охраняют эту шахту бандиты и головорезы, но и они работают не сами на себя, а на кого-то сверху, кто может отвести глаза короля от этого беспредела. И вот этот кто-то, давным-давно, полюбил одну девушку, Хейду, но та решила отвергнуть его предложение, и за это была похищена из родного дома и брошена к нам в шахту. Сам видишь, с женщинами тут совсем туго, а нас эти ублюдки довели до животного состояния, и бедняжке Хейде здесь ничего не светило, кроме страшной смерти. К её беде, она была невозможно красива, я, например, таких женщин за всю жизнь не видывал.

Сван замолчал, глянул на меня как-то по-свойски, что ли, и отвернулся, уставившись снова в свет, продолжил.

– Всё осложнилось и тем, что бросили её к нам как раз к второму вечернему принятию пищи, перед длинным ночным отдыхом. В это время все, кто добыл свою норму, собираются у входа, принося руду и забирая еду. Как сейчас помню, этого жирного ублюдка, тогда я единственный раз его и видел, эх, какой же я был молодой, мне тогда только 20 лет было. Стоит и громко гад объявляет, мол, это вам за хорошую работу, делайте с ней, что хотите и бросил девчушку. Ну а дальше сам понимаешь, что было: сначала дрались все со всеми, потом собрались те, кто в какой штольне работает, и друг против друга ополчились. Забрали её с нижних ярусов горняки, в общем, в конце, через неделю отбили её то ли с западных кто-то, то ли с верхних штолен. Там она и пол недели не провела, на девку страшно смотреть было, побитая, вся заляпана, глаза дурные… беда. Так из рук в руки пару месяцев её отбивали, но в конечном итоге с нашей штольни мужики собрались, да не смотри на меня так, не хотели мучить даже, просто жалко девку стало. Эх, хорошо тогда сходили, рож разбили всем, и кто попался на пути, и кто в штольне той был, кого-то говорят даже на смерть забили, ну да не в том суть, забрали мы Хейду к себе, а там от неё одно название, что девка осталась. Как сейчас помню, старший тогда Гунар был, посмотрел он на бедняжку и сказал: кто её тронет на этой неделе, голову сам откручу. Так она и жила у нас. Пару раз пробовали, конечно, её от нас отбить, но быстро зубы-то по растеряли. Хехех, так о чём это я? А, да, вот жила, говорю, она у нас, пайкой все складывались по малой части со всех. Ну и она как-то поняла, что не звери мы дикие, хозяйничать стала через пару месяцев, порядок наводить, ну а мы, сам понимаешь, на добро только добром. Не знаю, сколько с того момента времени прошло, но как сейчас помню, выходит Гунар от Хейды и говорит: не ходите, други, более к ней, беременна она. Ну все как-то оживились, вроде как ребёнок будет в этом проклятом месте. Общий, конечно, но всё же.

Время быстро прошло, разродилась она тобой. Все мы заметили в тот миг, как Гунар её полюбил, и с тех пор вы втроём начали жить отдельно, в той заброшенной тупиковой штольне. Время неслось, но однажды Гунар сломал ногу, как уж там вышло, не знаю, он внизу всегда работал, но похоже тому было суждено случиться. Слёг в общем он, а пайки и так в притык хватало на всех. Тебе тогда уже 3 или 4 года было, бегал по всей штольне, как угорелый. Ну да и пришлось Гунору хоть по 2 ложки в день да выделять. Может и выкарабкался бы, но одной ночью услышали мы крик Хейды. Пока просыпались, пока забежали, а там краулеры, ну ползунами их ещё называют, рудокопы, откуда-то по всему заброшенному крылу лазят. Мы обратно за кирками, кто-то за надсмотрщиками, но не успели: убили они и Гунара и Хейду. Да и мы с кирками на этих тварей не полезли, а утром надсмотрщики с воинами пришли, я тогда ассасинов впервые увидел, жуткие. Когда зачистили они шахту, заставили нас трупы выносить, а то мы бы туда и не сунулись вообще. Заходим мы, значит, в то крыло, ну и видим, как частично объеденный Гунар в обнимку с двумя задушенными ползунами лежит, а рядом ещё один валяется с оторванной башкой, ох и крепок был.

Сван помолчал пару мгновений, думая о своём, и продолжил дальше. – Потом начали вытаскивать тела, а из угла писк какой-то. Глядим, бочка стоит старая, а в ней ты с крысой в руках, прижал её к себе. Она тебя грызёт, кусает, пищит, а ты её держишь, не отпускаешь, обнимать пытаешься. У всех тогда слёзы на глазах навернулись. Вот так вот вышло! А к тебе с того времени так и прилипло имя Крысёныш, сначала в шутку всё звали, а потом прилипло оно на мёртво, а настоящее имя и забыли. Сломал тебя тот день, стал ты нелюдимый, мычащий олух. Пайкой, конечно, делились, но, уже сам понимаешь, не так чтобы обязательно это было, да и толку в тебе никто не видел. А чем старше ты становился, тем меньше людей оставалось, кто помнит твою историю и делится своей едой. Быстро это проклятое место силы забирает, а потом и жизнь. Сейчас вот только я и знаю, как ты здесь оказался, но хоть убей не могу вспомнить имя твоё, коим родители тебя нарекли. Столько времени прошло, а здесь это и вовсе почти вечность, уж прости.

Открыв рот, я слушал Свана и не мог понять, как этот мальчишка, в чьё тело я угодил, вообще выжить умудрился. Сопереживая ему и его семье, всё это казалось мне за гранью возможного. Да и его безумие в принципе объясняет замену личности и подтверждает мою попаданческую теорию. М-да… Попал так попал. Судя по моей тщедушности, я скорее сдохну, чем смогу добывать руду, чтобы менять её на еду. Охотиться на крыс? Ха, по моему состоянию меня и мухи до смерти забить могут, а крысы и вовсе… да и попасть по ним ещё надо как-то. Так что думай, жрать-то что-то надо.

– "Сван, а грибы тут есть?" – первое, что пришло мне в голову.

Сван аж крякнул:

– Да нет, похоже, не много изменилось в тебе. Я ему тут, какую историю его жизни рассказываю, аж на слёзы самого пробивает, а он раз и про грибы. Как был идиот, так и остался, буди что говорящий стал.

Сван махнул рукой, отворачиваясь и собираясь идти.

– "Дядь Сван, ну как же, я всё понимаю, но вот беда – жрать хочется, как из ружья, кружится всё в голове, слабость такая, что ноги еле переставляю. Хоть чего-нибудь перекусить, а то скоро камни жрать начну!" – взмолился я.

– А-а, вот в чём дело! Это да, минимум четыре дня не ел ведь уже, но придётся потерпеть. Сейчас мы на сдачу руды пойдём; оттуда Брук тебе пол нормы своей пайки принесёт, ну и от меня пару ложек дам, так что терпи, малец. А насчёт грибов – да, тут растут и грибы, и травки разные, но там, где их можно взять, тебя сожрут. Заброшенные места, выработанные давно, и гадов там не мерено: от гигантских крыс до ползуний разных видов и расцветок. Говорят, не одну сотню лет отсюда железо добывают, все ответвления уже и не помнит никто. Да и уровней здесь аж пять штук в глубь, а ни времени, ни желания лазить по местным лабиринтам ни у кого нет – нормы такие, что спину не разгибаешь от пробуждения до сна, особенно пока опыту в рудном деле не наберёшься. Так что забудь.

– "Дядь Сван, а с вами можно к выходу сходить, посмотреть, да там сразу и взять у Брука свою долю?" – спросил я.

– "Нет!" – рыкнул рудокоп, – "от тебя воняет за версту; в трёх метрах стою, дышать нечем. Мы ж не свиньи, чтобы жрать где попало и с кем попало. Вот помоешься тогда и посмотрим, но думаю, что в тебя эта вонь въелась так, что не отмыть никогда."

– "А где помыться-то можно? Шахта же тут." – спросил я.

– "Есть на нижних уровнях озерцо небольшое. Рудокопы оттуда берут порой воду себе пить, так что бери ведро, черпай аккуратно и уёбывай подальше оттуда. Совсем подальше. И моешься. Но совет тебе дам: иди ночью, иначе прибьют тебя там скорее, чем дадут приблизиться к воде. Пить воду со вкусом говна, знаешь ли, никто не хочет. Ладно всё" – сказал рудокоп, отвернулся от меня и гаркнул во всю глотку: "Всё, парни, собираемся, идём жрать. А ты, Брук, не смей забыть про должок, голову оторву."

– "Да что ж я, без понятия" – взмолился тот.

Рудокопы, похохатывая и переговариваясь, собирались возле Свана и, пыхтя, стали взваливать на себя тяжёлые мешки с рудой. Потом дружно двинулись колонной в сторону, как уже понятно мне, выхода из нашей штольни, а я остался сидеть тут, размышляя над планами своих действий. Стало понятно, что сегодня меня ожидает первая миссия в этом мире – ночная стелс-помывка.

Через какое-то время, показавшееся вечностью, мне всё-таки принесли поесть. Брук сдержал слово, спасибо ему, и Сван дал горбушку хлеба, как и обещал. Поблагодарив их, я принялся есть. Каша была больше похожа на клейстер, а хлеб – чёрствый и постный, но на тот момент это хрючево казалось мне вкуснейшим из всех. Еле-еле доев всё, меня стало клонить в сон, и я плюхнулся прямо здесь, на лавке.

Глава 3

Поднялся я, как по будильнику, оглянулся: мрачные коконы-светильники озаряли пещеру всё тем же тусклым светом. То тут, то там лежали рудокопы – кто на мешках, которые ещё недавно тащили с рудой, кто на паре досок непойми откуда взявшихся. Кто-то возился с боку на бок, видимо, уснуть не получалось. Я сел на лавке, прислушался к своему самочувствию; на удивление, оно было просто великолепным, хоть в припрыжку бегай. Каждая мышца словно ожила, готовясь к ночной вылазке. Подивившись этому, решил встать и приступить к миссии ночной стелс-помывки.

Поднявшись и пару раз махнув руками, разминаясь, пошёл в ту же сторону, куда уходили рудокопы. Долго идти не пришлось: уже через пару десятков метров передо мной открылся удивительный вид – похоже, основной ствол шахты. Вот это да: огромная пустота в скале, не менее тридцати метров в диаметре, уходила вверх и вниз, освещаемая редкими коконами-светильниками, а где-то и догорающими факелами. Я застыл в трепете, думая о проделанной работе и количестве жизней, что унесло с собой это место. Каждый звук, каждый шорох напоминал мне о том, как опасно здесь всё. Да, воистину проклятая шахта.

Стояла тишина, лишь изредка разрываемая то тяжкими вздохами, то храпом, а где-то и чьим-то сонным ворчанием. Дошёл до низа я быстро. Каменная тропа часто сменялась надёжным деревянным настилом, и поэтому путь показался мне несложным. Свет от коконов-светильников едва освещал окружающую тьму, создавая причудливые тени на каменных стенах. Ну и где чёртово озеро?! Огромный зев шахты сменился тремя тёмными сводами штреков. Рядом с настилом, по которому я пришёл сверху, был самый просторный свод, он был хоть как-то освещён, но озера там не было видно.

Дойдя до второго штрека, я подивился странной, маслянисто чёрной породе, узкой горизонтальной прожилкой, разрезавшей камень на высоте с полметра над полом. Широкий проход переходил в просторный зал с каким-то странным механизмом. Похоже, это устройство предназначено для дробления крупных камней. Вот чёрт, это что за тварь!? Рядом с механизмом, на дощатом настиле, лежало нечто. Даже отсюда, с сорока или пятидесяти метров, видно, что это огромное человекоподобное существо, всё в шерсти. Ни за что бы я туда не пошёл, даже если бы чёртово озеро было там. Надо спросить у Свана, что это за "чудо-юдо" такое.

Решил осмотреть последний третий штрек, благо рядом с ним стоял кокон-светильник. Дойдя до него, сразу услышал трель капель. Похоже, вот и озеро! Но увидеть его мне не удалось; темнота в штреке была кромешная. Казалось, сама тьма поглощает всё вокруг, и лишь редкие капли воды разбивают её молчание. Ну да, темноты я с детства не боюсь, лишь бы шею себе не сломать, запнувшись о что-нибудь в потёмках. Аккуратно пробираясь вперёд, я ощутил лёгкий запах влаги. Трели капель стали громче, и глаза начали привыкать к темноте. И тут бах. Ай собака корявая, прямо мизинчиком бахнул! Ноги босые, ладно, шёл совсем медленно. А что тут? Ага, ведро, это мне как раз сейчас и надо. Вот и озеро. Ну, как озеро. Примерно два метра длиной и полтора в ширину; глубину я понял только когда зачерпывал воду – примерно по колено. В эту лужу с потолка быстро капала вода, а по неслабому уклону из озерца еле заметной струйкой утекала лишняя вода куда-то во тьму, дальше по штреку.

Зачерпнул ведро воды, да какое блин ведро, на тазик больше похоже, литров на тридцать. Вода переливалась из ведра, когда я с трудом поволок его вниз по уклону. Решив, что так вода после моей помывки в озеро точно не попадёт и мне не дадут по шее, да и проще так.

Оттащив его метров на двадцать, наконец выдохнул и стал снимать одежду. Её я тоже постираю, да и что той одежды – рваные лохмотья в виде штанов и всё. Поражаюсь, как он выживал до моего вселения, просто уму непостижимо. На коже была сплошная корка из дерьма и грязи, жуть. Начал аккуратно отдраивать себя мелким крошевом камушков. Ох, холодная водица-то какая, даже дух перехватывает.

Мыльно-рыльные процедуры сменились стиркой; пальцы от холодной воды уже одеревенели и не ощущались. Меня трясло, как лист на ветру, но я твёрдо стоял на своём. Каждое прикосновение к воде было как удар током, заставляя меня дрожать, но было важно довести дело до конца, ведь отогреться негде, чтобы потом ещё раз замёрзнуть на стирке штанов, а одевать грязные я не хочу. Вот так, трясясь от холода, стирая и шевеля извилинами, я вдруг услышал странный звук в глубине штрека. Переливчато-цокающий посвист мигом согрел меня волной адреналина. Глаза давно привыкли к темноте, и я, поднявшись с корточек, начал всматриваться в темноту. Оттуда снова тишина. А нет, цокот коготков по камню заставил меня отшагнуть назад, но было уже поздно – на меня неслась крыса. Огромная крыса, размером со среднюю дворовую собаку! Неужто такие бывают вообще? Она была в паре метров от меня, когда я, опомнившись, схватил уже почти опустевшее ведро с достиранными штанами и махнув им, тукнул крысюка куда придётся. Ведро жалобно скрипнуло, а зверюгу развернуло, и я, не придумав ничего умнее, кинулся на неё так, чтобы накрыть ведром. Так есть хоть какой-то шанс, что ведро переживёт бой. Глухой крысиный крик ознаменовал, что поимка прошла успешно. Но в тот же миг ведро прыгнуло и чуть не слетело с крысы, и я не придумал ничего умнее, чем плюхнуться на него сверху. Крыса пищала, яростно царапала когтями стенки и билась так, что ведро то и дело подпрыгивало вместе со мной, передвигаясь то вперёд, то назад. Сидя на ведре и ловя равновесие всеми силами, я судорожно думал, что же делать и как мне убить эту грязную тварь, но вдруг со стороны озерца я услышал чей-то голос:

– Эй, что ты там делаешь?

Голос показался мне молодым и испуганным

– Да вот блин, голое родео на ведре устраиваю, не видишь? – нервно съязвил я ему в ответ.

– Что ты устраиваешь? – явно не поняв, переспросил парень, который так заинтересовался, что подошёл поближе, судя по аккуратным шагам.

Пока незнакомец был уже совсем рядом, проклятая крыса завизжала так, что у меня поджилки затряслись, а паренёк сиганул назад со скоростью ракеты. – Ты блин куда, грёбаный дятел! – рявкнул я ему в след. – Помоги добить эту тварь!

Молодой остановился на мгновение; было видно, как он обернулся. Прошло ещё пару секунд. – Я сейчас прибегу, пару кирок принесу, ими-то мы её точно уложим, – и парень пулей сиганул из штрека.

Такое ощущение, будто незнакомца не было целую вечность, но вот слышны его быстрые шаги, а вот уже и его силуэт на входе в штрек. – На, держи, – запыхавшись, сунул мне в руки кирку.

Крыса явно выдыхалась и встретила парня лишь парой сильных рывков и утробным, замученным писком. – Ну тебя только за смертью посылать! – сказал я громко и как можно увереннее, стараясь не выдать своего страха.

– Дак, далеко же, я аж до склада бегал, там и кирки, и ручки к ним, пока выбрал менее рассохнувшуюся, пока добежал обратно, – время же, – начал оправдываться парень, но замолк на полуслове и как-то странно глянул на меня. – А чего ты голый-то?

– Голый, потому что мылся я и стирался, пока это не напало, – улыбнулся я. – Тебя хоть как зовут, дружище, а то помогаешь, а имени не знаю.

– Харим, – парень улыбнулся и протянул кулак. – Но чур я забираю половину мяса этой крысы!

Ответив лёгким ударом по его кулаку в знак знакомства, я спросил, не подумав, – нафига оно тебе?

– Да это, жарить! Я однажды подглядел, как шахтёры её жарили. Так вот, и знаю теперь, как правильно, а она вкусная, ммм, – протянул он. – А мяса тут, ты и сам знаешь, нам не дают.

– Ух ты. Договорились, – согласился я, а крысюк тем временем совсем притих. – Ну что, отдышался? Добьём гадину.

– Давай, – ответил он и замахнулся киркой.

Я перехватил кирку удобнее и спрыгнул с ведра. Крыса сразу почувствовала слабину и рванулась вверх, так что ведро отлетело, но не успела она опомниться, как по ней прилетел сильнейший удар киркой, и за ним сразу мой. Зверюга не выдержала таких мучений, издав последние звуки, упала на бок и задрыгала лапами. Последний удар нанёс Харим, прямо в голову крысюку.

– Вот и вся охота, теперь надо её чем-то разделать и на чём-то пожарить! – с умным видом произнёс я.

– Ну это уж мне предоставь. Сейчас пару старых рукояток от кирок принесу для костра, ну и ножик какой никакой, а ты будь тут, сторожи, вдруг на запах крови ещё одна крыса прибежит, так и её приговорим. Ох, мяса как давно не ел, – мечтающее протянул парень и пулей унёсся в сторону выхода из штрека. Такое ощущение, что только он убежал, и вот уже обратно бежит с охапкой черенков. Я только штаны успел ополоснуть да одеть.

– «Ну ты шустёр! Чего дальше делаем?» —спросил я.

– Ты бери крысу и кирки, и в ведро воды набери сколько-нибудь, а я дрова и факел, – он шуршал чем-то в темноте и говорил, и вдруг раз, сноп искр, другой, и зажегся факел. – Вот так-то хоть видно, где тут обрыв, – и двинулся вперёд. Факел ярко озарил штрек и ощутимо начал пригревать.

Мы тем временем двинулись в глубь, отходя всё дальше и дальше от входа, пока не увидели каменный балкон и за ним обрыв. – Это ещё один заброшенный ствол шахты, – начал рассказывать Харим, – рассказывали, что он самый старый и уходит глубоко, но на сколько глубоко никто особо не проверял. Здесь по-другому как-то уходит дым, видишь? И здесь будем жарить мясо, иначе у нас его могут отобрать. А ещё здесь есть дрова, – он указал на кучу брёвнышек, напиленных и сложенных так, чтобы они могли сохнуть. – Это брёвна с некоторых старых штреков, они предостерегают от обвала, но сейчас тут они только гниют, поэтому иногда парни их сбивают и сушат тут для костров, – ответил он на незаданный мною вопрос.

Он вытащил пару тюлек из кучи и ловко киркой их поколол на дрова. – Ты разделай мясо, а я займусь костром. Куски хорошего мяса и мясные рёбрышки кидай в ведро, пусть отмачиваются, мясо с задницы отрезай и убирай в сторону, там оно самое вонючее. Башку тоже туда же, жаль, конечно, но съедобно только спинка, лапки и рёбрышки.

Работа пошла быстро. Не показывая брезгливости и отвращения, я разделал крысу так, как меня попросил Харим, постарался даже шкуру сохранить не потрёпанной – вдруг сгодится куда, да хоть ноги обмотать, вдруг кто знает, как её можно выделать. – Ну всё, Харим, мяско в котелке с водой, остальная гадость вон там, – показал я на потроха. – Ты случаем не в курсе, как выделывать шкурки крыс?

– Не, не в курсе, честно говоря, даже и не слышал, что они кому-то нужны бывают, – пожал он плечами, а с его стороны уже разгорался костёр. – Тебя-то как зовут? – спросил он, а то и не поинтересовался, так всё закрутилось.

– Знаешь, такое дело, – решил я не юлить, – все меня крысёнышем зовут, а имя своё я и не знаю! Честно! – зачем-то добавил я.

Харим аж глаза выпятил на меня, моргнул пару раз и заговорил: – Тот самый дурачок? Дурачок крысёныш? Да ну… Тот же не разговаривает совсем, мычит только, слюни пускает да ссытся. Нет, ну я, конечно, не видел его ни разу, но как-то ты не подходишь под описание.

– Да мне на башку каменюка упала, вот говорят, мозги-то и поправила, – ляпнул я.

– Ну, чтобы после каменюки на башку дураками становились и подыхали, это я видел. Вон в прошлом месяце Гвену осколок в башку пробил, аж мозги, говорят, видно было, так он неделю слюни пускал, а потом преставился. Пришлось помогать его вытаскивать на верх. А вот чтобы в обратную сторону помогало – неее… Чёт ты завираешь. Ну да твоё дело, не хочешь говорить – не говори.

– Сам давно тут скалу скребёшь? – отогреваясь у костра и наблюдая, как уже начала закипать вода в кастрюльке, спросил я.

– Давно, – с тяжёлым вздохом сказал паренёк, – месяца два уже. У нас по деревне караван купцов проезжал с Бакареша, товаров много везли назад, закупились где-то, сволочи. Всех в деревне собрали и говорят, мол, все, кто поможет с караваном до границы, по золотому дадут. А наши то дурни, отродясь таких деньжищи в руках не держали, засуетились, забегали. Вот меня как третьего сына батька к каравану и подрядил, мол, вон как семье-то поможешь, а то толку с тебя тут… – у паренька судя по голосу начали наворачиваться слёзы, но он продолжил. – Вот нас дурней тогда человек десять набралось, всех и взяли в караван. А работы там на троих максимум, ну да нам и радость. Думали, дурни эти купцы, облапошим их на десять монет золотом. До Трелиса мы и не думали ничего плохого, работали да радовались. А как сказали, что до границы километров 50 ещё идти и мы обязательно должны идти, не то денег не видать, так мы и заволновались. Там людишек-то разбойных всегда было видимо-невидимо. Если туда даже и с караваном дойдём, то обратно уже так просто и не получится. Двое тогда на своё счастье оттуда ни с чем в деревню ушли, а мы дурни согласились довести. Ну и довели, Белиар сожри их душу… Подмешали нам в жратву прямо перед границей дрянь какую-то, всех сморило в сон, и понимали уже, что не то что-то, а бежать уже не убежишь. Ноги сами в узел завязываются, друг об друга спотыкаются, не слушаются, – парень шмыгнул носом. Глаза сами закрылись, а очнулся я уже тут на холодных камнях. Спасибо местным рудокопам, всё рассказали, всё показали, поддержали поначалу. Не то пропал бы, – парень замолчал, задумавшись о чём-то своём, помешивал большой ложкой в котелке кипящее мясо, иногда подкидывая какие-то листики и корешки, непонятно где раздобытые.

Так надо бы отвлечь паренька, не то совсем поник. – Ты что за корешки в суп кидаешь, где их берёшь?

Парнишка прерывисто глубоко вздохнул, потёр ладонями лицо и, посмотрев на меня грустными глазами, начал рассказывать: – Так это тут сушёные грибы, их редко, но можно встретить в шахте у нас, но маленькими совсем, не успевают вырастать. Срывают, кто успел, режут на длинные узкие кусочки и сушат. Очень яркий вкус у них, особенно у чёрных грибов. И растения разные, мох вот, не знаю, как он называется, но добавляет горечи маленько в отвар. И трава тоже свой вкус даёт, но её вообще только один раз смог сорвать. Названия не спрашивай, не знаю, потом покажу, как выглядит, если найдём. Там, где люди часто бывают, там очень большая удача что-то встретить, а там, где людей нет, – паренёк указал рукой вниз заброшенной штольни, – там наверняка много всякого, но туда даже здоровые сильные мужики не ходят. Говорят, очень опасно.

– Хм, да уж, придать той безвкусной мешанине из песка, жижи и чего-то, многого стоит, – ухмыльнулся я.

– Да, – оживился паренёк, – как-то видел, как за горсточку сушёных чёрных грибов отдали двойную норму руды, а это два дня можно есть и отдыхать, представляешь?! – парень аж зажмурился от предвкушения.

– А за вот такие рёбрышки что-нибудь нам может светить? – спросил я с интересом.

Паренёк хмыкнул, улыбнулся, глядя на меня, и смеясь, сказал: – Да, конечно, светит, морду набьют и отберут! Мясо в шахте – это как, – он помахал пальцем в воздухе, похоже, подбирая ассоциации, – это как принцессу трахнуть, вот точно, именно так.

– А-ха-ха, да так прямо и принцессу, ну ты сравнил, Харим, крысятинку с принцессой, – никак не получаясь отсмеяться, ляпнул я.

– Вот я тут два месяца примерно, и от вида этой крысятинки у меня слюни до пола. А ты представь, люди тут годами, говорят, у кого-то даже на десятилетия хватает здоровья, и всё на этой блевотной каше. У неё же, падлы, вкус либо никакой, либо подгоревший, – паренёк махал ложкой так, что я даже отсел на чутка подальше. – И ты представь, два тощих сопляка прийдут и начнут торговаться: мне три нормы, нет, мне пять норм за маленький кусочек мяска. Ну? Да-да, в жбан и вся торговля. Так как у нас нет ни силы, ни влияния. Так что я сейчас вот возьму и нажрусь мяса от пуза, когда ещё такой момент будет, может, никогда – очень уж эмоционально закончил паренёк.