Правило 24 секунд

– Показать новый гаджет? – спрашивает он.

– Давай заценю.

Друг задирает футболку, и я изучаю прямоугольник с гладкими краями на его животе. Одобрительно заключаю:

– Санич, ты теперь почти киборг.

– Я и был киборгом! А теперь я Оптимус Прайм.

– Да? А по виду скорее Бамблби.

Джип, смеясь, грозит мне пальцем, и тут же говорит:

– Ну, рассказывай. Я-то из своих больничек тебе все новости передавал, а ты пожадничала.

– Да как-то нечего было, – я почему-то смущаюсь, но тщательно это маскирую задумчивым взглядом, – новостей особых не было. Про учебу я тебе все рассказывала. У Славы новый эфир в эту пятницу, он меня позвал посмотреть. Вместе с ним и его пацанами.

– Вы со Славиком еще не расстались? – Фокин хрустит огурцом и делает вид, что удивлен.

Поджав губы, отвечаю укоризненным взглядом.

Он улыбается:

– Ну все, все. Новый эфир, класс, я понял. Куда позвал?

– К Владу.

Друг вытягивает губы трубочкой и шумно втягивает воздух. Потом сдержанно сообщает:

– Спорная компания.

– Сань!

– Я молчу.

– Ты не молчишь, Джип.

Он наклоняется через стол и успокаивающе гладит меня по запястью.

Говорит:

– Дружочек, не будем ссориться, ладно? Расскажи лучше про новеньких в нашем серпентарии. Что за типы?

Отвожу взгляд и пытаюсь перестроиться. Фокину никогда не нравился Слава. Друг слишком уважительно относится ко мне, чтобы открыто высказывать свое отрицательное мнение о моем парне, но отпечаток недовольства и легкие шутки я ловлю от него постоянно. На старте отношений с Ковалевым мне было легко противостоять этому, но теперь мнение Джипа только больше меня путает. Хочется защищать своего парня, но я сама слишком потеряна в эмоциях и мыслях.

Беру еще одну огуречную палочку и задумчиво жую. Рассказываю все, что знаю о близнецах по слухам и все, что успела понять сама.

– Спроси у Гордея, – безапелляционно говорит Саня, – глупо слушать курочек из нашего класса и отголоски по углам школы.

– Думаешь, можно?

– Конечно. И на игру сходи.

– Думаешь?

– Машулик, ты хочешь, чтобы я тебя уговорил?

Насупившись, отворачиваюсь и ворчу:

– Нет. Зачем?

– За тем, что я тебя знаю, – говорит он мягко, а потом зовет, – Маш.

Я вздыхаю, обреченно поворачиваю голову и смотрю Фокину в глаза.

Спрашиваю:

– Ну что?

– Нравится тебе новенький?

– Их там двое, – сражаюсь из последних сил.

– Да, – он постукивает палочкой огурца себя по носу, – одинаковые капе-е-ец. Даже родинка над губой, я вообще в шоке, что такое бывает. Одинаковая родинка!

– Она разная, – вырывается у меня вдруг.

Тут же поджимаю губы, сожалея об утечке информации. Теперь мне точно не отвертеться. Тру лоб ладонью, со смирением ожидая издевательского вопроса. И Саня, конечно, тут же интересуется с чудовищной иронией:

– Разные родинки?

– М-м-м…Там, да. У Гордея она другой формы и чуть выше, вот здесь, – указываю пальцем в нужное место на своем лице, – а у Ефима не такая крупная, и э-э-э… пониже.

К концу фразы голос мой совсем глохнет, а лицо клонится к столешнице. Покорно жду реакции друга, и он начинает смеяться.

Громко, со вкусом, разок прикладывая ладонь об парту.

Выдавливает наконец:

– Дурында… Господи, какая же ты дурында.

Я обиженно соплю. Но, глядя на то, как Джип хохочет, то и дело срываясь на тонкое хихикание, сама начинаю улыбаться. Словно со стороны чувствую, как плечи вздрагивают, и вот я уже тоже смеюсь.

– Он мне не нравится, – говорю, когда мы оба успокаиваемся.

– Как скажешь.

В голосе Фокина снова сквозит ирония, так что я проговариваю упрямо:

– У меня есть парень, и я его люблю.

– Славик, – подсказывает он, – я помню.

– Просто я… – вздыхаю, стараясь подобрать слова, – странно чувствую себя рядом с Гордеем. Иногда.

– Иногда?

– М-м-м… – мычу, разглаживая складки на плиссированной юбке, – почти всегда. Но это ничего не значит.

– Маш, если он тебе нравится…

Я с возмущением пытаюсь перебить:

– Он мне не!..

Но Джип чуть повышает голос:

– Если он тебе нравится, в этом нет ничего плохого.

Молчу, обкусывая губы изнутри. Смотрю в окно. Сегодня небо серое, как бывает весной, когда ты все ждешь солнца, но оно никак не пробьется через тучи, а снег до конца не сходит. Две птицы своим полетом рисуют плавные полукружья, как будто в догонялки играют.

Произношу тихо:

– Я не собираюсь ничего делать.

– Тебе и не придется.

– В смысле?

– Давай пока просто подождем, хорошо?

Саня убирает в рюкзак контейнер и встает. Я поднимаюсь следом, а он дергает меня за прядь волос и говорит:

– А вообще-то лучше не слушай меня. Слушай себя.

Я улыбаюсь и киваю, все равно ощущая внутреннее смятение. Когда друг по-настоящему болеет, как-то неловко делиться с ним своими идиотскими душевными метаниями.

Глава 14

Маша

После уроков я провожаю Джипа до холла первого этажа и крепко его обнимаю. Оглядываясь, вижу, как Гордей заходит в столовую, бросив на меня взгляд из-под челки. Приоткрыв рот, вдыхаю. Выдыхаю дробно. Да что за чертовщина?!

Поворачиваюсь к Фокину и смотрю на него жалобно.

– Ну, что? – интересуется он со вздохом.

– Как мне сейчас сидеть рядом с ним?

– На жопе, Маш.

Он чмокает меня в щеку и дважды повелительно машет рукой, будто выгоняет. Сам движется к выходу.

– Предатель, – говорю ему в спину.

– Ага!

Застыв, провожаю взглядом Сашу. Понимаю, что нет смысла оттягивать, тем более что я сама позвала Наумова. Учиться. Позвала учиться. Поэтому я сейчас просто пойду, разберу с ним план работы и буду вести себя сдержанно и спокойно.

Сосредоточенно киваю собственным мыслям. Покрепче берусь за лямку рюкзака на плече обеими руками и решительно направляюсь в столовую. В дверях оглядываю помещение и сразу вижу Гордого. Сидит у окна с двумя кружками.

Подхожу, сажусь напротив и сразу достаю ежедневник.

Говорю:

– Так, давай для начала посмотрим…

– Ты что любишь? – перебивает он как ни в чем не бывало.

Сбившись, я замираю рукой над исписанными страницами:

– А?

– Что любишь? Чай или кофе?

Смотрю на два стакана на столе. Он предлагает мне выбрать? Поднимаю на Гордея взгляд и молчу. Пауза затягивается, но он почему-то не торопит.

– Чай.

Наумов двигает ко мне одну из кружек. Я снова листаю ежедневник, но как-то бесцельно, больше чтобы занять руки. Нахмурившись, снова смотрю на Гордого.

Спрашиваю:

– А там что? Кофе?

– Да, не знал, что ты пьешь, взял на выбор.

– А ты любишь кофе? – уточняю немного нервозно. – Потому что, если нет, можем поменяться.

Он смеется и качает головой:

– Маш, пей свой чай, пожалуйста.

– Мне теперь неловко.

Откинувшись на спинку стула, Гордей изучает меня с таким видом, будто я сказала что-то страшно забавное. От его прямого взгляда я почти готова залезть под стол, потому что весь организм начинает сбоить. Дышится странно, температура тела неестественная, все системы отправляют в мозг нечитаемые сигналы.

Хочется хотя бы разозлиться, чтобы вывести общение в привычную и безопасную плоскость, но повода нет.

Наумов говорит ровно:

– Можешь просто сказать «спасибо». Если я так сделал, значит был готов к тому, что буду пить то, что останется. Но, вот удача, я действительно люблю кофе. К тому же это школьная столовая, а не дорогой ресторан. Теперь тебе не так неловко?

– Спасибо, – говорю растерянно.

Он указывает на ежедневник:

– Так что там?

– Да, – спохватившись, снова листаю, – так, я посмотрела, тут ничего сложно. По русскому и литературе ты должен сдать пару эссе, темы я выписала. Я помогу, ошибки проверим, сдашь чистые работы. По химии только презентация и лабораторная, тоже делать нечего. Тест по истории проблемный, придется подучить, но мы такой уже писали, я вопросы помню. Алевтина Борисовна делает шесть вариантов, так что я не знаю, какой тебе достанется, но…

Подняв голову от ежедневника, замечаю наконец, что Гордей сидит, подперев подбородок ладонью и смотрит на меня с улыбкой.

Кашлянув, уточняю:

– Все понятно пока?

– Все предельно ясно.

– Э-э-э, – я снова буксую, блуждая взглядом по странице, – вариант может быть другой, но… я уже знаю…Господи, ну что ты так смотришь?!

– Как?

– Никак! – отрезаю раздраженно. – Не знаю! Странно.

– Просто ты красивая.

Замираю, пойманная в ловушку его карих глаз и этой простой фразой. Красивая? С веснушками и рыжими волосами?

Спрашиваю недоверчиво:

– Ты прикалываешься?

– Нет, конечно. Тебе ведь уже говорили, что ты красивая?

Снова смотрю на Наумова молча. Говорили, конечно. Джип говорил. Мама, папа. А парни? Никак не могу вспомнить. Но Слава постоянно делает мне комплименты. Правда, как-то по-своему. В любом случае вопрос этот несерьезный, наверняка риторический.

И я пытаюсь вернуться к нужной теме:

– Неважно. Тест по истории. Я уже знаю, на что обратить внимание, так что подготовимся. Я выписала, чем нужно заняться в первую очередь.

Вырываю лист со списком и двигаю по столу в сторону Гордея.

– Рыжик, чай остынет, – произносит он спокойно.

Я машинально беру кружку и делаю несколько больших глотков. Ставлю ее на место и говорю:

– Я даты расписала, обрати, пожалуйста, внимание.

– Обратил. А что со спортом?

– А что с ним? Будем заниматься, как скажешь. Постараемся все успеть.

– Карт-бланш? – спрашивает Гордый, приподнимая уголок губ.

– Нет! То есть да. Но только по части тренировок, – говорю поспешно и добавляю с некоторой долей смущения, – я тебе доверяю. Эту сферу. Ты, вроде бы, нормально все объясняешь.

– Вот спасибо! – он смеется, снова откидываясь на спинку стула. – Пока это самые приятные слова от тебя в мой адрес.

Закусив губу, смотрю на него. Спросить сейчас? О том, что произошло. Или это неуместно? Как будто момент неподходящий.

Но тут Гордей вдруг интересуется:

– Джип твой друг?

– Да. Лучший.

– Кажется, он крутой.

Улыбаюсь и с гордостью подтверждаю:

– Он самый лучший.

Снова берусь за чай и кошусь в сторону ежедневника. Кажется, уже можно расходиться, мы ведь все обсудили. И не так уж плохо все прошло.

– Придешь на игру? С Егором?

Прячусь за кружкой и судорожно соображаю. Мы же не в лес идем, а на баскетбол. В этом вообще нет ничего зазорного, а Егор будет рад. Не уверена только, что Слава правильно поймет.

Равнодушно пожимаю плечами:

– Может быть. А во сколько?

– В семь. Давай, рыжик, это не больно.

– Я спрошу у родителей.

Наумов хмыкает, и я чувствую, как вся сжимаюсь. Может быть, ему кажется это глупым, но у нас так заведено. Зря я вообще это ляпнула, ясно же, что с такими татуировками ему мнение семьи вообще до одного места.

Но он говорит:

– Спроси. Если хочешь, могу зайти за вами, поедем вместе. Ну, и расскажу твоим, что я не бармалей.

Против воли улыбаюсь. Спрашиваю:

– А это точно?

– Ну давай проверим.

Все внутри сжимается так сладко и так больно. Слышу себя, но слушать не хочу. Это неправильно. Так нельзя.

Откашлявшись, поднимаюсь и захлопываю ежедневник. Говорю:

– Я пойду.

– Я провожу.

– Зачем? – спрашиваю испуганно.

Я сбежать от него хочу, покинуть зону поражения, причесать свои мысли. Мне его компания в этом вообще не поможет.

Говорю:

– Еще даже не поздно.

– Мне по пути.

– Ты ведь не знаешь, где я живу.

– Знаю, – заявляет Гордей уверенно, – по пути к моему дому.

– Наумов! – одергиваю резко. – У меня парень есть. Ему не понравится.

Пусть обидится на мой тон, мне все равно, только бы не шел со мной. Я даже на это надеюсь. Меня и так достаточно размотало.

Гордый морщится, а потом беспечно кидает мне:

– Помню. Только я его здесь что-то не вижу.

И идет к выходу. Спохватившись, я догоняю и говорю:

– Он занят, ясно? И это вообще не твое дело.

– Конечно, не мое. Это ты мне своим парнем тыкаешь. Боишься забыть про него?

– Что за бред?

– Ну тогда шагай, Лисий хвост. Я провожу.

– Мне не надо! – выдаю агрессивно.

– Да, я понял. Мне надо, ладно?

Глава 15

Гордей

По улице идем медленно. Я торможу сознательно, потому что действительно не знаю, где живет Гордеева. Вдруг где-то совсем рядом? Не хочется, чтобы прогулка закончилась через пять минут. А она просто приноравливается к моему темпу.

Поначалу молчим. Я как-то подсознательно чую, что давить на эту девочку не нужно. По крайней мере, не сейчас. Хочу, чтобы перестала так меня шугаться, чтобы доверилась хоть немного. Точно знаю, что у нее миллион вопросов, и жду хотя бы маленького и незначительного, чтобы он потянул за собой все остальные, более весомые. Не уверен, что готов на все ответить, но если в ней весь смысл, стоит и самому чем-то пожертвовать.

Поэтому просто жду. Ловлю ее пугливые косые взгляды и иногда прикасаюсь. Когда мимо пробегают дети, я придерживаю Машу за локоть, чтобы они ее не задели. Не убили бы, конечно, просто очень хочется ее потрогать, пусть даже через куртку.

Не знаю, что за желание, почти первобытное какое-то. Тянет страшно, едва держусь. Останавливаемся на какое-то время, глядя друг другу в глаза. Потом Гордеева моргает и забирает свой локоть, как будто он в любой момент сдетонировать может.

– А где Ефим? – наконец задает она первый вопрос. Тот самый, незначительный.

– На тренировке.

– Он только на первом уроке был, – озвучивает Маша то, что я и так знаю.

– Да, у Фима тоже есть некоторые… обязательства. Так что он ходит на те уроки, на которые может. А потом летит на базу. Балансирует, короче.

Смотрю на Гордееву. Отмечаю то, как красиво смотрятся волнистые рыжие волосы на фоне черного бомбера. Помолчав, она снова интересуется:

– А вот у вас так много татуировок… ваши родители не против?

Я смеюсь:

– А что они сделают, рыжик? Мочалкой отмоют?

– То есть вы не спрашиваете?

– Разрешения? Нет. Просто делаем.

– А в салоне не нужно как-то подтверждать свой возраст? – интересуется она озадаченно.

– Во-первых, не везде и не всегда, во-вторых, мы почти не ходим в салоны.

– Это как?

Я задираю рукав и демонстрирую ей изображение маленького грустного привидения.

Произношу с улыбкой:

– Эту, например, мне Фим сделал.

Гордеева округляет глаза и отшатывается, как будто я только что в убийстве сознался. Спрашивает:

– Сам?!

– Ну да. Машу, ты с какой планеты? Я брату тоже парочку татух набил. Хочешь, и тебе сделаю, – докидываю с ухмылкой, рассчитывая на бурную реакцию.

И Гордеева, конечно, оправдывает мои ожидания. На повышенных тонах выпаливает:

– Нет!

Я ржу. Слишком она искренняя в своих реакциях, совсем другая, нежели с подружками из класса или со своим долбанутым парнем. Если правильно ее подловить, сразу становится настоящей.

На кураже заверяю:

– Не бойся, насильно я тебе татуировки делать не буду. А то так испугалась, как будто я сейчас тебя наручниками пристегну и машинку достану.

Гордеева вцепляется тонкими светлыми пальчиками в лямку рюкзака. Все время от меня им отгораживается. Отвечает ворчливо:

– Вот и нет.

Я легко соглашаюсь:

– Как скажешь.

Мне все нравится. И эта неспешная прогулка, и прохладный воздух, в котором тем не менее отчетливо слышится весна, и Маша.

– А чтобы делать татуировки, надо уметь рисовать?

Я усмехаюсь:

– Надо. Мы умеем немного. Даже в художку ходили, потом, правда, на баскет отвлеклись.

– Может, я бы и хотела одну, – вдруг задумчиво выдает рыжая бестия, глядя куда-то наверх, – маленькую.

– Поверь мне, Джинни, очень сложно остановиться на одной.

– Почему?

Ловлю взгляд ее зеленых ведьминых глаз, в которых любопытство смешано с осторожностью. Наклоняюсь к Маше и понижаю голос:

– Тебе понравится. А зачем тормозить, если что-то в кайф?

Слежу за ее дрожащими ресницами, как маньяк. Смотрю, как моргает, как приоткрывает губы, как дергает головой потом, разрывая наш контакт.

Говорит тихо:

– Затем, что это может быть неправильно.

Против воли я хмурюсь. Мы все еще про татуировки говорим?

Спрашиваю:

– Как может быть неправильным то, что тебе нравится?

– Да? – по тону слышу, что начинает злиться. – А если мне людей убивать нравится?

– Мы же с тобой в рамках разумного мыслим. Зачем проваливаться в крайности.

– Потому что вопрос надо изучать со всех сторон, – говорит Гордеева назидательно.

Хмыкаю:

– Пока ты будешь один вопрос под микроскопом изучать, жизнь пройдет.

– Но не лететь же сразу, не подумав!

– Я обычно так и делаю.

– Да, я уже поняла. Неудивительно, что… – тут она сбивается и смотрит на меня круглыми глазами.

Хорошее настроение сдувает, как семена-парашютики с перезревшего одуванчика.

Смотрю на Машу исподлобья и уточняю:

– Неудивительно что? Что я котят по подвалам мучаю и ожерелье из пальцев ношу? Или что я забитый татухами уголовник? Или что для слухов обо мне нужно отдельное посадочное место?

Дальше идем молча. Я злюсь. Не знаю, на что конкретно. Я в курсе своей репутации, и в целом не могу сказать, что длинные языки по району передают совсем уж вранье. Мы с Ефимом за шесть лет успели дел наворотить, и я не ждал, что кто-то будет разбираться в мотивах. Просто, наверное, мне впервые неприятно это слышать. Потому что именно Маша напоминает мне о косяках, даже сама толком их не зная.

– А это правда? – спрашивает она почти шепотом.

– Что?

– Слухи. Правда?

– Не знаю, Маш. Если ты ждала благоприятного момента, то это был не он.

Отворачиваюсь и борюсь с гневом, который вязкой темной волной поднимается из самого нутра. Гордеева ничего и не сказала толком, чтобы меня обидеть. Да и мне некого обвинить в том, что у нее такое мнение обо мне. Кроме себя.

Хулиган, дебошир, преступник. Разве это так далеко от правды?

И тут Маша вдруг вкидывает вопрос, которого я не ожидал:

– Тебе нравятся «Пираты Карибского моря»?

– Ну да, – отвечаю, немного растерявшись.

– Старый же фильм.

– Ну и что? У нас отец любил, мы смотрели всегда вместе.

Она сосредоточенно кивает, а потом поднимает на меня взгляд, уточняя:

– Любил?

Черт. Подставился на ровном месте, долбач.

Этот факт, конечно, не тайна. А подробности легко можно найти в интернете, правда, только если знать, что именно искать. Например, чтобы отыскать инфу о конкретном сбитом самокатчике, вам придется перелопатить сводки за несколько лет.

А много ли оперуполномоченных, которых зарезали около продуктового магазина? Не на службе, а вечером, когда он просто вышел за детским йогуртом, вот ведь ирония, а? Сколько их? Миллион? Две сотни? Один? Один-то точно есть.

От всей молочки до сих пор воротит.

Я глубоко вдыхаю, потом шумно выдыхаю. Знаю, что подробностей Маша от меня сейчас не требует. Но даже на то, чтобы подтвердить:

– Любил, – мне нужны все мои силы.

Глава 16

Гордей

Гордееву провожаю до подъезда. С десяток последних метров она все пытается попрощаться, как будто не хочет подпускать меня слишком близко к своему дому. Все ее попытки меня слить я успешно игнорирую, и в итоге мы останавливаемся у стеклянной двери.

Маша смотрит себе под ноги и произносит едва слышно:

– Извини.

– За что? – удивляюсь искренне.

– Я… я так думаю, что задавала вопросы, которые не стоило озвучивать.

Снова смотрю на ее ресницы. Кажется, они светлые, но сейчас тщательно прокрашены тушью.

– Все в порядке, рыжик, – говорю максимально мягко, стараясь задвинуть свои эмоции подальше. Потому что давно уже знаю, если их не перекрыть, быть беде. Поэтому провожу по лбу рукой и, опустив ее, нервно обтряхиваю пальцы друг о друга. Надеюсь, что жест не выглядит подозрительным.

А Маша вдруг вскидывает на меня взгляд, пронизывающий до костей. Вцепляется в мои зрачки и оттуда начинает свое путешествие внутрь моего организма. Все огнем заливает.

Гордеева твердо заявляет:

– Не в порядке.

Я зашториваю лицо привычной наглой ухмылкой и спрашиваю:

– Тогда, может, поцелуешь? В качестве моральной компенсации.

– Ты совсем дебил? – выпаливает она.

– А в щечку?

– Наумов, – шипит, отшагивая назад, – ты вообще без мозгов.

– Повторяешься, ласка моя.

– Гордей! – одергивает она с возмущением, забывая, что только что извинялась.

– Машу, это не измена. Просто коснись губами, – заканчивая предложение, только тут соображаю, что почти ее упрашиваю.

Но мне уже все равно. Вот она стоит, совсем рядом, и нас обоих колошматит, я же вижу. Как можно это сдерживать, я вообще не понимаю.

Исступленно смотрю ей в глаза. Осознаю, что веду себя странно, но мне уже все равно. Ну что такого в прощальном поцелуе в щеку, черт бы драл всех, кто Гордееву загнал в такую непроницаемую колбу.

Знаю, что мог бы сам это сделать. Просто чмокнуть в щечку. Но мне надо, чтобы инициатива была ее. Просто чувствую, что так нужно. Хоть чуть-чуть ее выманить.

– Или я не уйду, – выдвигаю предупреждение.

И Маша вдруг поднимается на носочки, тянется ко мне, и я едва успеваю склонить голову ей навстречу. Мажет губами по моей щеке, разворачивается, и как Флэш, скрывается за дверью подъезда.

Благодаря тому, что весь первый этаж жилого комплекса Гордеевой выполнен в стекле, вижу, как она вызывает лифт. Как сжимает кулаки. И как влетает в едва раскрывшиеся двери кабины, не глядя на меня.

Даю себе фору в несколько минут. Стою на прежнем месте как идиот. Знаю, что она не вернется, но уходить мне не хочется. Просто ловлю отголоски первого поцелуя, пусть он и пришелся сантиметров на семь левее, чем мне бы того хотелось.

Наконец заставляю себя повернуться лицом к дороге. Засовываю руки в карманы джинсов и глубоко вздыхаю. Интересно, сколько осталось от двадцати четырех? Девятнадцать? Меньше?

Постояв еще с минуту, иду наконец домой. Не разуваясь, кричу вглубь квартиры:

– Босс! Ко мне!

Слышу, как пес соскакивает с чьей-то кровати и появляется в коридоре, сонно щурясь на меня. Команду, тем не менее, выполняет беспрекословно. Подходит и садится около моей левой ноги.

Щелкаю карабином поводка и бросаю Боссу:

– Пойдем.

Поднимается тут же. Так вышло, что папа собаку взял незадолго до смерти. Успел выдрессировать с кинологом на работе, но ушел, в полной мере не узнав, что наш ротвейлер – самый умный пес на планете.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.