Правило 24 секунд

– Доброе утро, Фимочка.

– Гордей, какая же ты с-с-с-скотина!

Эту свистящую «с» Ефим тянет очень долго и, как обычно, переобувается в воздухе, натолкнувшись на предупреждающий взгляд нашей матери.

– Умница, сыночек.

– Литературное вообще-то слово хотел сказать, – ворчит брат.

– Ну охренеть ты литератор, – я срываюсь на откровенный ржач.

– Гордый, я тебе в личку таких эпитетов сейчас накидаю, ошалеешь.

Запускаю руку в волосы и тяну:

– Режим ожидания активирован, Фим.

Мама со стуком ставит на стол кружку и одергивает:

– Ну-ка, ша!

Мы послушно притихаем. Переглядываемся с Ефимом, как всегда, улавливая мысли друг друга. Договариваемся стопорнуть шутливую перепалку.

Мама обводит нас ироничным взглядом и сообщает саркастически:

– Ну просто мальчики-зайчики, такое раскаяние в глазах. Почти искреннее. Гордей, вареные яйца и салат положить или справишься?

– Справлюсь.

– Хорошо, я побежала.

– А че так рано? – тянусь к миске с салатом, но она шлепает меня по руке.

– Вечером уйти надо раньше. Иди умойся, Дюш.

Она отпивает чай из большой кружки и выуживает из кармана брюк телефон. Зажимает его между плечом и ухом, пока достает для меня тарелку. Говорит в динамик сосредоточенно:

– Да? Ничего страшного. Давайте там, хорошо. Гордей точно сегодня не нужен?

По ходу беседы и по тому, как меняется голос и выражение лица, понимаю, с кем разговаривает, и мрачнею. Смотрю на брата, который отвечает мне таким же тяжелым взглядом.

Мама тем временем прощается, убирает телефон и закрывает лицо ладонью. Глядя на ее сгорбленные плечи, испытываю острое чувство вины. Не за то, что было, а за то, что так ее расстроил. Она опирается о столешницу руками и низко склоняет голову. Глухо говорит:

– Господи, отец в гробу просто волчком вертится.

Это замечание просто подрывает меня. Чувствую, как грудная клетка каменеет, и глаза непроизвольно сужаются.

– Не вертится, – замечаю цинично, – от него там уже ничего не осталось.

Ефим накрывает:

– Скелет остался. Но вряд ли он сможет перевернуться, даже если сильно нами недоволен.

Мама поднимает голову и награждает нас неодобрительным взглядом. Поначалу нам неслабо прилетало за такие разговоры. А потом какой-то долбанный психолог сказал ей, что это защитная реакция, и она перестала с нами ругаться, только смотрит вот так.

– Адвокат звонил? – спрашиваю.

– Да, – мама наливает себе воды в стакан, выпивает целиком и добавляет с невеселой усмешкой, – вы бы так отца подвели, у него бы такие проблемы из-за вас были.

Сжав зубы, тяжело сглатываю. Взгляд заволакивает пеленой гнева, и я чувствую, как стремительно утрачиваю контроль над собой. Только открываю рот, но брат успевает раньше.

Говорит с вызовом:

– Да, мам, повезло, что папа умер и больше в структуре не работает, верно?

Ефим кладет ладонь мне на грудь и легко толкает в направлении коридора. Произносит тихо:

– Иди умойся, Гордый.

На первом толчке еще сопротивляюсь, на втором, более ощутимом, разворачиваюсь и ухожу в ванную.

Чищу зубы, вынимаю кольца из ушей и носа, протираю антисептиком и возвращаю обратно. Уложив волосы, наконец выхожу.

На кухне пусто, но мама сидит у входной двери на мягком пуфике. Опустив сцепленные ладони между коленей, смотрит на меня мягко. Говорит:

– Извини. Я просто нервничаю.

– Мы все нервничаем.

– Все будет хорошо, Дюш.

– Знаю.

Тогда она вздыхает, ободряюще мне улыбается и жестом подзывает к себе. Подхожу, чтобы получить от нее поцелуй в щеку.

– Ну пока. Ефим, я ушла! – кричит в глубину квартиры, берет свою сумку и идет к выходу.

Но в дверях сталкивается с Алисой и Боссом. Все втроем бестолково мельтешат, пытаясь обойти друг друга.

– Стоять! – наконец командует мама, и замирает не только ротвейлер, но и сестра.

А она смеется, наклоняется, чтобы скинуть с ноги петлю поводка, и говорит:

– Так. Я тучи развела руками. Пока, дочки-сыночки-собачки.

– Гуляй, Босс, – говорит Алиса собаке, которая так и стоит неподвижно, – о, кто поднялся, привет.

– Привет.

– Помоешь ему лапы?

– Не, это без меня. Позови нашего чистюлю.

– Ефим! – повышает голос сестра. – Помой собаку!

Я сажусь есть и залипаю в телефоне на новом выпуске спортивного шоу. Краем уха слушаю, как Фим и Алиса вяло переругиваются о чем-то.

Включаюсь только в момент, когда сестра говорит, имея в виду Босса:

– Вечером он ваш.

Интересуюсь:

– С хрена ли? Сегодня твой день.

– Тебе жалко? Я на день рождения иду.

– К кому? – поднимаю глаза от телефона.

Брат подключается:

– И куда? Поздно вернешься?

Алиса тяжело вздыхает, заканчивает красить губы яркой помадой, глядя в зеркало. Потом закидывает тюбик в необъяснимо маленькую сумочку. Поворачивается к нам и говорит:

– К Леле. У нас тур по барам. Останусь на ночь у нее.

Смотрю, как Ефим проверяет ее сумку и спрашивает:

– «Перец» где?

– Вон два моих самых жгучих перца.

Встаю со своего места и подхожу к ним. Произношу строго:

– Алис.

– Да блин, вот он! Видите! В кармашке.

– В каком кармашке, на хрен, ты как его оттуда доставать собралась?

Алиса закатывает глаза, потом дважды звонко чмокает воздух и машет на прощание:

– Это я раньше родилась, а не вы. Вы бы такими рассудительными были, когда я вас из отделения забирала чаще, чем из школы.

Хмыкаю, качнув головой. Рассудительными мы никогда не были, а вот тревожными стали шесть лет назад.

Достаю телефон из кармана треников и вижу наконец то, чего так ждал. Сообщение от Маши. Ощущение такое, как будто все внутри горячим медом облили. Печет, но так сладко.

Привет. Я подумала, давай я просто сделаю для тебя работы по списку, а ты их сдашь.

Нет, рыжик. Во мне проснулась ужасная тяга к знаниям.

Умираю, как хочу, чтобы ты меня учила.

Блокирую экран и иду одеваться. Кажется, Рыжая бестия испугалась и собралась соскочить. Но счетчик в голове уже мотает привычные двадцать четыре секунды.

Глава 11

Гордей

Сегодня мы с Ефимом снова в одинаковом. Широкие черные джинсы, простые белые футболки и в несколько рядов чокеры из разноцветных бусин, среди которых вплетены нецензурные слова. Вообще это просто прием, чтобы смутить окружающих, которые видят нас в первый раз. Так-то мы обычно свой гардероб не сверяем. А носили одно и то же только в детстве, потому что из-за разных футболок начинали скандал и потасовку.

Близкие отличают нас без проблем, иногда даже со спины. Маме, Алисе, тренеру и парням из команды мы совсем не кажемся одинаковыми.

Забавно, но мне думается, что и Гордеева уже смутно уловила отличие. На меня она смотрит иначе, даже когда мы с братом вдвоем.

– Фим, – говорю, когда выходим из подъезда, – дай завтра вместо тебя сыграю.

– Гонишь? Тебе Дед таких люлей вломит, разминку не успеешь начать.

Я ржу:

– Попробовать стоило.

Перешагиваю низкий заборчик, которым асфальтовая дорожка отделена от газона у нашей девятиэтажки, и по пути легким движением касаюсь угла дома. Трижды стучу по стене указательным пальцем, когда Фим сообщает:

– Он сказал, чтоб ты был на игре.

– Знаю, у меня от Деда триста сообщений по этому поводу.

– Ты ответил?

– Нет.

– Гордый, че ты как маленький?

Морщусь и отмахиваюсь:

– Я разберусь.

– Да, как же.

Ефим качает головой и достает наушники, показывая, что разговор окончен. На самом деле мы любим тренера, и он, конечно, совсем не старый. Кажется, лет на пять старше отца, а прозвище выросло из фамилии – Дедулин. Мы к нему в баскетбольную школу пацанами пришли, а когда папу убили, он нам в каком-то смысле его заменил. Исключительно на тренировках, но и это было уже неплохо.

Только теперь вот, пожалуйста, – иди-ка ты в жопу, Гордей, раз у тебя проблемы с законом.

Не знаю, чего Дед добивается. Наказывает, мотивирует или просто высказывается по поводу ситуации, но ощущения паршивые в любом случае.

Я достаю свой кейс с наушниками и следую примеру брата. Вообще-то он тоже не зайчик. И в том замесе мы были с ним вместе.

Потом все-таки хлопаю Ефима по плечу и, дождавшись его взгляда, спрашиваю:

– Как дела у Кирича?

– Узнаешь, если перестанешь ныкаться как идиот.

Я цокаю языком:

– Что ж ты за собака такая, можешь просто ответить?

– Нормально дела. Мамка на ушах, с нашей постоянно на телефоне, до сих пор не отошла. А так в поряде он. Чат сними с мьюта.

Я киваю и отворачиваюсь. Включаю случайное воспроизведение, и какая-то с первых нот ванильная песня почему-то цепляет меня.

TEMNEE, Клава Кока – без мозгов

На строчках «я еще так никого и никогда, твой приход самый сладкий, боюсь представить, какие могут быть отхода» добавляю трек к себе и надеюсь, что Ефим не застебет меня при первой же возможности за это. Уже на подходе к школе замечаю две рыжие головы и ускоряюсь. Чувствую, что и брат делает то же самое, словив мое намерение.

Догоняю Гордеевых и говорю весело:

– Опаздываете?

Глаза Егора тут же загораются любопытством, хоть внешне он и напускает на себя безразличный вид. Протягивает мне ладонь для рукопожатия. А когда с другой стороны Ефим выдает радостное «привет», взгляд пацана становится максимально охреневшим. Он смотрит то на меня, то на моего брата, и мы смеемся.

– А ты тоже баскетболист? Тоже с «Черной Базы»? Вы близнецы? – тарахтит Егор.

Я глазами показываю Ефиму, чтобы он встал рядом с мальчишкой, и мы быстро меняемся местами так, что я наконец оказываюсь рядом с Гордеевой. Она дергается и локтем прижимает к своему боку рюкзак, будто хочет отгородиться от меня.

Наклоняюсь к Маше, и ноздри щекочет запах ее волос. Какой-то необычный парфюм. Она пахнет нагретой на солнце кожей и морской солью.

Говорю:

– Привет, Рыжик.

Девушка сосредоточенно глядит себе под ноги, потом бросает косой взгляд на наших братьев, которые оживленно болтают, и только тогда поворачивается. Смотрит на меня своими сумасшедшими зелеными глазами, как у кошки, и произносит:

– Привет.

– Что-то болит сегодня?

– В смысле?

– Мышцы. Болят? – забалтываю, хочу, чтобы расслабилась хоть немного.

– Да, слегка.

Вижу, что то ли правду не говорит, то ли не привыкла себя жалеть. Я хоть и сказал ей в зале этого не делать, но имел в виду совсем другое. Пожалуй, такими фразами бросаться больше не буду.

– Завтра игра у Ефима, не хотите сходить? С Егором.

Гордеева закусывает губу, и у меня все тело простреливает, через макушку молния бьет сверху до низу. Дыхание сбивается, как после тренировки. Моргаю, стараясь себя не выдать, и демонстрирую очередную наглую улыбку. За таким фасадом эмоции надежно спрятаны.

Маша снова смотрит на наших братьев. Знаю, что в замешательстве. Хочет порадовать Егора, одного его не отпустит, но и сама идти желанием не горит. А вот почему – это мне только предстоит выяснить. И по возможности исправить.

Наконец выдавливает тихо:

– Я подумаю.

– А ты не думай, Лисий хвост. Иногда нужно выключать голову.

Гордеева вдруг прыскает от смеха и зажимает рот ладонью. Потом качает головой и говорит словно сама себе:

– Класс. Новенький пришел научить меня отжиманиям и выключать голову. Как включить-то потом, ты знаешь?

– Это ты должна знать, – произношу ровно, зачарованный весельем в ее звонком голосе.

Дальше она идет, с улыбкой глядя куда-то в сторону. И я не выдерживаю. Зову тихо:

– Маш.

Гордеева вскидывает на меня удивленный взгляд, и я ловлю его. Мысленно захлопываю дверь, запирая нас в зрительном контакте. Хочу, чтобы тонула, но хваталась именно за меня. Вместе выплывем, я же знаю.

Смотрю, как Рыжая бестия приоткрывает нежные губы, почти вижу воздух, который она втягивает в себя. Сползаю взглядом на аккуратную ямочку на ее подбородке, к которой нестерпимо хочется прикоснуться.

Может быть, в ней весь смысл? В этой девушке. Пап, в ней? Или я путаю?

И картинка вдруг разбивается некрасивой «паутиной», когда я слышу откуда-то спереди:

– Малышка, привет!

Перевожу взгляд на худощавого блондина. Ублюдский Слава.

Горячие волны гнева бьют в голову и раздувают грудную клетку. У него есть то, что мне нужно.

Слышу, как Маша выдыхает немного растерянно, но вместе с тем радостно:

– Слава!

Ускоряет шаг и оказывается в его объятиях. Парень тянется, чтобы поцеловать Гордееву, но она чуть отклоняется и шепчет ему что-то на ухо. Должно быть, напомнила про младшего брата.

Стреляю глазами в сторону, замечаю, каким агрессивным взглядом маленький Егор сверлит парня своей сестры. А когда ему на плечо ложится ладонь Ефима, враз становится спокойнее и увереннее. Откидывает голову, улыбается нахально и говорит:

– Что, не получилось язык ей в рот засунуть?

И вся моя злость рассыпается, уступая место громогласному смеху. Ефим ржет тоже, прижимает к себе мальчишку ближе, треплет по рыжей голове.

Смеемся искренне и громко, как настоящая банда, как будто объединенные общей эмоцией. В этот момент точно решаю написать Киричу.

Маша поворачивается к нам, и я вижу, как краска залила ее щеки, от чего веснушки на щеках и переносице просто горят. Красиво.

Запускаю руку в волосы и произношу лениво:

– Кажется, кто-то злится. Егор, уже пора бежать?

Мальчишка хихикает:

– Не, это предупредительный взгляд. Бежим на следующем.

Слава неодобрительно оглядывает всех нас, но почему-то молчит. Только кладет руку Маше на живот и прижимает ее спиной к себе. А потом все-таки открывает свой проклятый рот:

– А почему эти двое в твоем классе, малышка? Они же ровесники твоего брата?

Скинув с лица улыбку, отвечаю враждебным взглядом. Еще слово, и весь мой контроль отлетит к чертям собачьим. Смотрю на бледную руку на животе Гордеевой и чувствую, как начинает мутить.

Ефим, не отпуская пацана, двигается ближе и обхватывает мое плечо тоже. Поворачивает голову, как будто хочет просто окинуть взглядом дорогу за нами, а сам шепчет:

– Тормози.

Цепляюсь за его взгляд, концентрируюсь на точках зрачков. Сглатываю вязкую слюну. Брат докидывает:

– Одной уголовки достаточно.

Моргаю и шумно выдыхаю. Он прав, конечно. Сейчас совсем не время искать новые неприятности. Мне бы разобраться с тем, что уже есть, и хотя бы вернуться к тренировкам. Даже если играть не буду.

Навешиваю на лицо привычную наглую ухмылку и поворачиваюсь к Славе. Говорю:

– Да, нам одиннадцать. Жопа, сиськи, многочлен.

– Пестики и тычинки, – подсказывает Ефим.

Я киваю:

– И это тоже.

А потом брат подталкивает меня вперед, и мы втроем, обнявшись, идем к школе. Какое-то время молчим. Я сосредоточенно дышу. Пытаюсь не думать о чужих длинных пальцах на животе девушки, которая мне нравится.

Двадцать четыре секунды.

Глава 12

Маша

Выворачиваюсь из рук Славы и улыбаюсь, заглядывая ему в глаза. Взгляд хмурый и какой-то стеклянный. Я тараторю, стараясь звучать беспечно:

– Новенькие странные, не обращай внимания, Слав. Правда дураки, как мой мелкий. Не обижайся на него.

– Не обижаюсь. Я ему не нравлюсь?

– О… – немного теряюсь, – я не знаю. Вы не общались, он, наверное, просто так сказал. Достает меня, вот и все.

– А почему новенькие с ним общаются? – Ковалев смотрит на меня внимательно.

Отвожу взгляд и смеюсь:

– Да не общаются они. Просто встретились по дороге. Про баскетбол начали говорить, вот Егор и клюнул.

Слава берет меня за руку и ведет к воротам школы. Проводит рукой по волосам, приглаживая их до хвоста.

Спрашивает рассеянно:

– Ему баскетбол нравится?

От вопроса испытываю какое-то глухое разочарование. Ну я же сто раз говорила. Может быть, голова Ковалева занята другим? И на дурацкие мелочи просто не хватает оперативной памяти? Ему же нужно текст для выступлений запоминать. Или… ему просто все равно?

Проговариваю ровно:

– Он на секцию ходит в нашей школе. Не особо серьезно занимается, но просто очень увлечен.

– Понятно. У меня эфир в эту пятницу. С пацанами хочу посмотреть у Владюхи.

Я киваю, глубже проваливаясь в уныние. Для Славы всегда на первом месте сначала стендап, затем пацаны, а потом уже я.

Но он вдруг спрашивает:

– Придешь?

– К Владу? – уточняю удивленно.

– Ну да.

– Конечно!

Улыбаюсь и прижимаюсь щекой к рукаву его куртки. Если он зовет меня на тусовку с друзьями, значит, я и правда ему важна. Славу не первый раз будут показывать по телевизору, но в этот раз он наконец-то хочет, чтобы я была рядом. Это же очень круто!

-.. . .-. …– .. … -..-

В холле, когда переодеваемся, Ковалев притягивает меня к себе за талию и все-таки целует. Не могу понять, что же со мной не так. Это мой парень, почему я реагирую на его поцелуи так… вяло? Почему вижу в них только физиологический процесс, не самый приятный обмен слюной? Впервые сама прерываю этот контакт. Улыбаюсь кокетливо, смотрю из-под ресниц. Кладу ладонь Славе на грудь и говорю:

– Ковалев, хочешь, чтобы меня твои фанатки прокляли до седьмого колена?

Он наконец смеется и коротким крепким поцелуем запечатывает мои губы. Произносит со смешком:

– Придется привыкнуть, Маш.

Я пожимаю плечами и отвожу взгляд. Все еще не понимаю, почему он со мной встречается. Какая моя ценность в этих отношениях?

Машу рукой и иду на урок. Успеваю за пару секунд до звонка, сегодня мы и правда припозднились. Раскладываю на парте свои вещи и вдруг поворачиваюсь назад. Не знаю, какой бес меня ведет, но я смотрю на Гордея. Ловлю его выжидающий взгляд и торможу, потому что сама не очень понимаю, что хочу сказать.

Очень бы помогло, если бы он вкинул одну из своих идиотских шуток, но Наумов молчит. Смотрит своими карими глазами как-то открыто и искренне.

Откашлявшись, спрашиваю:

– Егор ушел на уроки?

– Да, – он чуть склоняет голову и улыбается, – но ты, вроде бы, видела.

Отвожу глаза и мычу что-то невразумительное, снова прочищаю горло. Смотрю на ладонь Гордого на парте. Из-под рукава рубашки, который чуть задрался, видно две татуировки. Острие какого-то длинного кинжала и странные изломанные линии, похожие на сухие ветви.

– Угу, видела. Как заходили в школу, – говорю скорее его кисти, не поднимая взгляда.

– Не переживай, мы не съели его где-то под лестницей, все ок.

Наконец снова смотрю Гордею в глаза и с улыбкой замечаю:

– Боюсь, подавились бы.

– Скорее всего. Егор парень не промах.

В голосе сквозят какие-то теплые нотки одобрения, и я чувствую гордость за младшего брата. Он и правда классный.

– Сегодня после уроков встретимся в столовой?

Наумов откидывается на спинку стула и хитро смотрит на меня из-под ресниц.

Уголок губ ползет наверх, рисуя на щеке тот самый дополнительный смайлик. Он уточняет:

– Это свидание?

– Это репетиторство, придурочный!

– Свидание с репетитором, – тянет он, – а я хорош!

Возмущение во мне борется со смешливостью, и в конечном итоге проигрывает. Я фыркаю от смеха и говорю, качая головой:

– Идиот.

Уже поворачиваюсь к себе, когда он тихо говорит мне в спину:

– Пусть идиот. Но ты смеешься, рыжик.

Улыбаюсь, глядя в свою тетрадь. Все внутри приятно волнуется. Интересно, можно ли спросить у Наумовых напрямую о том, что на самом деле случилось? Может, не такие уж они плохие, и мы могли бы просто общаться. Ну, иногда, как одноклассники. Или как друзья. Может быть, и на игру к Ефиму можно было бы сходить, я точно знаю, что Егор будет в восторге.

Дверь класса открывается, прерывая мои размышления, и, когда я вижу на пороге знакомый силуэт, сердце начинает радостно тарабанить.

– Джип! – ору я и кидаюсь к другу, сшибая на пол соседний стул.

Влетаю в него и обнимаю поперек тела. Руки не сходятся на объемной фигуре, но я сжимаю его изо всех сил. Прижимаюсь щекой к мягкой груди парня и смеюсь. Саня Фокин – самый лучший человек в мире! Боже, как я рада, что он вернулся!

Последнее, кажется, неосознанно выдаю вслух.

– Я тоже рад, Машулик, – отвечает он и чмокает меня в волосы, говорит уже остальному классу, – всем привет!

– Гордый, у тебя, похоже, даже не один соперник.

Саня продолжает обнимать меня одной рукой, а пухлым указательным пальцем второй тычет в Наумовых:

– А это кто? Предупреждаю, за своего Машулика буду драться!

Близнецы переглядываются и смотрят на моего друга с улыбками и любопытством в одинаковых глазах.

Фокин тем временем поднимает стул и продолжает болтать:

– Так чего, тут разберемся или на ринге? Я знаю ушу и боевые искусства монахов Шаолиня. Капоэйра? Тоже владею, утанцую вас до потери пульса.

Он усаживается и, отдуваясь, оборачивается к братьям. Улыбается и протягивает им руку, представляясь:

– Джип.

– Почему Джип?

– Я подумал, что круто звучит.

Я тоже сажусь, пока они обмениваются рукопожатиями и называют свои имена. Саня действительно сам придумал себе прозвище, и каким-то чудом оно прижилось.

Удивительный человек, я же говорю.

Когда в класс заходит учитель, и Саша поворачивается к себе, я еще раз прижимаюсь щекой к его плечу.

Шепчу:

– Я скучала, Санич.

– Я тоже, дурында.

Смеюсь и открываю тетрадь. Вот теперь все хорошо. Вот теперь все на своих местах. Смотрю на Фокина с улыбкой, и он отвечает мне тем же.

Глава 13

Маша

После урока Саша поворачивается и говорит:

– Пойдем поболтаем?

– Думала ты не спросишь! – фыркаю, притворно округлив глаза.

Хватаю свои вещи. Обхожу парту, чтобы потянуть Джипа за рукав уже с другой стороны. От нетерпения почти пританцовываю.

Останавливаюсь только в тот момент, когда мимо проходит Гордей и рукой чуть двигает меня в сторону. Без шуточек и пошлостей просто чуть надавливает ладонью на мое плечо, чтобы он мог пройти. Обычный жест, но я замираю, а в грудной клетке все как будто с воплями с обрыва летит. Не глядя на Наумова, делаю шаг в сторону, пропуская его.

– Хьюстон, у нас проблемы?

– А? – поворачиваюсь к Джипу с растерянным видом.

Он резюмирует:

– У нас проблемы. Погнали, расскажешь.

Беру друга под локоть, и мы идем в библиотеку. Обитель Ларисы Петровны и по совместительству наш укромный уголок. С Саней мы подружились сразу и крепко, еще в старой школе. Как два аутсайдера, мы отчаянно нуждались в поддержке и нашли ее друг в друге. И так вышло, что сначала я перевелась сюда, а через год он. Мне удалось похудеть, а Джипу – наплевать на общественное мнение, поэтому мы больше не были забитыми школьниками, но дружить не перестали.

Не знаю, может быть, наша библиотечная владычица в своей школе тоже была не на первых ролях, но мы с ней сразу нашли общий язык. Лариса Петровна любила книги, сплетничать с завхозом и дремать в подсобке. А еще шоколадки, которые мы с Джипом регулярно ей носим. А мы любили библиотеку за то, что это самое непопулярное место во всей школе. Здесь можно спокойно разговаривать и не бояться, что кто-то услышит.

– Саша! – восклицает сухонькая женщина в круглых очках, как только мы переступаем порог.

Фокин широко улыбается и протягивает ей две плитки шоколада:

– Здрасьте! Из Германии вам вез.

– Спасибо, дорогой! Господи, тарабарщина какая, что за язык у них такой, – она щурится на шоколадку на вытянутой руке.

– Я вам переведу, – строит он серьезное лицо, – тут написано «для самого лучшего библиотекаря».

Пока Лариса Петровна отмахивается и хихикает, я закатываю глаза.

– Скажешь тоже… Ладно, проходите. Давно вас не было.

Улыбаюсь ей и заверяю:

– Теперь будем почаще появляться.

Мы садимся за наш привычный стол у окна, который удачно отгорожен от общего помещения стеллажами с книгами. Вообще-то библиотека у нас хорошая, и, кроме учебной литературы, тут даже есть Гарри Поттер, например. Естественно, я проверяла.

– Почему не рассказал, что придешь сегодня? – налетаю на друга сразу с вопросом.

– Хотел сюрприз сделать.

– Получилось, блин! Чуть сердце не выпрыгнуло.

Кидаю рюкзак на пол и складываю ноги на соседний стул. Обмахиваюсь ладонями, пока Джип говорит:

– Зато какая неподдельная радость, дружочек. Теперь я точно знаю, что ты меня любишь. Последняя проверка пройдена!

– Ой, иди ты, проверяльщик.

Саня смеется и достает контейнер с огурцами, нарезанными соломкой. С радостью запускаю туда руку. Этого мне тоже очень не хватало. Он с детства обожает их, а я обожаю воровать у Фокина еду.