banner banner banner
Дело о секте скопцов
Дело о секте скопцов
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Дело о секте скопцов

скачать книгу бесплатно

Дело о секте скопцов
Георгий и Ольга Арси

Данный роман рассказывает о событиях XIX века и является первой из серии книг, повествующих о жизни и быте общества этого периода. Сюжет раскрывает деятельность общины скопцов на территории Российской империи, рассказывает о нравах и порядках, верованиях и жестоких ритуалах оскопления мужчин и женщин ради достижения призрачной чистоты духа и тела, с которыми столкнулся сыщик московской полиции при расследовании преступления государственной важности.

Георгий и Ольга Арси

Дело о секте скопцов

От авторов

Данный роман рассказывает о событиях XIX века и является первой из серии книг, повествующих о жизни и быте общества этого периода. Сюжет раскрывает деятельность общины скопцов на территории Российской империи, рассказывает о нравах, верованиях и жестоких ритуалах оскопления мужчин и женщин ради достижения призрачной чистоты духа и тела, с которыми столкнулся сыщик московской полиции при расследовании преступления государственной важности.

В книге наряду с вымышленными героями присутствуют реальные исторические фигуры, активно влиявшие на развитие общества XIX века. Однако авторы не дают им оценку, они только констатируют их историческую роль и события, связанные с ними, импровизируя и предполагая их поведение в духе нравов того времени. В связи с этим степень ответственности за историческую ценность книги весьма условна.

Авторы благодарны русским писателям и журналистам: Матвею Комарову, Владимиру Ивановичу Далю, Николаю Ивановичу Надеждину, Михаилу Александровичу Кальневу, Михаилу Евграфовичу Салтыкову-Щедрину, Владимиру Алексеевичу Гиляровскому. Труды этих замечательных людей помогли изучить нравы и события тех далёких времён и воссоздать прошлое.

Роман был отобран в «короткий список» на премию и экранизацию, из 1500 книг представленных жюри, на общероссийском литературном конкурсе: «Экранизация – 2022».

Посвящается Лежебокову Александру Васильевичу в знак признательности за давнюю дружбу и взаимное уважение.

Текст печатается в авторской редакции и пунктуации.

Пролог

В полутьме горницы деревянного дома с сенями, хозяйственной пристройкой и небольшим огородом, стоящего на одной из окраинных улиц Тулы, на кровати лежал человек с закрытыми глазами, укрытый тёплым стёганым одеялом. Он сильно дрожал, исподнее бельё и тепло зимнего одеяла не спасали от озноба.

Окна дома были закрыты дощатыми ставнями, входная дверь заперта изнутри на деревянную щеколду. Только на кухне имелось одно окно, неприкрытое ставнями, однако на нём висели плотные шторки, через которые свет практически не проникал внутрь.

Внутри избы было ухоженно и чисто. На кухне в углу стояла обычная крестьянская печь, а у окна – грубый стол со снедью, накрытой полотенцем, и кувшином скисшего молока. На стенах располагалось несколько шкафчиков под немногочисленную посуду.

Вдоль стен залы, на некрашеном полу, частично покрытом домоткаными половиками, стояли грубые лавки. А в красном углу, там, где обычно находятся иконы, располагались кордонные картинки на религиозные темы. Они изображали лики святых, однако почему-то с кинжалами, на белых конях и в белых одеждах до пят. Особо много было изображений ангелов с трубами, исполненных из жести неизвестным мастером. Убранство дома и вешалка с однобортным сюртуком чёрного цвета говорили о том, что живущий здесь человек занимается канцелярским, чиновничьим трудом.

Раздался тихий стук в дверь условной прерывистой дробью, с перерывами и паузами.

Человек откинул одеяло и прислушался, стук затих, но через минуту вновь повторился. Он встал с кровати и медленно, опираясь на стены, прошёл в сени, выполнявшим роль прихожей, а затем к уличной двери. Подойдя, ещё раз прислушался.

– Открывай, Ванечка, это я, Кормчий! – раздался голос с улицы.

– Сейчас, мигом, – ответил человек и отодвинул щеколду.

Дверь открылась, и в прихожую вошёл полноватый мужчина пожилого возраста. По виду гостя, одежде и золотой цепочке от карманных часов, свисающей сбоку, можно было сделать вывод, что он достаточно богат и обеспечен. На его высокомерном, но несколько женоподобном и обрюзгшем лице отражались забота, сострадание, искреннее внимание и неизвестные опасения.

– Ты один, милый Ванечка? – уточнил вошедший мужчина, назвавший себя Кормчим.

– А кому у меня ещё быть? – вопросом на вопрос ответил хозяин избы.

– Записку я получил, только сразу приехать не смог. Пойдём внутрь избы, расскажешь, что стряслось? Какая хворь тебя настигла? – сказал мужчина и прошёл в избу.

Как только гость повернулся спиной к Ванечке, мимика на его лице сразу изменилась. На смену заботе и состраданию пришло брезгливое и пренебрежительное выражение по отношению к хозяину дома.

– Страшно мне, и болит всё, не смерть ли меня ожидает из-за этой кражи, наказал меня Господь за неправедное дело, – заявил Ванечка, закрыв щеколду и вяло следуя за гостем.

Гость, не отвечая на вопрос, вошёл в избу, встал на колени напротив красного угла с картинками святых и начал что-то беззвучно шептать, осеняя себя крестным знамением.

Затем он встал и, посмотрев на хозяина избы, тихо заявил: «Не волнуйся, Ванечка, не переживай, милый мой голубь. Наши образы не оставят тебя в беде, верь им. Ложись в постель, рассказывай о беде».

Больной медленно и дрожа прошёл по комнате и лёг на деревянную кровать, укрывшись одеялом. На лбу появился обильный пот. Кормчий присел рядом с лежащим в изголовье, на табурете, в глубоких раздумьях.

– Говори, Ванечка, что случилось, милый мой, внимательно слушаю тебя, – заявил гость, вытирая пот со лба больного полотенцем.

– Батюшка Кормчий, что со мной? Почему я так плохо себя чувствую? Внутри всё жжёт как адский огонь, о котором ты рассказывал на радениях. Ноги и руки отказывают, голова разрывается. Ты же обещал, что этот порошок мне ничего дурного не сделает! – задал вопрос Ванечка в некоторой истерике.

– Не волнуйся, Ванечка, не переживай, милый. Наши образа помогут тебе, в них большая сила. Молись батюшке-искупителю Кондратию и верь в хорошее, сам не заметишь, как всё пройдёт. Помни наставления искупителей, только через труд и страдания можно к вечному счастью прийти, – заявил гость, встал и поклонился углу избы, где находились изображения.

– Плохо мне, Кормчий, не помогают образа. Боюсь умереть. Врача бы мне?

– Ты, Ванечка, не болен, просто переживаешь. Это всё у тебя от нервной горячки. Дело ты сделал нужное, для общины полезное, вовек тебя наши братушки не забудут, – ответил человек, внимательно наблюдая за больным.

– Скажи мне, Кормчий, зачем тебе эти бумаги, для какого дела? – уточнил Ванечка, судорожно облизывая обезвоженные губы.

– Для великого дела они нужны, Ванечка. С этими бумагами мы наше время приблизим, наши враги станут друзьями, а друзья – слугами нам. Появится армия в сто сорок четыре тысячи праведников и сотворит справедливый суд над грешным миром. Верь в это, не сомневайся, – ответил Кормчий.

– Верю! Однако доктор заводской приходил, присылали его с завода. Сказал, что болен я, только чем – не сказал. Обещал аптекаря прислать с настойками и лекарствами, помощь обещал. Что скажешь, Кормчий? Как мне быть? – задал вопрос больной, страдальчески заглядывая в глаза сидевшему возле него человеку.

На безбородом лице гостя ничего не отражалось, ни малейшей гримасы жалости или сострадания. Глаза Кормчего пытливо наблюдали за больным, как будто бы пытались оценить и определить, сколько же ему осталось жить на этом свете.

– Доктор, говоришь, приходил. Смотри, не давай ему себя полностью осматривать, помни о своей тайной печати. Я тебе нашего доктора приведу, общинного, вот он тебе и поможет. Заводского даже на порог больше не пускай. Аптекарю тоже не открывай, все они грешники. Только вред тебе принесут, милый мой Ванечка, – ответил Кормчий.

Вид его был задумчив. На лице на секунду появилась гримаса страха, которая немедленно сменилась на выражение лицемерной любви и заботы.

– Ох, батюшка Кормчий, как же хочется верить твоим словам. Не обманываешь?

– Как можно, Ванечка! Я же тебя с детства знаю, мы же родственники. Я твоим родителям обещал заботиться о тебе! Неужто ты не веришь? Да и слово учителей-искупителей наших спасёт тебя, я верю в это. Ты же печать очищения на себе носишь, она тебя от всякой болезни и горя спасёт. Блажен муж, не сделавший беззакония своей рукою. Дети прелюбодеев, как и семя беззаконного ложа, исчезнут, ибо ужасен конец неправедного рода. Верь, Ванечка, и спасёшься! – заявил человек, называемый Кормчим.

Когда он разговаривал со страдальцем, отвечая на его вопросы, на губах появлялась лицемерная улыбка сочувствия, невидимая в сумраке комнаты.

– Верю, Кормчий, верю, только невыносимо больно мне. А как там на заводе, никто не спохватился?

– Глупые они, грешники вечные, ничего не узнают. Головы у них мирские, без истинного учения и веры. Пойду я, а поздней ночью вернусь с доктором. Жди и не волнуйся, пусть с тобой останутся вера, моё благословение и дух общины. А где бумаги, Ванечка?

– Под столом, Кормчий, в корзинке, накрыты тряпьём, тебя ждут. Верю, жду и надеюсь! – с этими словами больной, не обращая внимания на гостя, впал в обессиленное состояние, а затем в болезненный сон, прерываемый всхлипами и стонами.

Мужчина впервые с некоторым сожалением посмотрел на него. Хотел накрыть вторым, лёгким одеялом, лежащим рядом, на табурете. Для этого он уже протянул руку, но затем отдёрнул и брезгливо отвернулся. Подошёл к образам-картинкам, постоял молча возле них, угрюмо взирая и беззвучно, одними губами, что-то произнёс несколько раз. Повернулся и прошёл к столу на кухне, заглянул под него и, откинув тряпьё, достал свёрток. Осторожно развернул большое холщовое полотенце, в которое что-то было завёрнуто. Посмотрел на содержимое – плотную пачку каких-то бумаг. Вновь завернул и осторожно забрал с собой.

«Как вовремя я приехал, этот дурень совсем обезумел. Ещё бы немного, и всё бы провалилось, вся задумка коту под хвост. Жаль его, конечно, но кто же ожидал такого. Надо срочно следы заметать, может, и в ночь сегодня. Ладно, не впервой концы в воду хоронить, и в этот раз всё будет как надо», – думал гость, следуя через избу к выходу.

Уходя, тщательно прикрыл входные двери деревянного дома, затворил калитку забора и вышел на улицу. Сел в экипаж и, внимательно посмотрев по сторонам, отдал приказ: «Трогай. Гони, но в осторожности».

Прошло некоторое время, Ванечка очнулся. Медленно встал, превозмогая боль во всём теле, осмотрел свои дрожащие руки и потное зябкое тело. Лицо передёрнула судорога страха и жалости к самому себе. Ковыляя, подошёл к переднему углу, где имелись образа.

«Как же больно! Все внутренности выворачиваются наизнанку. Кожа стала жёлтой, не стихает боль в животе. Невозможно глотать, болит горло. Всё болит, всё тело ломит. Нет ни одной части тела, чтобы не болела. Что же делать? Кормчий обещал, что всё будет хорошо, а на самом деле всё плохо. Нужен доктор, да где же его взять? Но он же обещал, что всё будет хорошо, и доктора обещал. Должен выполнить своё обещание, он же отец нам, он же тульский Кормчий», – подумал страдалец.

Затем Ванечка встал на колени и начал беседовать с картинками-образами, стоящими в углу. Он говорил вслух, по-своему молился, периодически корчась от боли. Так длилось некоторое время, но лучше от молений не становилось. Желание естественного испражнения организма заставило его отойти от красного угла, выйти из горницы и переместиться в дальний угол холодной прихожей. Там имелось отхожее ведро, предназначенное для этого случая. Дефекация не принесла облегчения. Страдалец развернулся и краем глаза посмотрел на результаты естественного процесса организма, на свои испражнения.

– Ой, ой! – закричал Ванечка от увиденного в ведре.

Лицо его передернулось от ужаса. Ведро дымилось, а сами испражнения светились в темноте.

«Как же больно. Где же учитель-Кормчий? Он обещал ночью приехать и помочь. Он сказал, что это дело нужно общине, что это не опасно. А что получилось? Я умираю! Нет, надо верить, Кормчий не обманет. Наступит ночь, и он приедет с доктором. Доктор поможет и избавит от болей. Но почему так пахнет чесноком? Я же не ел чеснок! Зачем я согласился на воровство? Вот моя расплата», – подумал Ванечка.

Внезапно он посмотрел на свои руки, на них образовались красные яркие язвы от запястий до плеч. Но это ещё не всё, язвы на руках светились в темноте слабым и неестественно бледным светом. Ванечку поразил страх, невыносимо заболел желудок, страшная боль пронзила голову и всё тело. Страдалец протяжно закричал и упал на пол с затуманенным сознанием.

Некоторое время в его голове, разрывающейся от боли, один за другим следовали образы, меняя друг друга. Вначале появились родители, взирающие на него из глубины небесных облаков, затем кресты на их могилах. Потом неизвестные люди в белых одеждах весело хороводили, веселились и пели. Затем хороводы людей сменились на бег по кругу волков и лисиц, противно и беспрестанно воющих и дерущихся между собой. Потом животные превратились в яркие огни, быстро кружащиеся вокруг человеческого тела, лежащего на полу в скорченном состоянии.

Сознание и душа окончательно покинули Ванечку.

Глава 1 Преступный мир Москвы

Молодой человек тридцати лет, чистил оружие, любовно протирая каждую деталь. Это был Евграф Михайлович Тулин, бывший офицер российской Императорской армии, а ныне чиновник по особым поручениям сыскной части московской полиции.

Револьверов было два. Первый, Смита и Вессона, шестизарядный с укороченным стволом. Это оружие сыщик предпочитал применять в местах, где было много обывателей и публики. Благодаря укороченному стволу уменьшалась случайность поражения невинного человека. Второй – французский, системы Шарль-Франсуа Галана, Tue Tuе. В переводе – «убить-убить».

Евграф Михайлович находился в хорошем настроении от предвкушения встречи с начальником недавно созданной сыскной части Николаем Никифоровичем Струковым, с которым он находился в приятельских отношениях.

Тулин прибыл из Санкт-Петербурга только вчера. После покушения на императора он был откомандирован из Москвы на три месяца в северную столицу для помощи в проведении обысков и облав в отношении членов движений «Народная воля» и «Чёрный передел». Обе организации преследовали цели свержения монархии, однако разными путями. В «Народной воле» собрались оголтелые террористы по своим жизненным убеждениям. В «Чёрный передел» вошли более умеренные революционеры, считавшие главной формой работы с народом агитацию и пропаганду. Тринадцатого марта 1881 года Александр Второй выехал из Зимнего дворца Санкт-Петербурга в Михайловский манеж, где собирался присутствовать на разводе войск по караулам. После развода он изменил планы и маршрут движения, однако это не помешало террористам реализовать свой план. Около пятнадцати часов дня под ноги лошадей, запряжённых в карету императора, была брошена бомба одним из революционеров. От взрыва было ранено из свиты, конвоя и полиции одиннадцать человек, в том числе пострадал мальчик четырнадцати лет, случайно находившийся на месте взрыва. Сам император не пострадал. Охрана уговаривала государя покинуть место взрыва, но природное благородство не позволило это сделать. Государь подошёл к раненым, чтобы помочь им. В этот момент судьба настигла его второй бомбой.

Правящий дом Романовых и возмущённое правительство выработали решение об увеличении полиции, расширении её полномочий. Были приняты гласные и негласные меры по укреплению гражданского мира и спокойствия. Шли разговоры, что, несмотря на противодействие либеральных кругов, к концу года будут приняты государственные решения, направленные на подавление возможных революционных выступлений. В них предполагалось дать особые властные полномочия губернаторам и командующим округами. Общество присмирело, оно начинало понимать, какое непростительное и преступное действие совершило.

Власти действовали решительно и энергично. За очень короткое время все террористические группы были выявлены. Более восьмидесяти активных членов были задержаны, а пять из них повешены на плацу Семеновского полка. Более пятидесяти отправлены на каторгу. Различные сроки уголовного наказания получили и остальные.

– Ваше благородие, господин Струков приглашает! – сказал вошедший надзиратель.

– Что так рано? Шеф, как правило, в это время обычно занимается изучением докладов и донесений за прошедшую ночь. Сводки читает по всяким преступлениям, грабежам и другим неправедным событиям, произошедшим в белокаменной, – шутливо ответил сыщик. – Я вот револьверы ещё не дочистил. Что-то изменилось, пока меня не было? Отвечай, друг мой!

– Не знаю. У нас всё, как прежде. Начальник с утра был в настроении. Может, соскучился, три месяца вас не было.

– Ладно, не льсти! Знаю я тебя. Соврёшь – не моргнёшь! Иди, иди, сейчас прибуду.

Сыщик встал, собрал разобранные револьверы и положил их в верхний ящик стола. Затем, закрыв дверь кабинета, направился к Струкову.

«Не выдержал! Сам вызвал. Видимо, хочет заслушать по поездке в Петербург. Узнать столичные новости, а может, я грешен, в чем-то нарушил инструкции или уставы при сыске? Либо пришла петиция от прокурора или судебного следователя? Такое бывает часто, на всех не угодишь. То купец пожалуется, то чиновник!» – размышлял Евграф, следуя по коридору.

Помещение сыскной части состояло из кабинета начальника с приёмной, общего кабинета для чиновников по особым поручениям и канцелярии, совмещённой с адресным столом. В адресный стол приводились подозреваемые и совершившие преступления для опознания. Проходя через адресный стол, сыщик заметил, что там было шумно и многолюдно, несмотря на утро. Толстый купец с жалобой на ограбление сердито высказывал своё недовольство волокитой, связанной с заполнением формальных документов. Городской мещанин, видимо, с какой-то кляузой или доносом на соседа озирался по сторонам и прятал глаза от присутствующих по причине неполной потери человеческой совести. Пожилая барыня со страхом смотрела на оборванного и грязного обывателя, задержанного за преступление и доставленного в полицию. стол. Испугалась и забыла, наверное, зачем она здесь оказалась. Евграф не останавливаясь прошёл в приёмную, но оказалось, что у начальника находится какой-то высокий чиновник из военного ведомства.

«Ну вот! Сам вызвал и сам занят! А может, это по мою душу чин? В Петербурге задержанные лица все как один непросты! Дети сановников, дворян, богатых людей, все из семей сильных мира сего! Пожалуй, чтобы уйти от уголовных осуждений или затормозить дела, сейчас жалобы и ходатайства пишут, а их адвокаты усердствуют!» – подумал сыщик.

В ожидании своей очереди входа к начальнику сыскной части Евграф задумался о сложностях и трудностях исполнения полицейского долга.

Чины сыскных отделений были обязаны вести гласный и негласный надзор за преступниками и порочными элементами общества всех мастей и положений. Активно использовать всевозможное наблюдение в местах скопления праздно гуляющего люда – в театрах, церквях, на рынках, в торговых лавках, на базарах и площадях, в гостиницах и питейных заведениях, в общем – везде, где могло быть совершено преступление. В обязанности входило проведение расследований по лицам, заподозренным в нарушении законов Российской империи, в том числе – розыск имущества, на которое было наложено взыскание по долгам. Наведение справок о личностях, которые задерживались участковой полицией на предмет претензии по линии уголовных преступлений или отсутствия паспорта. Надзор полагалось вести секретно, тайно для обывателей и уж тем более – для преступников.

Внимание сыщиков должно быть обращено на все вредные и хитрые действия, которые остаются скрытыми от надзорных органов, на поступки лиц, навлекающих на себя подозрение образом жизни. Под особым вниманием следует держать происшествия и случаи, относящиеся к воровству или его попытке, обману, приёму краденых вещей на сбережение или в покупку, укрывательство подозрительных лиц, беглых и беспаспортных людей, составление подложных бумаг всякого рода.

Права чинов сыскной полиции были значительно выше прав обычных полицейских. Район деятельности сыскной части ограничивался пределами полицейского управления, в которое она входила, то есть города Москвы и предместий. Но по особым задачам с разрешения обер-полицмейстера Москвы расследования, дознания, негласные розыски возможно было проводить по всем российским губерниям.

Тулин стал сыщиком недавно. Став на эту стезю, прежде всего предметно изучил все инструкции и требования законов. Основными руководствами к действиям были Устав уголовного судопроизводства 1864 года и Устав о предупреждении и пресечении преступлений 1872 года. В них определялось, что сыскная полиция должна была при обысках и выемках действовать на основании решения суда по представлению прокурора или судебного следователя, который подчинялся прокурору. Это означало, что все необходимые сведения чины уголовного сыска собирают посредством розысков, словесными расспросами и негласным наблюдением, не производя ни обысков, ни выемок в домах.

Согласно этим документам, судебный следователь, прокурор или товарищ прокурора имели над сыскным чином огромную власть. Так, иной раз следователь или прокурор мог по прибытии вообще отменить все действия, которые были проведены до его посещения места происшествия. Казуистика и путаница полная! Пока всё это учтёшь и выполнишь, иной преступник все следы уничтожит, а может и в бега податься, матушка Россия – необъятная держава, ищи-свищи потом. Денег кому надо передаст на подкуп, тайные связи поднимет. Тогда всё, что делал долгими днями и ночами с риском для жизни, коту под хвост!

Поэтому сыскные чины постоянно хитрили! Например, ссылались на статью двести пятьдесят четвёртую. В ней было сказано, что можно провести допрос, если преступник мог не дождаться прибытия прокурора или судебного следователя по причине ранения или увечья. Хорошей статьёй для профессиональных уловок являлась двести пятьдесят вторая. В ней говорилось, что если следователя или прокурора нет на месте, то полиция сама может совершить дознание. Согласно этой статье, можно было задержать преступника, а затем послать за следователем. Пока тот доберётся до места преступления, можно было успеть допросить и обыск провести. Самой любимой статьёй была двести пятьдесят седьмая. Эта статья позволяла быстро задержать злодея, однако только в особых случаях. Если тот застигнут при совершении преступления или сразу после него, когда потерпевшие или очевидцы прямо укажут на преступника. Ежели на подозреваемом или в его жилище будут обнаружены следы преступного деяния, служащие доказательством преступления и принадлежащие преступнику. А также когда подозреваемый пойман вовремя или после побега, либо если он не имеет постоянного места жительства.

Сыщик предпочитал всячески извернуться, но сделать так, чтобы один из этих пунктов обязательно присутствовал. По-другому дело просто вести было невозможно, так как преступник на месте не сидел, сыскного чина не ждал, постоянно совершенствовался в своих воровских делах и разных криминальных навыках.

Москва наряду с Санкт-Петербургом, Одессой, Киевом и другими крупными городами притягивала к себе всех более или менее уважающих себя воров. После отмены крепостного права количество преступлений увеличилось в разы. Всё больше и больше происходило имущественных преступлений, грабежей, убийств с целью присвоения чужого добра. Свобода – она на то и свобода, чтобы для всех и во всём. Чины сыскной полиции должны были проводить и профилактику преступлений. Но на это не хватало ни сил, ни средств. Да и как её было проводить, если в одной только Москве были такие районы, которые были недоступны для надзора полиции. Каждый поход в эти злачные места тщательно готовился, как военная операция.

Особо выделялась московская Хитровка. В своё время этот участок земли выкупил генерал-майор Николай Захарович Хитрово и устроил там торговую площадь. Со временем эта площадь обросла ночлежками, трактирами с громкими и колоритными названиями: «Сибирь», «Каторга», «Пересыльный» и другими. Бывало, придёт какой сиделец, сбежавший с каторги в Москву тайно, так прямым делом туда, на эту площадь. Погуляет, поозорничает полгода или год и опять сядет.

На Хитровке царил мир нищих, бродяг, преступников всех мастей и национальностей. В прошлом году там открыли биржу труда, на которую прибывали безработные со всех уголков империи, чтобы найти работу. Многие из них, так и не найдя достойной, пополняли армию преступного мира, заканчивая пересыльным этапом и каторгой.

Преступное царство было чётко регламентировано по принадлежности и промыслу, а также личной матёрости. Так, иваны – это грабители и авторитеты у тюремных и каторжан. Храпы, или глоты, помогали иванам, брались за любую работу, если чувствовали выгоду, и были вторыми по авторитету после них. Игроки занимались азартными играми. Вернее, разводом на деньги и имущество пьяных и случайных лиц, веривших в собственную удачу. Огольцы, подрастающее поколение Хитровки, специализировались на мелких кражах с торговых рядов. Поездошники смело прыгали в экипажи и пролётки, быстро хватали у хозяев то, что плохо лежало, затем растворялись в толпе и переплетении улиц. Портяночники воровали по мелочам – шапку, вещицу какую-либо или корзинку со снедью. Ширмачи были способны аккуратно вытащить кошельки. Да так, что иной обыватель замечал это только, когда приходил домой или хотел что-то прикупить. Форточники умело забирались через форточки, затем открывали квартиру и выносили всё ценное имущество. Могли и вылезти обратным путем, предварительно передав самое ценное имущество пособнику. Ну и, конечно, марухи – цветы местной любви, так как без любви не мог обойтись и этот весёлый мир.

На Хитровке можно было купить всё что угодно. В том числе – и любого человека для любой преступной деятельности. Можно было и продать всё, что этой деятельностью добывалось или предполагалось к добыче заранее. Даже за несколько месяцев вперёд, о чём какой-нибудь обыватель и не догадывался, считая имущество своим. Причём совершенно напрасно, так как оно уже было продано, или проиграно в карты, или заложено.

Вторым опасным местом являлась Трубная площадь. Там находился известный публике своей печальной славой трактир «Крым». В этом месте можно было найти любого специалиста преступного мира. Первый этаж был отведён под торговлю, второй и третий – под ресторан, где гуляли шулеры, деловые люди и прочие весёлые и свободные от дел и требований государства люди. Но мало кто из обывателей знал, что под трактиром «Крым» находились ещё два трактира – так называемый «Ад», занимавший часть подвального помещения, и «Преисподняя» – располагавшийся в остальной.

В трактире «Ад» публика была посерьёзнее, обычный обыватель туда не заглядывал. Попытка пройти без надлежащих оснований для обычного человека могла закончиться увечьями или смертью. Ещё сложнее было попасть в трактир «Преисподняя», туда допускались по особым словам, по знанию в лицо. Там собирались основные вожаки преступного сообщества, разрабатывались новые большие криминальные дела, шла игра в карты по-крупному. На кону могли быть деньги в десятки тысяч. В этом заведении сеть ходов и подвальных помещений позволяла уйти от любой полиции.

Евграф в этих криминальных местах бывал несколько раз, но только с облавой. Ради профилактики и наблюдения – ни разу. Дело было очень опасным и требовало личного разрешения Струкова. Прежде чем решиться на такое, нужно было создавать систему подстраховок.

Свои особенности имели Марьина роща и Грачёвка. Там процветали воровские порядки, находили прибежище воры всех мастей. Но Грачёвка была особой, там были самые дешёвые притоны, собрались почти все самые прожжённые женщины легкого поведения под охраной знающих жизнь и преступный мир «котов» – сутенёров. Те не только эксплуатировали их по женской натуре, но и через них выискивали клиентов для ограбления.

Основное количество преступлений происходило в праздничные дни. Как правило, местные деловые люди готовили наживу, выбирали богатых и неосторожных купцов, мещан, замышляли мошеннические схемы. Приезжие ухари-налётчики захватывали эту наживу и в дальнейшем, естественно, делились с местными.

Все эти места были самой большой головной болью сыскной части. Все знали, что ворованное имущество и всевозможный преступный люд надо искать именно там. Только проникнуть туда было сложно, да практически невозможно. Если и заводился какой агент, то жил он, как правило, недолго и умирал не своей смертью, а с чьей-то помощью. Нетрудно догадаться, с чьей!

Глава 2 Пожар на Императорском заводе

Николаю Никифоровичу Струкову было пятьдесят пять лет. Ранее он служил частным приставом одного из семнадцати районов Москвы. Первым начальником сыскной части был назначен недавно и ещё не привык к должности.

В штате сыскной части было всего тридцать восемь чиновников, надзирателей и помощников на всю восемьсот тысячную Москву, с жителями и приезжими.

Тулин и Струков были знакомы около трёх лет. После ухода с военной службы в звании штабс-капитана Евграф был принят в управление московского обер-полицмейстера на должность, предусматривавшую присвоение статского чина титулярного советника.[1 - Титулярный советник – гражданский административный чин, соответствовавший армейскому званию штабс-капитана пехоты или кавалерии.]

Через некоторое время его благополучно получил, что соответствовало его предыдущему армейскому званию. По долгу службы ему приходилось заниматься расследованиями уголовных преступлений. Часть города, которой руководил пристав Струков, была одной из самых криминальных и активных по части уголовных деяний, поэтому служебные встречи были нередкими.

Николай Никифорович родился в Малоярославце Калужской губернии. Карьеру свою сделал трудом и риском, самодурством и высокомерием не страдал. Струков имел статский чин коллежского советника, соответствовавший шестому классу согласно «Табели о рангах», в армейском звании – полковнику пехоты или гвардии, что требовало обращения: «Ваше высокоблагородие». Несмотря на то что чин самого Евграфа соответствовал всего лишь девятому классу и армейскому званию штабс-капитана, это не повлияло на человеческие отношения между ними, общались они без условностей.

Когда вновь образованное сыскное отделение возглавил Николай Никифорович Струков, он сразу завёл строгие порядки. Требовал от всех на службе и вне службы вести себя скромно и прилично. Быть уживчивым по отношению к товарищам, с публикой быть вежливым, предупредительным, готовым всегда помочь пострадавшим, в особенности – от действий злонамеренных лиц и всякого рода злодеев. Вознаграждения и подарки принимать от частных лиц, которым были оказаны помощь или содействие в достижении правоты, было запрещено. Бесплатно ходить в увеселительные учреждения, где обычно собиралась всякая праздная публика, если это не вызвано делами розыска, поиска преступников и всяких злонамеренных лиц, Струков тоже запретил. Бесплатно ездить на извозчиках можно было только на основе специальных служебных билетов и в целях служебной надобности. В отношении скромности, взаимоуважения, помощи попавшим в беду всё было понятно и предельно ясно. Однако в отношении вознаграждения и бесплатного посещения публичных мест, использования извозчиков всё было сложно. Уголовный сыск требовал растрат. Как посетить трактир с целью негласного наблюдения и не потратиться? Как быть на празднике в окружении публики с целью розыска преступника и представить билет в театр, приобретённый полицейским управлением? Как незаметно доехать до нужного тайного места, предъявив извозчику служебный билет? Никак!

Подобных поворотов казуистики было предостаточно. Поэтому все делали вид, что неуклонно соблюдают установленный порядок, но делали по-своему. Каждый крутился как мог.