Хадур

скачать книгу бесплатно


Антон повел Максима через дворы двухэтажных домов, которые через полквартала переросли в пятиэтажные. Они проходили мимо детских игровых площадок, где неподвижно висели уже заметно проржавевшие качели, а из песочниц торчали игрушки: разноцветные лопатки и ведерки, пластмассовая машинка с отломанными колесами и куклы в белых платьях. Прошли мимо "Школы №1", из которой когда-то выбегали радостные дети, размахивая портфелями и радуясь окончанию уроков. Шли рядом с пустующими домами, где теперь обитали только птицы, да и то, только те, что смогли найти пищу в безжизненном мире. По всем дворам и улицам в хаотичном порядке стояли автомобили, покрытые толстым слоем грязи и пыли. У многих машин разбиты окна, вскрыты багажники, спущены колеса, и почти из каждого бензобака торчат шланги. И к этой серой, безжизненной картине добавлен жирный мазок художника, рисующего смерть. Мертвые люди. Трупы с дырками в голове или вовсе обезглавленные, сопровождаемые черными воронами-падальщиками.

Вскоре люди вышли на проспект Ленина. Проспект пролегал через весь город, а потом плавно переходил в федеральную трассу "М-10". Максим шел рядом с Антоном, и ему казалось, что они только вдвоем в этом маленьком городе.

– Как ты прожил эти полгода? – неожиданно спросил Антон, когда они обходили синий автомобиль, за рулем которого виднелось обезглавленное тело. Всю дорогу попутчики шли молча, и Максим надеялся, что общаться им придется только в крайнем случае. – Я имею ввиду, как ты выжил один?

– Ну, вот как-то получилось, – Максим ответил нехотя, тем самым давая понять, что разговаривать не желает, и Антон это понял.

И тут Максима осенила мысль, она пришла так резко, что парень даже на мгновение остановился:

Твою мать, Антон же военный! Надо спросить, вдруг он что-то знает или слышал? А может, имеет ко всему этому непосредственное отношение?

– Слушай, ты же военный? – Максим задал вопрос, а сам думал, что Антон не захочет отвечать или, вообще, разговаривать, но тот лишь утвердительно кивнул. – Я к тому, что ты, может быть, что-то знаешь о том, что произошло. Биологическое оружие или какие-нибудь неудачные испытания?

Выслушав Максима, Антон громко расхохотался, но сразу же сдержал себя, побоявшись, что на громкий смех сбегутся мутанты. Тихо отсмеявшись, военный ответил:

– Я служил много лет, – тут Антон заговорил очень серьезно и слегка отрешенно, казалось, что он не хочет вспоминать годы своей службы. Словно тогда случилось что-то, что доставляет невероятную душераздирающую боль. – Был командиром части в звании подполковника. Но я никогда не слышал ничего подобного. Армия таким не занимается. Ты, видимо, фильмов всяких пересмотрел, вот и лезет в башку всякая чушь про неудачные испытания и военные эксперименты.

Максим знал, что в смерти всего мира виновата именно армия, он просто хотел подтвердить кое-какие знания, но, видимо, Антон не входил в круг высокопоставленных военных, которые знали все.

– А ты чем занимался? – Как бы, между прочим, спросил Антон, но Максим догадался, что военный интересуется не просто так, и он будет внимательно слушать и следить за Максимом. Все-таки, этот Антон оказался не таким дураком, как могло показаться с первого взгляда. – Ну, я имею ввиду, до мутантов.

– Спорт, – и тут Максим не врал, как про армию, он действительно занимался спортом. Немного помолчал, а потом добавил: – Фехтование.

– Тогда ясно, почему ты с саблей ходишь.

– Это мачете! – резко ответил Максим.

– Жена, дети?

– Умерли.

Максим ускорил шаг, переступая через труп, распластавшийся на двойной сплошной линии. Вот о своей личной жизни ему совсем не хотелось разговаривать. Тем более, с кем? С человеком, который еще двенадцать часов назад тыкал в него пистолетом и грозился убить и, судя по взгляду, он не шутил. Вы только посмотрите, дорогие друзья и соседи, что творится! Ну, уж нет.

Ну, уж нет.

Максим шел быстро, и Антону пришлось ускориться, дабы не отставать.

Впереди, метрах в семидесяти, показалась неоновая реклама в виде красного креста. Крест из узких трубочек висел на торце пятиэтажного дома но, к сожалению, уже давно не светился, как положено. Зато сейчас он приятно поблескивал в лучах осеннего солнца. Недалеко от аптеки валялся искореженный столб с обрывками проводов. Рядом лежал перевернутый грузовик, который, судя по всему, и стал причиной падения столба.

Максим и Антон подошли к бетонной лестнице, ведущей в аптеку. Военный вынул пистолет и взял его так, что стал похож на Дукалиса из милицейского сериала "Улицы разбитых фонарей" и это слегка позабавило Максима. В детстве ему нравился этот сериал. Максим уверенно начал подниматься по бетонным ступенькам. За полгода их, естественно, никто не подметал, и грязный слой пыли, перемешанный с желтыми листьями, взметнулся вверх. Антон медленно и опасливо двинулся за Максимом, но остановился на третьей ступени, ровно посредине лестницы.

Поднявшись, Максим посмотрел сквозь стеклянные двери, но кроме своего отражения и едва различимых выставочных прилавков ничего не увидел. Он взялся за пластиковую ручку и потянул дверь, та оказалась открытой. Максим сделал шаг внутрь аптеки, остановился, вдохнул затхлый запах медикаментов и трупной вони, осмотрел зал. По стенам расположились стеклянные витрины, все они оказались разбиты и выпотрошены. В центре зала торчал стенд, на котором обычно располагались разнообразные таблетки и сиропы от кашля – также оказался пуст. Максим сделал два шага, хрустя разбитым стеклом, как снегом, и заглянул за центральный стенд. Спиной к нему стоял маленький мальчик, лет пяти-шести. Черная курточка казалась полностью потрепанной и затертой, из рукавов торчала резинка, к которой мама предусмотрительно пришила варежки но, все-таки, правую мальчик умудрился где-то потерять.

– Мальчик, иди сюда, – Максим позвал ребенка, но тот упорно его не слышал. – Мальчик, мы отведем тебя к родителям. Не бойся.

– Чего там у тебя? – с улицы послышался негромкий голос Антона. – Докладывай.

Максим обернулся:

– Ребенок тут.

Антон поставил пистолет на предохранитель и убрал его в карман кителя.

Максим повернул голову обратно и от неожиданности вздрогнул. Ребенок, который оказался совсем не ребенком, стоял на расстоянии полуметра. Глаза мальчика-мутанта полностью застлала серая катаракта, но Максим не сомневался, что эти глаза видят все. Изо рта мутанта медленно вылез язык длиной около тридцати сантиметров и подернулся, словно змеиный, но совсем не походил на него внешне. Язык твари больше похож на зеленый стебель, вокруг которого искрится статическое электричество. Или антенну. И вот сейчас зеленый язык-антенна как будто обнюхивает лицо Максима, но тот знает, что не тронет, а вот Антона…

Максим потянулся правой рукой к мачете, но не успел. Маленькая тварь учуяла Антона, все также стоявшего на третьей ступени. Задрав голову, мальчик-мутант издал мерзкий звук и ломанулся к двери, сметая пустой стенд. Стенд с грохотом повалился на пол, потеряв две полки. Мальчик-мутант не обратил на это никакого внимания и пробежал сквозь хлипкую дверь, стекло разбилось на тысячу осколков и со звоном осыпалось на пол.

Когда Максим наконец-то снял мачете с пояса, тварь уже прыгнула на Антона, а тот, выставив руки перед собой, упал на спину. Мальчик-мутант своим малым весом навалился сверху, а искрящийся язык так и норовил залезть в нос или ухо Антона, но не успел. Голова маленького монстра отскочила в одну сторону, а тельце – в другую. Над Антоном стоял Максим и протягивал руку, но военный проигнорировал помощь и встал на ноги самостоятельно.

– Я бы сам с ребенком справился, – резко ответил он.

– А с ними? – Максим показал на улицу.

По проспекту Ленина двигалась большая толпа мутантов, штук двадцать-тридцать. Но Максим не сомневался в том, что твари уже унюхали Антона и слышали мальчика-мутанта, они издавали неприятный звук, а зеленые языки зловеще искрили. Максим повернулся к Антону, тот стоял бледный, его полностью накрыл страх. Затем военный попятился, запнулся за автомобильное колесо, упал, вновь поднялся и побежал. И Максим понял, что Антон бежит к общему дому и сейчас он приведет за собой мутантов. Максим ринулся за ним и закричал вслед:

– Не туда! В другую сторону!

Но испуганный Антон уже ничего не слышал.

3

Паша и Священник находились на крыше и несли караул. Священник держал ружье так, как будто знал в этом толк, но мальчик сомневался, что он когда-нибудь стрелял и уж, тем более, в живую мишень. Хотя под личиной милого и доброго человека всегда может скрываться вор, насильник, убийца или сумасшедший. Может быть, Священник и убивал. Но это знал только он сам.

Паша сидел на покатой крыше и всматривался вдаль, но пустой город не радовал разнообразием событий. Одну и ту же картину он видит каждый день на протяжении шести месяцев (или около того) и, судя по всему, ничего в ближайшее время не изменится. От вида пустынных улиц на мальчика вновь напало чувство одиночества, хотя он заметил, что оно не уходит, а просто иногда замолкает. Конечно, он не одинок, Пашу окружают хорошие люди: Лидия, Маша, Антон, но мальчик был одинок в своем разуме, сердце, душе. Ему постоянно не хватает своих родителей и, что самое страшное для него, так это то, что он не знает, живы ли они. Паша очень сильно любит своих родителей, и они всегда любили его.

К сожалению, Паша – поздний и единственный ребенок. Его родители встретились, когда им обоим было за сорок. Оба холосты, в браке не состояли, детей нет. Одни и те же интересы и взгляды, даже в вопросах политики они соглашались друг с другом. Словно мир создал их специально друг для друга, но по стечению обстоятельств они не могли встретиться в течение сорока лет. А когда встретились, то уже не разлучались больше никогда. До самой смерти.

Пашины родители решили узаконить свои отношения, но ни о какой свадьбе с фуршетом на сто лиц они не думали. Во-первых, их финансовые возможности не позволяли устроить большой банкет, а во-вторых – уже не тот возраст, чтобы гулять, как в двадцать три. Поэтому они пришли в ЗАГС, расписались, получили заветные штампы в паспорта и жили, радуясь, что их союз признает государство.

Через год Пашина мама забеременела и очень этого испугалась, она думала, что в ее возрасте рожать слишком поздно и роды пройдут сложно и болезненно. Она боялась, что может умереть во время родов, но еще больше боялась потерять ребеночка. Но беременность, не смотря на ее страхи, протекала спокойно. Масса тела постепенно увеличилась, изжога то приходила, то покидала. Возможно, эти болячки и учащенное мочеиспускание не радовали старородящую женщину и доставляли неудобства, но грядущее материнство приносило радость. Тем более, стать матерью, пускай и в сорок четыре, воспитывать ребенка от любимого человека, который всегда рядом, – это прекрасно.

Роды пришлись на середину января, на месяц раньше положенного срока. Примерно полдесятого вечера супруг услышал крик из ванной. Побежал на звук и увидел свою жену, лежащую на коврике. Она держалась за круглый живот, а лицо исказилось гримасой боли. Схватив ветхое пальто и окутав в него жену, мужчина на руках спустил ее на улицу. Усадил на заднее сиденье старенького "Москвича", который отчаянно не хотел заводиться, но через несколько попыток сдался. Доставил жену в роддом города Любань (собственно в котором они и жили всю свою долгую счастливую жизнь).

Роды оказались очень болезненными и длинными, затянулись аж на восемь часов. Но в шесть утра акушеры выудили из женщины маленького мальчика с большим недовесом и, после нескольких шлепков по заднице, он издал лишь сдавленный писк. Врачи сказали, что мальчик, скорее всего, не выживет, но неделю, а то и две он, возможно, еще подышит. Если родители хотят похоронить ребенка, как личность, то следует дать ему имя. И счастливые супруги назвали хрупкого, как стекло, мальчика Пашей.

Но назло всем завистникам и пессимистам Паша прожил больше двух недель и в семь лет, как нормальный ребенок, отправился в среднюю общеобразовательную школу города Любань, увлекся игрой в футбол. Никаких футбольных секций в городе не было, но школьный учитель физкультуры четыре раза в неделю собирал в спортивном зале всех желающих ребят, и они два часа пинали мяч. На эти тренировки ходил и Паша. Он играл в полузащите на левом фланге, и у него хорошо получалось, несмотря на то, что он родился недоношенным. За несколько лет этих самодеятельных занятий у тренера образовался костяк команды, и Паша входил в основной состав.

Школьный учитель физкультуры и, по совместительству, самопровозглашенный тренер прекрасно понимал, что детям не хватает настоящей игры и духа соперничества. Он решил действовать и отправился в городскую администрацию с предложением организовать небольшой городской чемпионат по футболу для детей, да и, вообще, предложил направить хоть маломальские усилия в сторону развития детского спорта. Но обрюзгшие чиновники лишь пожимали плечами и твердили, что городской бюджет не рассчитан на подобные мероприятия и что это непростительное расточительство. Расстроенный и злой на все правительство тренер вышел из здания городской администрации, сел в старенький автобус и отправился в город Тосно, который находился в тридцати километрах южнее Любани. В "Школе №1" он встретился со своим коллегой и предложил идею о футбольном матче между их школами. Учитель физкультуры тосненской школы выслушал предложение и сказал: "А что, это интересная идея". И они договорились о двух весенних матчах, через полтора месяца. Первый должен был пройти девятого марта в Любани, а второй назначили на восемнадцатое марта в Тосно.

Тренер вернулся в город с отличным настроением и на следующей тренировке рассказал ребятам о предстоящих играх. Дети ликовали, наконец-то они смогут сыграть с настоящим, неизвестным соперником, а не "друг с другом", как обычно. Несказанно счастливый Паша пришел домой и рассказал родителям о том, что он будет играть против настоящего противника из другого города. И престарелые родители, которым вот-вот стукнет по шестьдесят, искренне обрадовались за своего тринадцатилетнего сына, а мать расплакалась и сказала, что они с папой очень сильно его любят.

Первый матч, как и задумано, прошел девятого марта, и команда Любани выиграла со счетом 2:1. В этой игре Паша сделал голевую передачу, оправдал ожидания тренера. Победители радовались и гордились собой, ведь на них никогда не смотрело одновременно столько людей, которые к тому же скандировали подбадривающие кричалки. Родители, друзья и одноклассники, даже учителя; пришли попереживать за своих нерадивых учеников. Победу команда отпраздновала огромным тортом, его приготовили школьные повара, и этот торт вкатили в спортивный зал под громкие аплодисменты болельщиков, конечно, после того как расстроенная тосненская команда отправилась в раздевалку.

Предстоял ответный матч – на выезде. Тренер решил: если ребята выиграют и вторую игру, то он поедет в Санкт-Петербург и попробует заявить команду на какой-нибудь маленький любительский чемпионат для детей. Но сейчас надо думать о гостевой игре и постараться вновь победить.

За два дня до второго матча мама Паши заболела, у нее поднялась высокая температура. Врач сказал, что это обычный грипп и через неделю женщина будет чувствовать себя прекрасно, но сейчас ей необходим постельный режим и обильное питье. Участковый терапевт выписал рецепт на лекарства и попросил посетить его через пять дней. С тем и удалился. Паша понял: мама не сможет поехать в Тосно на его игру. На следующий день он пришел к тренеру и сказал:

– Извините, но я не смогу поехать на матч.

– Почему? – Учитель физкультуры и, по совместительству, тренер широко раскрыл глаза от удивления. Он никак не ожидал услышать подобного от одного из самых лучших игроков. – Ты очень нужен команде.

– И маме. Она заболела.

Тренер опустился на одно колено, теперь он стал чуть ниже Паши, посмотрел парню в глаза.

– Я понимаю. Мама – главнее всего. И ты правильно поступаешь, – тренер поднялся и похлопал мальчика по плечу. – Автобус отъезжает завтра от школы в девять утра. Возможно, мы подождем минут десять, если вдруг у тебя что-то изменится.

Учитель ушел, поскрипывая подошвами кроссовок, оставив Пашу одного в большом спортивном зале.

В тот вечер Паша вернулся домой и заглянул в комнату к маме. Она лежала с закрытыми глазами, лицо чуть побледнело, а на лбу высыпались капельки пота. Паша понял, что она спит и решил не будить. Он пошел в кухню, где отец жарил яичницу, сел за стол и рассказал о разговоре с тренером. Отец вывалил подгоревшую яичницу в тарелку, поставил перед сыном и сказал:

– Мы с твоей мамой слишком поздно встретились, и сейчас мы уже старые. Теперь мы будем болеть все чаще и чаще, – на лице отца исказилась грусть, возможно, он вспомнил молодые годы. А, может, его пугала вероятность того, что он умрет еще до тех дней, когда сын вырастет и сможет сам себя обеспечить. – Ты не сможешь каждый раз быть рядом с мамой или со мной. Ты вырастешь, у тебя будет своя семья. Свой дом. Нам придется самим присматривать друг за другом, – отец подцепил вилкой желток, тот лопнул, и по тарелке расплылась желтая жижа, чем-то напоминающая вытекшие мозги. – Так что строй свое будущее сынок. Поезжай завтра на игру, может, из тебя вырастет звезда футбола. А мы с мамой позаботимся друг о друге.

Паша подумал над словами отца и решил, что он, возможно, прав. Паша не был полностью в этом уверен, но надеялся, что умудренный жизнью отец знает что говорит. И зла не пожелает. Паша собрал сумку и завел будильник, он не хотел опаздывать. Пускай тренер и дал ему лишние десять минут, Паша не планировал ими пользоваться.

Утром он поцеловал спящую мать в раскаленный лоб, именно такой ее и запомнил. А последний образ отца: худой, с весьма поседевшими волосами, стоит в коридоре, в семейных трусах. Лицо сонное, но счастливое. Отец желает удачи Паше на предстоящей игре и долго не закрывает за ним дверь. Смотрит вслед.

А теперь Паша сидит на крыше двухэтажного дома в маленьком, в одночасье вымершем городе, и не знает, что же произошло с родителями. Живы они или умерли? И если они мертвы, то, как это произошло? И сейчас он себя корит за то, что бросил своих родителей.

Паша заплакал.

А мы скажем: спасибо Господу и сынку его Иисусу за то, что Паша не видел той ужасной смерти, которая пришла за его престарелыми родителями.

4

Священник посмотрел на мальчика и подошел к нему. Паша поджал ноги к груди и обхватил их руками, голова лежала на коленях, и Священник услышал всхлипывания. Он сел рядом с мальчиком, а ружье положил на покатую крышу. Солнце скрылось за огромной тучей, и городок потерял те краски, которые в нем оставались.

– Ты плачешь о своих родителях? Давай помолимся о них, – в голосе Священника слышалось умиротворение, но также присутствовала некая доля лукавства, лживая улыбка мелькнула на лице. Паша промолчал, даже не поднял головы. – Господи Всесильный, Господи Всеблагой, коленопреклоненно молю Тебя о великом чуде…

– Ваша молитва не имеет значения, – Паша перебил Священника и поднял на него сырые глаза. – Мои родители мертвы. И бог им уже не поможет.

– Может ты и прав. Может, и нет, – Священник опустил правую руку на плечо Паши, затем провел по спине. – На все воля божья, мы не в силах что-то изменить.

– Я не верю в Бога, – произнес Паша, а Священник запустил руку под куртку и начал гладить мальчика уже по голой спине. – Зачем вы меня трогаете? – Паша резко встал и отошел от Петра. На лице мальчика отразилось удивление и непонимание действий Священника. – Я… я все расскажу Антону… или Лидии!

– Паша, Паша ты чего, не надо никому ничего рассказывать, – Священник поднялся, на лбу выступил пот, а глаза испуганно забегали.– Я же просто хотел тебя успокоить, чтобы ты не плакал. Бог все видит, я не желаю тебе зла.

Священник посмотрел на Пашу и понял, что мальчика уже не интересует то, что произошло минуту назад, его внимание приковало другое событие. И это событие, судя по взгляду мальчика, стремительно развивалось у старика за спиной. Он обернулся и вдалеке увидел Антона, на расстоянии в несколько метров за ним несся Максим и кричал, чтобы Антон побежал в другую сторону. Но тот не реагировал на крики. А спринтерский забег людей замыкала стая верещащих мутантов. Двадцать, может, двадцать пять тварей! Этого количества вполне хватит, чтобы заразить всех кто есть в доме. Священник автоматически перекрестился и попросил Господа не забирать его жизнь, поднял ружье с крыши и прицелился.

Пуля попала одному мутанту в руку, но это не остановило его, лишь на мгновение задержало. Вторая пуля взъерошила землю у ног Максима, и Священник решил, что с такого расстояния он не попадет точно в голову ни одной твари.

– Паша беги в дом! – Священник встряхнул мальчика за плечо, и тот выбрался из оцепенения. – Бери Лиду и Машу, спрячьтесь в комнате, – Священник говорил очень быстро, но Паша все понял. – Я открою дверь ребятам, и мы вас найдем. Давай, давай!

Он помог Паше залезть в чердачное окно.

– Да храни нас Господь, – буркнул Священник и скрылся в черном окне.

5

Максиму так и не удалось остановить или перенаправить Антона, ведь военного направлял страх. А звук, похожий на громкий клокот, усиливал этот страх, заставлял Антона бежать и ни о чем не думать. Просто мчаться в укрытие и плевать на то, что под угрозой оказываются жизни друзей.

Бежать. Спрятаться. Бежать. Спрятаться, – единственная мысль, состоящая из двух слов, крутилась в голове человека.

Максим видел, что военный почти добежал до дома, но обшарпанная дверь предательски закрыта, и Максим не сомневался, что она заперта изнутри на засов. Но, возможно, им повезет, и дверь окажется открытой.

Антон уже приближался к преграде и в тот момент, когда он должен был столкнуться с дверью, та медленно растворилась. На секунду Максим увидел перепуганного Священника на пороге, но его моментально снес Антон своим крупным телом. Оба повалились на пол, и мрак почти скрыл людей из видимости.

Если Антон упал сверху то, возможно, переломал ребра Священнику, подумал Максим и ускорился.

Он вбежал в темное помещение резко захлопнул дверь и навалился на нее спиной. Чуть впереди послышалась возня тел, а затем глубокий вдох Священника.

– Где засов? – Крикнул Максим.

– У стены, там, – голос Петра звучал тихо и хрипло. Видимо, Антон упал ему прямо на солнечное сплетение.

Глазам Максима потребовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к темноте, и он увидел засов, прислоненный к стене. Максим схватил массивный деревянный засов и быстро воткнул в металлические скобы. И в этот миг дверь сотряслась под первыми ударами мутантов. Они неистово верещали и колотили в уже закрытую дверь.

Неожиданно Максим ощутил, как огромные руки Антона схватили его за отвороты дождевика и сильно прижали к стене. Спина отозвалась болью.

– Какого хрена тварь пробежала мимо тебя? – зло и с надрывом заговорил Антон, из его рта брызнула слюна и попала Максиму на нижнюю губу. Военный еще сильнее придавил его к стене. – Ты был ближе! Почему мутант пробежал мимо?!

Громкие удары, сопровождаемые отвратительным ором, не прекращались.

– Руки убери, – Максим произнес эти слова как можно спокойнее.

– Да ни хрена! – Антон не собирался убирать свои руки, наоборот – усилил напор. – Они заражают всех людей, но тварь пробежала мимо тебя! Почему? Отвечай или я тебя изобью!

От напора мутантов одна скоба сдалась и с каждым ударом она все сильнее разбалтывалась.

– А ты знаешь, что мне ответь, – Максим заговорил слегка хрипловато, ведь локоть Антона давил на горло. – Если ты военный, то хрен ли привел врага в свое убежище?

Слова Максима задели Антона. В этот момент до мужчины дошло, что именно из-за него сейчас твари ломятся в дверь с одной лишь целью – заразить людей. И если кто-то сегодня превратиться в очередного мутанта, то в этом следует винить только Антона.

Очередной шквал ударов заставил разболтавшуюся скобу наполовину вылезти из своего гнезда.

– Хватит! Прекратите! – Священник начал оттаскивать Антона. – Сейчас не время для ваших разборок.

Антон отпустил Максима, но явно планировал продолжить этот разговор.

– Наверху. Они все наверху, – старик побежал вверх по лестнице.

Антон бросил пренебрежительный взгляд на Максима и быстрым шагом двинулся за Священником.

Твари продолжали неистово колотить в дверь, казалось, еще несколько ударов, и скоба выскочит. Максим побежал на второй этаж.

В мрачном коридоре парень растерялся. Максим совсем не знал этого дома, и разгуливать в темноте оказалось очень сложно. Он вытянул руки перед собой и двинулся вправо. Прислушался, голосов нет. Только остервенелые удары в дверь, доносившиеся с первого этажа.

– Максим мы тут, – за спиной послышался тихий шепот Священника. – Быстрей сюда.