banner banner banner
Три осколка луны
Три осколка луны
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Три осколка луны

скачать книгу бесплатно

– Меня зовут Петр Петрович Гордеев. – Он вытащил из кармана кожаного пиджака паспорт, открыл его, понимая, что подобное представление выглядит почти смешно. – Я из Предтеченска, наша фирма сотрудничает с вашей бумажной фабрикой… Так вышло, что в вашем городе у меня появился еще и личный интерес. У меня к вам дело. Можно зайти?

– Хорошо, проходите.

– Вы живете не один? – спросил Петр, переступая через порог.

– С родителями. Они на даче. Вернутся через два дня.

Гордеев, не скрывая любопытства, огляделся.

– А кто вам нужен: они или я? – следя за гостем, спросил молодой человек. – Неделю назад демобилизовался, потому не в курсе городских дел… И в чем, собственно, ваш интерес?

– В вашей погибшей сестре… Даше.

Пропуская гостя в гостиную, Алексей остановился на пороге:

– Что? Даша? А при чем тут Даша?

Гордеев закрыл паспорт, сунул его обратно, вытащил из другого кармана айфон, включил, подошел к столу и положил его на скатерть.

– Взгляните.

Крымский берег, счастливая пара, сцепившая руки, набегающая гигантская волна за ними… Петр сел на старый диван.

– Полистайте, там много фотографий.

Алексей Погодин стал проматывать одну фотографию за другой. На молодого человека жалко было смотреть. Столько всего происходило сейчас в его сердце, и ничто не смог он укрыть от чужого человека, да и не хотел.

– Откуда у вас эти фото?

– А вы догадайтесь.

– Это же вы, да? Рядом… с женщиной? Там, на море? И на других?

– Разумеется.

– Кто она? – Алексей несмело взглянул на гостя. – Так похожа на Дашу…

– Ева, моя жена. Мы поженились не так давно, чуть больше года назад. Можете меня поздравить. Моя жена – умница, красавица. Только вот незадача: в городе Мохове все принимают ее за девушку Дашу, утонувшую в озере почти десять лет назад. И ее родной брат не исключение. И Катя, которая училась вместе с Дашей в одном классе и знает вас, кстати. Кто мне даст ответ на этот вопрос?

– Простите, садитесь, – спохватился парень. – Я не понимаю: одно лицо…

– Да-да, как две капли воды, – не без горькой иронии заключил Гордеев, садясь на диван. – Это я уже слышал. Мне необходимо другое объяснение.

– Что вы хотите знать?

– Мне кажется, я могу вам довериться. Видите ли, Алексей, наверное, я многого не знаю о своей жене. И поэтому хочу узнать больше о вашей покойной сестре.

– Вы не разыгрываете меня? Вдруг вы сумасшедший? Или подлец? А снимок – фотомонтаж?

– Успокойтесь, я честен. Как и любой человек, лгу часто, но по пустякам… Думаю, Алексей, ответ на вопрос, который я поставил – в первую очередь самому себе, – нам стоит искать вместе… Ваш город определенно имеет к моей жене какое-то отношение.

– То есть?

Петр встал с дивана, облысевшего на мягких подлокотниках, подошел к окну.

– Я показал Еве две фотографии, сделанные в Мохове осенью, когда я приезжал сюда по делам. Я торгую бумагой. Вашу церковь на фоне домов. – Гордеев подошел к окну, кивнул на пейзаж с церковью на холме. – Получил по электронной почте два снимка от партнера по бизнесу и показал их Еве, – повторил он. – На них попал и фрагмент вашего дома с садом. Моя жена сначала посмотрела на привет из далекого города совсем безучастно, а потом… ее охватило приблизительно такое же смятение, как и вас, когда вы увидели эти фото с Евой.

Алексей отодвинул стул, сел на краешек.

– Мне никто не верил, все говорили: «Он очень любил свою сестру, он не хотел верить, ему показалось». Но через две недели после похорон Даши я видел ее…

Гордеев недоуменно покачал головой:

– Как это может быть?

– В двух километрах от города есть железнодорожный переезд, – продолжал Алексей. – Мне тогда было двенадцать лет, и, конечно, я не мог осознать всего случившегося с моей семьей. Я ехал на велосипеде – возвращался с того самого озера, где она утонула. Я туда ездил каждый день, а родителям ничего не говорил. Сидел на берегу и часами смотрел на воду. Иногда ревел. Я поверить не мог, что сестры больше нет. Так вот, я успел проехать перед поездом, сразу за мной опустили шлагбаум. С моей стороны стояло несколько машин, и в одной из них, через одну от меня, в синей иномарке, на заднем сиденье, через наполовину открытое темное окошко я увидел свою сестру. Я не сомневался: это была она. У меня хватило времени рассмотреть ее, узнать. Было бы странно: увидеть лицо родного человека и отвернуться, проехать мимо. Только острижена она была коротко…

– Коротко?.. Под мальчика?

– Да нет. – Алексей мельком взглянул на снимок. – Не как на фотографии у вашей жены. Ежик был на голове. Я ничего не понимал. Она тоже повернула ко мне голову, и теперь мы смотрели друг на друга. Только она глядела на меня, как на пустое место. Абсолютная отрешенность, точно слепая была. Помню, первый раз я закричал, когда проходил поезд. Второй тоже. А третий, когда его хвост и перестук колес уже прокатились мимо. И тогда же окошко, через которое она смотрела на меня, поехало вверх. Машина стала неприступной. Потом подняли шлагбаум, я хотел догнать чертов автомобиль, но меня чуть не сшибли те, кто ехал сзади. Вот и все свидание. Мне никто не поверил: ни мать, ни отец, ни соседи, ни друзья. Посчитали, что смерть сестры оказала на меня слишком сильное воздействие, вызвала психологическую травму. А впрочем, так оно и было.

– Вы уверены, Алексей, что похоронили именно вашу сестру?

– Я не понимаю вас… Как может быть иначе?

– Вы можете быть уверены, что почти десять лет назад в гробу, в день похорон, лежала именно ваша сестра – Даша Погодина? Только не забывайте о том, что спустя две недели вы увидели в окне незнакомой машины, покидающей Мохов, девушку, очень похожую на вашу сестру. А спустя десять лет к вам явился чудак-человек, который утверждает, что, сам того не ведая, женат на вашей сестре, ныне здравствующей. – Петр отодвинул стул, сел напротив хозяина дома и растер ладонями лицо. – Господи… Видите ли, Алексей, мне тридцать пять лет. Первый раз я был женат в вашем возрасте. Через полгода, поняв, что совершил ошибку, развелся. У меня есть ребенок, которого я не вижу. Я жил легко, умею. Но чего-то мне в этой жизни не хватало. Наверное, очень многого. И вот в августе прошлого года мне наконец показалось, что судьба улыбнулась и я встретил свою мечту. Но каждый новый день расставляет на моем пути новые капканы, и скоро, наверное, я завою от боли. Самое страшное – предчувствие, что дальше будет еще хуже. Поэтому ответьте на вопрос, который я задал вам, с предельной точностью. Пожалуйста.

Алексей отрицательно покачал головой:

– Мать и отец ездили на опознание в морг. Я помню, какими они вернулись. Такое не забывается. Не могло быть ошибки. Никак не могло. – Он грустно улыбнулся. – Именно поэтому, увидев Дашу в автомобиле, я чуть не сошел с ума.

– А скажите, нет ли у вас дяди: по отцу, по матери?

Алексей кивнул:

– У мамы есть брат.

– И чем он занимается?

– Фермер.

Гордеев в двух словах рассказал о таинственном дяде своей жены, Алексей отрицательно покачал головой:

– Думаю, это не тот человек. Дядя Паша купил дом с участком еще лет пять назад и уехал. Это километрах в ста от Мохова. Сам он никуда не выезжает. У него большая пасека. Мы видимся редко, хотелось бы чаще.

– Я вам верю. – Петр поднялся со стула, взял айфон и положил в карман. – А где похоронена ваша сестра? Просто хочу посмотреть на ее фото…

На мотоцикле Алексея они пролетели по окраинным улицам, сбавили скорость перед кирпичными воротами с облезлыми красными звездами и медленно поехали по аллеям. Гордеев раз или два взглянул наверх: тяжелые весенние облака ползли над городским кладбищем, в этот день и час – безлюдным, почти брошенным.

…Памятник из мраморной крошки, ограда выкрашена под серебро, могила ухожена. С памятника на Петра смотрела Ева – совсем еще юная, улыбавшаяся той легкой и открытой, счастливой улыбкой, которая однажды так подкупила его. Пристально рассматривая фото, Петр протянул:

– Значит, в гробу лежала ваша сестра…

– До сих пор помню, как мать целовала ее в лоб.

Гордеев вышел из-за ограды, недоуменно покачал головой.

– Чертовщина какая-то. – Он хлопнул по ручке. – Ненавижу мотоциклы. А моя жена их обожает. У нее «Харлей», самый настоящий стальной жеребец, когда дает по газам – держись…

– Ваша жена ездит на мотоцикле? – оборвал его Алексей.

– Гоняет сломя голову по всему Предтеченску и ничего не боится.

– Я сам научил сестру кататься на мотоцикле. Помню, сначала она боялась, а потом разохотилась. Говорила, закончу школу, пойду в каскадеры.

Гордеев вновь покачал головой:

– Бред какой-то. Я возвращаюсь в гостиницу. Вы подбросите меня?

Ближе к вечеру у одной из забегаловок Гордеев отыскал плечистого ханыгу с лицом попрошайки-переростка. Тот назвался Трофимычем. Гордеев вручил ему купленную в магазине лопату и пообещал за двухчасовую работу пять тысяч рублей. Трофимыч не мог поверить своим ушам. А работа заключалась в следующем: когда наступит темнота, они должны вместе отправиться на кладбище. Там наемному работнику укажут могилу, которую он в самый короткий срок должен будет разрыть.

– И гроб открывать мне? – озираясь по сторонам, настороженно спросил Трофимыч.

– Тебе, тебе, – ответил Петр. – За гроб еще штуку.

– Не, – покачал головой тот, – две… А сейчас двести грамм. Для храбрости.

– Получишь на месте. Но если окосеешь раньше времени, берегись!

Трофимыч хотел было испугаться, но Петр рассмеялся и купил ему бутылку пива.

– Чтобы до вечера больше ни грамма, а не то контракт расторгну в два счета.

В полночь они были на кладбище. Когда торопливо шли по аллее, а потом пробирались к могиле, сизоватые облака текли по темному небу. Трофимыч заправился обещанным стаканом, опрокинув его залпом, и схватился за лопату. Над кладбищем, то и дело прорываясь сквозь плывущие облака, зависла яркая и полная луна, рассыпая серебро по оградам, звездам и крестам. Птицы умолкли, только где-то в отдаленье, один-одинешенек, легко и стройно пел кладбищенский соловей, да лопата Трофимыча яростно врезалась в весеннюю, разбухшую от влаги землю… В какой-то момент он, тяжело дыша, прижал черенок лопаты к груди, глотнул минералки из бутылки, протянутой ему Гордеевым, и прислушался.

– Поет, злодей, – тихо сказал он и продолжал работу.

Трофимыч все глубже погружался под землю. Когда над краем могилы осталась только его голова, да лопата то и дело взлетала, зло выбрасывая землю, Гордеев не выдержал, налил себе в пластмассовый стаканчик водки и выпил.

Лопата гулко ударилась в крышку гроба.

– Святотатствуем, прости господи, – уже из-под земли сказал Трофимыч. – Как будем гроб тащить, хозяин?

Вооруженный фонарем, Гордеев сел на корточки у края могилы; луч полоснул Трофимыча по лицу и полетел в черную пустоту; пополз по усыпанной землей крышке гроба.

«Надо же, – усмехнулся он, – а вот об этом я и не подумал…»

– Может, я подрою со стороны головы? – предложил Трофимыч. – И доставать не надо.

– А это идея, – согласился Гордеев.

– Тогда еще сто пятьдесят налей, за идею-то. – Глаза Трофимыча горели страстно. – И для пущей верности.

Просьбу Гордеев выполнил, тем более что водка брала мужика слабо. Через полчаса он спрыгнул на крошечный пятачок и оказался плечом к плечу с обливавшимся потом, пахнущим так пряно, что сил не было, Трофимычем.

– Брошку какую забыли, а? – Боязливо и угодливо спросил тот. – Похоронили с ней, да?

– Паспорт я там забыл, – хмуро откликнулся Гордеев. – И водительские права.

И посмотрел на Трофимыча так, что тот сразу отвел глаза, засуетился.

Петр дотянулся до спортивной сумки, стоявшей наверху, стащил ее вниз. Он вынул из сумки топор; примерившись, вонзил плоское, бледно сверкнувшее при луне жало под крышку гроба, протолкнул дальше; с силой, какая только была, отжал…

– Да как вы смеете?! – разнеслось у них над головой, и столько было отчаяния в голосе, что даже соловей, ночной хозяин кладбища, умолк.

Гордеев взглянул наверх: на них смотрел Алексей Погодин. Трофимыч, задрав голову, покачнулся и присел.

– Так и знал, что вы придете сюда! – давясь от гнева, бормотал Алексей, вцепившийся в край разрытой могилы. – Знал!!

– Леша, прости, пожалуйста, я должен был это сделать! Мы должны!

– Вы – сумасшедший… Господи, – он готов был заплакать, – не трогайте мою сестру!

Трофимыч, присев на корточки в уголке могилы и не слушая разговора двух наверняка спятивших людей, возможно, очень опасных, в лапах которых он так легко оказался, в отчаянии тихо и горько бормотал, кажется, прося отпустить его на все четыре стороны.

– Не скули! – оборвал его Гордеев. – Да заткнись же ты! Навязался на мою голову. – И вновь обратился к Алексею: – Слушай, парень, мы должны помочь друг другу. Я приехал в этот город узнать правду, и я ее узнаю, чего бы мне это ни стоило. Понял? А если хочешь звать на помощь, зови, – зло добавил он и еще глубже вонзил топор между крышкой и гробом. Налегая всем телом, он толкнул Трофимыча в бок: – Помогай мне лопатой! Отжимай крышку! Там наверху водка и твои деньги – ну!

Трофимыч ожил, но задвигался словно на автопилоте. Боязливо взглянув наверх, откуда на них смотрел Алексей, от гнева и обиды не способный произнести ни слова, он пробормотал: «Извинения просим», и ткнул лезвием лопаты туда, где торчал топор Гордеева. Задевая черенком край разрытой могилы, и снимая землю, он налег на него всем телом. Крышка поползла вверх…

– Господи, прости, – бормотал протрезвевший от страха Трофимыч, оттягивая вместе с Гордеевым скрипевшую, вырывавшую ржавые гвозди крышку.

Яркий луч фонарика в руках Алексея первым ударил вниз, забегал, ища кости погребенной, но их не было…

– Что это? – почти прошептал он.

Гордеев, выхватив из кармана фонарь, тоже направил луч в содержимое раскрытого гроба и тут же почувствовал, как колючий мороз ползет по его спине… В истлевшей одежде лежал не тронутый временем труп женщины. Оба фонаря остановились на лице покойной – ее лоб светился ярким лимонным светом, фактурно читались веки закрытых глаз, нос, подбородок…

– Матерь Божья! – прошептал Трофимыч и зажмурился.

Перед Гордеевым лежала Ева, уснувшая, бездыханная. Точно и не было девяти, а то и десяти лет, которые она провела тут! Он узнавал черты своей жены, ему даже захотелось назвать ее по имени. Разве что волосы были непривычно длинными, русыми…

– Даша, – едва слышно сверху прошептал Алексей. – Петр Петрович, как это может быть?

Переборов себя, Гордеев протянул руку и дотронулся до щеки покойной. Алексей, точно завороженный, смотрел на него, но тот не отнимал пальцев. Наконец голос Петра дрогнул.

– Сейчас увидим.

Он вытащил из кармана перочинный нож и, открыв его, поднес лезвие к лицу покойной. Смотревший одним глазом и не веривший в происходящее, Трофимыч вжался в земляную стену и жалобно заскулил. Передумав, Гордеев дотянулся до рук покойной, скрещенных на груди, и воткнул лезвие в выбранную точку. Несколько секунд, и он держал в руках мизинец мертвой девушки. Петр протянул его Алексею: