Гунны

Я поставил пустой бокал возле ступеньки и, встав, направился к небольшому окошку.

– Может и впрямь пойти походом в Согд на помощь Селеквидам и Ужасу? Уверен, если нам удастся неожиданно напасть на них, то Фарасман не выстоит, он не сможет организовать сопротивление, а армия запаникует и разбежится. Да пусть даже если ему удастся собрать часть войска и битва затянется, то Буюк и Парман выведут остатки своих войск. Удара с двух сторон хорезмийцы не выдержат, – рассуждал я вслух.

– Когда выступаем? – Ирек встал с трона Артавы, с явным намерением отправиться в поход сейчас же.

Я вновь взглянул в окошко. Солнце стояло высоко и с улиц города продолжало приятно пахнуть фруктовыми садами.

Начал прикидывать все за и против. – «Ну, разобьем мы хорезмийцев, а для чего? Да, это даст какое-то время Парману и Фаруху утвердиться на троне Согдианы. Но тохары, узнав, что хорезмийской армии не существует, сразу же введут в эту страну свои войска. А помочь Артаве будет некому. Армия его союзников парфян на их восточных рубежах уже изрядно помята нами. И тогда, присоединив к себе Хорезм и скорее всего затем Маргиану, правитель тохаров, набрав и обучив за счет финансовых и людских ресурсов присоединенных стран новое войско, начнет войну с еще неокрепшей Согдианой. А смогу ли я тогда помочь Парману? Думаю, что большой помощи я им оказать не смогу. Скорее всего, в это время я буду занят разборками со «своим» дядей Коканом, которого китайцы обязательно натравят на меня. Захватив богатую и многолюдную Согдиану, тохары захотят раз и навсегда покончить со стабильно исходящей угрозы от канглы и гуннов. А как можно будет с наименьшим риском и наиболее верным способом покончить со слишком предприимчивым каганом? Это конечно заключить союз с «Сыном Неба», то бишь императором Поднебесной. И тогда с севера на меня двинется Кокан, с востока объединенная армия усуней и ханьцев, ну а с юга и запада остатки жгуче ненавидящих меня и всех кочевников армии Маргианы, Хорезма и Согдианы, усиленные конницей потомков номадов тохарами. Б-ррр, какой кошмар!».

– Выступаем завтра, – ответиля я Иреку, – но не в Согд, а идем на крепость, где укрылся Артава.

Я повернулся, и мое дыхание снова сбилось, а сердце бешено застучало. Я увидел с ужасом смотрящую на меня Мазайю…

* * *

Уже в который раз я обогнул крепость, изучая ее и тщетно стараясь отыскать хоть небольшой изъян или слабую сторону. Укрепление было окружено двумя рядами стен, построенных в форме правильного круга. Сама цитадель высотой около тридцати метров находилась в центре круга и была такой же геометрической формы. Крепость хоть и была небольшого размера, но уместила по данным наблюдателей не меньше семи тысяч хорезмийских воинов. По моему приказу кочевники обложили замок плотным кольцом, держась от нее на расстоянии километра.

– Богра, хватит ездить по кругу, уже голова кружится, – услышал я ворчание Иргека и Ирека, ехавших на своих скакунах чуть позади меня.

– Что надумал, каган? – обратился ко мне Сакман. – Если мы начнем штурм сейчас, то к закату крепость будет полностью в наших руках. Но зная Артаву, я уверен, что к предкам уйдет и много наших воинов.

– Ты лично знаешь Артаву? – спросил я у него, остановив коня.

– Да. Мать Артавы наполовину аланка. Она дочь бывшего вождя этого племени Арпана. Артава воспитывался в степях у своего деда. Мой отец и Арпан были дружны, и мы часто ездили гостить друг другу, пока в наши степи не пришел твой отец. Арпан выступил против кагана Шоже, но был побежден и ему пришлось бежать к Сарматам. У Арпана остался здесь единственный сын, которого зовут Аспар. Сейчас он командует гвардией Артавы.

– Какой он, этот Артава?

– Силен, умен, безумно храбр в бою, как и все аланы. Во многом благодаря Артаве, Хорезм имеет мощную армию. Он способен успешно противостоять тохарам. По его приказу построено много новых крепостей у границ с нами и отремонтированы старые. Я думаю, нам было бы лучше дружить с ним. Как враг, конечно, он не сможет доставить большого вреда нам. Но имея такого союзника, мы получим много пользы от него.

– Я хочу поговорить с Артавой, – перебил я его.

Сакман, даже не взглянув на меня, рванул коня в карьер по направлению к крепости.

Через минуту он уже стоял у ворот крепости, которые перед ним сразу же распахнулись.

* * *

Солнце клонилось к закату. Я сидел на коне и продолжал смотреть на ворота крепости.

– Да где же он? – выговорил я с нетерпением, – может его убили?

– Вря-а-а-ад-ли, – ответил, растягивая Ирек, – Артава не глуп, он прекрасно знает, что убийство посла – это страшное преступление. Посол находится под защитой богов и его убийство это оскорбление не только нам, но и богам. Тогда мы уничтожим эту крепость со всеми, кто там находится и разорим эту страну, а всех жителей перебьем, и даже твоя доброта им не поможет, – закончил лениво он.

Тут ворота открылись, из-за которых выехал Сакман, ведя на поводу верблюда. Посмотрев внимательней я увидел, что животное чем-то нагружено, а сам Сакман ехал как-то странно, постоянно качаясь в разные стороны. Когда же он подъехал, я понял, что вождь рода идель пьян.

– Ну и что он сказал? – рассерженно поинтересовался я.

– Он, и-ик, не хочет с тобой говорить, и-ик, – ответил Сакман, – но благодарит тебя за то, что ты не разрушил его столицу и оставил жителей живыми.

– И что Артава весь день тебе это рассказывал? – начал было злиться я.

Сакман виновато развел в стороны руки, показывая, что не только…

– А что на верблюде?

– Это, и-ик, подарки, моей маме.

Я посмотрел на пьяного Сакмана, которого от выпитого вина качало на коне в разные стороны как игрушку «Ваньку-встаньку» и думал: «Странно, что тот дарит подарки его матери, несмотря на то, что по факту они враги. И я могу в любой момент отдать приказ на штурм, и этот самый Сакман убьет кучу хорезмийцев и, возможно даже самого Артаву». Но вслух произнес:

– Ладно, все, возвращаемся домой, – и, развернув коня, направился на север.

* * *

…– Ты ошибся и ввел тем самым нас в заблуждение, чуть не погубившее все государство, – орал Артава на стоящего перед ним на коленях и опустившего голову до пола Фарасмана.

Артава встал с трона и, спустившись по ступенькам, остановился у склоненной головы своего главного советника.

– Ты сказал нам, что каган гуннов боится и не собирается воевать с парфянами. Не успел ты уйти со всей моей армией, как кочевники грабят Маргиану, легко разбив их войско и получив у парфян огромную дань, они захватывают мою столицу и увозят с собой всю казну Хорезма и три тысячи ремесленников! Мало того: к ним попала в плен моя сестра! И только чудо спасло ее от грязных рук кагана Богра! Что ты скажешь в свое оправдание?

– Мой повелитель, – ответил Фарасман, не поднимая головы, – мне нет оправдания. Самое суровое наказание не загладит вины перед моим господином. Прикажи казнить своего раба, чтобы я не жил с таким позором, ибо горечь того, что я подвел своего повелителя, легла невыносимо тяжким грузом на мой разум и сердце.

– Ты прав, Фарасман. Никакое наказание и даже пожелай я казнить тебя, это не исправит твоей безмерной вины передо мной и Хорезмом. Но ты был прав, когда говорил, что от Богра исходит великая опасность. И потому я дарую тебе возможность еще послужить Хорезму и устранить последствия твоих ошибок.

– Благодарю тебя мой повелитель за великую милость. Я не подведу тебя мой господин, – и Фарасман, поцеловав сапог Артавы, чутьем опытного сановника поняв, что разговор окончен начал отползать задом к двери так и не встав с колен и не подняв головы.

* * *

– Так значит, они не знали, что армия Хорезма находится у стен Самарканда, пока ты не сообщил им это? – Фарасман продолжал допрос лежащего перед ним хорезмийца, руки которого были привязаны за спиной к его же ногам.

– Простите меня, мой господин, – прошептал обреченно он, еле шевеля разбитыми губами, – они пытали меня.

«То, что он был, подвергнут жестоким истязаниям, это очевидно. У бедолаги по всему телу глубокие порезы, в нескольких местах срезана кожа и еще ему выбили зубы. Но это его не спасет», – размышлял Фарасман глядя на связанного. – «Он выдал важные сведения гуннам, пусть даже под страшными пытками, а это предательство и оно должно быть наказано, дабы другим неповадно было».

– Ты заявляешь, что его первой мыслью, было, двинутся в Самарканд на помощь Селеквидам? И отчего же он не напал на нас? Почему Богра передумал?

– Не знаю, но он сразу же принял решение покинуть столицу и осадить крепость, где вас ждал шах.

– Да-а, – задумчиво ответил Фарасман, – он осадил Круглую крепость, но отчего-то тоже не стал штурмовать ее.

Тут на стенах темницы закачались тени. Порыв свежего воздуха, подувший следом за открывшейся тяжелой деревянной дверью, почти потушил горящие на стенах лучины. Вошел воин и сообщил:

– Господин, командир гарнизона Круглой крепости явился и ждет вас в вашем дворце.

– Хорошо, – с выдохом ответил Фарасман и направился к двери.

– Господин, а-а с ним как быть? – спросил воин, освещая факелом изувеченного хорезмийца.

Фарасман с секунду поразмыслив и указав пальцем на яму округлой формы в углу темницы, ответил вопросом:

– Глубокая?

– В три человеческих роста.

– Бросьте его туда и замуруйте вход в эту камеру.

– Но, господин, – попытался возразить воин, – он из знатного рода и его дядя Фардис…

– Поэтому я и повелеваю замуровать стену, – резко оборвал его Фарасман и в ответ на недоумение и вопросительный взгляд воина посмотрел на него так, что тот согнулся в глубоком поклоне. Фарасман вышел из камеры, не обращая внимания на вопли и мольбы о пощаде связанного хорезмийца…

* * *

– Значит, они сняли осаду сразу же, как только посланник кагана выехал из крепости. Как говоришь, звали его? Сакман? – поинтересовался Фарасман, садясь на край небольшого декоративного бассейна, наполненного водой.

– Да, мой господин, – ответил ему командир гарнизона Круглой крепости.

– Это тот самый Сакман, вождь могущественного рода идель в племени канглы?

– Да, мой господин.

– Как так? Он ведь поклялся отомстить Богра за смерть своей младшей сестры Гюнеш? Как мне известно, ведь именно Богра сообщил о том, что жена Шоже любилась со знатным аланским воином Саулом и тот, узнав об этом, в ярости жестоко расправился с ней.

– Может потому что все-таки вина в предательстве ложится на Гюнеш, Сакман решил простить Богра?

– Нет, – задумчиво ответил Фарасман, – Шоже, Богра, Сакман, все знали, что Гюнеш была невестой Саула. Но после победы над аланами и бегства Арпада со своим племянником Саулом, Шоже потребовал в жены Гюнеш, чтобы разозлить их и заставить вернуться хотя бы Саула, который в бою чуть было, не убил его. Но случилось так, что Шоже сам сильно увлекся своей молодой женой и забыл о Сауле. И пока каган гуннов находился в походе в Согдиане, Гюнеш встретилась с Саулом, который рискуя жизнью, вернулся за ней. Они могли бы сбежать, но страсть, охватившая их обоих, задержала. А в это время и как раз в этом месте Богра охотился со своим дядей Буюком, которые и поймали их за интересным занятием. Саул, прекрасный воин, смог отбиться от них и бежать обратно в свои степи, но все же Гюнеш с собой увезти не смог. Гюнеш умоляла Богра отпустить ее вместе с Саулом, но он остался верным своему отцу. Перед смертью она успела отослать гонца Сакману, и ему стало обо всем известно. Сакман очень любил свою сестру. Все ее любили за ее красоту и доброту. Отец их, узнав, какой смертью погибла его любимая дочь, умер от горя на месте. А Сакман, взобравшись на самую высокую вершину священных для всех степняков гор Улы-Тау, поклялся перед Тенгри и духами предков, что отомстит за смерть своей сестры. Сакман не такой человек, который нарушает свои клятвы, тем более данные своим предкам. Здесь что-то другое! Что-то другое заставило его изменить клятве, – закончил Фарасман, водя рукой круги по воде в бассейне.

– Простите меня, но тогда я не знаю…

– А, что сказал Сакман нашему повелителю, когда он прибыл в крепость?

Командир гарнизона Круглой крепости нахмурился, вспоминая, и немного погодя ответил:

– Ничего не сказал, кроме обычного приветствия. Сакман и наш повелитель обнялись, будто родные братья после долгой разлуки. Потом почти весь день беседовали втроем в башне, выпили несколько кувшинов вина, хоть шах и не терпит этого зелья, отбирающего разум.

– С ними был Аспар?

– Да, господин.

– Ну да, они росли вместе в детстве как родные братья и они родственники по материнской линии.

– Как так? – удивился командир гарнизона Круглой крепости. – Мать Сакмана ведь из сакского племени гузов?

– Да, так оно есть. Матеря матерей Сакмана и Артавы родные сестра. А Аспар двоюродный брат Артавы и, получается, тоже родственник Сакмана. Вообще система родства у кочевников очень запутанная. Если покопаться, то в итоге получится, что все они друг другу родственники. Но это не мешает им постоянно воевать, грабить и убивать друг друга. Вот как Сакман. Пришел, напился дармового вина из шахских кладовых, забрал подарки для своей матери. А прикажи Богра начать штурм крепости, он первый и повел бы в бой своих канглы и даже не вспомнил бы, что вот только что праздновал встречу с Артавой. Так почему же он все-таки не стал атаковать вас, а? Ведь у него были все шансы на победу.

– Не знаю, мой господин. Может он испугался, узнав, что армия Хорезма под вашим командованием возвращается.

– Да нет, – покачал головой Фарасман, – он прекрасно знал, что мы будем возвращаться еще несколько дней. А воинов в крепости было слишком мало для отпора гуннам. С такими воинами, разбившими армии страны Чин и Парфии, и талантом полководца, он мог бы легко завоевать всю страну. Используя ресурсы Хорезма, Маргианы, Согдианы и военную мощь кочевников…

– Он бы не смог удержать под своей властью все эти страны, отец, – перебил его командир гарнизона Круглой крепости.

– Ты прав, Бехрем, – ответил Фарасман и, внимательно взглянув на него, добавил, – завтра ты отправляешься в страну Чин.

– Но, отец…

– Ты возглавишь посольство Хорезма и предстанешь перед императором Лю Ши, – перебил его Фарасман.

– Повинуюсь, мой господин, – склонился в поклоне Бехрем.

– И вот что ты должен передать императору…

* * *

Я ехал во главе колонны всадников по направлению к Таразу. Хорезм мы покинули без сражений уже на третий день после того, как я снял осаду Круглой крепости. Сразу же, как мы покинули границы этой благодатной страны, Сакман с сородичами ушел в свои кочевья. Мы тепло попрощались, он снова заверил меня в своей преданности и обещал вернуться к весне с туменом своих воинов для похода на гуннов Кокана. Откуда-то все знали, что воевать с Коканом я собрался именно весной. Желания у меня устраивать разборки со «своим» дядей и объединять всех гуннов не было никакого. Для этого, во-первых, надо было переться за тысячи километров аж на восток Казахстана моего времени и даже дальше на территорию Западной Монголии и Южного Алтая, а, во-вторых, опять-таки никто не знает, как обернется этот поход в итоге. Я бы про Кокана вообще забыл, если не одно обстоятельство, которое меня очень напугало.

* * *

– Проснись, эй, туткек25, проснись, – услышал я сквозь сон, – туткек, эй, проснись, – тут меня начали теребить за плечо.

«Это что, ко мне обращаются?» – подумал я, сквозь сон пытаясь открыть глаза. Сверху сквозь открытый шанырак юрты на меня смотрело рваное лицо луны.

– Туткек, ты проснулся?

Я повернул голову на голос и, увидев Тураки-хатун, вскочил.

– Аже, вы зачем здесь?

– Не называй меня так, туткек. Я знаю, что ты не мой внук. Душа моего внука ушла к своим предкам, а в его тело вселился ты, туткек. Я еще тогда, когда ты пришел к моему сыну, заподозрила это, а когда услышала тебя и увидела, как ты себя ведешь на совете вождей, то сразу поняла, что ты не мой внук.

– Что вы говорите, аже? – в испуге смог только это сказать я.

– Замолчи, туткек, и послушай меня, – в приказном тоне сказала она, – я никому не скажу, что ты не мой внук, если ты дашь клятву, что убьешь Кокана и привезешь мне его голову, чтобы я лично смогла изготовить из его черепа чашу и пить из него вино, которое будет утешать меня. Я вижу, что только ты сможешь объединить канглы и гуннов, что бы убить его.

– Но, ажж-э-э, госпожа, ведь не Кокан убил вашего сына, а солдаты ханьского генерала Чен Тана?

– А-а, все-таки я оказалась права, что в теле моего внука нет больше его души, – горько произнесла она надломленным голосом, но тут же, собравшись, продолжила в своей прежней властной манере. – Мне теперь неважно кто ты, туткек, бежавший из чертогов Тенгри, или демон из подземного царства Эрлика, или простой дух воина, которого не приняли предки и бродивший среди живых в степях. Но ты должен убить Кокана. Не ханьцы виноваты в том, что мы бежали и потеряли власть и единство гуннов. Ханьцы исполняли лишь свой долг, пытаясь обезопасить свое государство от наших набегов. А Кокан предал своего кагана, соблазнившись ханьской девицей и ее ночными посулами. Он не успокоится, пока не покончит с тобой. И ради этого и сохранения власти он пойдет на все и подвергнет государство гуннов многим бедам, которые уничтожат в итоге нас. Поэтому предательство должно быть наказано. Ты меня понял, туткек?

«А ведь права старуха, – подумал я, – от предательства Кокана и началось падение могущества гуннов. Гунны Атиллы, появившиеся в Европе через почти пятьсот лет, это последний всплеск и жалкое подобие их былого величия».

– Что молчишь, туткек?

– Что же вы хотите от меня услышать, апа? Мы сейчас не сможем бороться с Коканом. Даже Шоже будучи каганом гуннов потерпел поражение…

– У тебя есть то, чего не было у моего сына. Все кочевники верят в то, что тебя ведет Тенгри и это вдохновит твоих воинов и внесет страх в сердца гуннов Кокана. Поклянись мне перед Тенгри, что не позднее священного праздника бие мурындык26 ты исполнишь мое повеление.

– А когда этот праздник?

– Ты что, туткек, совсем…? – Тураки-хатун с еще большим подозрением посмотрела на меня, затем махнув рукой, продолжила, – у тебя тринадцать лун. Не выполнишь обещания умрешь, умрешь страшной смертью. Так, что скажешь, туткек?

– Апа, завтра мы выходим в поход на дахов и, если я вернусь, то клянусь Тенгри, что сделаю все возможное для того чтобы исполнить ваше повеление, – выдавил из себя в страхе я. Ну, а как же еще? Страшно убивать здесь умели.

Тураки-хатун, внимательно посмотрев на меня, сказала:

– Не если. Ты вернешься. Уж не знаю почему, Тенгри ведет тебя, я это вижу, хоть ты и не веришь в него и в его силу. Я не знаю, кто ты, и с каких миров ты явился, но я вижу, что ты хочешь жить. Ты получил тело, в котором течет моя кровь и кровь моего сына. Потому твои дети будут потомками моего сына. Так, что побереги его, – и неожиданно закончив, Тураки-хатун вышла из юрты.

* * *

Вот с таким вот страхом перед «своей» бабушкой, вернее перед тем, что она может все рассказать вождям, я возвращался в Тараз. Узнай вожди племен и родов, что «царь-то не настоящий!» тут мне и трындец наступит. Даже мои победы над китайцами, успешные походы в Маргиану и в Хорезм не спасут меня. Вождям не нужен слишком популярный в народе правитель. От такого кагана исходит уж слишком большая угроза их независимости. По сути, кто я сейчас? Каган только по названию. В реальности просто верховный командующий объединенными войсками кочевников. Не пожелай вожди привести своих воинов, не будет объединенной армии, а значит и командующего. Да, у меня сейчас есть верные мне вожди родов усуней, саков перешедших под мое покровительство, есть гвардия из преданных мне гуннов. Но гуннов всего-то несколько тысяч, а верность усуней и саков обусловлена тем, что они сейчас полностью зависят от моей доброй воли. Поэтому вся реальная политическая и исполнительная власть находится в руках истинных повелителей Степи – родовых вождей.

Мне с нетерпением хотелось вернуться в город и посмотреть, что там за два месяца моего отсутствия отстроили. Должны были стену полностью восстановить, кузницы новые поставить, доспехи рыцарские выковать, оружие. После увиденных в Маргуше и Хорасмии садов, фонтанов и бассейнов мне хотелось, чтобы в моем городе было также. Благо мастеров и садовников мы захватили с собой достаточно, чтобы быстро и качественно все это построить и посадить.

– О чем задумался, Богра? – обратился подъехавший ко мне справа Иргек и, не дожидаясь ответа, продолжил, – в одном дне перехода севернее находится столица канглы, город Кангар. Надо бы заехать и поприветствовать твоего прадеда Баджанака. Тем более, что мы не почтили его еще перед тем, как направится в страну дахов. А то потом Тураки-хатун рассердим…

– Думаю, что нам не придется ехать в Кангар, – сказал ехавший слева от меня Ирек и показал рукой в сторону севера.

Мы все дружно посмотрели туда, остановив лошадей. Вздымая облако пыли на нас неслась, заполняя весь горизонт, лавина конницы. Я с тревогой посмотрел на близнецов. Но они ничего не предпринимали и спокойно продолжали стоять, не отдавая необходимых в таких случаях команд о подготовке к бою. Но на их лицах начинало отражаться удивление, которое становилось выразительней по мере приближения армии канглы.

– Впереди войска едет сам хан Баджанак, – сказал Иргек. А затем воскликнув:

– Да за ним следует, по меньшей мере, половина всех воинов канглы! Надо приветствовать его как подобает, все-таки он хан канглы и сейчас самый могущественный человек во всей Степи, – и сошел со своего коня. За ним спрыгнул Ирек.

Я, посмотрев на них, тоже решил сойти с лошади.

В метрах двухстах от нас «лавина» враз остановилась. От которой, убавив скорость, к нам приближался десяток всадников. По мере их приближения я увидел, что впереди всех ехал старик в синем кафтане. На голову, несмотря на удушающую жару, была надета меховая шапка. Старик, в отличие от вооруженной всякого рода оружием и защищенных броней свиты, был безоружен. На его поясе висел только длинный нож.

Баджанак и его свита, приблизившись, в метрах десяти от нас остановились. Вблизи хан канглы выглядел еще старше, лет на восемьдесят. Его загорелое и обветренное лицо было высушено годами. Синий кафтан, надетый на нем, густо прошитый золотыми нитями, висел как на вешалке на его костлявом теле.

«Да как же он ехал на лошади целый день, он же рассыпаться мог?» – и тут старик, будто прочитав мои мысли, легко, не хуже подростка-кочевника, спорхнув со своего коня, направился к нам.

Иргек и Ирек, приложив правые руки к сердцу, склонились перед ним и одновременно изрекли:

– Приветствуем тебя, хан Баджанак.

Но хан, даже не взглянув на них, подошел ко мне и крепко обнял меня так, что кости захрустели.

«Ого, у шала-то силищи еще хватает», – подумал я с удивлением.

– Прости меня, мой внук! – проговорил он сквозь слезы.

«За, что?» – подумал я, с еще большим удивлением посмотрев ему в лицо, но сказать ничего не смог. Меня охватила робость перед ним. Несмотря на все его телесное тщедушие, от него исходила почти осязаемая аура власти и силы. От чего я и стал «тормозить».

– Прости, Богра, за то, что я не смог уберечь твою аже и свою дочь! – снова сказал он.

– Что случилось, хан? – враз выкрикнули Иргек и Ирек.

Баджанак повернулся к ним, на его лице появилось деланное удивление и вопрос, как будто он только сейчас увидел их стоящих рядом со мной.

– Мы советники и родственники вашего правнука, кагана всех кочевников и властелина Великой степи Богра, потомки младшего сына великого кагана Модэ Иргек и Ирек, – проговорили они, снова склонившись перед ним.

Баджанак повернулся и посмотрел на меня, будто спрашивая: правда ли это. Я машинально кивнул.

Хан снова повернулся к близнецам и тихо произнес:

– Так вы еще не знаете? – а затем, уже обращаясь к стоящим позади меня тысячникам, сотникам и всей моей армии, неожиданно для его старческого тела громким и звучным голосом профессионального оратора выкрикнул:

– Так вы еще не знаете? Пять дней назад этот полукровка, сын ханьской шлюхи Шымыр, во главе двух туменов усуней и трех туменов ханьцев разорил кочевья саков и усуней принявших покровительство моего внука – великого хана Богра. Город, построенный его отцом – великим ханом Шоже – на реке Талас они сожгли и разрушили, а всех жителей, не успевших укрыться, убили. Они убили и мою дочь – Тураки!

Глава

VIII

– Вождь! Парман с остатками армии укрылись в Самарканде, – сообщил воин в желтом плаще, накинутом поверх золоченных доспехов.