Тёмный легион

Когда добрался до дороги, выяснилось нечто удивительное. Программисты по каким-то причинам повернули не туда, и направились прямиком к Цитадели. Цент некоторое время стоял на месте, пытаясь понять, что побудило берсеркеров избрать это направление. Затем лицо его прояснилось, и он, воздев очи к небесам, весьма набожно перекрестился.

– Спасибо! – поблагодарил Цент высшие силы. – Вот за это – спасибо!

Все стало ему ясно, не без божьей помощи, разумеется. Программисты просто перепутали направление и свернули не туда. Они хотели покинуть земли некроманта и вкушать консервы, но небеса не попустили этого. Глупые берсеркеры, в настоящий момент, двигались прямо к Цитадели.

– Ну, это меняет дело, – рассудил Цент.

Желание нагнать и наказать злодеев не уменьшилось, ведь преступный умысел оных был очевиден, но теперь хоть сердце перестало заходиться, стоило только представить, как эти лишенные элементарных представлений о порядочности индивиды погружают в себя вкусную еду. Цент понял, что программистам не уйти от возмездия. Никуда они не денутся из окружения. Впрочем, мешкать все же не стоило. Трех голубков могли в любой момент схватить мертвецы. Цент не мог этого допустить. Если берсеркеры от кого и примут муки и терзания, то лишь от его руки.

И защитник консервов, утолив жажду снегом, устремился в погоню.

Изнемогшие после умопомрачительно долгого и трудного марш-броска берсеркеры залегли в снегу, из своего укрытия поглядывая на безмолвную и мертвую Цитадель. Черные от копоти стены приобрели столь зловещий вид, что все трое тут же пожалели, что явились сюда. Возле выломанных танком ворот громоздились присыпанные снегом остовы сгоревших автомобилей. На стене трепыхался на слабом ветру водруженный Центом флаг. Мертвецы, взяв крепость, оставили его без внимания.

Ни одно движение, ни один звук, не нарушали могильного покоя последнего оплота человечества. Еще не так давно вся Цитадель была полна людьми, в ней кипела жизнь, в ней едва не погибшая цивилизация собиралась дать первый росток. Теперь же это были просто обгоревшие и частично разрушенные развалины. Здесь больше не было жизни, и, вероятно, не будет уже никогда.

Мрачности картине добавляли сгущающиеся сумерки, должные, как подсказывала логика, вскоре смениться ночной тьмой. Коротать ночку на свежем воздухе, с учетом интенсивно понижающейся температуры оного, было сродни самоубийству, так что какой-либо выбор отсутствовал – следовало сгрести в кулак всю отвагу, и идти внутрь, на разведку. Вот только почему-то никто из берсеркеров, еще утром настроенных на суицид, не рвался в добровольцы.

– Вроде там нет никого, – прошептал Владик, поглядывая на проем ворот. Внутри была еда, оружие, были помещения, оборудованные печками, был запас угля. А у него уже весь организм отмерз, желудок же от голода сводило так, будто проглотил ежа.

– А вдруг это ловушка? – таким же точно храбрым шепотом усомнился Петя.

– Но мы же шли в рейд, – напомнил Владик. – В последний рейд.

Мечтать о славной смерти в кровавом бою было даже приятно, но вот воплощать эти фантазии в жизнь почему-то никто не рвался. Даже Владик уже расхотел в Вальхаллу, и стал тихонько жалеть, что покинул Цента и поперся с коллегами в последний поход программистов. Пусть с извергом было плохо, но хоть как-то, да было. К тому же лучше луковая диета, чем мучительная смерть.

– Ребята, если останемся тут, то точно околеем, – сообщил Владик. – Я уже ног не чувствую. Да и рук.

– А я себе промежность растер, – пожаловался Вова. – Мы так быстро шли.

– Так идем до конца. Пусть лучше зомби быстро загрызут, чем от холода загибаться. Я где-то читал, что это невероятно больно.

Довод подействовал. Храбрецы поднялись на ноги.

Владик помнил, какой зверской была битва, и сколь многих мертвецов защитники разнесли на куски, пожгли и порубили. Но почему-то вокруг крепости не валялись их останки, будто марионетки Легиона подобрали всю мертвую плоть, и унесли с собой. Она, в общем-то, не залежится без дела. Некромант давно наловчился мастерить из нее разных жутких тварей, и отправлять оных на охоту за живыми людьми.

Возле ворот герои замешкались. Кому-то надо было идти первым, и этот кто-то решительно не желал находиться. Петя и Вова косились друг на друга, но с места не двигались, Владик надеялся, что кто-то из его соратников явит пример безграничной отваги и переступит через инстинкт самосохранения, но просчитался. Поскольку торчать на месте было уже невыносимо, ибо ноги отмерзли так, что не чувствовались пальцы, Владик первым двинулся в ворота. Дружина шла следом, в трех шагах за предводителем, тем самым сохранная небольшую фору на случай панического отступления.

Когда все трое вошли в крепость, стало ясно, что их страхи были напрасными. Цитадель была пуста. Двери, ведущие в жилые контейнеры, были все до одной распахнуты настежь, а многие из них выломаны неодолимой силой. Мертвецы, захватив крепость, взяли то, зачем приходили – живых людей. Всех до одного. Владик, имевший удовольствие гостить у Легиона, знал, что ожидает пленников некроманта. Скорее всего, все они сейчас лежат в контейнерах из мертвой плоти, ожидая момента, когда настанет их очередь расстаться с честно нажитым мясом.

От невеселых дум Владика отвлек странный дробный звук. Оказалось, что это лязгают от холода его собственные зубы, да и соратники уже успели покрыться инеем.

– Давайте найдем место для ночлега, – предложил лидер рейда. – Нам нужно согреться.

– И отдохнуть, – добавил Петя.

– И поесть, – поддержал друзей Вова.

Выбор пал на штабной контейнер – тот был утеплен лучше прочих, и в нем стояла самая лучшая буржуйка. Уголь и дрова, запасенные обитателями Цитадели на зиму, оказались на месте, мертвецам они не понадобились. Пока Петя и Вова занимались печкой, Владик, немного труся, добрался до продовольственного склада, с которым у него было связано столько всяческих воспоминаний. Зомби, к счастью, не заинтересовались человеческой едой, и Владик спокойно наполнил сумку разнообразными консервами. Мелькнула мысль, что надо бы подумать и об оружии, раз уж собрались в рейд, но тут же решил, что это дело подождет и до завтра. В конце концов, рейд дело не срочное. К нему требуется основательно подготовиться, хорошо отдохнуть, отъесться, набраться сил. Оценив запасы провизии, Владик понял, что завтра они выступить никак не смогут, да и послезавтра, пожалуй, тоже. Основательная подготовка является залогом успеха любого военного предприятия. Такие вещи не делаются сгоряча, требуется все продумать, спланировать, набросать план сражения. А это неделя минимум, или больше.

Отложив акт коллективного героизма на неопределенный срок, Владик вернулся в штабной контейнер с полными сумками еды. Внутри уже было тепло, в буржуйке полыхал огонь, а Петя деловито подбрасывал в топку уголь. Зайдя в убежище, Владик запер дверь на внушительную щеколду, затем подумал, и подпер ее тяжелым сейфом, который удалось сдвинуть с места только всем воинским коллективом.

Консервы поставили на печку, дабы те разогрелись, после чего Петя сказал:

– Мы тут подумали, пока ты за едой ходил…. В общем, завтра в рейд, наверное, идти не стоит.

Владик как услышал это, так возликовал. Вот что значит истинное единение. Они уже думать начали одинаково, и, не сговариваясь, принимают идентичные решения.

– Нужно подготовиться, – заметил Вова. – Такие дела не делаются просто так.

– Вы правы! – с жаром поддержал соратников Владик. На самом деле, идти в какой-то рейд ему уже не очень-то и хотелось. Сбежав от Цента, оказавшись в теплом и безопасном убежище, раздобыв еды, он вновь ощутил желание жить. Пусть мир зомби-апокалипсиса жесток и опасен, но это еще не повод накладывать на себя руки. К тому же теперь их трое, а это кое-что да значит. В Цитадели полно оружия, так что постоять за себя они сумеют. А припасов хватит, чтобы покинуть подконтрольные Легиону земли и добраться до менее опасных мест.

– Знаете, я тут подумал… – произнес Владик, готовясь вывалить все эти соображения соратникам. Что-то подсказывало ему, что берсеркеры без колебаний согласятся с его новым планом. Чем идти на верную смерть, лучше отправиться навстречу новой жизни. Кто знает, вдруг они найдут еще один оплот цивилизации, или симпатичных девчонок, или еще что-нибудь интересное?

– Знаешь, и мы тоже подумали… – выпалил Петя.

– Мне кажется, мы все подумали об одном и том же, – понимающе улыбнулся Владик.

– Ребята, тушенка согрелась, – обрадовал коллектив Вова.

После этих слов снаружи в дверь ударило что-то тяжелое и страшное. От неожиданности Владик сел мимо лавки, Петя пронзительно завизжал, а Вова обжег руку, случайно схватившись за раскаленный бок буржуйки.

– Что это? – зарыдал Петя. – Что там?

– Мертвецы? – проблеял Владик.

Но правда оказалась куда страшнее.

– Эй, там, на хате! – прозвучал снаружи хорошо знакомый всем троим голос. – Ну-ка резко отперли, иначе схожу за базукой.

Поскольку Цент запросто мог шмальнуть по контейнеру из гранатомета, программисты торопливо оттащили в сторону сейф и отодвинули щеколду.

– Ну, здравствуйте, мои хорошие, – поприветствовал их Цент, вваливаясь внутрь. Берсеркеры не ответили на приветствие. Все трое обильно слезоточили. Только что, как казалось, их жизнь наладилась, сменившись долгожданной белой полосой. И вот опять, вновь во тьму, мрак и безнадегу.

– А, и покушать мне разогрели! – обрадовался Цент, видя консервные банки на буржуйке. – Ну, молодцы, что сказать. А я вот шел и думал – хорошо бы горячим перекусить.

Сбросив бушлат, Цент подсел к столу и нетерпеливо постучал по нему кулаком. В тот же миг перед ним материализовались услужливо открытые консервы, а в одну из банок была любезно помещена ложка.

– Ты, прыщавый, – сказал изверг, обращаясь к Пете. – Метнись на склад, принеси водки.

– А если ее там нет? – озадачился Петя.

– Тогда лучше бы тебе вовсе не возвращаться.

Побледневший берсеркер покинул контейнер, Цент принялся за еду, восполняя растраченные силы. Пока гнался по сугробам за беглыми программистами, похудел килограмм на десять.

– Ну а вы что стоите? – спросил он, заметив, что Владик и Вова застыли двумя столбиками у противоположной стены.

Владик знал Цента хорошо, гораздо лучше, чем хотелось бы, и потому он не сдвинулся с места. А вот Вова, наивная и неопытная душа, решил по глупости, что изверг предлагает им присоединиться к трапезе. Ну и рванулся к столу, да так резво, что успел не только сесть на лавку, но еще и протянуть руку к тушенке. Владик зажмурился, ожидая ужасного, но Цент сегодня проявил несвойственную себе гуманность, и покарал за покушение на харчи всего лишь звонким ударом ложки по лбу. Вове, однако, и того хватило, чтобы свалиться со скамьи и рухнуть на пол. С уст его сорвался крик страдания, Владик, опустив взгляд, увидел, как на лбу опрометчивого коллеги распускается алый бутон гематомы.

– Совсем вы одичали без хозяйского присмотра, – сделал вывод Цент, продолжив процесс насыщения. – Ну да я из вас всю эту дурь выколочу. Ишь чего удумали – на тушенку нацелились. Владик вам, разве, не поведал, чем положено питаться программистам в условиях зомби-апокалипсиса?

– За что? – возрыдал Вова, корчась на полу.

– За дело. Вставай, симулянт. Ступай, и найди своего приятеля. И передай ему, что если через минуту не явится с пузырем беленькой, прольются реки крови.

Вова кое-как поднялся на ноги, и, потирая отбитый лоб, отправился на поиски Пети. Владик остался в штабном контейнере наедине с Центом.

– Ну-с, рассказывай, – предложил изверг, зачерпнув полную ложку тушенки.

– Что? – пискнул Владик.

– Все рассказывай.

– Я даже не знаю, с чего начать.

– Начни сначала. Так проще.

– Ну, мы, в общем…. То есть, мы хотели…. Мы хотели попытаться спасти людей.

Цент никак не отреагировал на это заявление, продолжая потреблять еду. Владик понял, что должен продолжать. Правда, не знал, что именно следует говорить. Не вываливать же Центу всю эту ерунду про рейд.

– То есть, вы хотели спасти людей? – подсказал ему изверг.

– Да.

– С каковой целью пришли сюда, набрали тушенки, заперлись…. Очкарик, ты меня за идиота держишь?

– Нет, что ты! – испугался Владик. – Просто мы хотели….

– Жрать консервы! – безжалостным тоном обвинителя выпалил Цент. – Только на это вы и способны. Тишком сбежать, путем мародерства добыть себе еды, закрыться на пять замков, и обжираться, не думая ни о ком и ни о чем. И не рассказывай мне эти сказки о вашем намерении спасти людей. Это ложь. Такие, как вы, не способны на подвиг ради других, ибо погрязли в эгоизме. Вы пришли сюда не для того, чтобы кого-то спасать. Вы пришли жрать консервы, ибо ни на что другое не способны. А теперь сознайся, что это так!

– Это так, – покаялся Владик. Иной ответ был невозможен, ведь тогда он противоречил бы мнению Цента, а Цент прав всегда и во всем.

– Вот, что я и говорил, – обрадовался изверг. – Рад, что ты сознался, не пришлось тебя пытать. Потому что если бы я начал, я бы увлекся…. Ох как бы я увлекся! Я бы так увлекся, что ты бы меньше чем первой группой не отделался. А сейчас это было бы некстати. Сейчас ты, и твои дружки, нужны живыми и здоровыми.

– Зачем? – испугался Владик. Он уже как-то привык к тому, что Цент постоянно грозится то убить, то покалечить всех встречных программистов, и вдруг те зачем-то понадобились ему живыми и здоровыми. Это было странно, и это ужасало.

– Затем, очкарик, что вы трое все-таки совершите подвиг. Берсеркер живет ради славной смерти, помнишь это? Так вот – час пробил. Вальхалла ждет.

Глава 15

Ранним утром Цент распахнул дверь штабного контейнера и вывалился наружу. В глаза ударил яркий свет, мороз куснул кожу на лице.

– Ох, вот денек-то! – радостно выпалил бывший рэкетир, полной грудью вдыхая холодный свежий воздух.

Настроение было непривычно приподнятое, Цент даже сам себе удивился – с чего бы? Возможно, то был контраст с последними днями, проведенными в тревогах и волнениях. Все время приходилось куда-то ехать, идти, кого-то преследовать, бить. И все это происходило не по собственному желанию, но в силу сложившихся обстоятельств. Попал как в колесо, и закрутило – не вырваться.

От наслаждения прекрасным утром Цента отвлекли стоны. Были они столь душераздирающими, что, казалось, доносятся из самых глубин ада, а издают их терзаемые бесами грешники. Опустив взгляд, изверг даровал очам картину столь приятную, что настроение, и без того превосходное, улучшилось многократно. Вот бы каждое утро было таким же!

Во дворе крепости выстроились четыре десятка снеговиков. Они стояли, как солдаты, стройными рядами, по десять в линию, глядя все в одну сторону – прямо на верховного главнокомандующего. Впрочем, на этом сравнение с армией заканчивалось. В облике снежных истуканов не наблюдалось ни малейшего единообразия, коим так славны любые вооруженные силы, умеющие причесать под уставную гребенку всякую индивидуальность. Каждый из снеговиков был неповторим и уникален, хотя кое-что их все же роднило – Центу в жизни не доводилось видеть столь уродливые снежные скульптуры. Даже малые дети умудрялись делать их симпатичнее, по крайней мере, у тех хоть было ясно, где голова, а где нет. Тут же создавалось ощущение, что сотворением снежной армии занимались люди с извращенным чувством прекрасного, а то и вовсе оного лишенные, либо же бог приставил их руки к непотребному месту.

– Что за уродские снеговики? – проворчал Цент. – Слава Всевышнему, ночью по нужде не вышел. Увидел бы этих чучел во мраке, сердце бы остановилось.

После того как скульптурам была дана крайне низкая эстетическая оценка, Цент быстро пересчитал их, и помрачнел. Тех было всего сорок три. А ведь он предельно ясно объяснил вчера вечером трем программистам, что каждый должен изготовить к нынешнему утру минимум двадцать штук. За перевыполнение плана сулил бонус в виде завтрака, на тему возможного невыполнения кем-то заданной нормы выразился коротко и ясно – ушибу оглоблей. А когда пухлый Вова заметил, что оглобли в наличии нет, Цент пообещал, что лично его он ушибет кувалдой, которая точно есть.

Пока Цент обозревал заполненный снеговиками двор, в ворота крепости вползли источники душераздирающих стонов. Весь снег в пределах крепости давно закончился, и программистам приходилось прикатывать шары снаружи. При этом Петя и Вова катили каждый по большому шару, явно не щадя себя и сил своих, коих осталось немного. А вот Владик и тут проявил свою подленькую суть – шарик слепил маленький, да еще в процессе скатывания ладошкой соскребал с него слои снега, чтобы случайно не надорваться. Цент как увидел это, так аж породил скрежет зубовный. Ведь сказал же вчера вечером, сказал ясно, прямо, русским языком, великим и ужасным – трудиться всем троим на износ и до изнеможения, себя не жалея и сил не экономя. Два программиста все поняли, а вот третий, неисправимый, традиционно пропустил начальственный наказ мимо ушей.

Цент спустился по лестнице и предстал перед страдальцами. Те, завидев его, отчего-то решили, что труд их на этом окончен, и тут же повалились на землю, изображая предсмертные муки. Прежде прочих бросил работу Владик, он же корчил самые мученические гримасы и испускал такие стоны, будто темные силы уже терзали в аду его грешную душу.

Пройдясь меж снеговиками, Цент придирчиво оценил работу. Сделано все было откровенно халтурно, что говорило об отсутствии старания и таланта. А ведь он вчера сказал программистам, что будет оценивать не только количество снеговиков, но и их качество. Похоже, и это прошло мимо ушных раковин. Вместо того чтобы все мотать на ус, программисты выпучили глаза, и стали задавать глупые вопросы. Интересовались, не шутит ли он, выпытывали, зачем это нужно, затем стали врать, что обессилены и не сдюжат. Цент, разумеется, тут же подбодрил их, пообещав кары немыслимые за ослушание, ну а если кто вздумает сбежать, того грозился изловить и познакомить с паяльником.

– Пожалуйста! – заныл Вова, отчего-то решивший, что своими слезами сумеет зародить жалость в душе Цента. – Мы целый день сюда шли. Нам бы отдохнуть.

– А кто вас сюда гнал? – резонно спросил Цент.

– Ну, мы….

– Сами шли, по своему желанию.

– Но зачем лепить снеговиков? – недоумевал Петя. – Это бессмысленно.

– На свете есть лишь одна бессмысленная вещь – ваши жизни, – поведал Цент. – Вот от них совсем никакого толка. А снеговики, это важно.

– Для чего? – не унимался Петя.

– Ты что, тупой? Не соображаешь? Вот выйду я завтра утречком на крылечко, гляну, а во дворе снеговики стоят, один к одному. То-то мне приятно будет.

– И только для этого? – простонал программист. – Из-за такой ерунды….

– Ты считаешь, что сделать мне приятное, это ерунда? – пророкотал Цент. – То есть, хочешь сказать, что я этого не заслуживаю? То есть….

Дослушивать страдальцы не стали, и опрометью бросились наружу, исполнять приказ. О том, чтобы просто сбежать, они и не помышляли. Все трое уже поняли, что от Цента не скрыться, ибо везде отыщет, отыскав же, неизбежно накажет. И лепка снеговиков в промышленных масштабах, это еще мягкая кара.

– Ну, я вижу, вы тут всю ночь бездельничали, – сказал Цент, подходя к обессиленным программистам. – Снеговиков налепили мало, да таких корявых, что смотреть противно.

– Мы работали без отдыха, – поспешил заверить терзателя Петя. – Даже ни разу не присели.

– Не верю. За ночь могли бы норму выполнить. По двадцать снеговиков на брата, это ерунда.

– Мы старались, – простонал Вова.

– Ну, вы-то может быть, но вот Владик….

Услыхав свое имя, мученик беззвучно заплакал. За минувшую ночь он много раз пожалел, что не согласился на предложение коллег. Ведь мог бы уже быть мертвым, висел бы себе на дереве, горя не знал. И как только допустил мысль, что его жизнь может быть лишена страданий и мучений, пока на свете живет изверг Цент?

– Отпусти нас, – горько заныл Петя. – Мы тебе ничего плохого не сделали. Дай нам уйти. Пожалуйста!

Цент презрительно посмотрел на распростертого программиста, и бросил:

– А спасать своих друзей и подруг из плена некроманта вы уже раздумали?

– Да нам все равно не справиться. Там целая армия мертвецов и всяких монстров. Мы лучше уйдем куда-нибудь. Тут опасно оставаться.

Цент не видел причин скрывать от общественности страшную правду.

– Весь район окружен мертвецами, – сказал он. – Из него не выбраться. Всех живых людей зомби ловят, и съедают. Едят медленно, с пяток.

Петя и Вова прекратили стонать, даже Владик временно приостановил рыдания.

– Это правда? – спросил Петя.

– Еще какая! Я сам видел. При мне одного юношу схватили. Как же он орал! Вспомнить жутко. Я даже время засек – полчаса муки принимал, горемыка невезучий. Уж не знаю, что там с ним делали, но даже и представить боязно. Так что если вы бежать хотите, то подумайте лучше. Отловят вас, начнут с ног потреблять. Вам оно надо?

Несчастные сотрясались в рыданиях, ибо всякая надежда оставила их. Бежать некуда – поймают и съедят. Остаться, значит и впредь подвергаться изощренным издевательствам матерого изувера. И то до тех пор, пока зомби некроманта не выследят их. И съедят. Медленно. Начиная с ног.

– Я вам говорил, что надо вешаться! – закричал Петя на своих друзей. – Говорил! А ты заладил – рейд, рейд…. Хороший вышел рейд?

Владик ничего не отвечал. Он был занят тем, что горько и безутешно плакал.

– Во всем ты виноват, – продолжал гневаться Петя. – Это он нас надоумил на эту дурость. Сказал, что мы пойдем с мертвецами сражаться. Сказал, что в реале самый лучший рейд. Могли бы уже повеситься. Все ж готово было. А вместо этого перлись сюда целый день, а потом еще этих чертовых снеговиков всю ночь лепили. Отличный рейд получился! Всю жизнь о таком мечтал.

– Э, прошу прощения, о каком рейде идет речь? – вклинился Цент.

Пришлось Пете ввести мучителя в курс событий. Объяснить, что такое рейд, что бывает он простой и героический, что ходят в него лишь самые великие воины, и еще что Владик – козел.

– Совсем у вас мозги спеклись от игрушек, – констатировал Цент. – Однако должен признать, что в идее прыщавого есть и здравое зерно. С земель некроманта не сбежать, а тут он нас рано или поздно отыщет. Так что либо мы, ему назло, добровольно смерть примем, либо дерзнем бросить вызов проклятому упырю. Мне лично больше нравится второй вариант. Лучше умереть в бою, чем жить программистом. А что вы об этом думаете?

– Но если нас схватят мертвецы, они начнут нас с ног кушать… – захныкал Вова.

– Вас ниже пояса никто кушать не станет, – заверил его изверг. – Ну, думайте. Мне подготовиться надо, оружие собрать, припасы. А вы решайтесь. Хотите вешаться – дело хозяйское. Вон веревка, вон перекладина. А мы не такие, мы предпочитаем борьбу. Да, Владик?

– Что? – прохрипел страдалец.

– То! Вставай, пошли к подвигам готовиться. А эти трусы пусть тут остаются. Мы еще сто раз подумаем, прежде чем их в нашу дружину взять.

Владик решительно не помнил, когда это он вызывался в добровольцы. Кроме того, он больше тяготел к тихому спокойному суициду, чем к славной смерти в бою, которая, при всей своей славе, едва ли будет быстрой и безболезненной. Но Цент уже все решил, и за себя, и за него.

Несмотря на то, что в ходе боя с ордами Легиона было израсходовано огромное количество боеприпасов, в Цитадели еще оставалось достаточно стволов и патронов к ним, чтобы вооружить небольшой отряд до зубов и выше. Даже не глядя на автоматы и пулеметы, Цент сразу, не раздумывая, выбрал дробовик. Практика показывала, что очередь пуль мертвец выдерживает без особого ущерба, и даже получив в тушку полный рожок свинцовых гостинцев, сохраняет полную боеспособность. А вот заряд картечи с близкого расстояния может снести покойнику голову или оторвать конечность.

– Владик, ты тоже возьмешь дробовик, – сказал Цент своему оруженосцу.

– Но я не умею стрелять, – признался страдалец, едва державшийся на ногах. Ночное сотворение снеговиков, помноженное на вчерашний туризм через сугробы, выжало его без остатка.

– Придется тебе учиться в процессе. Вот, держи еще это.

Цент протянул Владику топор, от которого программист шарахнулся, как от ядовитой змеи. Топор был огромный, убийственно острый, одно неосторожное движение, и останешься инвалидом.

– Я не умею с ним обращаться, – прорыдал Владик. – Я совсем не боец. Оставь меня здесь. Я тихонько повешусь….

Мощнейшая пощечина обрушилась на физиономию плакальщика, едва не вышибив слабый дух из хилого тела. Владик не устоял на ногах, и присел отдохнуть. Цент навис над ним, с топором в одной руке, и ружьем в другой.

– Самому от себя не тошно? – спросил изверг. – Вешаться он захотел. Да если бы я желал тебе смерти, думаешь, не прибил бы прежде? Хотя, видит бог, много раз хотелось. Вот те крест животворящий – дня не проходило, чтобы не мечтал я подвергнуть тебя процедурам, с жизнью несовместимым. Иной раз до зуда в копчике хотелось взять тебя за одно место, да другим прихлопнуть, дабы и ты не мучился, и я, на тебя глядя, очи свои сим постыдным зрелищем не печалил. А ведь не прибил же. Почему?