скачать книгу бесплатно
– Так о чем речь?
После продолжительной паузы вопрос был озвучен во второй раз. На этот раз с большей настойчивостью и даже с некоторым раздражением.
За время моих размышлений Давид успел надыбать каких-то беляшей, а также взять в плен симпотную девчонку. Его возвращение подтолкнуло меня к мысли, что было бы неплохо сдвинуть дело с мертвой точки. К тому же, сажая девчонку себе на колени, он бросил на меня требовательный взгляд. И это было долгожданной искрой, что подтолкнула меня к действию.
– Так что? – в который раз спросил незнакомец.
И я ответил.
– Балябин мертв…. Вы ведь этого хотели? Так почему бы вам не оставить ее в покое?
Незнакомец расплылся в хитрющей ухмылке. А Давид тем временем сосался с девчонкой, не замечая проблем внешнего мира.
– Боюсь, что этого мало…
* * *
В предпраздничный день в офисе адвоката немноголюдно. Да я и не был расположен тонуть в рабочей атмосфере. На столе передо мной лежал конверт с небольшим посланием. «Ельцин жив!!!» – коротко и немногословно. Когда-нибудь это должно было случиться. Мне было горько от осознания собственного поражения, однако утешительным призом было знание, что никто и никогда не причинит вреда Наташе. Наверное, о такой сделке мечтает каждый.
Раздался звонок коммутатора.
– Геннадий Петрович, вам звонок по третьей линии.
С неохотой я поднял трубку.
– Слушаю.
В ответ раздался очередной надоедливый голос:
– Геннадий Петрович, это Вера Кагроманова.
– Я вас слушаю.
– У меня к вам вопрос. Можно?
– …
– Не стоите ли вы где-нибудь на ДПНД?.. Нет?..
– Нет.
– Серьезно? Как вам это удалось? По-моему вы первый претендент.
– После вас.
– А?..
– После вас.
– Ха-ха-ха… Годится… Ну, это один-один… Я тоже очень вас…, нет, не люблю, но я вам очень-очень… м-м-м… ну я не знаю…, а другого слова не могу я подобрать, хотя, в общем… А… а скажите… Я вот позвонила вам… знаете что… с какой целью? Угадайте… Можете?
– Нет.
– Почему? Вы же все умеете. Ну… может я мечтаю там это…, чтобы меня затрахали по полной… Ой, я не знаю, у вас там другой это… термин… я не запомнила… Но это не входит в мой бытовой лексикон… Я пыталась… мне это очень-очень нравится…, скажем так… Вы вряд ли такое от кого-нибудь услышите. Просто… просто Геннадий Петрович… я понимаю как вы сейчас все это… да… диспергируете в своем сознании, а потом выбросите это что-то вот…, а это вот она меня достала, а я ее… я ее вы…бну по полной программе!.. Хочу с вами очень сейчас поговорить… Вы меня слышите?..
– Да-да. Я слушаю.
– Помогите мне.
– Чем?
– Сочувствием. Вы такой сердобольный, вы такой замечательный, вы же такой интеллигентный, красивый, высокий, голубоглазый…, а всех того… ну такой интеллигент… а-а-а… чего вашему этому Когану… я не знаю, как его там… Давиду… уф-ф… не помню, да мне это и неважно….а ему это во сне не снилось…, вы же это понимаете. А вот я… А можно задавать вам вопросы?
– Конечно.
– Ах, глупый вы, глупый человек. Вы понимаете отлично, что вы выше-выше их всех… много-много. Вы знаете, я все это пережила. К сожалению это не достает…, я не знаю… ни счастья, ни удачи…, ну, я не знаю чего… Вам смешно?.. Мне это вовсе не смешно… Вам, наверное, приходилось встречаться со многими людьми… А вам приходилось… ну, я не знаю… сталкиваться с достойными людьми, которые бы вас понимали… Вы же общались?.. Случалось ли вам встречаться с людьми, с которыми потом… потом хотелось общаться?.. ну или что-то от них поиметь?.. Ну не общаться… ну на какое-то время… было такое? Это вопрос.
– Было.
– А?..
– Было.
– Так и что?..
– Что?
– И чем это кончилось?
– …
– Это был вопрос.
– Ну, это не кончилось.
– А… А они вам какой-то дивиденд приносят или как?
Или вы просто на них работаете до бесконечности?..
Как на этого… фу… почему-то я его очень невзлюбила… У меня интуитивное неприятие к людям.
Вы считаете, что я неправа?
– Не знаю.
– Ах, да что ж мне с вами делать… не хотите вы со мной откровенно говорить… да?.. не хотите совсем…
– Ну, смотря, что вы хотите услышать…
– Я не заказываю разговоры, я задаю вопросы…
– Я отвечаю.
– Нет, вы отвечаете исключительно тем, что я якобы я хочу услышать. А я хочу услышать не то, что я лично хочу… Это, я не знаю, игра какая-то… ну если бы я сама себе задавала вопросы, а потом отвечала себе на них сама вот то, что я хочу… Мне не надо бы вам и звонить вовсе. Я просто хочу узнать, что вы-то можете ответить.
Сам от себя.
И поэтому я готова задать вам ряд очень-очень открытых вопросов. Можно?.. Нет?..
– Задавайте.
– Но мне нужно, чтобы вы ответили на них искренне. Вы так уже не умеете, вы давно уже так не умеете. Вы знаете почему? Я вам объясню.
Потому что вы зажаты. Вам трудно пришлось… Да… Ну а как всякому еврею, кому легко в нашей стране?.. А потом еще и вторая ситуация. Дело все в том, что это, наверное, в Израиле или где-нибудь в другой стране, там, где свободней люди себя чувствуют. Там люди поддерживают друг друга: евреи поддерживают евреев, армяне армян, а у нас в стране никто никого не поддерживает. А тем более никто не поддерживает евреев и евреек. Это я знаю…, уж это я знаю. И не надо мне бухтеть про то, как вам помог этот ваш то ли Коган, то ли Каган…
Ну ладно. Дело то не в этом, дело в… просто мы так и так все понимаем… Просто мне хочется дать вам понять, что вы не один в этой ситуации, что есть другие люди. А есть другие люди, которые все это понимают, которые вот…
Вы не один. Вы совсем-совсем… и вас многие люди любят. Я хочу, чтобы вы это поняли. Мне тяжело для себя понимать, что я веду себя так безобразно, потому что я не должна была звонить… Ну как же такое… ну я и вам звоню, и что-то у вас еще спрашиваю. Мне перед собой очень стыдно. Я потом себя когда-нибудь прощу. Но я хотела сказать вам что-то хорошее. Вот и все. Вы хотите, что бы я вам еще позвонила?
– Я как-нибудь без этого проживу.
– Что?! Ах, так… Тогда я не буду больше звонить!
– Я это уже слышал… Но вы все равно продолжаете звонить…
– Какое же у вас самомнение….боже мой…
– Не больше, чем у вас.
– Да перестаньте! Я не могу даже представить, сколько женщин вас оставило… Бог ты мой… Вы такой недееспособный мужик в моем представлении. Мне вас жалко. За вами не ходят девки толпой. Не гладят вас, не молятся на вас. Да… не сложилось…
– Это очередная волна вашей фантазии.
– Что? Нет, это не фантазия, это ваша действительность.
Вы сами это знаете. Вы столько все время мне хамите и хамите, до бесконечности… Я понимаю, вы кем-то обижены, вы чем-то обижены. Я пыталась найти… Но я же вижу, я же чувствую, что вы такой замечательный, такой талантливый человек… И вы столько раз обижали меня, обижали, сами того не понимая, обижали, потому что вы дурак самовлюбленный.
Вас до сих пор никто не оценил, поэтому вы так себя ведете: вызывающе, хамски… А я вам руку дружескую подала, но вы даже этого не поняли.
Вы меня отпихнули. Вам трудно по жизни, но дальше, если вы будете себя так вести, станет совсем невозможно. Ну, да ладно… Быть может, когда-нибудь вы в своих мемуарах вспомните, что я поняла в вас самое главное – что вы человек…
День 1. Гастробайтер по требованию
1
– Ау-у-ух!!! – Артем зевнул громко и протяжно, словно некий царствующий лев из яростной пестроцветной саванны, который имел при себе богатую и лохматую шевелюру и который внезапно разинул свою широченную пасть, чтобы во весь голос заявить о своих незыблемых правах на нечто конкретное, но не упоминаемое.
Правда жизнь на деле была куда прозаичней.
В ней не было места ярким метафорам, но было место обыденным рефлексам, при помощи которых Артем, несомненно, пытался выплеснуть из себя всю основательно накопившуюся за бурные трехдневные выходные усталость.
И надо сказать, что эта вышеозвученная усталость и впрямь была огромна, потому как едва Артем в последний раз снял грязно-оранжевую униформу, случилось так, что его не при каких условиях не переставали преследовать всяческие поводы придаться многогранному пороку и прочему безудержному веселью.
«Так-то оно так», – мелькнула мысль.
А приступ безудержной зевоты к тому времени уже длился три или четыре секунды. Только вот никакого вреда в этом не было.
Широко открытый рот и по-собачьи высунутый язык растягивали не только близлежащие мышцы, но и давали посылы к началу миниатюрной гимнастики всем остальным частям одеревеневшего тела.
– Вот так! – гаркнув, произнес Артем вслух, едва ощутил приятную боль в сомкнутых лопатках, от которой утренняя сонливость стала понемногу отступать.
Однако и при отсутствии сравнимого с жаждой желания незамедлительно уснуть самым что ни на есть мертвецким образом, в сознании Артема было мало посылов к тому, чтобы иметь какое-либо явственное желание работать этим раннем утром, тем самым, когда на чистом безоблачном небе все еще светили ярко переливающиеся звезды, и луна испытующе взирала по сторонам всеми своими пятнами и взгорьями.
«И все же нужно работать…».
Застрявшая в голове безысходность отнюдь не являлась чем-то сверхъестественным. Она была еще одной реалией все той же по большей части скучной и однообразной жизни, к которой Артем даже и не пытался приспособиться. Он просто жил наугад, наивно предполагая, что ему и дальше будет продолжать везти в самых абсурдных и безвыходных обстоятельствах неизбежности.
«И мы будем работать…».
Зубы сомкнулись, язык залез обратно в рот – короче с зеванием наконец-то было покончено. Оставалось лишь немного поерзать на неудобном металлическом сидении и посмотреть прямо перед собой.
«Вот так…».
«Именно так и никак иначе».
Всем этим мог бы и закончиться закономерный и неустанно повторяющийся ритуал рождения очередной рабочей смены, если бы можно было обойтись без маленькой немаловажной детали, без которой никак нельзя было обойтись.
Почему? Скорее всего, потому, что в ней содержалась некая изюминка индивидуальности, позволяющая воспринимать Артема ни как рядового водителя трамвая, ни как винтик в системе безропотных механизмов, а как нечто живое, дышащие и имеющие свои собственные чувства и заморочки.
– Вот блин горелый! – с изрядным негодованием ругнулся Артем, едва его взгляд уперся во внутреннюю поверхность лобового стекла.
На ней он без усилий смог разглядеть мельчайшие капельки слюны, переливающиеся в тусклом свете маломощных лампочек подобно дорогостоящему перламутру. Только вот эдакое зрелище отнюдь не заставило его испытать гордость, оно заставило его испытать вполне болезненное и изрядно стойкое чувство стыдливости за самого себя.
«Я не виноват», – в который раз в своей достаточно протяженной жизни Артем пытался привить себе небольшую толику упертой самодовольности.
И как обычно ничего не вышло из этой безнадежной затеи. А потому, несмотря на все прилагаемые усилия и осуществляемые старания, совершенно обычный парень, обыденно и попеременно работающий на оранжево-зеленом поскрипывающем трамвае за номером два, так же как и прежде испытывал все тот же навязчивый дискомфорт, то и дело вылезающий в огромный скользкий мир откуда-то из подреберья.
Вина, неудобство, разочарование и неуверенность в себе – все это совершенно точно вмещалось в одном простом ощущении стыдливости.
Однако кроме всего вышеперечисленного всегда был еще один немаловажный компонент. Без него никогда бы ничего не получилось, без него все давным-давно заглохло бы на корню. А с ним все росло и ширилось, с ним вероломное чувство стыдливости с едким шипением прожигало все имеющиеся внутренности насквозь. Но кто же он? О, этим самым немаловажным компонентом были многочисленные воспоминания обычного человека Артема о том, как незадолго до существующей в настоящем секунды и во многие разы прежде он по каким-то не определяющимся причинам не смог удержать при себе свою собственную слюну. И так уж получалось раз за разом в многочисленном прошлом, что все самые лучшие и благородные позывы всегда заканчивались обильными непреднамеренными брызгами ротовой жидкости.
И раз за разом эти самые брызги, словно незваные пришельцы из глубоко неизведанного космоса, приземлялись на лицах очень даже привлекательных девушек, с которыми Артем пытался познакомиться, очень перспективных работодателей, к которым Артем чудом попал на собеседование, и очень случайных прохожих, от которых Артем успешно и закономерно зарабатывал очередной удар под дых…
«Ну и черт с ним!» – мысленно решил Артем, когда ему наконец-то надоело прокручивать в голове одни и те же мучительные воспоминания, что, безусловно, жалили его детскую лабильную психику похлеще самого гигантского полчища пчел, ос и шмелей.
И тогда он старательно протер рукавом синей клетчатой рубашки испачканное лобовое стекло, внимательно убедился в его чистоте, вздохнул без особых усилий, посмотрел по сторонам, и только после этого все-таки оживил электрический двигатель своего экипажа.
– Р-р-р…, – тихо проурчал мотор, а затем перешел на еле слышный шепот.
