Рубиновые звезды

– А что… случилось-то?.. Прошлой зимой… – не интересуясь обстоятельствами гибели неизвестного в далекой Сибири, Василий одеревенелым языком, все пытался докопаться до истины, которая казалось, была под боком. Он не мог понять, как кто-то, кого он считал мертвым, взял, да и оказался перед ним. Как ни в чем не бывало. Мать не могла напутать. Из ума еще не выжила. Ей, о том происшествии лично поведала тетка Кирьяновна, которую менты привели в пустой и выстывший дом Дровалева, и сообщили, что она будет понятой. Мать рассказала Василию, – получается со слов Кирьяновны, – о том, как «Витя висел под притолокою, с лицом окоченелым, а под ним, на полу – лужица, замерзшая… – и печально повторила слова Кирьяновны, а может, присовокупила свои: – Довели, видать, человека…».

Родных у Дровалева не было. Так что жалеть о смерти его было некому. Дровалев был вор, и люди, его, как всякого «тюремщика», опасались. Выдумать такое Кирьяновна не могла. Да, и зачем?..

– А, что зимой? Что, зимой-то?! – Дровалев выкатил глаза, и они будто юзанув по той прошлогодней, обледенелой земле, хаотично заметались по орбитам глазниц. Он то моргал, то кривлялся, то шмыгал носом, то потирал лицо руками, и взгляд его все блуждал и блуждал, не в силах остановиться. И тогда он, возбужденный недоверием, привстал с земли, и уселся, топчась на корточках. Руки его, опертые локтями о колени вновь ожили, и он замельтешил пальцами как заправский дирижер или фокусник:

– А-а, зимой! Точно. Вот тебе, братан, как на духу! – он выпучил глаза и щелкнул ногтями по верхним зубам. – У этого… у Мохова, с переулка нижнего, гусей ночью сперли. Ну, и, оперюга этот, с райотдела, Халатов, гнида, сразу ко мне. С псиной своей, и прочей кодлой…

Когда Мохов утром увидел, что палка, которой он обычно подпирал дверцу сарайчика, валяется на земле, а сама дверка распахнута, то, как потом он вспоминал и рассказывал: «Мозгами он понял все сразу», но сердце его будто взорвалось, вместе с криком: – Зи-и-нка!!

– Ты чё орешь, придурок! – закричала в ответ жена.

Она шлепала в обрезанных резиновых сапогах по раскисшей в оттепель земле. Неубранные серые волосы изломанно торчали поверх задранного воротника старого пальто, с залосненными боками и обвислыми карманами.

– Гусей у нас украли… – горестно сообщил Мохов.

– Да как… так-то… – почти лишилась слов Зинаида.

– Я, Зин, так думаю: залезли в сарай, сложили в мешки, да уволокли. А как по-другому?

– Семь штук?!

– Семь штук.

Её взгляд упал на собачью будку. Возле нее, шевеля цепочкой, вылизывала пах рыжая, крупная дворняга.

– А, Рыжик-то что?!

– Да хрен его знает. Но точно не гавкал. Я бы услыхал… и гусей, вроде слышно не было – уныло протянул Мохов.

– Ах, ты! падаль такая! – женщина схватила в руки палку, и от души перетянула по заду взвывшего и юркнувшего в будку кобеля. – Я тебя за что, гад, кормлю! – Зинаида приходила в себя, она грюкнула по крыше будки, ноздри ее в гневе раздувались, и Мохов подумал, грешным делом, что и ему она приложит по лбу. И чтобы упредить такое развитие событий, предложил:

– В милицию, что ли, давай…

– Ага! Разбежалась твоя милиция, а полиция ее догоняет. У них морды шире плеч – в двери не влазят! на боках пролежни! Не зря их разогнали, к чертям собачьим, бездельников!

На протяжении многих лет в станице находилось поселковое отделение милиции. Новый начальник райотдела, подразделение это сократил. И в станице остался один участковый. Занимался он, в основном, ведением личного подсобного хозяйства. Ну, и помаленьку прочими мелочами, рассыпанными по страницам административного кодекса. Уголовного – он почти не касался, а о существовании уголовно-процессуального только слышал.

– Ладно. – окончательно пришла в себя Зинаида. – Чего шары вылупил! Пошли «Аниськину» звонить.

Мобильник участкового уполномоченного молчал. И, поэтому, позвонив в сельсовет и узнав номер дежурного по райотделу, супруги Моховы, вынесли обсуждение этого события, на новый, районный уровень. Участковый Анисимов, про которого они подумали вначале весьма критично, в это время был вызван на совещание в этот самый райотдел, и находился от станицы за сорок семь километров. Будь он на обслуживаемом участке, все с большей долей вероятности, проигралось бы по другому сценарию. Менее драматичному. Время службы старшего лейтенанта Андрея Дмитриевича, неумолимо приближалось к пенсионному рубежу. Карьерные устремления у него отсутствовали. Но был он при этом весьма умудрен, и во всем, особенно в таком сложном деле как предварительный сбор материалов о предполагаемом уголовно – наказуемом деянии, полагался большей частью на эволюционный путь развития создавшейся ситуации. То есть на то, что «оно, само собой, как-нибудь рассосется…». Дознание, будь такое совершенно неизбежным, он бы наметил к проведению с четким пониманием того, каким результатом в конечном итоге оно должно завершиться. И появившись на месте происшествии не сразу, а через какое-то время, доделав все свои неотложные дела, он начал бы от самых начал: «…А, были-ли, гуси?»

И, помурыжив Моховых, и так, и сяк, мотая их и путая, и установив с великой долей вероятности, что гуси все-таки были, задал бы вопрос об уплате какого-нибудь налога или наличия санитарных прививок домашней птицы от птичьего гриппа, и узнав, что дело тут швах, с участливым видом сообщил бы о привлечении одного, наиболее ответственного из супругов, к административной ответственности с последующей уплатой штрафа. И вынул бы из потертой папки бланк протокола с вопросом: «На кого составлять?» На этом большая часть населения махала руками, и просила официального хода делу не давать, а Андрей Дмитриевич, подкручивая черные с проседью усы, по-человечески убирал бланк обратно и обещал все же, гусей поискать: «Но понимать вы должны, вы же люди умные! – подкладывал он жирного леща потерпевшим. – Найдутся – я их тут же верну. Но из опыта службы, думаю, что гусей в город продали. И, скорее всего… – он, надев очки, вглядываясь в циферблат карманных часов с надписью «За безупречную службу в органах внутренних дел». – … в виду этого времени суток… – резюмировал окончательно: – Их уже с лапшой доедают. Так что положа руку на сердце, вам их даже министр внутренних дел не найдет, вместе со всем МУРом. Ну, те, еще может, отыщут. Ребята, говорят ушлые… Но только по анализу кала. Бумажку вам вручат, с печатью. Вместо гусей…»

Был у него в запасе еще вариант с вопросом о способах кормления птицы, с неминуемым продолжением: Откуда берутся корма? И есть ли чеки на покупку? Со способом забоя: не усматривается ли жестокое обращение с животными? И так далее, и так далее, до самых уже фантастических:

«…Говорят, завелась у нас в окрестностях чупакабра какая-то…»

Оперативная смекалка участкового Анисимова, как и многих ему подобных на всех участках обслуживания, – на которые внутренними делами поделена страна в своих границах, – не имела права иметь этих самых границ.

Звонок в райотдел все предопределил. Дальнейшие события завертелись как барабан в револьвере у стрелка с Дикого Запада.

Дежурный сообщил начальнику райотдела. Начальник райотдела вызвал начальника уголовного розыска. И пока тот еще не вошел в его кабинет, Александр Ильич, все гонял, как мяч по полю, разговор, состоявшийся в областном управлении: о подвижках, намеченных после Новогодних праздников, и о должности в штабе, сулившей полковничьи погоны. И самое главное, двинувшей-бы его к трамплину, для дальнейшего возможного прыжка на более дальнюю дистанцию. О том уже думалось с придыханием. С приятным таким, немного пугающим холодком…

– …но, сам понимаешь, все должно быть без нареканий, Александр Ильич, – улыбнулся начальник штаба, с тренированным выражением лица человека, знавшего о собеседнике, гораздо больше, чем тот сам о себе. – И с раскрываемостью, и с дисциплиной, и в морально-бытовом… неотъемлемо… Про текущий политический момент, я уже и не говорю – тут, как земля за колхозом! – Александр Ильич согласно кивнул. – Проверка, я так понимаю, нормально прошла? – не мог не кольнуть. – А?

– Так точно. – по-военному отчеканил Александр Ильич, уверенно добавляя – По-другому быть и не могло.

В начале осени на него «капнули» в отдел собственной безопасности. О постройке огромного дома. Явно не по средствам. Дом как дом. Не больше, и не меньше. На новой улице, где он построился, разбитой на высоком берегу вольготно и плавно несущей свои воды реки, только такие и стоят – типовой проект. Двести квадратов. Разнесенных в два этажа. Со второго, открывался прекрасный вид на речную долину и тающую в дымке дальнюю, заречную степь, побуждающую к пространным и приятным размышлениям, вытесняющим своею полнотой все мирское и суетное. Будучи человеком предусмотрительным, Александр Ильич все чеки на строительные материалы и прочие расходы подшивал в специально заведенную папочку. И немедленно предоставил для ознакомления серьезным и хмурым должностным лицам в серых пиджаках, галстуках и белых рубашках. Были сняты копии, заданы дежурные вопросы. Заодно проверили оперативно-служебную деятельность территориального органа. Или, сделали вид? Но ничего, из ряда вон выходящего не обнаружили: основной линией, все-таки, являлась информация по строительству. Сверив затраченное с должностным окладом, и завершив, таким образом, мероприятия, руководитель бригады кисло улыбнулся, пожал ладонь Александра Ильича, и скромно отказался от фуршета. Не солоно хлебавши, эти необходимые проверяльщики – функции, – «Чтоб карась не дремал!» – незаметно исчезли. Ровно так же, как и появились.

В этот райотдел, еще милиции, Александра Ильича назначили со стороны. И он прекрасно понимал, кому мог помешать. В жизни, – тем-более служебной, – всегда перейдешь чужую дорогу. Как известно: всем мил не будешь. Поэтому к проверке отнесся философски. Как к необходимому злу. Будто ничего не произошло. И даже со своим заместителем продолжал общаться в прежнем режиме. Но если особой необходимости не было, то этого не делал. Повергая того, в пучину сомнений и догадок. От них спасала только водка, которая позволяла выплыть и заглушить завертевший водоворот, кружащий вместе с бушующей, поедающей изнутри злобой.

В дверь постучали.

– Зайдите! – отозвался Александр Ильич, и, показывая рукой на стул, отошел от окна и занял свое место в удобном кресле. Он был крепко сложен, и вошел в возрастную фазу мудрости, с умными, все понимающими глазами и мог, – при необходимости, – долго и не мигая рассматривать подчиненных. По местным меркам он прослыл «интеллигентом» и когда сотрудников, привыкших к мату, к крику, к топанью ногами, принялся величать по имени-отчеству и обращаться на «вы», то его поначалу не понимали, и оглядывались вокруг: «К кому это он?» К пустому – не цеплялся, любую суть – выхватывал мгновенно, и вот за нее и был у него главный, справедливый спрос. Большинству подчиненных это нравилось и за это его уважали. В сравнении с прошлым, отправленным на пенсию дуболомом и алкоголиком, нынешний, плыл на белом облаке, в недосягаемой высоте небес. И называли его сотрудники между собой уважительно, по отчеству.

– Валерий Викторович, дежурный доложил о краже гусей. Не в курсе? Узнайте подробности. Соберите группу. В следователе, пока необходимости я не вижу. Пошлете опера, эксперта. Кинолога – обязательно. Участковые – на занятиях. Заберете Анисимова. И если там действительно кража, то наша святая обязанность помочь людям. Не укрыть, а раскрыть – наша главная с вами задача. Вопросы?

– Все ясно. Сделаем Александр Ильич.

– Посмотри, у кого из ребят люди там есть – только реальные. Кто действительно поможет подсветить.

– Люди у нас – везде. Всех озадачим.

– Ну, тогда сложностей для вас особых возникнуть не должно. Собаку обязательно пустите. Весь инструментарий мы обязаны использовать. Пальчики посмотрите, следы. Обход соседей. Всех переписать. Ранее судимые – местонахождение в момент совершения преступления. Возможно причастных – сюда. Жду доклада. Да. Спиртным чтоб ни от кого не пахло. Отвечаете лично вы. Оперсостав получает оружие. Напишите рапорт – я подпишу.

Майор Рыскалов вышел из кабинета со злой, матерной мыслью о гусях, которые так неожиданно нарушили плавное течение служебной жизни: «…сложностей для вас особых возникнуть не должно! – передразнил мысленно начальника. Он хоть и нормальный, но все они… Этот хоть стелет гладко… Конечно! Не должно! Но это же – гуси! На них ни клейма, ни особых примет. Либо белые, либо серые. Да гуси во всем районе такие! Да что в районе! Во всей России! Чужих серых к своим серым пусти – и уже сам не отличишь. А если – продали, или порезали… Лежат мирно в холодильнике. Замерзают молча. Если-бы на месте присутствовал Митрич, то и вопроса-бы даже не возникло. А теперь из-за этих гусей, снаряжай целую экспедицию. И, самое главное, – дай результат. Вынь, да положь! А каким образом – никого не интересует. А, судимые? – Ты где был? – Спал я, гражданин начальник – истинный крест! …Проверяй…»

О том, что можно заявление укрыть, заволокитить, или отказать, такой мысли у майора даже не возникло. После заслушивания доклада о проделанной работе, и, сделав несколько звонков, – в случае расхождения с зафиксированным в объяснении и услышанным по телефону, подполковник мог выехать к потерпевшим, либо свидетелям лично. А если бы он еще и сам раскрыл «это преступление века», а в том, что он мог это сделать, майор не сомневался, – то-о то-о-гда-а…

Чтобы произошло-бы в таком случае майору думать не хотелось. Он был на хорошем счету, – от добра добра не ищут, – и мечтал взобраться на следующую перекладину служебной лестницы.

Минут через пятнадцать, опергруппа в назначенном руководством составе, на уазике защитного цвета без опознавательных знаков принадлежности к государственному ведомству, выехала в сторону станицы. За рулем – оперуполномоченный Богачев. Старший оперуполномоченный Халатов на «штурманском», изучал список неблагополучных лиц, да задумчиво посматривал в панораму лобового стекла. Кинолог Коняев, участковый Анисимов и эксперт Петров с блестящим чемоданом сгрудились позади. Овчарка Рада ерзала в ногах у Коняева.

На выезде из города они заправили автомобиль, и за тридцать минут доехали к месту происшествия. Машина плавно остановилась у калитки. Участок Моховых представлял собой правильный, обнесенный забором, прямоугольник в пятнадцать соток. Дом смотрел фасадом сквозь покрашенную часть забора, чуть левее от калитки, на узкую улицу. Правую, переднюю сторону двора, за широкими, перекошенными воротами, в какие мог въехать трактор или грузовик, занимал сеновал. За ним приютились коровник и небольшой сарайчик. Одна половина его служила курятником, вторая – гусятником. Неподалеку от строений, в правом углу двора находилась утлая будка, вся в светлой шерсти, застрявшей в углах и прочих древесных занозах. На цепи бесилась рыжая собака. За домом и постройками виднелся пустырь огорода, и серые садовые деревья у сетки, отгораживающей от соседей.

– Ты смотри, как разрывается. Не съест нас, зверюга? А, Дмитрич? – обратился Халатов к участковому. Сидящая Рада настороженно поводила ушами.

– Да не должна, вроде… Ты гляди, бойкая какая. Как же ты, псина, гусей-то проворонила? – довольно произнес Анисимов. Он не любил поездки в райотдел и втайне радовался, что его забрали с никому не нужного изучения приказов и инструкций к ним. После ознакомления начиналась сверка текущих показателей и обязательная накачка личного состава. А еще тому, что подвернулась оказия для поездки домой, и не нужно шлепать до гаишников, – чтоб посадили на попутку, – или ждать рейсового автобуса. А, по домам, – он походит. И с людьми поговорит. Это он любил.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.