Развод, изменивший реальность

Я моргаю.

– Это звучит… безумно.

– Конечно, – кивает он. – А ты разве не хотела безумия? Скажи честно.

Я смотрю на него. Его глаза сверкают, будто в них зажгли звезду. Я не знаю, сколько ему лет, откуда он, был ли он когда-то сам таким же странником, как и я, попавшим сюда из другого мира? Или Лиэтра просто нарисовала его, как нужный элемент для полноты картины.

– А что, если я не умею? – спрашиваю я. – Наслаждаться. Быть такой… веселой, живой. Играть.

– Ха, – он смеется. – Ты ведь уже играешь. Даже когда говоришь это. Просто не признаешься даже сама себе. Знаешь, почему ты попала сюда? Потому что тебя сюда что-то звало. А если звало, значит в тебе точно есть часть, которая жаждет безрассудства, эмоций и всепоглощающей любви. В Лиэтру никто просто так не попадает. Не-а, запомни. Никто.

Я замираю.

– Но в Нью-Йорке я…

Я не успеваю договорить, он перебивает.

– Конечно. Ты хочешь сказать, что была слишком вежливая, слишком правильная. Жила по принципу «чтобы быть счастливой, нужно соответствовать». Но тут – наоборот. Счастлив тот, кто плюет на все ради своего удовольствие. Есть одно правило – кайфуй любым возможным способом. Отпусти себя.

Мы выходим на другую площадь. Она открывается перед нами резко, как сцена. Посередине – фонтаны, из которых струится свет вместо воды. Этот свет прозрачный, как стеклянный дождь, и разлетается каплями, которые не падают, а зависают в воздухе. Люди кружатся, у кого-то блестки на коже, у кого-то перья в волосах, кто-то смеется, кто-то поет, кто-то просто обнимается в танце – как будто это их единственная и самая важная молитва.

– Тут не говорят «я тебя люблю», – вдруг говорит Ринн. – Тут танцуют вместо признания.

Он отпускает мою руку, отходит на шаг и протягивает свою снова, но теперь уже как приглашение. Я замираю.

– Я не умею, – шепчу я.

Он поднимает бровь.

– О, опять ты за свое. Ложь номер два.

– Почему два? – мысли путаются.

– Первая была про то, что ты не играешь.

Я качаю головой. И смеюсь. Впервые за долгое время по-настоящему. Не из вежливости и не чтобы заполнить паузу. Просто потому что не могу сейчас не смеяться. Потому что Ринн, этот город, все это сумасшествие – будто разбитая банка с вареньем, которая пролилась на белую скатерть моей жизни, и я вдруг поняла: да пусть, пусть будет пятно, пусть будет сладко, и липко, и неаккуратно. Пусть.

Я кладу ладонь в его. Он не тянет, просто ждет, пока я двинусь. И я двигаюсь. Медленно. Сначала неловко, как будто вспоминаю, как ходить или даже дышать. Он подхватывает, и шаг становится легче. Этот танец – не вальс и не самба. Это просто – движение. И мне кажется, будто музыка звучит внутри меня.

Я чувствую, как под ногами мостовая чуть пружинит. Юбка касается ног, ветер проникает под ткань и нежно щекочет. Он точно шепчет: «больше». Ринн – напротив. Его ладонь на моей талии. Его дыхание не прикасается к моей коже, но я его почти ощущаю. Я ожидаю это прикосновение, даже если оно не случится. Он явно не торопит меня, просто остается рядом.

Мы кружимся. Люди вокруг тоже танцуют, но я не вижу их. Вижу только нас. Фонари пульсируют. Музыка становится глубже. Мир задержал дыхание. Мир ждет, что будет дальше.

– И что же мне здесь делать? – тихо спрашиваю я наконец.

Ринн смотрит на меня, и в его глазах – то самое выражение, которое пугает и притягивает одновременно. Как если бы он держал в руках ответ, способный изменить всю мою жизнь, но не был уверен, хочу ли я его услышать.

Он улыбается. Почти лукаво.

– Я могу показать, – произносит он. – Если ты позволишь.

Я не отвечаю. Просто смотрю на него. Сердце стучит громче, и это не страх. Это что-то другое. Что-то давно забытое. Как дрожь в кончиках пальцев, когда впервые касаешься кисточкой нового холста.

Он берет меня за руку – уже крепче, более уверенно. Пальцы переплетаются, и я иду за ним. Мы уходим с площади, поворачиваем в один из переулков. Свет фонарей становится мягче, почти интимным, шаги стихают, улицы пустеют.

Мы подходим к одному из домов, он открывает дверь. За ней – тишина. Мы проходим внутрь. Первое, что я замечаю – бархат. Много бархата. Глубокий бордо, густой синий, мягкий изумрудный. Интерьер выглядит роскошно и без лишней пошлости.

Ринн ведет меня по коридору, чуть освещенному свечами. Мимо дверей, мимо зеркал. Не знаю почему, но я чувствую себя глотком красного вина, которое только собираются вкусить. Он открывает одну из дверей.