Лучший подарок солнца

Дюша быстро глянул на меня, но промолчал. А девчонок название устроило, согласились, и мирно слезли со злободневной темы на актуальную.

– Серова, винчик где? Тебя за чем посылали?

Остаток нашего почти девичника прошёл спокойно, в тёплой подружественной обстановке, доставленным вином подогревались подружки уже сами, к Дюше и ко мне с наливанием не лезли, знали, что бесполезно. По домам разбрелись довольно устойчиво, да и брести недалеко было, в соседние подъезды. Правда, дорога слегка удлинилась за счёт нарезания десятка кругов вокруг поразившей их воображение машины. Это я от Дюши узнала, когда он вернулся, проводив их, и выяснял, что за повышенный интерес у свежеиспечённых анжуек к чужому авто.

Сама я этот автомобиль так и не увидела – мыла посуду и злилась на себя, что не попросила Ребекку Ивановну научить бытовой магии. У меня получилось самостоятельно разобраться, как почистить одежду, избавиться от пыли и прочие разные уборочные мелочи, но с посудой такой номер не прокатывал, стекло разбивалось, пластик плавился, металл деформировался, нормально мою магию переносил только чугун, но из него была всего лишь одна сковородка. Зато проблемы с горячей водой отсутствовали. Иногда и у соседей, если я умудрялась задуматься, отвлечься и переборщить с силой.

ГЛАВА 6 – Музыка

– Анжуйское вино? Символично, Даш, без слов. Только символ паршивый. Не заметила? Ты про него нормально всё помнишь?

Луч, видимо, помогая освежить мою память, чуть куснул за ухо. Я заварила нам чай, забралась с ногами на диван.

– Нормально, до склероза ещё не доросла. Всё правильно, Дюш, символ нехороший, но как есть. Одна надежда, что не д'Артаньяну достанется. Мы же и сами отравленные, и того, кто попробует, отравим. В вине яд был, а в девчонках… Чего в них только нет, и обида, и злость, и… не ненависть, не знаю, месть какая-то. А кому мстят, сами не понимают, судьбы им одни переломали, а расплачиваются другие.

– Очки сними, пока твои девчонки в их розовом свете собственной невинностью не захлебнулись. Сама соотнеси то, чем оправдываешь, и то, что в реале. Странная месть из постели в постель прыгать, не находишь? И кто там расплачивается? Те, кому плевать, кого поиметь?

– Дюш, они…

– Что? Не такие? Серова твоя не такая? На весь район один несчастный, кто её трахнуть не смог. Клюшева? Пока трезвая и своего козла боится – не такая, а вмажет – вся нетаковость в три секунды слетает, и без разницы, кто под руку подвернётся. Лескина ещё хоть как-то держится, не под каждого валится.

Дюша был прав, и я это знала, и про девчонок знала, но и другое знала:

– Они такими не были. Это тени, из-за них всё.

Его это не убедило, да и, честно говоря, довод мой был так себе, слабенький.

– Луновая, причину и следствие не путай, не понеси их во все тяжкие, никакие тени бы не присосались. Тебе объяснить то, что сама мне объясняла?

– Не надо, знаю я. Но, Дюш, кроме причины ещё первопричина есть. Они все на любви сломались. Из-за неё легко сломаться, когда…

Усиленный довод тоже не особо подействовал.

– Не «когда», а «если». Если она была. А была она, возможно, только у Лескиной. Да и то, недолгая, поэтому и «возможно». Быстро она её забыла. Но у этой хоть как-то, а у остальных –полный мрак. Серова свои намётки на что-то там сама прое…ла. Что, грубо? Но ведь так, и в прямом и в переносном смысле. Овсеев у Клюшевой конченный …, но рвать с ним она сама не хочет. Любит? Не смеши. Любимых рогами регулярно не украшают.

И снова он был прав. Игорь, парень Натахи, погиб в аварии, давно, ещё до нашего знакомства. Другой мужчина впервые появился года через три, уже при мне, случайный знакомый на новогодней вечеринке. Как всё произошло, она не помнила, но после этого кавалеры у неё стали появляться, не частые, Лескина была относительна переборчива. У Инки всё обошлось без таких трагедий, проще и… грязнее. Она своего Витька застукала с соседкой, психанула и отомстила тем же. Орудие мщение само Витьку об этом и донесло, в тот же день он подал на развод. Серова неделю рыдала и клялась во всём, в чём только можно, ничего не добилась и словно с цепи сорвалась, спортивный интерес у неё проснулся, как она сама говорила. Ну, а Ленка, невзирая на Овсеева, на других парней взирала с интересом и в трезвом состоянии, а в пьяном уже не только взирала. И всё же…

– Они её ждали, мечтали, представляли, а оно вот так. Я понимаю, что слабые, что может у них всё было впереди, а может, ещё и будет…

– Сама в это веришь? Своё «впереди» они сами укокошили, своими… не руками. Ни один нормальный на то, во что они превратились, смотреть не станет. А идиоты типа Димки – экземпляры редкие, в Красную книгу занесённые. Не была бы Серова дурой…

– Дюш, за ним самим тень ползает.

– Ты не говорила.

– Недавно появилась.

– На букву «х», – он ушёл к окну, открыл форточку, закурил. – Довела парня овца безмозглая!

– Дюша! Ну, не нравится он Инке, что она может сделать? Мне Димку самой жалко, неплохой вроде бы. Зато за его братцем ничего не ползает.

– Зашибись! Урод настолько, что и тени брезгуют, зато Серова тащится. В чём-то ты с этим анжуйским права, отравлены они по полной, но не кем-то, сами себя отравили, и про других права, травят.

– Не они, мы. Ай, Луч! За что?

– И себя к ним причисляешь? – вот, кажется, Дюша и ответил, за что феникс меня обжёг.

– А, по-твоему, не так? Нет, ну не так, конечно, по-другому, но… Дюш, вот чисто теоретически, представь, решу я завести семью: муж, дети, всё, как положено. И что? Он всегда будет, понимаешь? Я всегда буду ждать Принца, а его не будет, а тот, кто будет, будет не он. Может, человек попадётся хороший, может, даже меня полюбит, но я же ответить не смогу. А безответная любовь хуже любого яда… Луч, ай! Совесть у тебя есть, вредность пернатая? Не жгись, я права. Ай! Луч! Больно же! Нет, Луч, счастье – это когда взаимная, а когда односторонняя – счастья не получится.

– Особенно, если от него прятаться.

– Дюш, не начинай. Всё равно не открою.

Последний раз окошко к Принцу я открывала в тот день, когда уехала Ребекка Ивановна. Хотела подольше, чтобы насмотреться, запомнить каждую чёрточку его лица, каждое движение… всё запомнить. И попрощаться. И первый раз закрыла окно сама, почти сразу. Тени активизировались и повыползали из углов. Даже та, которая у матери, притащилась, её легко отличить, самая проявленная из всех. Я испугалась. Вдруг они смогут пробраться через окно? Строгая королева объясняла, что ничего материального через такие пройти не может, но пустотники не совсем материальны, «присосавшиеся» ещё получают какую-то плотность от своих доноров, а «беспризорные» похожи на привидения. И если даже не просочатся, то незачем им видеть, где сейчас Принц. Кто их знает, может, у них какой-нибудь коллективный разум наличествует или ещё какая связь друг с другом. Всё в сумме стало дополнительным стимулом не только держаться подальше от Принца, но и не открывать окон к нему.

– Тебе решать.

– Да, мне, – я немного помолчала. – Знаешь, у меня мысли какие-то… Тоска сплошная. Я на всё смотреть стала по-другому, не так, как раньше. Да оно и есть другое, не то, о каком мы в книжках читали. Совсем другое, люди другие, отношения другие, жизнь другая. Почему так? Розовые очки… Я бы не отказалась от них. Чтобы всё увидеть таким, как в детстве.

– Увидь, – на мой протестующий вдох Дюша примирительно поднял руки. – Успокойся, я не о том. Не хочешь открывать, не открывай. Себя выпусти, ту маленькую Дашку, которую ты загнала в какие-то дебри, посмотри её глазами.

– А она есть? Нет, Дюш, не выйдет, она осталась там, в прошлом, далеко-далеко отсюда.

– Показывай. Луновая, большие глаза не делай. Где плоды размышлений? В ноуте?

Я молча кивнула. Он пробежал пальцами по клавиатуре, набирая пароль. Девчонкам я доверяла, но… В ноутбуке было слишком много личного, чем делиться я ни с кем не собиралась. Ни с кем, кроме Дюши, разумеется, он в моих файлах ориентировался не хуже меня.

– Целых два?

– Как два? Одно, сегодня. А-а-а, вчерашнее это так, фигня, удалить забыла, можешь не заглядывать.

– Ну, уж нет, раз не удалила, загляну.

Во вчерашнем файле было целых две строчки: «Привет, дневник! Мне грустно, и я решила тебя завести», «Пока, дневник. Я передумала. Толку от тебя?». От комментариев Дюша воздержался, лишь тихо хмыкнул, и перешёл к «плодам размышлений».

Я сегодня проснусь на рассвете,

Распрощаюсь с луной, встречу солнце…

Мы с тобою большие дети,

Но играем в жестоких взрослых.

Мы уходим от слабости близких

Или просто из дома уходим,

Мы уже научились цинизму,

Прорастают в нас ревности всходы.

Мы почти разучились верить

Забываем, как нужно смеяться,

Мы смогли эти маски примерить

И не знаем, как с ними расстаться.

Я сегодня проснусь на рассвете,

Луна в тучах, и в тучах солнце…

Да, всё так, и мы больше не дети.

Мы с тобою жестокие взрослые.

Здесь молчанием не обошлось.

– В «мы» у тебя кто? Он?

Я задумалась. Почему-то задуматься над собственными стихами у меня получалось только после Дюшиных вопросов и замечаний, до них они просто получались сами, возникали сначала словами, обрывками строк, кусочками, потом плавно выстраивались в строфы и крутились в голове, пока я не выпускала их на свободу, не важно, на бумагу, в ноут или телефон. Ответа на Дюшин вопрос у меня не было.

– Понятия не имею. Как-то так сложились. Честно, не знаю.

– Про ревность тоже? Понятно. Дашка, а ты понимаешь, что его совсем не знаешь? Знаешь, как выглядит, и на этом всё.

– И не узнаю. Поэтому он останется таким, каким… Всё, Дюш, проехали. Не хочу. Про стихи что скажешь?

– Каким ты его придумала, – Дюша всё-таки закончил оборванную мной фразу и лишь после этого ответил на вопрос. – Ничего хорошего, литературно – средненько, содержание – депрессивный бред. Будем лечить. Так, жестокая взрослая, сейчас ты встанешь и…

– Всё, хватит! – я разозлилась. – Сколько можно? Я не буду открывать окно!

Он мой взбрык проигнорировал и спокойно закончил:

– И принесёшь диск Ребекки Ивановны, давно не проверяли. Вперёд, Лучница!

Подаренный строгой королевой диск мы пробовали открыть относительно регулярно. Сначала очень регулярно, ежедневно, потом раз в неделю, потом раз в месяц. Последняя попытка была около недели назад, так что с «давно» Дюша сильно преувеличивал. Понятно, что таким незамысловатым способом начиналось моё лечение, только подход был в корне неверный и он об этом знал.

О том, какие неведомые тайны прячет серебристая пластинка, мы говорили много. Дюша предполагал послание от Ребекки Ивановны, вроде дополнительного напутствия или полезных рекомендаций, это было логично и очень не помешало бы. Я надеялась услышать голос Принца, в идеале – вместе с фото, а лучше – видео. Увидеть его хотелось так, что сердце сжималось и замирало, а после очередного разочарования накрывало тоской и полной апатией, из которой я выходила медленно и трудно. Сейчас мне и так было тоскливо, это состояние длилось не первый день и, судя по всему, не последний. Поэтому Дюшиным методам извлечения меня из диагностированной им же депрессии я удивилась и воспротивилась.

– Не хочу, не могу, не буду, не сегодня. Дюш, серьёзно, давай потом? И так паршиво, а он всё равно не откроется. Давай лучше… Давай по литературной части, что не так?

– Лучше? – он саркастически усмехнулся. – Лови, сама напросилась.

Через пять минут я готова была сообщить всем поэтам мира, как им повезло, что Дюша не выбрал стезю критика. Он не пропустил ничего: рифмы, размер, рванность строк… Впрочем, как обычно. Мои стихи редко его устраивали полностью, но, если честно, все замечания были по делу, только понимала я это не сразу, сперва обижалась и защищала свои «шедевры», он называл это «ежиным режимом», по аналогии со свернувшимся в клубочек ежом, который перестаёт видеть всё окружающее и только топорщит иголки.

– К содержанию переходить? – я помотала головой, мне этого с лихвой хватило, он удовлетворённо кивнул. – Дашка, выключай ёжика, тащи диск.

Как бы не так! Кроме «ежиного режима», у меня был ещё «бараний», когда я упиралась во что-то и стояла на своём до последнего, вот он и включился. Я отвернулась, упёрлась лбом в спинку дивана и озвучила свою точку зрения, с выражением, но без выражений. Дюша демарш оценил.

– Ногой топни для вескости.

Ногой топать не стала, для этого пришлось бы её на пол спустить и разрушить имидж неподвижной статуи, а его я сохраняла ещё минут десять, лопатками ощущая пристальный взгляд. Потом это ощущение исчезло, а мне на колени плюхнулся ноутбук и коробка с детскими сокровищами. Это уже было странно. Дюша в моей квартире чувствовал себя как дома, знал, где что находится, спокойно хозяйничал, но никогда не переходил некие границы личного пространства, причём установленные не мной, а им самим. Сейчас выходило, что перешёл. Такая настойчивость даже ему была несвойственна.

– Объяснишь?

– Объясню. Мне не нравится твоё настроение. Не сегодняшнее, ты в него давно закапываешься. А что делать, я не знаю. Достаточно?

– Надеешься, Ребекка Ивановна подскажет? А если там что-то… – да какая разница, что там? С чего я, вообще, упёрлась? Трудно что ли проверить? Изобразить нормальное настроение и успокоить Дюшу будет труднее, он любое моё притворство на раз раскусывает. – Ладно, давай попробуем.

Дисковод стал на место с тихим щелчком, по экрану пробежали знакомые полосы, я подавила тяжёлый вздох, всё-таки тоже надеялась, и закрыла ноут. Почти закрыла, до половины. Из него вдруг полились звуки, приветственные крики множества голосов с превалирующим женским «Артё-о-о-о-ом!». От неожиданности я чуть крышку не выломала, рывком возвращая её в исходное положение.

На дисплее была сцена какого-то клуба или небольшого концертного зала, нет, всё же клуба, в кадр попали несколько столиков и публика соответствующая. Музыканты на сцене смахивали на рок-группу, а эпатажно-красноволосый парень в центре, видимо, был тем самым активно призываемым Артёмом. Он переждал пик фанатского восторга, тронул струны гитары. Мы с Дюшей переглянулись. Ребекка Ивановна подарила мне запись рок-концерта? Нет, я ей как-то говорила о своих музыкальных пристрастиях, она это, наверное, запомнила, но… Запись обычного концерта на диске, который не открывался пять лет? Не понимаю… Если только… А вдруг на этом концерте был Принц? Больше от экрана я не отрывалась.

Играли они не просто здорово, потрясающе здорово, и солист с радикально-красной шевелюрой пел потрясающе. Даже удивительно, что ни одной композиции я ни разу не слышала. Какая-то не раскрученная группа? Да ну, таких и не заметить? Да за них передрались бы все продюсеры. Может, недолго существовали, быстро распались? О всех своих размышлениях я забыла довольно скоро, просто увлеклась шоу. Пару вещей исполнил не Артём, он куда-то отлучился. То, что мы не ошиблись с идентификацией, подтвердили взвывшие с удвоенной силой поклонницы, буйно радующиеся возвращению кумира и мгновенно умолкшие, стоило ему поднять руку, призывая к тишине.

– Три песни, которые сейчас прозвучат, написаны моим другом, он далеко отсюда и не услышит, но всё же… Шериниэль, для тебя! «Falling Star», вам от «АртШанса»!

Все их вещи были великолепны, но та музыка, что лилась из динамиков теперь… Я её видела. Каждый звук, каждую ноту в волшебных сказочных красках. Они плыли по полутёмной комнате, заполняли её, светились и расцветали, садились на руки невесомыми бабочками, разлетались золотистой пыльцой, вспыхивали звёздами, вставали радугой, окутывали щемящей грустью и пронзительной нежностью, завораживали, звали за собой, обещая что-то таинственное и прекрасное, пробуждали то, что не высказать словами…

Вернуться в реальность получилось не сразу. Я не заметила, когда Дюша остановил воспроизведение, всё ещё была там, в той музыке, а она была во мне.

Мы досмотрели концерт до конца. Всё так же здорово, но… Потом искали «АртШанс» и «Falling Star» в интернете. Нашли, в одном контексте. И долго переводили взгляд с монитора друг на друга. Даже если отвлечься от точного совпадения даты и времени, мало ли, какие у магии возможности, не так много мне о ней известно, и это, наверное, объясняет, почему диск не открылся раньше, то как-то не складывался фанатский ажиотаж вокруг солиста с короткой заметкой-анонсом, что в они дают сегодня свой первый концерт. Хотя… Может, для группы он первый, а его самого знали давно. Жаль, что фамилия Артёма не упоминалась, а все найденные по имени музыканты и певцы не имели с ним ничего общего. Зато упоминалось название города. «Истерическая родина» моей матери и место моего рождения.

– Дюш?

– Летом прокатимся.

Концерт я пересмотрела ещё, всё равно не засыпалось. Один раз полностью, и несколько – те три песни автора с необычным именем Шериниэль. Всезнающий интернет о таком композиторе ничего не знал, ни в отечественном сегменте, ни в зарубежных. Интересно, это настоящее имя или псевдоним? И на каком языке исполнялись его песни? Я не смогла понять ни слова. Что-то из восточных? Из европейских в голове значения многих слов оседали, спасибо школе и недублированным фильмам, вон с «Falling Star» нет проблем – «Падающая звезда», «Star» сама знала, «Falling» Дюша перевёл, а тут ни единого намёка на что-то знакомое у обоих. А ещё… Этому «ещё» я сдалась часа через два, Луч меня поддержал.

Окно открылось легко, только не к Принцу. Лужайка с яркой зеленью и неизвестными цветами, двое, парень и девушка, красивые, как Принц и Принцесса, не в том смысле, что похожи, совсем не такие, но очень красивые, а похожи они были другим – любовью, ею от них просто веяло. Он лежал головой у неё на коленях, что-то наигрывал на гитаре, она смеялась и лохматила ему волосы, потом гитара отлетела в сторону, он одним движением оказался на ногах и подхватил её на руки, покружил, склонился в поцелуе и… И всё. Окно закрылось. Осталось ощущение грусти, чего-то потерянного и… близкого. Да, очень близкого, именно так. Всё это было странно и непонятно. Особенно непонятно было, куда я заглянула. Потому что видела я эльфов. Таких, какими всегда их себе представляла.

Два окна подряд – это перебор, такого никогда не случалось. До сегодняшней ночи. Второе окно держалось долго, а Принц долго шёл по незнакомой улице, и я на него смотрела, забыв обо всём. Он не изменился, совершенно такой, каким помнила. Любимый и родной. Самый-самый-самый. Скрывшийся за поворотом…

И сразу нарисовалось временно забытое. Колыхалось зыбкой серостью и портило мне мою сказку. И пожаловаться было некому, только…

– Луч, они меня достали!

Феникс ответил полной солидарностью и окатил жаром. Я сформировала огненный шарик и влепила им по самой наглой тени, подобравшейся ближе прочих – хоть немного сбросить раздражение и отогнать эту мерзопакость. Тень не отскочила, как это бывало обычно, не успела, вспыхнула и сгорела, оставив грязное пятно пепла на полу. Оставшиеся рванули от меня подальше, но ещё два пятна я организовала для закрепления нового опыта. Все три неопрятные жирные кляксы убрала магией, подумала и вымыла полы ещё и нормальным образом, на всякий случай.

ЭПИЛОГ продолжается

Солнце уходило за горизонт, редкие лучи ещё золотились по краю неба, сплетались с лучами звёзд, звали за собой, прочь с этой планеты. Пока нельзя. Пока для него есть этот берег и чужая память.

Итак, всё же эльфы. Удивило ли его это? Нет, не слишком. Сильнее удивляло другое. Пусть ей дали шанс услышать музыку отца, но зачем ей помогли увидеть своих ещё не родителей, так и не ставших её родителями? Встряхнуть? Вывести из депрессивного состояния? Хватило бы одной музыки. Или не помогали? Сама пробилась? Сохранилась тончайшая ниточка-связь с истинными корнями?

Тех, у кого она не родилась, он знал. Не только он. Её отец известен многим, был, есть и будет. Шерин. Шериниэль Талланиэн. Непревзойдённый. Тот, чья музыка разлеталась по всем мирам Вселенной, ей рукоплескали и восторгались веками. Гениальному композитору и бесшабашному гуляке отдать сердца готовы были миллионы женщин, своё он отдал Оллиниэлли. Где они сейчас? Живы ли? Если выжили в Мрачные дни, страшные испытания выпали на их долю.

Запрос во Всеобщий центр информации он отправил без особой надежды на удачу. Ответ пришёл сразу: «Мир Аршанс изолирован. Введите код доступа». На введённый код дисплей отреагировал с небольшой задержкой: «Код принят. Ограничения в соответствии с «Единым положением об изолированных мирах» пункт…» и длинный перечень пунктов, препятствующих получению сведений. Непосредственно к его запросу относился один: «Информация о лицах, находящихся на территории мира за последние три года в летоисчислении, совпадающем с летоисчислением места нахождения запрашиваемых данных». Три года в условиях Аршанса – очень долгий срок для эльфов, но он проверил. Результат: «Шериниэль Талланиэн, последние данные датируются…», был ожидаем, после Мрачных дней имена эльфов никого не интересовали, вместо них в общую базу стекались сведения о рабах с порядковыми номерами, найти среди них кого-то определённого было немыслимо. Дисплей замигал, оператор Центра приглашал на свободную линию.

– Солнечных, Арье!

– Как узнала? – вопреки строгому тону, видеть появившуюся на экране мини-вирта он был искренне рад.

– Код. Твои я знаю все. Помощь нужна? Могу посмотреть вперёд.

– Уже посмотрела, – он покачал головой. – Нарушаешь порядок. Кто тебя в Центр пустил?

– Ты. Когда вернёшься, – она заторопилась, не давая ему проявить недовольство. – Ар, всё хорошо, у меня допуск на три выхода в прошлое, это первый, ты сам назначил время. Шериниэль Талланиэн жив, скоро его имя появится в базе, больше не могу сказать, ты знаешь. Это важно?

– Это хорошо. Что я тебе ещё скажу, когда вернусь?

– Для этого выхода только одно: звёздный и сумеречный на планете, оба в оболочках и под экранирующими щитами. И… Ар, этого ты не говорил, это от меня, на звёздного сильно не шуми, он молодой совсем, первый долгий полёт.

– Кто? – названное имя выбило из колеи, и просьба «не шуметь» мгновенно забылась. – Он ещё здесь? Лиге нужны проблемы с Объединёнными? Планета на развилке, а по ней разгуливает…

– Ар, успокойся, пожалуйста, – перебивала она редко, только если в этом была необходимость. – Полёт одобрен Высшими и его отцом, он не сбежал, всё законно. А Лига сама была против, но Объединённые настаивали.

– Ясно. Ещё что-то скажешь?

– Не в этом выходе, собью реальность. Просто поговорим? Расскажешь, что у тебя сейчас?

– Я не рассказал?

– Совсем мало, времени не было, ты ненадолго возвращался.

Он рассказал. То, что произошло, то, что успел узнать и понять, то, что оставалось непонятым. Выговориться было нужно, а лучшего собеседника, чем она, у него ещё не было. Она внимательно слушала, иногда что-то уточняла, спрашивала.

– Ей объяснили только про внешников? Почему? Они наименее опасны.

– Тех, кто уже внедрился, она не видит. Как минимум один в её окружении – носитель пустотника. Нужно ли ей знать о таких? Не уверен. Если будет слушать феникса, к себе их не подпустит, а подозревать каждого, что в нём сидит плутянин, хорошего мало. Добавь сюда то, что девочка не простая. Обладая силой, удержаться и не пустить её в ход при угрозе себе или близким достаточно непросто. Представь, чем закончится, если она ошибётся. Да и без ошибок, по законам планеты – это убийство. Объяснить в чём причина, она не сможет, не поверят, в лучшем случае сочтут сумасшедшей. И не её дело судить кого-либо, никто ей таких прав не давал. А плутяне здесь в своём праве, они редко нарушают закон, без согласия не тронут.

– Звучит, как оправдание им. Они убивают.

– Лишь тех, кто сам начал убивать в себе живое. Почему её подруги к ней прилипли, понимаешь?

– Память пламени?

– Близко. В них были отблески искры, они их почти погасили, а то, что тлеет, хочет восполнить потерю и тянет огонь из неё и из феникса.

– И всё уходит в пустоту.

– В основном. Пока пустота не заполнила их полностью, будут тянуть крохи, она даже не заметит, потом станут опасны.

– Не стали, раз она оказалась здесь. Ты говоришь о ней в настоящем времени, заметил?

Не заметил, увлёкся разбором её воспоминаний, в них она была. В настоящем времени – нет. Говорить и думать об этом не хотелось, словно это… Не важно, это произошло. Всё, что ему осталось: выяснить как и почему. Он не ответил на вопрос, задал свои, их у него было много.

– Зачем её привели к ним? Не так. Зачем её увели из дома? Заранее знали, что уведут, предупреждали, чтобы навещала мать. Откуда взялся неизвестный родственник, делающий щедрые подарки? Есть мысли?

– Ага. Посмотри вариативное развитие.