Душа возмездия

– Не начинай дрожать, – сказала Вики, заметив, как я напряглась. – Мы почти на месте, ты же не хочешь испортить макияж из-за панической атаки?

– Я просто чувствую, что это плохая идея, Вики, – прошептала я, но меня почти не было слышно из-за нарастающей громкости электронной музыки, которая теперь вибрировала в самой земле, обещая хаос. – Очень, очень плохая идея.

– Лучшая идея! – провозгласила она, сияя, как неоновая вывеска. – Расслабься! Это всего лишь вечеринка, а не судилище!

Мои ноги внезапно отказались двигаться дальше, когда мы подошли к той точке, откуда уже был виден сам шатер и толпа, собравшаяся у входа. Я не могла пошевелить ни одним мускулом, словно наткнулась на невидимую стену. Страх, давно загнанный в самый темный угол души, вырвался наружу и парализовал меня. Я замерла, как статуя, в десяти метрах от праздника жизни "золотой молодежи", понимая, что пересечение этой невидимой границы равносильно подписанию контракта на публичные унижения.

– Нет. Стоп. Я не могу, – сказала я, резко останавливаясь. Голос мой был на удивление тверд, хотя внутренне я уже сжималась в комок. – Я возвращаюсь. Мой план «невидимки» выглядит гораздо привлекательнее, чем их презрение.

Вики даже не замедлила шаг. Она была слишком увлечена своим собственным предвкушением. Она просто обернулась, и ее глаза, обычно полные веселья, стали жесткими и решительными. Она не собиралась принимать отказ, который она, вероятно, считала слабостью и предательством их общего, давно выработанного, плана мести.

– Ах, нет, ты можешь. Ты давала мне клятву, Кира, – ее голос был низким и властным, не оставляя пространства для возражений.

Она не стала тратить время на уговоры или слезы. Вики крепко схватила меня за запястье – ее хватка была сильной, на удивление стальной – и решительно потянула за собой, преодолевая мое внезапное сопротивление. Я споткнулась, но ее импульс был настолько мощным, что я не могла устоять. Я была вынуждена следовать за ней, словно тележка, прицепленная к скоростному локомотиву, который несся прямо в центр катастрофы.

– Сейчас или никогда, – прошептала она, не оглядываясь. – Не прячься, Кира. Покажи им.

Мы ворвались в зону видимости, словно два кометы, вылетающие на орбиту. Мое эффектное, слишком открытое платье, мои длинные ноги, подчеркнутые убийственными каблуками, и идеальная, хотя и вынужденная, осанка Вики – все это сразу же привлекло внимание. Первое, что я почувствовала, это не тепло или шум, а десятки пар глаз. В один миг, словно по команде, головы повернулись в нашу сторону. Это были не просто взгляды, это были рентгеновские лучи, проникающие сквозь ткань, оценивающие и измеряющие каждый мой сантиметр, взвешивающие мою ценность, определяющие, заслуживаю ли я их презрения или, что еще хуже, их фальшивого внимания.

Я услышала первые шепотки.

– Смотри, кто пришел! – донеслось откуда-то справа.

Я сжалась, чувствуя себя голой, выставленной на аукцион. Это были те самые глаза, полные высокомерия и скуки, которые я так хотела избежать. Глаза людей, которые знали мою историю, и теперь судили, имею ли я право быть здесь в таком наряде, который явно не соответствовал моему скромному бюджету и статусу.

Шум и яркий свет вечеринки, отражающийся от воды причала, накрыли меня с головой, как волна. Музыка стала оглушительной. Я больше не могла слышать ни себя, ни Вики, только грохот басов и ликующие крики. В этот момент, когда мы пересекли невидимый порог шатра, я поняла, что достигла цели Вики, но полностью провалила свою. Я больше не была невидимкой. Я была центром внимания.

Это не было свободой.

Это было начало войны. Я чувствовала, как Вики, торжествующая и сияющая, крепко сжимает мою руку, как талисман или трофей. Я вошла в этот шатер, в этот блестящий, громкий ад, готовясь к столкновению с неизбежным презрением, сплетнями и, возможно, новой проблемой, которая могла стать роковой для моего последнего года обучения. Я сделала вдох, пытаясь найти тот самый «внутренний стержень», о котором говорила Вики.

– Идём, Кира. Ты будешь сражаться, – прошептала Вики прямо мне в ухо, перекрикивая музыку.

Сражаться я умела, особенно когда меня загнали в угол. Я отпустила сжатую ткань платья и сделала свой первый шаг по мягкому, дорогому ковру этого шатра, чувствуя, как взгляды прожигают мне спину, но теперь я смотрела только вперед.

Глава 2

Вики, словно танк, тащила меня сквозь эту орущую, сияющую толпу старшекурсников, пахнущую дорогим одеколоном и тройной дозой беззаботности. Мое сердце колотилось где-то в горле, потому что каждый шаг в этих одолженных туфлях и в этом, с позволения сказать, 'платье' (которое Вики упорно называла 'убийственным'), казался мне публичным позором, и я мечтала просто испариться, раствориться в этом наэлектризованном воздухе, чтобы никто не заметил ни меня, ни, о Господи, эти мои голые ноги.

– Просто веди себя нормально, Кира! – прошипела Вики, не сбавляя скорости, ее хватка на моем запястье была железной. – И никаких, слышишь, никаких лишних вопросов. Просто улыбайся, как будто тебе тут чертовски весело.

– Легко тебе говорить, ты похожа на богиню, а я на сбежавший экспонат, – попыталась я вырвать руку, но это было бесполезно. Мой внутренний крик 'Спасите меня от этой вечеринки!' остался не услышан среди грохота басов и смеха элитного студенчества.

Моя единственная цель, с тех пор как мы вошли, – это стать невидимой, но, кажется, мое новое, слишком открытое платье работало ровно наоборот, привлекая именно то внимание, которого я так боялась, ведь здесь внимание всегда означало насмешку, как это уже бывало раньше, и я до сих пор помнила вкус того унижения, когда бывший парень использовал меня ради дурацкого спора.

Мы пробирались к шатру, где было эпицентром веселья, и я чувствовала себя чужеродным телом в этой среде, где каждый знал свою цену, и эта цена, очевидно, была неизмеримо выше моей, что подчеркивалось каждой брошенной в мою сторону оценивающей усмешкой.

Они же не знали моей истории. Не знали о разводе, юристах и унизительных условиях отца. Для них я была просто дешевкой, которая каким-то чудом просочилась в их закрытый клуб, и они не упускали случая мне об этом напомнить.

Вики внезапно замерла, и ее глаза загорелись тем самым, хищным блеском, который я знала слишком хорошо.

– О, вот и он, – прошептала она, ее голос стал на полтона ниже, чем обычно, и прозвучал как бархатная угроза.

Впереди, немного в стороне от основного потока, стояла группа старшекурсников, центр которой занимал объект Викиного обожания – Артём, высокий парень с идеальной челюстью и аурой неприступного альфы, способного разбить сто сердец, просто поправив воротник рубашки. Он стоял, закинув руку на плечо приятелю, и что-то бурно объяснял, жестикулируя так, будто решал судьбы мира, а не обсуждал, вероятно, новый тюнинг своего автомобиля.

Они все выглядели так, как будто только что сошли со страниц глянцевого журнала, все эти эталонные представители золотой молодежи, которые даже не пытались скрыть своего презрения к тем, кто не вписывался в их идеальную картину мира, и я почувствовала, как моя решимость окончательно улетучивается.

Вики снова схватила меня, и на этот раз это было настоящее ускорение, почти бег.

– Мы идем прямо туда. Сейчас. Просто держись и кивай. Если скажешь хоть слово о своей нищете или учебе, я тебя придушу, – ее наставления были на редкость воодушевляющими.

Я попыталась возразить, что, возможно, им не очень-то нужно наше общество, но она уже не слушала, ее взгляд был прикован к Артёму, и она неслась к нему с такой целеустремленностью, что могла бы снести танк, не то что группу самодовольных студентов.

– Это самоубийство! – прошипела я, спотыкаясь за ней.

Она повернулась ко мне, явно намереваясь еще раз прочесть мне лекцию о важности производимого впечатления, но тут ее нога предательски наткнулась на неровный стык ковра, наспех брошенного на траву, который, кажется, был специально установлен там для таких драматических моментов.

Ее глаза расширились от шока, когда гравитация взяла свое.

И Вики полетела.

Я не успела даже охнуть, как она сделала то, что я могла бы назвать идеальным падением в слоу-мо, направляясь прямо на ничего не подозревающего Артёма, ее руки беспомощно разлетелись в стороны, и ее роскошное платье взметнулось вверх.

О нет, только не это!

Мое лицо мгновенно вспыхнуло, словно меня внезапно заставили читать эссе о моих самых постыдных моментах перед всей академией, и рефлекторное желание закрыть глаза и убежать, сбежать отсюда подальше, было почти нестерпимым, ведь в моей жизни любая неловкость Вики автоматически становилась и моей неловкостью.

Это был не просто стыд за нее, это был жгучий, всепоглощающий стыд за то, что я стою рядом, за то, что являюсь частью этого цирка, который, без сомнения, станет главной сплетней вечера, и я уже чувствовала, как на нас устремлены десятки любопытных взглядов.

Я замерла, едва сдержавшись, чтобы не прикрыть лицо ладонями, и в этот момент тотального ступора, когда я внутренне молилась, чтобы пол разверзся подо мной, мое личное пространство было бесцеремонно нарушено.

– Если бы это не было настолько неуклюже, можно было бы подумать, что она сделала это специально, – произнес низкий, бархатный, почти шелестящий голос прямо у моего правого уха, и я физически ощутила теплое дыхание на своей коже.

Я подпрыгнула от испуга, будто меня ударило током, или, по крайней мере, я только что встретила призрака, и резко обернулась, чтобы увидеть, кто посмел нарушить мою зону отчуждения в самый разгар апокалипсиса Вики.

Говорящий, однако, уже отстранился, будто мгновенно почуяв мою панику или, может быть, просто не желая быть замеченным рядом с моей нелепой персоной, и прошел вперед, сливаясь с ближайшей группой людей.

Я не успела, не смогла увидеть его лица.

Все, что я успела уловить, это вид его удаляющейся спины, и этого было достаточно, чтобы я на мгновение забыла о падении Вики: высокий силуэт, заметно выше меня, который уже сам по себе требовал внимания, широкая, прямо-таки монументальная спина, которая казалась непроницаемой стеной, и в меру накаченные руки, очерченные под дорогой, идеально сидящей на нем рубашкой.

Блин, ну почему я его раньше не видела?!

Это же невозможно, такой силуэт сложно было бы пропустить в нашей маленькой академии, где каждый более-менее привлекательный парень давно внесен в список наблюдения всех студенток, а этот, кажется, просто внезапно материализовался из воздуха, чтобы отпустить едкое замечание и исчезнуть.

Я попыталась сосредоточиться, понять, что это за незнакомец, но его движение было слишком быстрым, слишком уверенным, а мой мозг, перегруженный стыдом за Вики, просто не хотел обрабатывать новую информацию. Почему я вдруг начинаю зацикливаться на его бицепсах, когда моя подруга, возможно, только что заработала сотрясение мозга в попытке флирта?

Блин, о чем я только думаю? Моя жизнь – это постоянный цикл неловкости и самокопания, и даже потенциальная катастрофа с Вики не смогла вывести меня из ступора, зато какой-то загадочный низкий голос смог.

Отбросив эти совершенно неуместные и сбивающие с толку мысли о частях тела незнакомца, я быстро взяла себя в руки, сфокусировалась на задаче 'Миссия: спасти Вики от публичной казни' и поспешила вперед, проталкиваясь через заинтригованных зевак.

К счастью или к несчастью, мое вмешательство не понадобилось, потому что Артём оказался достаточно ловок, чтобы успеть подхватить Вики буквально в сантиметре от пола, его сильные руки обхватили ее талию, и вместо унизительного падения получилась какая-то нелепая, но впечатляющая танцевальная поддержка.

Вики, которая всегда умела превращать катастрофу в возможность, уже вовсю сияла, ее глаза блестели, и она смотрела на объект своего обожания с таким невинным восхищением, что можно было поверить в ее полную неожиданность произошедшего.

– Ох, я такая неуклюжая, прости, я просто… просто споткнулась, – ее голос был сладким, как патока, и я была уверена, что ей не стыдно ни на секунду, ведь она получила тактильный контакт с Артёмом, что и являлось ее главной целью этого вечера.

Артём, кажется, был немного ошарашен, но быстро взял себя в руки, его глаза скользнули по моей подруге, задерживаясь на ее декольте и длинных ногах, которые она так эффектно демонстрировала, и в его взгляде я уловила смесь удивления и заинтересованности, которая для Вики была лучше любого комплимента.

– Ничего, осторожнее, – Артём поставил ее на ноги, но его руки задержались на ее талии дольше, чем того требовала вежливость, и он улыбнулся, слегка криво, но очень обаятельно. – Не каждый день на тебя буквально сваливаются такие красотки.

Это был флирт, чистейший флирт.

Вики тут же отреагировала, залившись смехом, который звучал, как звон колокольчиков, совершенно не похожий на тот голос, которым она только что приказывала мне вести себя прилично.

– О, Артём, ты такой милый, – она похлопала его по руке, и я стояла рядом, чувствуя себя лишней декорацией, занавеской, которую забыли убрать после спектакля. – А это моя лучшая, но очень стеснительная подруга, Кира. Мы только что пришли.

Я выдавила из себя слабую улыбку, надеясь, что мое лицо не выглядит таким же красным, как платье Вики, и изо всех сил стараясь, чтобы мой взгляд не наткнулся на ту сторону, куда только что направился таинственный незнакомец с бархатным голосом, потому что я знала: если я его увижу, я снова забуду, зачем мы здесь, и Вики меня убьёт.

Мы стояли там, в самом центре этого гудящего улья, еще, кажется, целую вечность, хотя на самом деле прошло, наверное, всего пятнадцать минут, но для меня это растянулось в кошмарный сеанс публичного самоуничижения, где я выступала в роли молчаливого, наряженного истукана.

Вики блистала. Она была в своей стихии: отпускала звонкие шутки, слегка наклонялась к Артёму, чтобы подчеркнуть свое декольте, и непринужденно вплетала меня в свою историю успеха, при этом, естественно, полностью ее переиначивая, чтобы я выглядела достойным фоном для ее королевского выхода, и, кажется, я даже слышала, как она упомянула наше «спонтанное летнее путешествие на яхте», хотя я провела все лето, поедая чипсы в общежитии и смотря старые сериалы, пока она путешествовала на яхтах и летала по курортам.

– Кира, скажи им! Ты же говорила, что этот новый соус просто божественный! – Вики повернулась ко мне, ее глаза требовали подтверждения, и я выдавила из себя кивок, который, надеюсь, выглядел достаточно убедительно, чтобы сойти за восторг гурмана, а не за нервный тик. – Она у меня такая, очень избирательная во всем, даже в кетчупе, не то что в парнях.

С этим последним комментарием, который должен был звучать как комплимент, но прозвучал как слегка агрессивное предостережение для Артёма, я почувствовала, как по мне прошелся еще один ледяной, оценивающий взгляд одного из его приятелей, высокий блондин с лицом, которому место на обложке журнала, а не в академическом кампусе, и в этом взгляде не было ничего, кроме скучающего презрения, которое они все так хорошо научились демонстрировать.

Я просто хочу слиться с ковром.

Кивок, еще один, потом еще, и моя голова начала ритмично двигаться, словно я была манекеном, реагирующим на движения публики, и я даже не пыталась вникнуть в суть их разговора о какой-то горнолыжной трассе в Швейцарии, или о чем-то настолько же недоступном для моего бюджета, что вызывало лишь желание истерически смеяться от абсурдности ситуации.

Но это было не самое страшное.

Ужасными были эти чертовы туфли.

Одолженные Викины туфли-копыта, которые она называла «умопомрачительными», превратили мои ступни в пылающее месиво, где каждый шаг, каждое движение весом тела становилось пыткой, похожей на медленное протыкание раскаленными иглами, и я чувствовала, как на пятках уже начинают наливаться предательские водянки, которые сделают остаток вечера, да и следующую неделю, абсолютно невыносимыми.

Я перенесла вес с одной ноги на другую, пытаясь облегчить страдания, но это не помогало, только привлекало к моим движениям внимание Артёма, который вдруг прервал рассказ о своем новом сноуборде и вопросительно поднял бровь хоть и с дружелюбным выражением лица, и мне пришлось усилием воли заставить себя выпрямиться и стоять, как солдат на параде, чтобы не выдать себя.

– Ой, Кира, ты вся в напряжении, расслабься! – прошептала Вики мне в ухо, не отрывая взгляда от Артёма, и я чуть не застонала от досады. – Улыбнись! Мы же веселимся!

Веселимся, ага. Моему мозгу казалось, что он участвует в марафоне на выживание, а ноги, вероятно, уже подписали акт о капитуляции.

Мне срочно нужно было сбежать, хотя бы на пять минут, чтобы снять эту орудийно-пыточную обувь и дать своим ногам немного кислорода, иначе я рисковала свалиться в обморок прямо на глазах у этих акул, которые только и ждали повода, чтобы посмеяться над моим новым платьем или моей неуклюжестью.

Я сделала глубокий, почти незаметный вдох, собрала остатки своей воли и наклонилась к Вики, которая как раз заливалась смехом над какой-то шуткой Артёма.

– Вики, мне… мне нужно отойти. На минутку, – прошипела я как можно тише, стараясь не привлекать внимания группы. – Туалет. Срочно. Я сейчас вернусь, ладно?

Вики едва взглянула на меня, ее глаза были прикованы к Артёму, но, к моему удивлению, она быстро кивнула, махнув рукой в сторону темноты.

– Ага, иди, только не задерживайся! Артём хочет научить тебя кататься на вейкборде, – бросила она, уже повернувшись обратно к парням. – Говорит, что у тебя идеальная фигура для этого.

Я не стала комментировать это сомнительное утверждение (идеальная фигура? или просто объект для очередного спора?), просто поспешно отступила назад, используя громкую музыку и плотный круг зевак как прикрытие, чтобы исчезнуть, раствориться, не привлекая лишнего внимания к моему спасению.

Выход из шатра был как переход в другую реальность. Грохот музыки сменился приглушенным фоном, и хотя воздух вокруг все еще был наэлектризован запахом алкоголя, дорогих сигарет и парфюма, здесь было достаточно тихо, чтобы снова услышать собственные мысли, что было и облегчением, и ужасом.

Я чувствовала на себе взгляды.

Они провожали меня, эти взгляды, словно рентген, просвечивая насквозь мое нарядное, но такое чужое тело, и я знала, что за моей спиной уже шепчутся, обсуждают, кто я, откуда взялась и почему посмела появиться в таком виде, явно не соответствуя их представлениям о 'своей'.

Может, они думают, что я просто официантка в слишком дорогом платье, которую перепутали со студенткой.

Я ускорила шаг, почти бежала, хотя каждый шаг в этих чертовых туфлях вызывал стон боли в моем нутре, и мое единственное желание было уйти как можно дальше от этого центра презрения, подальше от всех этих идеальных людей, которые не знали, что такое настоящие проблемы.

Пристань. Я увидела ее силуэт в темноте, деревянный настил, ведущий прямо к воде, и это стало моей точкой спасения, моим оазисом в этой пустыне социального давления. Я шла к ней, как паломник к святыне.

Слава богу, она была пуста.

Никаких парочек, никаких пьяных студентов, просто темная, спокойная вода и чистый, ночной, сентябрьский воздух, пахнущий свежестью и немного – речной тиной.

Я добралась до края, не доходя до воды пару метров, и, не заботясь о том, насколько это может выглядеть неприлично, опустилась на мостик, вытянув ноющие ноги перед собой, и осторожно, почти с религиозным трепетом, освободила их из оков убийственной обуви.

Ах, это было чистое, ничем не омраченное счастье!

Туфли, брошенные на доски, казались теперь орудиями средневековой пытки, а не модным аксессуаром, но я была свободна от них, и это было самое важное, самое реальное чувство за весь этот нелепый вечер.

Затем, преодолев страх испачкать платье, я опустила ноги в прохладную, темную воду, и мгновенное, шокирующее облегчение разлилось по моим венам, смывая напряжение и боль, заставляя меня глубоко выдохнуть, словно я только что закончила заплыв на длинную дистанцию.

Вода была ледяная, но это было идеально.

Я сидела там, слушая тишину, прерываемую лишь далеким грохотом басов, доносившихся от шатра, и слабым плеском воды о сваи, и позволила своим мыслям наконец-то опуститься на дно, как якорь, который долго метался в шторме.

Зачем я здесь? Могла бы просто сбежать.

Эта мысль, старая, избитая мысль о побеге, снова всплыла в моей голове, как спасательный круг. Бросить все, забрать документы, найти какую-нибудь подработку и исчезнуть из этого позолоченного ада, где каждый день чувствуешь себя недостойной внимания, недостойной воздуха, которым дышишь, потому что ты 'не своя'.

Но потом я подумала о Вики.

Вики, которая, несмотря на всю свою новую популярность и перевоплощение, всегда оставалась моим якорем, моей единственной защитой в этой змеиной яме, и я не могла ее бросить, не могла предать ту единственную дружбу, которую мне удалось здесь создать, потому что без нее я бы не выжила.

Она меня спасла, когда я была на самом дне, когда тот придурок использовал меня и оставил одну, и теперь, когда она, кажется, наконец-то добилась внимания Артёма, я не могла просто исчезнуть, оставив ее одну отбиваться от его идеальных, но, скорее всего, таких же циничных друзей.

Нет, это не обсуждается.

Я должна вернуться. Ради Вики, ради нашего общего будущего, ради того, чтобы этот учебный год закончился без катастроф, даже если мои ноги к утру превратятся в два больших пузыря.

Именно в этот момент, когда я принимала свое горестное решение, меня пронзило это чувство – острое, холодное, как внезапный порыв ветра, который заставил меня вздрогнуть. Ощущение, что я не одна. Что за моей спиной, в темноте, кто-то есть.

Меня парализовало.

Это ощущение оставалось, острое, холодное, и я не могла его стряхнуть, словно кто-то приклеил ко мне свой взгляд липкой, невидимой лентой. Сердце, которое только что успокоилось благодаря ледяной воде, снова начало колотиться где-то в горле, напоминая тревожный барабанный бой, и я медленно, с ужасом, подняла голову, глядя не на шатер, а в чернильную темноту позади себя, откуда, казалось, исходила эта угроза, это безмолвное осуждение, усиленное моим паническим воображением.

Пронзило холодом.

В полумраке, всего в паре метров от меня, у самого края света, который давала тусклая лампа на углу причала, вырисовался высокий мужской силуэт, двигавшийся с неторопливой, хищной грацией. Он не крался и не бежал, он просто *был* здесь, и это пугало меня до дрожи, потому что в моей голове сразу же всплыли самые отвратительные сценарии, которые так любила разыгрывать эта золотая молодежь, вроде «А давай искупаем золушку без туфелек». Моя первая реакция была животной, инстинктивной: я должна встать, прямо сейчас, немедленно, чтобы не дать им повода для унизительной шутки.

– Черт побери, только не это, – прошептала я в ночную мглу.

Я резко дернула ногами, вынимая их из обжигающе-холодной воды, и попыталась встать, но мои ступни, истерзанные туфлями и внезапно охлажденные речной влагой, взбунтовались. Они были мокрые, скользкие, с уже налившимися, пульсирующими пузырями, и я почувствовала, как меня повело, словно я пьяна, а вовсе не измучена модой, и я зашаталась, не успев даже опереться на шаткий настил пристани.

Это было бы эпичное падение, если бы не было так стыдно.

Я сцепила зубы от боли, пытаясь удержать равновесие, пока силуэт приближался, становясь все более четким и пугающе знакомым. И тут я увидела его лицо, вернее, тот его силуэт, который я уже видела, и меня накрыло новой волной смущения, но уже не от страха, а от осознания того, кто это: это был тот самый «умник» с вечеринки, который ехидно прокомментировал неуклюжий полет Вики в сторону ее объекта обожания Артёма, тот самый, чей высокий рост и широкая спина заставили меня на секунду забыть о приличиях и залипнуть на его фигуре.

Теперь он стоял прямо передо мной, и его лицо было серьезным, абсолютно не выражающим того скучающего презрения, которое я ожидала увидеть у всех этих «идеальных» людей, но губы, пухлые и четко очерченные, слегка растягивала та самая легкая, едва заметная улыбка, которую я уже мысленно назвала саркастической, и которая теперь заставляла меня чувствовать себя еще более нелепой, пойманной на месте преступления, босой и с ногами в речной воде.

Он смотрел, как я корчусь, пытаясь поймать ртом воздух.

Я же, игнорируя его присутствие, сосредоточилась на своей миссии: спастись, надев орудия пытки. Я нагнулась, схватила одну туфлю и с болезненным стоном впихнула в нее искореженную ногу, но вторую надеть не удавалось – мокрая кожа никак не хотела скользить по атласной подкладке, и я снова потеряла равновесие, почувствовав, как меня ведет в сторону, ближе к черной воде.