Любовь сквозь мрак

Ардана Шатз

Любовь сквозь мрак

1

Сегодня последний день. Если я не справлюсь, мне крышка. Почти все, кого я знала, были уже свободны от этого креста. Нас осталось всего пятеро. Тех, кому придётся сегодня снова идти на поклон к Инквизитору. Финальный раунд. Нужно продержаться всего пару часов, и он больше не сможет надо мной издеваться. Но при мысли о том, чтобы вновь остаться с ним наедине в тесном душном помещении, у меня начинали дрожать руки. Почему Инквизитор предпочитает именно такой способ пытки, не знал никто. Бывшие до нас говорили, что это его забавляет – находиться с жертвой один на один, чтобы никто и ничто не мешало.

Я взглянула на часы. До роковой встречи оставалось три четверти часа. Накапала в стакан успокоительного, будто оно могло помочь унять панику. Решила, что оттягивать неизбежное бессмысленно и лучше всего будет быстрее двинуться ему навстречу. Собрала нужные бумаги, сунула в сумку зачитанный до дыр и бесконечно ненавидимый учебник по латинскому и поехала в универ.

Заочники. Толпа наивных первокурсников, беззаботно рассуждающих о зачёте, который вот-вот начнётся. Размечтались. Он сейчас выпьет из вас всю кровь, а что не допил – выжмет и припрячет на ужин. Но зачёт – это цветочки по сравнению с экзаменом на четвёртом курсе. Сколько мы ни пытались узнать в деканате, почему нам разбивают изучение латинского языка перерывом в целых три года, нам никто не дал внятного ответа. Что-то блеяли про вводный и более углублённый курс. Но лично я считала, что Инквизитор сам выбрал такую разбивку, чтобы к четвёртому курсу язык Цицерона выветрился из памяти студентов, и у него было больше поводов для издевательств. Инквизитор. Барыкин Ярослав Иванович. Лучший знаток латинского языка в нашем городе. Как же мне повезло, что он преподавал именно на филфаке! Лучше бы к медикам ушёл, честное слово. Но нет, крупнейший вуз города просто обязан был иметь в своих рядах эту сволочь. Высмеивание за малейшую ошибку как письменно, так и устно, коверкание имён и фамилий, совершенно фантастические требования к объёму заучиваемого материала. Хорошо, хоть палкой не лупил. Мне кажется, после его курса, разбуди любого посреди ночи – он сможет вести непринуждённую беседу на латинском хоть с Сенекой, хоть с Марком Аврелием.

Наша пятёрка не сдавших ютилась на широком подоконнике у лестницы, ожидая, когда Барыкин закончит с заочниками. Но когда он вышел из кабинета, окинул нас многообещающим взглядом и сказал пройти в соседнюю аудиторию и ждать там, я поняла, что парой часов дело не обойдётся.

Мы почти не говорили друг с другом. Всё было сказано до этого. Четыре неудачные пересдачи выжали из нас все возможные эпитеты, которых был достоин Инквизитор. По любому другому предмету после двух заваленных попыток нас бы уже ждала комиссия, но деканат позволял сделать чуть больше попыток, когда дело касалось латинского. Ходили легенды, что несколько лет назад один студент до четвёртого курса ходил на пересдачи зачёта первого года обучения. Его отчислили только после пятого провала на экзамене. Это было решение самого Барыкина. “Если вы настолько бестолковы, что не можете сдать экзамен с пятого раза, диплом в вашей жизни ничего не изменит”. Мы знали эту фразу наизусть на обоих языках.

Я села за последнюю парту и уткнулась в учебник. Я знала его наизусть, но почему-то это не спасло меня на экзамене. Под стальным взглядом Барыкина я начинала беспомощно блеять, путая окончания существительных и перевирая крылатые выражения. Полистала затёртые страницы и поняла, что могу с лёгкостью назвать номер страницы с тем или иным текстом. Отодвинула учебник и лекции на край стола и стала водить пальцем по исписанной поверхности парты. Обрывки ругательств, невнятные закорючки, неожиданно чей-то портрет в миниатюре и, конечно же, “Morituri te salutant”. Куда же без этого в аудитории латинского. Ещё пара давно заученных фраз. А вот третья, выцарапанная на столешнице мелко, но судя по глубине царапин, очень старательно. “Messias Obscura, animam meam tibi commendo et rogo te ut me a mundo mortali auferat.” Что за бред? Что ещё за Темный мессия? Перечитала фразу ещё раз и фыркнула. Да уж, с таким преподом немудрено возжелать, чтобы тебя забрали подальше отсюда. Я сама уже была готова продать душу ради спасения. Хотя в это время, наконец, начало действовать успокоительное и мне стало немного спокойней. А потом потянуло в сон. Я вздохнула. Нужно быть полной тупицей, чтобы после бессонной ночи зубрёжки накапать двойную порцию весьма сильного успокоительного. Ладно, экзамен я вряд ли просплю. Впереди ещё не меньше часа, а если идти сдаваться последней, то и все три часа можно выгадать. Я окликнула сидящего впереди парня из параллельной группы и попросила толкнуть меня, когда Барыкин начнёт нас принимать. Потом опустила голову на руки и закрыла глаза.

Кажется, я опять пускала слюни во сне. Я высвободила одну руку и вытерла краешек рта. Вокруг было темно. А где все? Меня что, забыли? Я выпрямилась и огляделась. Ни черта не было видно. Подумала даже, что просто забыла открыть глаза. Но что с открытыми, что с закрытыми – разницы не было. Густая чернота. Не видно даже окон, в которых, даже несмотря на самую глубокую ночь, должны были быть видны отсветы фонарей с улицы.

Что за хрень? Я встала, не рассчитав расстояние, и больно задела бедром угол стола. Вытянула руки вперёд, медленно нащупывая дорогу к двери. Неужели меня и правда забыли разбудить, а потом и вовсе закрыли в аудитории? Про мобильный, оставшийся в сумке, я вспомнила, только когда уже дошла до двери. Пошарила рукой в поисках выключателя, но вместо знакомых деревянных панелей пальцы наткнулись на холодную каменную стену.

Попыталась найти дверную ручку, но даже саму дверь не обнаружила. Сплошная стена. Холодная и слишком твёрдая. Развернулась, чтобы дойти до своего места, где оставила сумку, но замерла, когда из дальнего угла донеслось чьё-то чавканье. Звук был такой, будто большой пёс жадно хватает куски мяса. Воображение сразу нарисовало клыкастую пасть, из которой тянутся ниточки вязкой слюны. Нечто невидимое мне сёрбало и причмокивало, тихо урчало от удовольствия и, кажется, скребло когтями по деревянному полу. Я прижалась к стене. Холод камня соприкоснулся с влажной от пота спиной и продрал до кишок. Казалось, что ещё больше напугать меня ничего не сможет. Но когда подобные звуки, отразившись от стен, раздались ещё с двух сторон, я поняла, что сейчас готова умереть от страха. А хуже всего было то, что они медленно приближались ко мне.

Я попыталась сглотнуть, но в глотке было сухо, из глаз потекли слёзы, а в голове замелькали обрывки молитв, подслушанных, подсмотренных, но чуждых до этой секунды. Отче наш, идя долиною тени, не убоюсь я зла. Ещё как убоюсь. Господи, пусть это будет хотя бы не больно!

Я уже не чувствовала холода за спиной, как не чувствовала себя саму, когда где-то вдалеке засветился огонёк. Чавкающие звуки прекратились, но напряжение не спало. Невидимые существа словно затаились, недовольные чужим вторжением. А огонь тем временем разгорался, приближаясь всё быстрее, и в конце вспыхнул так ярко, что я закрыла глаза руками, спасаясь от слепоты. Инстинкты ударили под коленки, и я резко опустилась на пол, продолжая прижимать ладони к глазам. Вспышка раздалась совершенно беззвучно, хотя я уже приготовилась к грохоту, который обычно сопровождает такие взрывы в кино. В полной тишине раздались чьи-то шаги, шум падающих столов и царапающий перестук когтей по полу. Недовольное ворчание, словно у собаки из пасти вырвали кость, сменилось шипением и клацаньем. Я скорчилась на полу, вжимаясь в стену. Убрать руки от моих глаз сейчас не помогла бы даже вся нечисть из “Вия”. Клацанье зубов уступило место пронзительным воплям и, наконец, всё стихло. Ко мне постепенно возвращались остальные чувства, до этого вместе со мной скорчившиеся где-то внутри, уступив место слуху. Я ощутила влагу на лице, твёрдый пол под пятой точкой. Вновь вернулся холод и боль в бедре. Кажется, я до сих пор была жива. Но открывать глаза было всё ещё страшно.

Тихие шаги приблизились, и спокойный мужской голос что-то произнёс на незнакомом языке. А у меня, наконец, хватило смелости отлепить руки от лица.

Он стоял в паре шагов, с любопытством меня рассматривая. Вокруг снова было темно, но под потолком что-то мягко светилось, давая рассмотреть общие очертания. Это явно была не аудитория латинского. Арочные окна слишком высоко уходили вверх, стены раздвинулись, делая помещение раза в три больше, чем я помнила, а старых столов, которые меняли на нашем факультете в последнюю очередь, вообще не было видно. Вместо них свалкой в центре аудитории громоздились гладкие светлые парты со скошенными столешницами.

– Что… что за хрень?

Незнакомец продолжал пристально смотреть на меня, словно изучая мою реакцию. А я уже поднималась на ноги, пытаясь сдержать дрожь в конечностях.

– Что это? Что за нахрен тут творится?

Он вновь произнёс непонятные слова, а затем сделал шаг вперёд, вытянул руку и обхватил пальцами мой лоб. Я хотела отшатнуться, но стена за спиной не оставляла возможности. Пальцы резко сжали мои виски и так же резко отдёрнулись, а у меня в голове вспыхнул пожар. Виски горели от чужого прикосновения, и боль расползалась по всей черепушке. Я вскинула руки, прикладывая их к голове, но боль исчезла так же резко, как появилась.

– Так лучше?

– Лучше, чем что? – Я пыталась хоть что-то понять. Кто этот ненормальный, где я и что происходит? Однако мой ответ почему-то ему понравился. Одна сторона его губ поползла вверх, что, видимо, считалось у него улыбкой.

– Отлично. А теперь помоги мне. Надо навести здесь порядок, пока никто не объявился.

– Подожди, пожалуйста. – Я вытянула руку в упреждающем жесте. – Я ничего не понимаю. Ты вообще кто? И что здесь было в темноте? Куда оно делось?

Парень отвернулся и начал одну за другой переворачивать парты. Грохот стоял такой, что если кто-то и мог объявиться, то он наверняка уже услышал шум и направлялся сюда.

– На твоём месте я бы присоединился, иначе я могу провозиться дольше, чем выдержит стена молчания. А на этот грохот обязательно придёт кто-то из Бессменных. И поверь, он будет просто счастлив обнаружить здесь попаданку.

– Что? Хочешь сказать…

– Тёмный Мессия, у вас там все такие тупые?

– Где “у нас”?

Кусочки информации начали медленно выстраиваться в цепочку. Абсолютно невозможную, идиотскую цепочку. Странная фраза про Тёмного Мессию, пробуждение в незнакомом месте, появление парня, говорящего на незнакомом языке, да ещё и киношные спецэффекты с парящим огнём и вспышкой света. Нет, это невозможно!

– Кто такой Тёмный Мессия? – Один из множества вопросов вырвался сам.

Парень даже не обернулся.

– Тебе это ни к чему. Ты всё равно скоро умрёшь.

Слова, которые должны были привести в ужас, были сказаны таким будничным, скучающим тоном, что я только скептично приподняла бровь.

– С чего это?

– Попаданки вне закона. И очень дорого ценятся, поэтому, если их обнаруживают живыми, очень быстро передают Сильнейшим. Так что до нового дня они обычно не доживают.

После пережитого я не могла всерьёз испугаться, хотя новости определённо были тревожными. Мне бы начать паниковать, но мозги отчаянно цеплялись за нестыковки, надеясь увериться, что это дурной сон.

– Тогда почему ты меня ещё не сдал?

Грохот очередной одной парты, становящейся с головы на ноги, скрежет по полу.

– Мне не нужны деньги.

Наконец-то отличная новость. Значит, и ловить он меня не станет. А раз оставаться здесь так опасно, как говорит этот парень, у меня есть возможность сбежать.

Я медленно начала двигаться вдоль стены, держа в поле зрения прикрытую дверь в дальней части аудитории и краем глаза наблюдая за незнакомцем.

– Можешь не красться. Тебе всё равно не удастся покинуть Академию.

Я остановилась. У него слух как у лисицы или глаза на затылке?

– Предлагаешь мне оставаться здесь и ждать, пока за мной не придут?

– Я предлагал тебе помочь мне с партами. Тогда у тебя было бы чуть больше времени.

Он грохнул последнюю парту о пол, выпрямился и повернулся, вытирая лоб. А я впервые за вечность пребывания здесь смогла внимательно разглядеть его.

Мой ровесник, плюс-минус пара лет. Тёмные волосы, разделённые прямым пробором, падали на лицо. Прядь справа была то ли выкрашена, то ли белой от природы. Уставший и какой-то равнодушный взгляд. Чуть вытянутое лицо могло показаться красивым, но в нём будто не было жизни. Одет в чёрную рубашку с удлинённым кожаным жилетом. Штаны заправлены в высокие ботинки, на руках короткие кожаные митенки. Он осмотрелся вокруг и хмыкнул.

– Тебе везёт. Стена выдержала. Можем немного поболтать. До рассвета ещё есть пара часов.

– А потом за мной придут?

– Именно.

Я всё ещё не верила в происходящее. Но выбор у меня был небольшой. Я уселась на ближайшую парту и вздохнула.

– Меня правда убьют?

Он кивнул. Капец.

– А ты можешь мне помочь сбежать? Вернуть меня обратно? Что-нибудь, чтобы меня не убили.

– Зачем мне это?

Я опешила. Это здесь нормальным считается? Видеть человека, которому грозит смерть и быть настолько равнодушным.

– А почему ты вообще здесь?

– Было любопытно взглянуть своими глазами на попаданку.

– И как? Удовлетворил своё любопытство?

Он неопределённо пожал плечами.

– Всё в точности, как рассказывают.

– И что же у вас рассказывают? Почему вообще меня должны убить?

Он сел на соседнюю парту, опёрся на руки и закинул ногу на ногу.

– Официально – вы нарушаете и без того тонкую ткань мира. На деле же каждое ваше появление, точнее, те случаи, когда вам всё-таки удаётся выжить и как-то сбежать от потрошителей, оборачивалось катастрофой. Может быть, не критичных масштабов, но страдало достаточное количество людей, чтобы объявить вас вне закона. А главная причина, почему любой с радостью потащит тебя Сильнейшим – это такая награда, с которой можно годами швыряться деньгами в борделях и кабаках и всё равно хватит на сытую старость. – Он внимательно посмотрел на меня и ответил на невысказанный вопрос. – Ваша кровь очень высоко ценится. Некоторые идиоты считают, что если её выпить, обретёшь бессмертие, неуязвимость, возможность превращать любой предмет в золото одним касанием, и прочая чушь. На деле же всё гораздо сложнее, но в двух словах – в алхимии она незаменима. Иногда те, кто находит разорванные потрошителями тела попаданок, пытаются нацедить хоть одну склянку оставшейся крови. Идиоты. Это сложная процедура, недоступная несведущим. Поэтому самый верный способ получить выгоду от вас – поскорее связаться с Сильнейшими. А уже они выжмут каждую каплю крови.

Я потрясённо молчала. С каждым словом реальность становилась всё материальней и всё сильнее давила на меня осознанием, что это может оказаться ни хрена не сном.

– И что мне делать?

Он снова пожал плечами.

– Можешь напоследок закатить истерику и попытаться убедить меня, что от тебя будет польза. Они обычно так и делают. Те, кто выживает. Говорят о вашем мире. Технический прогресс, достижения цивилизации, интер… нет? А на деле не могут объяснить ни этот интернет, ни хотя бы одно из перечисленных достижений. Оно работает, но я не знаю как. Знаю только, что работает. – Он писклявым голосом изобразил женский голос и вздохнул. – А толку миру от твоего знания, если ты не можешь им поделиться. От их крови куда больше пользы.

– Но это убийства!

– Это соблюдение закона! – Он резко повысил голос. Оглянулся на закрытую дверь, поморщился и прижал ладонь ко лбу. Продолжил уже тише: – Пока их не начали останавливать, эти девчонки через одну рвались в постель власть имущих. В вашем мире это в порядке вещей? Дело начало доходить до политических скандалов, а они все твердили что-то про истинную связь, драконов и предназначение. Скажи, вы там у себя настолько глупы, что до сих пор верите в эти сказки?

Я молчала, глядя в окно на медленно светлеющее небо. С появлением каждого нового оттенка таяло моё время. Парень так же молча смотрел на меня. Я порывалась было что-то спросить, но каждый раз в голове звучал его голос “Тебе это ни к чему. Ты всё равно скоро умрёшь.” Когда я начала различать пейзаж за окном, у меня появилась мысль, как ещё я могу попробовать спастись. Мерзкая до ужаса, но сейчас было не до нравственных мук. Я спрыгнула с парты, сделала шаг вперёд и легонько коснулась его руки, проводя пальчиком снизу вверх. Постаралась придать голосу самое эротичное звучание, но из-за паники слова прозвучали хрипловато:

– Может быть, я смогу тебя переубедить?

Резким движением подняла взгляд, смотря ему прямо в глаза. Давай, глотай наживку. Мне бы только тебя зацепить, а там как-нибудь выкручусь. Облизнула губы и чуть подалась вперёд, касаясь его бедра. Жаль, что на мне сейчас дурацкая футболка с круглым вырезом. Даже не спустишь её в сторону, оголив плечо. Нужно было как и на предыдущие экзамены надевать рубашку, сейчас смогла бы расстегнуть столько пуговиц, сколько ему нужно было бы для согласия. Давай, давай же!

Изучающий интерес, с которым он рассматривал меня до этого, сменился скучающим выражением. Он легко соскользнул на ноги, прижимаясь ко мне всем телом, но не остановился, а продолжил движение, сделав пару шагов в сторону. Повернулся и снова посмотрел на меня. Не отрывая взгляда, щёлкнул пальцами и слегка поморщился. Воздух рядом с ним задрожал, словно плавясь, рассеивая внимание. Я зажмурилась, убирая неприятное ощущение, а когда открыла глаза, увидела полностью обнажённую девушку. Она прильнула к парню и подобострастно смотрела на него, словно ожидая приказа. Просто шикарная фигура, бархатная кожа – это было видно даже на расстоянии, длинные светлые волосы волнами спадали на спину. А невинное личико с розовыми губами завершало идеальный образ.

– Кара знает всё, чего я хочу. Умеет всё, что я только смогу однажды пожелать. И появляется, – он усмехнулся, – по одному щелчку. Так на что мне ты?

Он взмахнул рукой, и прекрасная дева растаяла в дрожащем воздухе.

Я начала отчаянно перебирать варианты своих способностей, которые могли бы хоть как-то заинтересовать моего собеседника. Сдался мне этот филологический! Была бы я на пятом курсе какого-нибудь инженерного вуза, оставалась бы хоть какая-то надежда, что я могу быть полезна этому жестокому миру. Но нет. Всё, что я знаю – несколько славянских языков, и то весьма поверхностно, никому не нужную латынь и всевозможные литературные направления вместе с биографиями их представителей. Бесполезные знания даже в моём мире, что уж говорить об этом. Бесполезное образование, бесполезная я!

– Совсем скоро рассветёт. Мне пора. Желаю тебе… – он помолчал, подбирая слова, – лёгкой смерти.

Равнодушие, с которым это было сказано, сломало последний кирпичик в плотине, сдерживающей панику. Я осела на пол, упираясь спиной в парту, осознавая, что единственный, кто хотя бы не желал мне смерти, сейчас уйдёт, а я останусь здесь, ожидая, когда появятся палачи. Или те, кто меня к ним отправит. Слёзы полились вместе с рыданиями. Парень брезгливо дёрнул плечом и начал отворачиваться. Я зарыдала сильнее. Больше всего мне хотелось сейчас чем-нибудь в него швырнуть, чтобы хоть немного выплеснуть своё отчаяние. Но швыряться я могла только словами. Терять мне было уже нечего, так что я осыпала спину равнодушного мерзавца самыми ядовитыми эпитетами на всех известных мне живых языках. Хотела добавить что-нибудь на латинском, но вспомнила, из-за кого я здесь оказалась.

– Грёбаный инквизитор! Грёбаный латинский! Volo te mori sicut canis!

Я спрятала лицо в коленях. Последнее, что я увидела, была замеревшая уже у самой двери фигура моего бывшего собеседника. Так что когда кто-то коснулся моей руки, я чуть не подпрыгнула и моментально смолкла. Подняла голову и увидела, как он, нахмурившись, склонился надо мной.

– Ты знаешь латынь?

Я кивнула.

– Как хорошо?

Я наморщила лоб, гадая, как можно обозначить мой уровень латинского. Свободно говорю, пишу со словарём? Могу читать, но живая беседа была только с преподом? Понятия не имею, сильно ли хромает произношение, так как носителей языка нам не подвезли?

– Быстрее! – Он больно схватил меня за локоть и рывком поднял на ноги. – Читать и переводить сможешь?

Я уверенно кивнула. Точно смогу. Хотя, если бы он спросил, смогу ли я станцевать чечётку на крыле летящего самолёта, сейчас я кивнула бы с такой же железной уверенностью.

– Идём! Тебя наверняка уже услышали, так что здесь скоро будет кто-то из Бессменных. Тьма и её обитатели, да шевелись же ты!

Он тащил меня за собой, еле слышно ругаясь. А я, наконец, отмерев, изо всех сил старалась не отставать и молилась, чтобы он не выпустил мою руку из своей.

Мы бежали по длинным коридорам, сворачивая то влево, то вправо. Я старалась смотреть только под ноги, до смерти боясь споткнуться и упасть. Несколько длинных лестничных пролётов вышибли из меня остатки дыхания. Сердце подскакивало к горлу, а лёгкие горели, но тело подгонял дикий страх, и оно не желало останавливаться даже тогда, когда мой спаситель резко замер перед одной из дверей. Я чуть не врезалась в стену, но он скупым движением дёрнул меня на себя, одновременно проводя рукой по дверной ручке снизу вверх, словно поглаживая её. Дверь распахнулась, и парень толкнул меня вперёд, проскальзывая вслед за мной. Звук закрывающейся двери выпустил из меня остатки сил. Я опустилась на колени, а потом растянулась прямо на потёртом ковре. В комнате было уже почти совсем светло, значит, солнце скоро встанет, а я всё ещё жива. Парень переступил через меня и прошёл к дальней стене. У меня не хватало сил поднять голову, так что я видела только его ноги. Он некоторое время топтался у какого-то шкафа, а затем развернулся и подошёл ко мне. Наклонился и положил у моего лица толстую книгу с распухшими страницами.

– Открой.

Я оперлась на руки и приподнялась. Подтянула к себе уставшие ноги, села на колени и взяла в руки книгу. Она оказалась тяжелее, чем была на вид. Я наобум раскрыла книгу и посмотрела на страницы. Огромная красная буквица, вслед за которой вился мелкий, но чёткий почерк. Разбирать текст было не в пример сложнее, чем на привычных печатных страницах, но адреналиновый всплеск пока не улёгся, и я заскользила глазами по строчкам, выхватывая знакомые слова, которые в прямом переводе дали бы весьма косноязычный результат. Но бесконечные часы практики как на парах, так и дома намертво вбили в сознание привычку охватывать предложение целиком, видя не отдельные слова, а их сочетание и, как итог, смысл. Я медленно двигалась взглядом по странице, давая вскипевшим мозгам привыкнуть к почерку и вникая в неизвестный текст. Не дожидаясь команды, я вернулась к началу абзаца и начала читать вслух. Каждое следующее предложение давалось легче, и я мысленно выдохнула, радуясь, что мне не отшибло память на ненавистную латынь.

“Далее, в бесконечном множестве тел заключено уже бесконечное количество

мяса, крови, мозга; хотя они и обособлены друг от друга, но тем не менее

существуют – и каждое в бесконечном количестве, а это уже бессмысленно. А

что они никогда не разъединяются, это говорится не вследствие достоверного

знания, но правильно, так как свойства неотделимы.”

– Отлично. – Он снова наклонился надо мной и выхватил книгу из рук. Захлопнул её и выпрямился. – Переводить ты умеешь.

Я слегка напряглась от его резких движений, но не удержалась от комментария:

– Ты уверен, что я не сочиняла на ходу, пользуясь твоим незнанием?

Он даже не моргнул. Смотрел всё так же спокойно, без малейшего намёка на сомнение.

– Ты сейчас едва дышать можешь от ужаса, не то что лгать. Так что да, уверен. – Он бросил взгляд в окно и тяжело вздохнул. Только сейчас я увидела, что несмотря на все его спокойствие и равнодушие, он чертовски устал. – Вставай. У меня есть ещё часа полтора на сон, и я не собираюсь их терять.

Я поднялась и только сейчас осмотрелась. Небольшая комната, метра три-четыре в длину и чуть меньше в ширину. Прямо напротив двери окно, под ним стол, заваленный книгами и бумагами настолько, что было удивительно, как они помещаются на столешнице, по правой стене узкая кушетка, возле которой на полу тоже громоздились стопки книг, чуть дальше из-за тёмной ширмы виднелась кровать. По левую руку сразу у стола книжные шкафы, комод с какими-то склянками на нём, и почти рядом со мной плотно закрытая дверь.

Парень указал мне на кушетку и я с облегчением тут же на неё свалилась, сбрасывая кроссовки. Сам же он прошёл к кровати и кинул мне подушку. Плоская как блин, но я была рада и такой подачке. Накопившаяся усталость требовала тут же уснуть. Я сунула подушку под голову, и меня придавило осознанием произошедшего. Тело просило выбросить все мысли из головы и спать, но сон не шёл. У себя дома я привыкла к круглосуточному шуму за окном, а здесь было слишком тихо. Шуршание одежды сменилось кряхтением деревянной кровати под весом парня. Потом всё стихло, но тут кровать снова скрипнула, а вслед за ней и пол. Шаги проследовали от дальнего угла ближе ко мне, и я собиралась повернуться, но сил не было. Пусть делает со мной, что захочет. Плевать. Уже просто плевать. Снова шуршание и на меня опустилось какое-то покрывало. Я едва смогла пробормотать “Спасибо” и вырубилась.