Утерянный дом

В это время Минас уже успел отнести таз с водой и полотенца, привезенные его двоюродным братом как подарок из Бурсы, и теперь вернулся в комнату к Салиму. Мужчина велел ему сесть за стол, а сам спустился в погреб и принес оттуда копченую баранину, сыр и банку абрикосового сока, сваренного Анной на зиму. В спешке он достал из шкафа тарелку и положил перед голодным мальчиком. Салим принялся есть.

– Не спеши, дружок, а то подавишься.

Минас сидел напротив и размышлял. Он гадал, что же случилось с Хасаном и маленькой Мерем, что только Зара и Салим смогли добраться до Пашинки.

Из спальни слышались сдавленные крики роженицы. Зара пыталась не шуметь, чтобы соседи Тарасовых ничего не заподозрили, но боль была сильнее, хотя сквозь барабанящий дождь вряд ли кто-то мог что-либо услышать. Салим оглянулся было в сторону материнского голоса, но Минас перехватил его взгляд и сказал не волноваться.

– Ба́, вов гганче́9? – раздался озадаченный и сонный голос с лестницы, которая вела на второй этаж.

– А, Ваграм, иди сюда, сынок. – подозвал мальчика Минас. – Познакомься, это Салим, сын Хасана. Вы почти одного возраста.

– ФIэхъус, сэ си цIэр Ваграм10, – протянул руку маленький армянин, на что его отец широко улыбнулся.

– Упсэу, сэ Салим11, – ответил маленький черкес на приветствие, положив кусок хлеба в тарелку, и совсем по-взрослому пожал протянутую руку.

– Хуабжьу си гуапэщ12.

– Сэри13.

Внезапно громко забарабанили в дверь.

Исход

– Ваграм, уведи Салима наверх!

Дождавшись, пока мальчики уйдут, Минас подошел к двери и отворил ее. К его удивлению перед ним стоял Хасан с дочкой на руках. Лицо его было все красное, и влага струилась по ней. Явно уставший, мужчина еле стоял на ногах, а девочка, казалось, спит, но на самом деле, выбитая из сил, была не в состоянии пошевелиться.

Уже совсем рассвело, но, благо, ливень не давал никому выйти из дому. Минас отошел в сторону, чтобы пропустить друга с ребенком на руках, и как только те оказались внутри, крепко закрыл дверь.

– Положи девочку в кресло, сейчас принесу полотенца.

Хасан без слов сделал это, и внезапно раздался громкий стон из дальней двери. Мужчина, узнав голос, ринулся было туда, но Минас его остановил.

– С ней Анна, скоро родится ребенок.

– А Салим?

– Наверху с Ваграмом, – произнес Минас и, приобняв друга, помог ему сесть, – Салим спустись.

Спустя пару секунд мальчики стояли на нижних ступенях лестницы. При виде отца он заплакал и кинулся к нему. Хасан, не говоря ни слова, прижал сына к себе.

Тем временем Минас уже принес полотенца и протянул другу. Мужчина взял их, отпустив сына, и принялся утирать Мерем, снимая с нее мокрое платьице.

– Ты в порядке? – спросил Хасан сына, закончив сушить дочь и обернув ее в серое мягкое одеяло из волчьей шкуры, которое подал Минас.

– Да, папа.

Салим хотел было обнять сестру, но отец его одернул.

– Дай ей поспать, сын, пойдите с Ваграмом наверх. – произнес он.

Он принялся утирать свою голову. Хасан чувствовал, как тепло дома разносится по телу. Он быстро переоделся в сухие шальвары и рубашку, которые подала Анна, когда Минас постучал в дверь спальни.

– Минас, я видел с десяток солдат несколькими улицами ниже. Они, видимо, обходят дома.

– Да, в последнее время такие проверки проходят несколько раз в неделю.

– Друг мой, нам больше не куда было податься, все черкесские аулы захвачены, неизвестно, остались ли наши родные в живых. Нам необходимо попасть в Ингушетию, к Сэтэнай, ты же помнишь ее?

– Как забыть твою бойкую сестру? – произнес с улыбкой Минас. – Она меня от волка спасла в ваших лесах.

– И правда, – грустно улыбнулся Хасан, почесав короткую бороду, – как я мог забыть об этом?!

Хасан то и дело оглядывался в сторону спальни, откуда раздавались приглушенные стоны Зары. Все его нутро желало увидеть ее, но он понимал, что его присутствие помешает.

На секунду из-за двери появилась Анна, и Хасан моментально встал, несмотря на усталость. Девушка, поздоровавшись, попросила мужа принести еще воды и тут же скрылась в спальне.

– Хасан, ты давай ешь, а я пока воду отнесу. Вернусь и будем думать, как вас доставить к твоей сестре.

Минас вышел на улицу и вернулся с полным тазом воды. Аккуратно поставив его у спальни, он осторожно постучал и ушел обратно к Хасану. Дверь открылась и Анна забрала, что просила, а стон Зары наполнил каждую клетку тела ее мужа.

– Днем выехать не получится, – начал Минас, сев напротив своего кунака. – Это надо сделать после захода солнца, не раньше. Конечно, если к этому времени ребенок уже родится.

– Если не родится, тогда отправим детей, а мы с Зарой и младенцем поедем следующей ночью. Это можно устроить?

– Думаю, да. Есть у меня один доверенный человек…

Минаса прервал стук в дверь, раскатившийся по всему дому.

– Бери Мерем и тихо поднимайся наверх.

Хасан поспешил к уже сидевшей в кресле дочке. Он схватил ее и метнулся к лестнице, под его сильными ногами заскрипели половицы. Как только первый этаж остался пуст, Минас, не представляя. что говорить, подошел к двери и открыл ее. Дождь уже прекратил лить, но тучи все еще не уходили, готовясь снова разразиться тысячами литров воды. На улице стояло двое солдат с винтовками наперевес.

– А, Михаил, – он узнал одного из них, высокого светлого парня с зелеными глазами, он был на несколько лет младше Минаса. – Что привело к моему дому двоих солдат ранним утром?

– Да вот отряд приехал из южных аулов, господин Тарасов, – Михаил сделал кивок в сторону своего товарища, – говорят беглецы могли спрятаться в нашей станице.

– И чего эти черкесы вечно бегут, правда? – ехидно улыбнулся Минас.

– Ваше степенство, мы можем осмотреть дом? – спросил незнакомый хозяину солдат.

– А у меня есть выбор?

Тот лишь пожал плечами, что означало отсутствие оного. Солдаты попытались было зайти, однако Минас загородил путь.

– Только один.

Нежданные гости переглянулись, и незнакомец молча кивнул, дав понять, что не против остаться на улице. Михаил, миновав освободившего путь Минаса, вошел в дом, а хозяин, последовав за ним, закрыл дверь.

– Кто это вопит?

– Соседская женщина рожает, – соврал купец, – не обращайте внимания.

Михаил, засомневавшись, все же решил, что не стоит беспокоить роженицу, и направился к двери, ведущей в подвал. Он уже хорошо знал дом Минаса, так как хозяин только его пускал на осмотры жилища.

С появления полтора года назад в станице ефрейтора Михаила Головина ни один военный, кроме него, не дозволялся обыскивать дом. Минас быстро нашел общий язык как с самим ефрейтором, так и с местным поручиком Антипиным, с которым завел традицию устраивать каждый месяц дружеский вечер с выпивкой и яствами. Поручик был человек чванливый, грубый, но справедливый и человечный, если дело не касалось приказа сверху. Не один раз после нескольких часов застолья разговор переходил в полупьяную исповедь поручика о его сожалениях, что приходится разрушать семьи невинных людей и отнимать их жизни, когда этого требует приказ. Минас, будучи человеком чести, никогда ни при ком не упоминал этих разговоров, чем и заслужил уважение и доверие военного. Все просьбы Минаса тот выполнял в обязательном порядке, считая купца своим другом. Собственно, кроме него, почти никто из жителей и не общался близко с поручиком, считая его палачом и истязателем за высылку черкесов из их аулов и страшные пытки пойманных беглецов, бездоказательно обвиняемых в шпионаже на турок.

Михаил поднялся из подвала удовлетворенный, так как не обнаружил никого. Из спальни снова раздался стон Зары.

– Я все-таки осмотрю спальню, ваше степенство, – сказал он и направился к двери на другом конце коридора.

Опустив ручку, Михаил осторожно потянул дверь, держа винтовку на изготовке, стон Зары вырвался из небольшой комнаты. Сердце Минаса в тот момент заколотилось с бешеной скоростью, так как его обман вот-вот мог раскрыться.

Ефрейтор осторожно вошел, ступая осторожно, но половицы под тяжестью мужчины начали громко трещать. На звук обернулась Анна, сидящая у ног бедной Зары. Она резко встала, узнав Михаила и смекнув, почему он пришел, и подошла к нему и мужу.

– Что здесь происходит?! – недовольно произнесла она, встав перед ефрейтором так, чтобы лицо черкешенки не было видно.

Михаил, конечно, понятия не имел, кто из женщин округи ждет ребенка, а кто нет, но незнакомое ему лицо Зары точно вызвало бы массу подозрений.

– Не беспокойтесь, мне только надо проверить…

– Проверить рожающую женщину?! – повысила голос обычно тихая Анна. – Здесь никого нет, кроме нее и меня! Выйдете вон отсюда! Как вам не стыдно только!

Ошарашенный отпором девушки, Михаил, извинился и вышел из спальни. Его взял стыд, что дал себе волю зайти в комнату, где женщина давала новую жизнь, не мужской это поступок. Потупившись несколько секунд у двери, солдат вспомнил, зачем он пришел. Он резко повернулся и пошел к лестнице. Минасу показалось, что у него подскочило давление.

– Обязательно надо подниматься, Михаил? Там сын все еще спит.

– Иначе никак, господин. Если только у вас там еще кто-то не рожает.

С этими словами ефрейтор повернулся и начал осторожно подниматься. Каждый его шаг отдавался предательским скрипом ступеней. Минас был уверен, что Хасан и дети наверху все слышат. Он только надеялся, что давний друг не набросится на Михаила, иначе поднимется невообразимый шум, и к нему в дом явится целый взвод, и худо будет всем.

Наконец, преодолев шесть ступеней, Михаил попал на второй этаж, состоящий из одной небольшой комнаты, принадлежащей Ваграму. Мальчик всегда напоминал ему собственного сына, Михаил любил наблюдать за ним, когда тот играл с мальчишками. В такие моменты он вспоминал своего сорванца и представлял, как вернется домой к родным.

Изредка Ваграм с парочкой друзей захаживал в воинскую часть поглядеть на ружья, а Михаил с удовольствием им показывал их.

Ефрейтор, к слову, в отличие от многих солдат, никогда не был падок на алкоголь, редко его можно было увидеть пьющим, и никогда пьяным, поэтому какое-никакое доброе отношение со стороны жителей Баталпашинска к себе он заслужил. За это его товарищи не взлюбили и при каждом удобном моменте старались отпустить едкую шутку, мол ефрейтор Головин подхалим и шестерка местного сброда, раз не пьет и не насилует.

Миновав дверной проем, глазам военного предстал стоящий у стены рядом с небольшим шкафом Хасан, будто загнанный зверь, смотрящий на солдата свирепым взглядом и держащий обоих своих детей за спиной. А те со страхом в глазах не отнимали взгляда от винтовки, которую Михаил наставил на них. Ваграм стоял в противоположной стороне комнаты, перепуганный и дрожащий.

– Михаил, опустите оружие, эти люди безобидны, – раздался голос Минаса позади, – вы пугаете детей.

– Вы в своем уме? Прятать беглецов! – прошипел солдат.

Михаил держал Хасана на мушке.

– Михаил, не делайте то, о чем пожалеете, – произнес Минас, медленно подойдя к Ваграму.

– Это угроза, ваше степенство?

– Боже упаси! Я лишь говорю вам, что потом вы будете сожалеть о содеянном, так как жизни этих людей будут на вашей совести, ни на чьей больше. В вашей власти отпустить их, Михаил.

– Господин Тарасов, это измена. Меня расстреляют, вас повесят, а наши семьи отправят на каторгу! Вам этого хочется? Даже дружба с поручиком вам не поможет!

– Михаил, полагаю, мы почти одного возраста, – заговорил, наконец, Хасан, успокоивший в себе зверя, – у тебя ведь есть жена и дети?

– Да, – нехотя произнес ефрейтор после недолгих раздумий.

– Моя жена сейчас рожает, она не сможет отправиться в дорогу в таком состоянии, она просто умрет. Дети тоже умрут в пути. Что бы сказала твоя жена, узнай она, что ты обрек целую семью на смерть? Как ты будешь смотреть своим детям в глаза и учить их добродетели, зная, что убил моих?

Михаил молчал, явно обдумывая слова мужчины, которого держал на прицеле.

– Я пойду с тобой, парень, – продолжил Хасан. – Только оставь мою семью в покое, дай Минасу помочь им уехать, а меня забирай.

Солдат смотрел на черкеса и прячущихся за ним напуганных Салима и Мерем.

– Ты и мальчик, – произнес, наконец, Михаил, опустив оружие, – я заберу вас обоих, а жена и дочь пусть остаются.

– Послушайте, Михаил… – начал было купец.

– Нет, это вы послушайте! Это, – он указал винтовкой на Хасана с детьми, – это измена. Если вам плевать на благополучие вашей семьи, Минас Георгиевич, то мне на своих родных нет. Он и его сын! Это больше, чем я могу сделать для них!

Сердце Хасана упало.

– Нет, – отрезал он. – Только я.

– Если я выйду отсюда только с тобой, то Дмитрий, мой товарищ, не поверит, что взрослый черкесский мужик бросил семью и бежал. Ты и сам прекрасно это знаешь. Ты и твой сын. Я не собираюсь торговаться с тобой.

Хасан молчал.

«Он прав, – думал он, – второй солдат точно заподозрит неладное и проверит дом повторно. Найдя, Зару и Мерем, их поволокут к морю, а Минаса казнят, выслав его жену с сыном».

– Ладно, – выдавил из себя с болью Хасан, – Я и Салим.

Воцарилось молчание. Никто не смог произнести ни слова. Минас стоял, как вкопанный, не веря своим ушам, он до последней минуты надеялся, что удастся спасти всех, увезя семью друга в Ингушетию, но судьба распорядилась иначе. Хасан крепко обнял маленькую Мерем и поцеловал ее в лоб.

– Прощайся с сестрой, Салим, – дрожащим голосом произнес он.

Мальчик плакал, чуть ли не в голос. Он крепко обнял свою младшую сестру, которая не понимала, что происходит и, видя слезы брата, сама разревелась.

– Пора, – сухо произнес ефрейтор.

– Хасан, пока не поздно, спуститесь к Заре, – сказал с сожалением в голосе купец.

Еле в силах стоять, мужчина взял руку сына и потянул к двери, а дочери велел сидеть наверху с Ваграмом и не выходить, пока Минас не разрешит. Девочка громко заплакала, чувствуя, что это был последний раз, когда она видела отца и брата.

В дверь спальни постучали. Спустя минуту дверь медленно открылась и из-за нее появилось встревоженное лицо жены хозяина дома. Как только Анна увидела Хасана с сыном, мужа и ефрейтора, которого недавно выгнала, ее лицо побледнело. Взор молодой женщины тут же упал на мужа, который кивнул ей в знак того, что нужно их впустить.

– Она почти без сил, – произнесла она и вышла в коридор, дав Хасану с сыном войти.

Дверь за ними закрылась.

– Чтоб ноги твоей здесь больше не было, таканк14! – выпалила Анна военному и ушла в гостиную ждать, что же будет дальше.

– Что скажете своему товарищу? – произнес Минас, заметив задумчивое лицо Михаила.

– Что нашел их в подвале. Ни вы, ни госпожа Даниелян, ни Ваграм не должны даже упоминать случившееся сегодня в этом доме. Вам все ясно?

Минас тяжело вздохнул.

– Вы должны ночью их вывезти из станицы.

– Смотря, когда родится ребенок.

– Угораздило же! К утру точно родится, они должны затемно покинуть Баталпашинск. Как только взойдет солнце, я зайду проверить. Их не должно быть здесь. Если вы думаете, что мне это нравится – отнюдь. Но при всем моем уважении, я и так пошел вам навстречу и сделал, сколько мог.

Тем временем Салим крепко обнимал мать и изливался горячими слезами, а та из последних сил целовала его и шептала, что они еще встретятся, и все будет как раньше, но эти слова мало чем могли утешить несчастного мальчика.

Хасан же держал руку жены в своей ладони и уже не сдерживал слез. Сердце его билось с невероятной скоростью и отдавалось жгучей болью, будто душу пытались насильно вырвать из тела.

– Анна сказала, это мальчик, – еле слышно произнесла Зара, и ее лицо искривилось от боли, но она не издала ни единого звука.

– Назови его Хагур, пусть имя оберегает его15, – произнес Хасан и поцеловал со слезами жену в лоб. – Прощай, цветок мой.

Он потянул Салима, но тот не отпускал мать. Хасану еле удалось оттащить его от кровати. Мальчик кричал и вопил во весь голос, вырывался, бился в истерике, не отрывая заплаканных покрасневших глаз от материнского лица, пока не потерял сознание. Его тело обмякло в руках Хасана, и тот взяв сына на руки и кинув на Зару последний взгляд, вышел из спальни.

Он посмотрел без слов на своего кунака.

– Минас, друг мой, отвези их в Сунжу, к Сэтэнай. Муж ее Амин, сын Салмана из рода Эгихой. В тех краях меня многие знают, скажи что ты мой кунак и вопросов к вам будет меньше.

– Хорошо, старый друг, – тяжело вздохнул Минас, – Мне так жаль, что все так обернулось.

Хасан лишь кивнул и пошел в сторону парадной двери. На пути он увидел заплаканную Анну.

– Я позабочусь о Заре и твоих детях, – произнесла она дрожащим голосом.

– Спасибо тебе.

– Да хранит вас Бог.

Анна, не дожидаясь, пока Хасана с сыном на руках выведут на улицу, поспешила обратно к роженице, беспокоясь, что та могла истечь кровью.

– Выходи, – скомандовал Михаил, наставив оружие на Хасана.

Минас открыл дверь. Дмитрий, солдат, ожидавший на улице, увидев черкеса, бросил самокрутку и схватился за оружие, будто тот мог что-то ему сделать, держа ребенка в руках и находясь под прицелом ефрейтора.

– Их прятали?

– Нет, эти двое в подвале сидели, хозяева о них не знали, ночью забрались в дом.

Дмитрий с подозрением посмотрел на Минаса, а тот лишь недовольно поднял бровь, смотря на незнакомого военного, и захлопнул дверь.

Пришла ночь, Хасан и Салим уже несколько часов шли с караваном в Туапсе. А в доме Минаса случилось чудо: как и предсказала Анна, Зара родила мальчика. Помня слова мужа, она назвала его Хагур. Хагур, сын Хасана. Зара поклялась беречь его ценой своей жизни и когда-нибудь, когда он вырастет, поведать о его храбром отце и старшем брате, которых он, может, когда-нибудь увидит, если судьба так распорядится.

* * *

– Папа, встань! Папа! – Салим пытался поднять отца, который, обессиленный, рухнул наземь.

– Эй! Что с тобой? – бросил один из конвоиров.

Хасан молчал, а Салим тянул его за руку и кричал.

– Папа! Ну же, встань!

Раздался громогласный выстрел. Вопль Салима раскатился по всей долине.

Благодарности

Большое спасибо Джаммалудину Маликову и администрации группы ВКонтакте «ГIалгlай ГIалгlайче (Ингушетия и Ингуши)», которые предоставили массу информации, без которой этот рассказ не увидел бы свет.

Обложка

В оформлении обложки использована фотография автора «Village Near Mountain Cliff» с https://www.canva.com/media/MADGxt9D25Y.

Примечания

1

Сэлэтхэр (кабард.–черк. salat-har) – солдаты.

2

Кубатей – аул, ныне носит название «Жако».

3

Кэсей хэблэ (кабард.–черк. «Къэсей хъэблэ») – аул, до 1925 года носил название «Касаевский», ныне известен как Хабез.

4

Город Черкесск был основан в 1825 году как станица Баталпашинская на месте одноимённого русского военного укрепления (редута) на Кубанской пограничной линии. Редут, а затем и станица получили свои названия в честь победы в 1790 году русского войска под командованием генерал-майора И. И. Германа над армией турецкого военачальника Батал-паши. Таким образом, название «Баталпашинская» представляет собой редкий случай, когда населённый пункт был назван в честь побеждённого. Однако жители не приняли это название, и в обиходе станица называлась «Пашинка».

5

Тарасовы – род черкесогаев (черкесских армян).

6

Куначество – старинный кавказский обычай, согласно которому двое мужчин, принадлежавших к разным родам, племенам или народностям, вступали в настолько тесные дружеские отношения, что эти отношения по своему смыслу были близки к кровнородственным отношениям, что делало для них вопросом чести оказывать друг другу помощь и защиту.

7

Псыжь (кабард.–черк.) – Кубань.

8

Шальвар (перс. شلوار) – штаны.

9

«Пап, кто это кричит?» (донской диалект армянского языка).

10

[Ффахýс, са си цáр Ваграм] (кабард.–черк.) – Привет, меня зовут Ваграм.

11

[Упсáу, са Салим] (кабард.–черк.) – Привет, я Салим.

12

[Хуáбжу си гуáпащ] (кабард.–черк.) – Очень приятно.

13

[Сáри] (кабард.–черк.) – И мне тоже.

14

տականք [арм. takanq] – сволочь, подонок.

15

«Хьагъур». Включение компонента «хьэ» (собака) было связано с суеверными представлениями об оградительной, защитительной функции имени. В древности собака для адыгов считалась священным животным. («Адыгейские фамилии и имена». Блягоз З. У., Тхаркахо Ю. А. ГУРИПП «Адыгея», Майкоп, 2002.)