Круиз по Этерии

Треск камина раздавался редко, будто даже огонь не решался нарушить молчание.

Адриан стоял у высокого арочного окна, сжимая в руке бокал с вином, которое уже давно перестал пить. За стеклом раскинулась вечерняя Этерия – огни северных деревень, мерцающие вдали, как рассыпанные звезды.

– Два года, – прервал гнетущую тишину Тиберий. – Два года ты строишь храмы, сажаешь свои… эти цветы по всей стране и говоришь о «божественном промысле». Может, хватит?

Адриан резко обернулся, и в его глазах вспыхнуло что-то дикое, почти отчаянное.

– Ты думаешь, я не пробовал?! – он швырнул бокал в камин, и хрусталь разлетелся на тысячи искрящихся осколков. – Она везде. В каждом дуновении ветра, в каждом цветке, во всех моих снах…

Он схватился за подоконник, словно боясь рухнуть на колени.

– Она никогда не говорила, что любит меня, – голос Владыки дрогнул, – всякий раз отталкивала, когда я пытался приблизиться. Но когда я сорвал для нее тот цветок в джунглях… – его пальцы сжались на подоконнике, – она отвернулась, но не смогла скрыть свое смущение. А когда я делился с ней фруктами… она ела их так, будто это были дары богов.

Тиберий медленно поднялся, но не решался подойти ближе.

– Я восстал против отца только потому, что она была рядом, – прошептал Адриан. – До нее я боялся даже взглянуть ему в глаза. Но с ней… – он резко выпрямился, – с ней я чувствовал себя способным на все. Но теперь я не знаю… как мне жить дальше.

Адриан провел ладонью по лицу, смахивая несуществующую пыль.

– Самое страшное, что я до сих пор не понимаю – что было правдой, а что – игрой. Она отталкивала меня, но… – он горько усмехнулся, – Боги, как же она смотрела на меня… Иногда мне кажется, что я вообще её не знал. То взгляд такой, будто я – её мир. То словно я ей и вовсе никто.

Его пальцы снова впились в каменный подоконник.

– И теперь я задаюсь вопросом: если даже эти мгновения были фальшивыми… всего лишь часть ее плана? Что если все, что я чувствовал… не имело для нее значения?

– Люди врут, племянник. Даже богини, видимо, тоже.

– Нет! – Адриан в ярости ударил кулаком по подоконнику, но доспех исправно защищал владельца, оставив лишь тонкую трещину в древнем камне. – Ты не понимаешь… Это было… настоящее. Я чувствовал ее каждой клеточкой своего тела! Она не врала. Просто… не могла быть той, кем хотела.

Он замолчал, проводя пальцами по трещине, словно пытаясь измерить глубину собственного отчаяния. Даже боль он был лишен права испытывать настоящую.

– А потом она исчезла. Оставила мне только этот проклятый трон на крови, – его голос стал ледяным. – где каждый взгляд на грани предательства.

Тиберий тяжело вздохнул и наконец подошел, положив руку на его плечо.

– Ты хороший правитель. Народ тебя любит. Может, пора перестать жить призраками?

Адриан горько рассмеялся.

– Ты хочешь сказать мне пора найти себе какую-нибудь благородную девицу, нарожать наследников и сделать вид, что ничего не было?

– Я хочу сказать, что ты заслуживаешь счастья, – тихо ответил дядя. – А оно редко приходит дважды в одном обличье.

За окном пролетела сова, бесшумная тень в лунном свете. Адриан следил за ней взглядом, и вдруг его черты смягчились.

– Знаешь, что самое смешное? Я до сих пор проверяю каждую новую звезду на небе… На всякий случай.

Тиберий сжал его плечо, но ничего не сказал. Что можно сказать человеку, который потерял не просто любовь, а саму веру в реальность происходящего?

– Дядя, если бы я знал… – голос Адриана сорвался, став вдруг хриплым. – Я был таким слепым дураком. Думал, главное – уговорить отца. Как будто она была просто… очередной моей прихотью, которую нужно было выпросить у родителя.

Он с силой провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть прошлое.

– Я даже не пытался по-настоящему понять ее. Слышал только то, что хотел слышать. "Мы скоро расстанемся" – а я думал: "Ну конечно, она просто боится гнева Повелителя…" – горькая усмешка исказила его черты. – Будто она говорила о какой-то временной разлуке, а не о… – он замялся, – о том, что ее здесь вообще никогда не было по-настоящему.

Тиберий нахмурился:

– Ты не мог знать…

– Должен был! – Адриан резко встал, опрокидывая стул. – Она же буквально кричала мне об этом! "Я не та, за кого ты меня принимаешь", "Это всего лишь иллюзия"…

Он замолчал, сжав кулаки.

– А я… я думал, какие покои ей подойдут. Где бы она чувствовала себя уютно. Представлял, как скажу народу: «Вот она – моя невеста». Боги, какой же я был самовлюбленный идиот!

Горечь в его голосе была такой острой, что Тиберий невольно отстранился.

– Ты просто любил, – осторожно сказал дядя.

– Нет. – Адриан медленно провёл рукой по лицу. – Я любил своё представление о ней. Не настоящую Исабель. Её я даже не попытался узнать. Только сейчас понимаю, что боялся это делать.

Он подошел к камину и бросил в огонь смятый лист бумаги – черновик указа о постройке новых храмов.

– А теперь? Теперь я строю храмы богине, в которую не верю, правлю империей, которую ненавижу… и все ради чего? Чтобы доказать призраку, что я мог быть ее достойным?

Тиберий подошел и твердо положил руку на плечо племянника:

– Ты стал правителем, которым твой отец никогда не был. И если даже это началось как игра… разве результат не важнее?

Адриан замер, глядя на языки пламени, пожирающие бумагу. Где-то в глубине его глаз вспыхнул тот самый огонь, что когда-то зажгла в нем Исабель – упрямый и несгибаемый.

– Может быть, – наконец сказал он. – Но если она когда-нибудь вернется… на этот раз я буду слушать ее. По-настоящему.

Тишина в зале аудиенций тянулась долго, но не была неловкой, а скорее уставшей – как после долгого боя, когда все слова уже сказаны, а раны еще свежи.

– Знаешь… – наконец заговорил Адриан, откидываясь в кресло и глядя в потолок, – иногда мне кажется, что это действительно было благословение. Пусть и жестокое.

Тиберий поднял бровь, наливая ему еще вина.

– Ты про убийство отца или про ту девушку?

– Про всё, – Адриан чуть улыбнулся, но в глазах оставалась тень усталости. – Если бы не она, я бы до сих пор был тенью в собственном доме. Молчал бы, когда надо говорить. Прятался бы, когда нужно действовать.

Он повертел бокал в руках, наблюдая, как огоньки свечей преломляются в темно-рубиновой жидкости.

– Она научила меня смотреть людям в глаза. Даже когда страшно. Даже когда знаешь, что проиграл.

Тиберий хмыкнул:

– Ну, судя по тому, как ты перестроил экономику и распустил тайную полицию отца – ее уроки пошли тебе впрок.

Адриан рассмеялся, и в этом смехе наконец прозвучало что-то живое, не затемненное грустью.

– Представляешь, дядя, я ведь до сих пор иногда ловлю себя на мысли: «А что бы сказала Исабель?» Когда подписываю указы, когда разбираю жалобы… – Он покачал головой. – Она бы точно раскритиковала мой новый налог на торговые гильдии.

– А еще назвала бы сентиментальным дураком за эти твои цветы по всему королевству, – усмехнулся Тиберий.

– О, обязательно! – Адриан улыбнулся, и вдруг его лицо осветилось теплым, почти мальчишеским озорством. – Кстати, о пустых тратах на развлечения…

Он достал из кармана небольшой свиток с золотой печатью и протянул дяде.

– Завтра в полдень от причала отходит «Изис». Я подготовил кое-что особенное.

Тиберий развернул свиток – это был маршрут круиза от северных фьордов до солнечных пляжей Лианории.

– Похоже на приключение, – пробормотал управляющий.

– Или на ловушку, – тихо усмехнулся Адриан, глядя в окно.

Тяжелые дубовые двери зала с грохотом распахнулись, и громкий голос герольда разнесся под сводами:

– Её светлость герцогиня Оливия Дульдиган и её сиятельство баронесса Аделаида Аквийская!

Владыка едва заметно напрягся и сделал шаг назад, к Тиберию, ища поддержки у единственного человека в этом зале, который видел в нем простого юношу с раненным сердцем, а не правителя или выгодную партию.

Дядя заметил это.

– Готов? – шепнул он.

Адриан молча кивнул.

В проеме возникла величественная фигура баронессы, словно каждый шаг был продуман годами. Ее траурное платье, расшитое серебряными кружевами, шелестело при каждом шаге, а высокий воротник обрамлял лицо, на котором время не пощадило следы былой красоты, но не тронуло холодную расчетливость взгляда. И этот острый взгляд сразу же скользнул по Адриану, оценивающе, как торговец рассматривает товар на рынке.

– Наконец-то мой внук почтил нас своим присутствием, – произнесла она с ядовитой сладостью в голосе, улыбаясь так, как будто говорила о чем-то милом.

Но Адриан знал эту интонацию.

Это был первый ход в партии.

Он медленно пошел к ней навстречу.

– Бабушка, рад тебя видеть. – Сухо поклонился он, стараясь сохранить невозмутимость.

– Рад? – Она приподняла бровь. – Это уже что-то.

За спиной баронессы робко выглядывала ее дочь, Оливия. Невысокая, круглолицая, с пухлыми щечками, она напоминала испуганного кролика, вытащенного из норы. Ее скромное платье бледно-лилового оттенка резко контрастировало с роскошью материнского наряда.

– Оливия, не прячься! – цокнула языком Аделаида, толкая герцогиню вперед. – Поклонись своему Повелителю.

– З-здравствуйте, ваше величество, – прошептала девушка, делая неуклюжий реверанс, и тут же спрятала взгляд в пол.

Принц мгновенно переключившись с мрачных мыслей и мягко улыбнулся:

– Оливия, хватит этих церемоний. Для тебя я всегда просто Адриан.

Он подошел и бережно взял ее пухлую руку, чувствуя, как та дрожит.

– Я приказал приготовить твои любимые пирожки с вишней. Помнишь, как ты угощала меня ими, когда мы были детьми?

Глаза Оливии неожиданно заблестели.

– Ты… ты помнишь?

– Каждый день в ссылке она их пекла, – вмешалась Аделаида, язвительно улыбаясь. – Будто наши страдания можно было заесть сладостями.

Армандиус лично запретил баронессе Аквийской носить фамилию и титул его возлюбленной и отправил в длительную ссылку на самые отдаленные северные земли. Мать Элеоноры была категорически против ее брака с неизвестным нищим студентом и даже слышать об их любви ничего не хотела. Но когда расстановка сил переменилась, мстительный Владыка Теней все припомнил ненавистной тёще. Зато сейчас неунывающая вдова намеревалась вернуть себе положение при дворе, жаждущая славы, почестей и власти.

Тиберий, видя, как сестра сжимается, поспешно пододвинул ей стул:

– Садись, дорогая. Повар специально для тебя приготовил еще и кремовые эклеры.

Оливия, краснея, уселась, но тут же встрепенулась, увидев на столе свое любимое блюдо.

– О, а это…

– Фаршированные грибы по-домашнему, – кивнул Адриан. – Как у бабушки в имении.

А где-то в другом мире, наблюдающая за этой сценой Алиса невольно улыбнулась, почувствовав как в груди что-то сжимается. Она видела, как его пальцы дрожали, как старательно он скрывал грусть за заботой о близких.

"Он такой заботливый… – подумала Алиса. – Даже после всего, что пережил. Даже зная, как этот мир может быть жесток. Два года… Целых два года прошло с тех пор, как я оставила его с разбитым сердцем и троном, доставшимся ценой предательства. И, кажется, только сейчас я наконец-то понимаю, суть моей миссии."

Голографический экран мерцал, проецируя образ величественного зала родового замка Дульдиганов. Алиса, скрестив руки на груди, наблюдала, как Адриан стоит под высокими давящими сводами, украшенные фамильными гербами.

"Вау… Он действительно стал лучше." – думала она, и это осознание странным образом и ранило, и согревало одновременно. В этот момент она вдруг почувствовала, что возможно, именно ради таких изменений Хранитель и привел ее в этот мир.

– Надеюсь, вы закончили ваши мужские посиделки! – произнесла баронесса, сверкая драгоценностями. – О чем это вы тут шептались?

– О круизе, бабушка, – улыбнулся Адриан, подходя ближе. – Завтра мы все отправляемся в путешествие.

Оливия всплеснула руками:

– Правда?! А я смогу…

– Да, – перебил ее Адриан, – наблюдать звезды с новой обсерватории. Я велел установить новейшие телескопы именно для тебя.

В глазах девушки вспыхнули искорки счастья.

Тиберий, стоявший рядом, потер виски. Его добродушное лицо выражало явное страдание – за последние недели матушка успела довести его до исступления своими бесконечными намеками на необходимость «удачного брака». Лорда Дульдигана Аделаида надеялась выгодно женить, поэтому с утра до вечера она беспрестанно пилила несчастного сына, который уже трижды пожалел, что ходатайствовал племяннику об ее освобождении.

– Ну что стоишь? – фыркнула баронесса, разглядывая внука. – Повелитель, а выглядишь, как призрак. Неужели в столице никто не следит за твоим здоровьем?

Адриан молча сжал кулаки. Он поделился правдой только с Тиберием и Раулем – никто больше не знал, что на самом деле произошло в ту ночь на военной базе в Лианории. Никто не догадывался, что «божественная кара», обрушившаяся на Армандиуса, была рукой его собственного сына… и ее волей.

– Я в порядке, бабушка, – ответил он, стараясь говорить мягче. – Просто много работы.

– Работа? – она язвительно улыбнулась, занимая место во главе стола без приглашения. – А я слышала, что все свободное время ты проводишь в новых храмах. Молишься, что ли?

Адриан не ответил. Да, он воздвиг храмы. Да, он объявил культ Элисии – богини любви и плодородия – государственной религией. Но не из набожности.