Расскажи еще…

Та в ответ хлестнула его полотенцем:

– Люк преувеличивает, десерта не будет. Не успела.

– Спасибо, сестра. Но тыква это мое самое нелюбимое растение с детства.

– Ох, я бы запомнила, если бы ты чаще появлялась в родном доме, сестра, – Виктория прошла в прихожую и распахнула дверь. – Хол, мальчики, к столу.

Не дождавшись ответа она захлопнула ее и вернулась обратно.

– Солнышко, – она обратилась к Ларе. – Ну, ты то хоть не переняла скверных привычек от своей матери?

– Тетя Виктория, я вся в отца! – Лара дразнила свою мать. – Он не привередливый. Мы дома едим все, что готовит мама.

– А готовить она никогда не умела… – Виктория подмигнула племяннице. – Идем Солнышко, поможешь мне накрыть на стол. А на счет криков ты быстро привыкнешь. Потом еще скучать по ним будешь! Они у нас в доме вместо будильника. Хорошо наш отец, твой дедушка, уже плохо слышит. А то давно бы уже всех на место поставил и кричал громче всех.

Ужин проходил замечательно. Холоф сквернословил, пересказывая новости за неделю, Мария убеждала всех в том, что не стоит верить всему, что показывают по телевизору и пишут в сети, Виктория сжалилась над младшей сестрой и подала к столу курицу, после того как пятнадцать минут наблюдала как Мария ковыряла свою порцию супа. Хилл проявлял благоразумие и не встревал в споры между взрослыми. Лара же ела молча, наблюдая за происходящим, но она будто отсутствовала за столом. Девочка думала о том, что было у дедушки в комнате.

– Лара, а ты что думаешь по поводу нашего президента? – вдруг спросила Виктория. Но девочка не ответила.

– Лара! – громче позвала ее мать.

– А. Что с президентом случилось? Я не расслышала, – Лара пришла в себя.

– Вот твой дядя Холоф, говорит, что ему пара уступить место кому-то по моложе, без семьи, и более либеральными и современными взглядами.

– Да, – она ответила на автомате.

– Вот, у ребенка вполне здравомыслящая точка зрения! – Холоф стукнул бутылкой по столу.

– Мама, а у дедушки есть друзья или знакомые по имени Клинтон и Уилфред? – Лара перебила дядюшку.

– Кто, Прости? Повтори? – переспросила Виктория, удивленно озираясь на Марию.

– Вроде Клинтон и Уилфред, – не смело повторила девочка.

В комнате наступила тишина.

– Уилфи – это мой пес. Он был у меня в детстве, – тихо продолжила Виктория глядя на Марию.

– Откуда ты это взяла, кто тебе рассказал? – Марии спросила дочь. Ей стало понятно по выражению лица Виктории, что Лара услышала эти имена не от нее.

– Да, точно. Уилфи! Так дедушка и сказал, – ответила Лара.

– А Клинтон – это был мой кот, – ответила Мария. – Тебе это дедушка рассказал?

– Да нечего особенного, мы поговорили немного пока он ел. я правда ничего не поняла из его рассказа, будто он сам с собой говорил, – ответила Лара будто оправдываясь.

На нее удивленно смотрели все кто был за столом.

– А что, разве это не тот кот, Мари, который упал в дерево-дробилку? Я помню, Виктория рассказывала, как ты две недели не выходила из своей комнаты. А кстати, комната в которой сейчас живет Голд, она была твоей? – Спросил Холоф. – И что можно было понять из невнятного бурчания старика Голда, – он продолжил трапезу.

– Мама? Это правда? – с ужасом спросила Лара.

Мария молчала грозно сведя брови и глядела на Холофа.

– Мой пес Уилфи, вообще-то его должны были звать Вулфи. Я просто не выговаривала букву «В» в детстве, за год я успела научиться выговаривать имя Вулви, но все уже окрестили его Уилфредом, – пояснила Виктория. – Так вот, он хвостом ходил за Клинтоном. Куда кот туда и собака. Это было похоже на дружбу. Но Клинтону так не казалось. Он бегал от Уилви и однажды убежал не туда.

– Ну, все! Хватит сестра, – она взяла Викторию за руку и перевела взгляд на дочку. – Дальше у меня был нервный срыв, и отец запретил заводить домашних животных. Раз и навсегда. Потом я выросла и сама больше не хочу этого делать. Мне хватает и тебя. За тобой так же нужно убирать, кормить три раза в день, чесать, ласкать, и следить, чтобы не сбежала, – Мария заметила улыбку на лице дочери. – А что? Скажешь это не так?

В ответ она услышала только тихое кошачье «фррр» от дочери.

– Но помню, что отец не особо любил этого кота. Он был персидской породы, все время оставлял всюду свою шерсть и постоянно мяукал, будто пел что-то, – улыбнулась Виктория. – Отец постоянно приходя домой выгонял Клинтона на улицу. Ладно. Хватит о плохом, давайте приступать к десерту!

– А что с Уилфредом случилось? – спросила Лара.

– А он потом сбежал! Хотя зная отца, он мог его отдать, чтобы никому не было обидно, – спокойно ответила тетя. – Может это и к лучшему. Наверняка так было лучше, повторила она, уходя на кухню.

В комнату вошел Люк, его руки по локоть были в машинном масле. Он провозился в гараже дольше положенного и пропустил ужин.

– Что здесь такое происходит? Почему такие задумчивые у всех лица? – спросил он.

– Нам родители рассказывают странные истории из их детства, – пояснил Хилл.

– Ох, интересно послушать, – обрадовался Люк.

– Не выйдет, мы уже поужинали. Иди приведи себя в порядок. Ты мне понадобишься позже, – Холоф вмешался в разговор, строго и без колебаний. – Ты закончил ремонт?

– Нет, – Люк посмотрел на отца.

– Тем более.

– Иди мойся, – из кухни появилась Виктория. – Я тебя позже покормлю, – сказала она и быстро засунула кусочек пирога сыну в рот.

Глава 3

На часах было уже девять вечера. За окном по желтой выжженной земле бегал летний ветерок, поднимая пыль. В свете фонаря было хорошо видно, как зарождаются маленькие песчаные воронки, пытаясь тянутся все выше и выше не отрываясь от земли, подбирая с нее все что попадало под молодой вихрь, грозясь вырасти в безжалостный смерч, но вдруг резко растворялись попадая на широкую гравийную дорожку. Дым из сигареты Холофа, пытался угрожать подобно ветру, принимая разные угрожающие формы, но это совершенно не пугало мужчину, он курил уже больше тридцати лет и только получал удовольствие. Холоф перепробовал всё: сигары, трубки, папиросы заводские, папиросы самодельные; среди подарков на день рождение он получил больше десятка трубок. Ничего не прижилось, кроме добрых старых сигарет из табака, что выращивался в этом округе. Того табака, который он по молодости собирал на плантациях, потом отвозил на фабрику, а став постарше принял должность начальника производства на той же фабрике, и в итоге по выслуге лет вышел на заслуженный отдых. Его желтые от никотина пальцы, его желтые с прожилками зубы, золотая зажигалка с гравировкой от работников фабрики, все говорило о том, что этот человек будет курить до самой смерти. Притушив сигарету и оставив окурок в пепельнице, Холоф поднялся с кресла и заглянул в дом через окно веранды.

– Вики! Жена! Кто-нибудь покормил старика? – Он говорил голосом присуще дикторам на новостном телеканале произносящий свои дежурные фразы каждый вечер вот уже десяток лет.

– Да, я помню. Как раз готовлю поднос, – раздался голос из дома.

– То-то же! А то решили голодом заморить отца, – пробубнив под нос, Холод сел обратно. Его вечерний ритуал был соблюден.

– Хол, ты бы проверил всю проводку, а то в комнатах наверху тоже свет моргает, – снова раздался тот же голос из дома.

– Хорошо. Позови младшего бездельника. Надеюсь он уже набил свое брюхо. Пускай поможет, – Холоф немного повысил голос, глядя на новые песчаные воронки, что упорно пытались преодолеть подъездную дорожку, и ухмыльнулся.

Виктория передала наказ отца младшему сыну, и тот пулей полетел выполнять. По дороге причитая, «оставался бы в кампусе, с ребятами. Чего меня суда понесло на каникулы».

– Лара, будь добра, отнеси дедушке Голду ужин, – стучась в комнату к племяннице, попросила Виктория. – А то твоя мать в душе. Вряд ли мы ее скоро дождемся.

– Конечно, не дождемся, – улыбнулась девочка, подскакивая с кровати и бросая телефон на подушку. – Что на ужин? – она взглянула на поднос. – Его нужно кормить?

– Это каша. И мясо. И тыква. Есть он пока сам, просто надо напоминать ему, где он находится. А то бывает, отец ругает кухню, официантов, поваров. Ему как-то в городе подали не вкусный стэйк. Так он семь раз отправлял мальчишек на кухню, вспоминая этот случай. Но бывает, что приходилось его кормить.

– Понятно, – Лара пожала плечами и пошла на второй этаж.

Комната было закрыта. В помещении было душно, и пахло старостью. Лара держа одной рукой поднос, другой нащупала выключатель на стене, но он не сработал. Аккуратно пройдя в глубь комнаты в темноте, она вспомнила, что пару часов назад свет за ее спиной озаривший на секунду комнату, показал ее обстановку. На тумбочке за кроватью она видела настольную лампу с желтым абажуром. Лара делала аккуратные шаги, чтобы не дай бог не споткнутся, мягко шагая по застеленному ковром полу.

– Мари, – раздался шепот в тишине. Чей-то мужской голос прозвучал за спиной. Лара вздрогнула и замерла. Холодок пробежал по спине девочки. Посуда задрожала на подносе, звеня друг о друга. – Тетя Мари? – голос снова донесся из-за спины. – Вы чего тут в темноте? – Лара обернулась и увидела в проеме худощавого братца Люка.

Парень бодро зашагал в темноту, через всю комнату. Обогнул девушку с подносом и зажег яркую настольную лампу.

– А это ты! Привет! – поздоровался Люк.

– «А это ты?», – чуть ли не заикаясь повторила Лара. – Я чуть не умерла со страха! – шептала она.

– Можешь не шептать, дедуле все равно, – улыбнулся Люк.

– Очень рада этому факту. Ты чего пришел? Зачем тебе моя мама?

– Меня отец отправил проверить всю проводку в доме. И я вспомнил, что в этой комнате уже давно не горит свет. Лампочки все время выбивает. Где-то короткое замыкание наверное, – он пожал плечами. – И отец сказал, что мама отправила тетю Мари к дедушке. Вот.

– Понятно. И что? Ты сейчас собираешься чинить свет в комнате.

– Да, а что? Дед Голд все равно есть собирается. Давай поднос.

Люк поставил поднос на столик возле светильника. Лара впервые за долгие годы увидела лицо дедушки. В последний раз, когда мать брала ее с собой в гости к родным, ей было лет девять или десять, и дедушка был тогда бодрым пожилым мужчиной. Он подбрасывал девочку в воздух и ловил, кружа в теплых лучах весеннего солнца, он смеялся… Они смеялись. Лара вспомнила те дни отголосками смутного прошлого. Расплывчатые картинки появлялись будто под толщей воды. А сейчас она хорошо видела того родного старика из прошлого. Бледное морщинистое лицо, даже спящим оно казалось усталым. Поредевшие неопрятно приложенные черные волосы вперемешку с седыми. Они были коротко подстрижены и торчали в разные стороны, повторяя изгибы подушки. Глядя через эти семь-восемь лет, Лара не узнавал своего дедушку.

– Тут много работы, я схожу за инструментами, – сообщил Люк и скрылся за дверью.

Лара проводила его взглядом. В комнате на секунду стало тихо как прежде.

– Что сегодня на ужин, дочка? – старый Алаиз приоткрыл глаза и повел носом. – Мясо? Молоко? И зажаренный хлеб?

– Привет, дедушка! – Лара тут же обернулась к деду.

– Ты кто? – Голд обратился к своей гостьи. Он поднял подбородок и недоверчиво рассматривал девочку.

– Я думал, придет одна из моих дочерей. А прислали какую-то девчонку. Видать плохо я их воспитал, что даже в старости не могу на них надеяться. Ну, что же. За не имением лучшего… Бери стул, присаживайся. Как тебя зовут?

– Лара, – она снова опешила от такого поворота.

– Ла-ра, – дед сделал акцент на первый слог. – Что за странное имя у девочки. Твои родители ненавидят тебя с рождения? Я буду звать тебя… – старый Алаиз задумался. – Лаура. Так приятней звучит. Ты ни против?

– Нууу, – просипела девочка себе под нос, не решаясь ответить. В голосе дедули что-то изменилось. Лара заметила, что пару часов назад он говорил немного иначе. Нежнее что ли… Это сбило ее с толку и она замешкалась с ответом.

– Вот и замечательно. Давай, тогда угощай старика. Откуда ты говоришь, приехала? – дед довольно бодро протянул руки к еде.

Лара снова обратила внимание на реакцию старика. «И с чего все решили что он умирает?», подумала она но не решилась спросить вслух.

– Я не говорила, – ответила Лара.

– Ну, так самое время. Рассказывай.

– Я из Порта Филиока. Тот, что на восточном берегу.

– О, знаю, знаю. Там живет моя младшая дочь. Мария. Она вышла замуж и укатила со своим муженьком подальше от старика-отца. Городская она, прям как я был когда-то. Ты знаешь, я же не всю жизнь тут прожил. Я родился и вырос в Аджарджо, в самом центре полуострова. Я городской парень, девочка. И только после того как повстречал любовь всей моей жизни, я остался здесь, в этом захолустье. Но я не жалею, тут оказалось хорошо. Кто бы мог подумать, что я найду здесь себя. А? Никто не знал. И даже я сам. Просто прыгнул с головой. Была не была.

Дед замолчал не на долго, приступив к ужину. У старика Алаиза был отменный аппетит. «Врачи все таки приврали или преувеличили предсмертное состояние дедули», Лара молчала, но очень «громко» думала.

– Что ты сказала? – чавкая спросил старик Алаиз.

– Ничего. Я молчу, – испугалась вопроса Лара.

– Да? Ну, ладно. А ты чего здесь делаешь, Лаура? Зачем сюда приехала? Путь из Порта Филиока не близкий.

– Я тут родственников навещаю. Дедушку. Он у меня старенький. Мы с мамой приехали. Она тоже давно его не видела.

– А. Это правильно. Старикам вроде меня, нужно внимание родных. А то растишь, воспитываешь их, готовясь к дряхлой старости, а они и стакана воды не принесут. Кстати, где мой стакан воды? – возмутился старик.

– А воды не было, – растеряно произнесла Лара, шаря глазами по подносу и прикроватной тумбочке.

– Да не! Не пить. Мне после еды нужно куда-то челюсть положить свою. Верхние зубы на половину вставные. Видишь? – Старик открыл рот, предварительно проживав тыкву, показал как его верхняя челюсть выпала на язык и обратно.

Лара еще никогда не видела такого, щурясь она с интересом приглядывалась, желая разглядывать вставную челюсть. Но не разглядев не стала просить повторять такое.

– А где мои дочери? – Алаиз говорил не внятно, выравнивая языком искусственное нёбо.

– Они внизу. На первом этаже. Мама… Мария и Виктория, – оговорилась Лара, хотя уже не понимала почему скрывает свою личность.

– Мама? Чья мама? – Старик Голд перестал жевать. – А ты странная девочка.

– Мама. Моя мама, ее тоже зовут Мария, – немного испуганно ответила Лара.

– А, ну хорошо, – старик продолжил трапезу.

– Если вам, мистер Алаиз, больше ничего не нужно, я пойду.

– Голд, зови меня просто Голд. Я хоть и старик, но мистером Алаиз я привык слышать только на работе. А мы дома, – он обвел ложкой вокруг комнаты и раскрыл широко глаза. Лара увидела на одном глазу белое бельмо, похожее на катаракту и отпрянула.

Из скрипучего старческого горла, послышались металлические нотки, как в первую встречу.

– Дом, родной дом. Ладно, беги дитя. Тебе пора спать.

Лара собралась и вышла из спальни дедушки, шагая спиной к двери. Не успев, выйти за порог она столкнулась с Люком. Он налетел на нее, так же, не ожидая ее появления в дверях.

– Ой, извини. Ты чего спиной вперед ходишь? – воскликнул Люк.

– А ничего, ничего. Я пойду. А ты лампочки чинить, – Лара была немного растеряна.

– Ну как там дедушка?

– Поговорили немного, – Лара нахмурилась, ей захотелось прилечь. – Давно его не видела.

– Ну, да. Поговорили, – Люк скептически отнесся к словам сестры. – Ты его кормила, а он чавкал. Тебе бы поспать с дороги, ты выглядишь уставшая, вот и мерещиться всякое. Поговорили, – он снова ухмыльнулся.

– Завтра уже будешь пользоваться рабочим выключателем, обещаю! – Люк подмигнул сестре, вертя отверткой и плоскогубцами в руках. – Мама постелила тебе новое постельное белье. Я видел. Иди спать.

– А, хорошо. Спасибо, – Лара не поняла реакции брата.

Девочка пошла по коридору, к лестницы и вниз. Слышала, как Люк разговаривал с дедушкой, что-то весело насвистывал, а дед лишь, что-то отвечал набитым ртом, совсем не похожее на полноценное общение. Лара запомнила доносящуюся до нее мелодию и попыталась тоже ее насвистеть, но совсем тихо.

Она через силу приняла горячий душ, зашла в свою комнату и упала на кровать, будто к ней был привязан морской якорь, по рукам и ногам стягивающий и тянувший ее на дно темного водоема снов. Стоило ей только прикрыть глаза, как она уже не помнила себя. Вместо нее на воле очутилась новоиспеченная девушка Лаура. Прозвище так сильно въелась в подкорку, что сонная иллюзия легко подхватила мысли девочки о недавней встречи.

Глава 4

На окне в комнате Лары не висело плотных штор или хотя бы занавесок. Они сейчас висели на бельевой перекладине для одежды, которая стояла на маленьком балкончике второго этажа. Виктория сняла их за день до приезда гостей и постирала. Поэтому солнце в комнате Лары появилось раньше, чем в остальных. Оно выглянуло из-за холма ровно в шесть и быстро добралось своими жаркими лапами до постели девочки. Она лежала ногами к окну и лучи сползли по стене подогрева одеяло, остановившись аккуратно на лице крепко спящей девочки.

– Какого черта? – заспанный девичий голос прозвучал на всю комнату. Стены в доме были толстые, звуконепроницаемые. Никто из жильцов не услышал ее возгласа, лишь парочка воробьев спорхнуло с ветки.

Она щурилась, закрывая лицо руками и кутаясь в одеяло, пытаясь еще немного поспать, но солнце уже заполнило всю комнату теплом и ярким светом. Он отражался от всех поверхностей: металлических ножек кровати, лакированного паркета, белых глянцевых обоев, хромированного абажура настольной лампы. Весь мир сейчас был настроен против Лары и напоследок его решающим аргументом в пользу раннего подъема с улице донеслось пронзительное коровье мычание, подхваченное петушиным криком. Лара зажмурилась, она услышала из соседнего окна гостиной, голоса ее родственников.

Люк зашёл в обеденную комнату вышагивая как павлин, демонстрируя свою обновку.

– Что это на тебе надето? – хихикнул Хилл. – Да ты модник!

– Это старые дедушкины джинсы из шестидесятых! – Люк повернулся боком как модель на подиуме, громко отстаивая свой наряд. – Это сейчас модно!

– Куда собрался, ковбой? – Подшучивал отец, шурша газетой.

– Не слушай их сынок! Ты так в них похож на дедушку в молодости, – поддержала его мать, громко взбивая что-то ложкой. – Стройный, красивы.

– Твоя мать, хочет сказать, что ты похож на нее, когда она ходит в обтягивающих джинсах, сынок! – отец снова пошутил. Они с Хиллом в голос засмеялись.

– Спасибо за комплимент, – Виктория тоже хихикнула.

– Ох, да ну, вас, – Люк махнул на них рукой. – А вы знаете, что вчера мне сказала наша Лара? Она с дедушкой разговаривала!

– Да, мы знаем, – Хол не удивился. – Дай пощупать материал.

Люк подошёл ближе, на расстояние вытянутой руки:

– Вы знаете? – А вот Люк удивился.

– Слушай, сынок, а ты не умеешь от жары в них? – прогремел Хол. – Знаем, знаем. Теперь я уверен, что следующие пару дней дедуле будет не скучно.

– Это Деним, пап, все нормально, не жарко, – ответил его Люк. – И что вас это не волнует.

– Не волнует, – Хол снова неприятно захрустел газетой и вернулся к джинсам. – Он же толстенный, ты в них даже присесть не сможешь. Смотри не перегрей свое мужское достоинство. Им нужен свежий воздух! – отец переглянулись с остальными в комнате, и поймал довольный взгляд Хилла. Они оба рассмеялись.

– Так довольно, над ним потешаться. Но правда, сынок, не носи их долго и часто, – мать тяжело вздохнула.

– Фуф, и действительно жарко, – Люк еле просунул руки в карманы.

– А ведь сейчас только утро. Представь, что будет днём!

Лара окончательно проснулась, последние витающие в воздухе обрывки сна растворились. Она открыла глаза:

– О, боже! За что мне это? – взмолилась девочка, обула тапки. Шаркая к двери, надела по дороге халат и вышла в гостиную.

– Доброе утро, Солнышко! – бодро встретила ее тетя. – Хорошо спалось?

– А можно мне сегодня на ночь наглухо заколотить окно, – она оглядела присутствующих на предмет сочувствия и сострадания. Но никто из мужчин не отреагировал.

– Я сегодня повешу тебе шторы. Будет лучше, – ответила Виктория.

Лара была удивлена, что мальчишки, уже давно привыкшие к городской жизни, учась в университете, так рано вставали, находясь здесь.

– А чего так рано? Проголодался? – ехидно спросила она у брата.

Люк, молчал; мальчишки синхронно показали глазами на своего отца. Блага Холоф этого не видел, он листал страницы, ловя утренние лучи солнца на серой газетной бумаги.

– Ранняя пташка, червяка клюет, – загремел голос Холофа из-за утренней корреспонденции. Он был с похмелья, болен и зол.

Газета легла на стол, и Лара увидела прозрачную кружку с чем-то странным, в жидкости похожей на пиво, крутился и переливался в солнечном свете плотный полупрозрачный комок, будто Холоф распотрошил лавовую лампу и вылил себе в пивную кружку. Лара сглотнула слюну и перевела широко раскрытые от удивления глаза на дядюшку.

– Чего ты? Хочешь попробовать? – спросил Холоф.

Кружка взмыла вверх и опустела за пару глотков.

– Попроси у моей жены, если хочешь такой завтрак. Она его готовит отменно! Спасибо, дорогая! Я пойду проверю, что там у соседей с водой. Мне кажется они начали капать где не положено и скоро дороют до водопровода. А вы, – он глянул на своих детей. – Доедайте скорей еду и присоединяйтесь. Я найду вам занятие по душе! – он натянул зловещую ухмылку и обнажил желтые зубы.

– Лара, Солнышко! Ты еще не проснулась, – он глянул на племянницу. – Может утреннюю сигаретку? Могу угостить!

– Нет, спасибо. Я такие слабые не курю. Мне потом хочется выхлопными газами подышать, – дерзко ответила девчонка.

– Ха, наша порода! Будто с матерью твоей разговариваю. Учитесь парни! Сестре то вашей палец в рот не клади, – он глянул на сыновей. – Ладно, правильно! Не кури. Не каждому это под силу. Вырастишь, научу тебя выпивать!

– Хол! – возмутилась Виктория. – Иди уже по своим делам! Не слушай его, Солнышко. Несет всякую чушь.

– Отца покорми, – напоследок бросил Хол и захлопнул дверь. Его тяжелые шаги были слышны через открытое окно. Виктория не успела ничего сказать, как Лара вызвалась первой:

– Я! Можно я пойду кормить отца! То есть дедушку. Я.

– Ну, как пожелаешь. Хочешь, иди, – Виктория не особо сопротивлялась. – Сама соберешь поднос?

– Да, конечно.

Лара поднялась с подносом балансируя на ступеньках торопясь в комнату старика Голда. Но заглянув внутрь никого не застала, кровати была пуста и нигде в комнате старика не было видно. Она прошла поставив поднос на прикроватную тумбочку озираясь по сторонам. Лара не стала поднимать шум; девочка с завистью посмотрела на плотные шторы, что с таким успехом скрывали комнату в прохладной тени и полумраке. Она подошла к запертым окнам и готова была раздвинуть шторы, как вдруг за спиной услышала страшный хрип старческих голосовых связок и громкий рык, непривычный для Лары:

– Мария! Не смей! Только настольная лампа. У меня болят глаза от яркого света.

Лара обернулась, она не ожидала такого внезапного появления, но не сказала ни слова.

– Стоило только отлучится в туалет, и ты уже здесь хозяйничаешь! Что было вчера на ужин? Сегодня просто кошмар. Надо сказать Лауре, чтобы не готовила больше на ужин такое мясо. Жесткое, соленное, и вообще не вкусное. Будто не она готовила, – старик продолжал бурчать, но только гораздо тише.

– Вчера на ужин, – Лара осеклась, не пытаясь напомнить или убедить в чем-то деда.

Старик Голд медленно взобрался на кровать и попытался удобно усесться подминая подушку под спину. В его движениях чувствовалась сила, он вел себя уверено и осознано.

– Мария, посидишь с отцом? Давай, присядь. Расскажи как проходят твои дни. Садись, – настаивал старик.

Лара послушно пододвинула стул к кровати и села.

– А я расскажу, как проходят мои…

Дедушкин глаз блеснул в свете настольной лампы, отражая белую посуду на подносе у него под носом.

– Я немного поем, а ты мне расскажи про школу, про сестру. Тебя больше не задирает эта училка? Деревенщина. Хоть бы учили чему, а то лишь умеют, что отчитывать. Пойди в школу, приди из школы, пойди в школу, приди из школы, сделай уроки, возьми с собой учебники, принеси учебники в школу, забери учебники из школы, сделай уроки дома, сделай уроки в школе… С утра и до вечера, с утра и до вечера, с утра… – голос Голда рассеялся по комнате и превратился в белый шум.

Он говорил повторяя одно и тоже пока девочка на стуле не погрузилась в сон. Перед ее глазами начали всплывать образы. Чем дольше шептал старик, тем четче вырисовывалась картина.

«– Когда взойдет солнце, зажмурься. У твоего скафандра нет защитного стекла. Я сам поведу тебя, Джимми.