На темной и светлой стороне

Время шло. Руслан подрастал. Марина становилась барышней и уже не так нуждалась в дружеском внимании отчима и в его советах.

Зато свекровь всё чаще стала звонить сыну, жаловаться на самочувствие и обвинять его в своей заброшенности.

– Сдохну тут, – кричала она в трубку, – и никто не узнает, пока соседи запах не почувствуют.

Сергей, как мог, успокаивал мать, стал чаще заезжать к ней и даже оставаться с ночёвкой.

Дошло до того, что он летом повёз мать сначала в Турцию, а ближе к осени взял за свой счёт отпуск и укатил в ней в Египет.

И Тоня снова терпела, но даже самое долгое терпение лопается, лопнуло оно и у Антонины. Она сказала мужу: «Выбирай!»

И он выбрал… материнский подол. Правда, потом опомнился, прибежал, стал просить прощения. Но она не простила и назад его не пустила.

Позднее она узнала, что её Серёженька, не выдержав материнского контроля, начал пить, потерял работу, которая помогала ему жить безбедно, и теперь перебивается случайными заработками.

Люди, которые его видели, передали Антонине, что её мужа теперь не узнать, состарился лет на двадцать, обрюзг и стал совсем седым.

Тоня тогда даже всплакнула. Но что она могла поделать? Ведь свой выбор Сергей сделал сам.

С третьим мужем Антонина познакомилась через полтора года после расставания с Сергеем. Произошло это на юбилее главного бухгалтера их фирмы, вернее, на его проводах на пенсию. Эдуард оказался сыном двоюродной сестры бухгалтера и был вместе с матерью среди приглашённых.

Так что, можно сказать, что с третьим мужем Антонину познакомила работа. Она же позднее и развела её с ним. Зато на этот раз ей повезло со свекровью. Ираида Семёновна в жизнь сына не лезла и занималась исключительно своей личной жизнью.

Дети Антонины уже разлетелись, и они жили с Эдуардом вдвоём. Казалось бы, живи да радуйся.

Поначалу всё так и было. Они много путешествовали, не пропускали ни одной театральной премьеры. Но потом Антонину назначили главным бухгалтером. И Эдуард сначала обрадовался карьерному росту жены. Но потом его взгляд на Тонино повышение кардинально поменялся. Жена стала постоянно задерживаться на работе, субботы стали для неё рабочими днями. И вот тут-то муж стал капризничать: то пыль найдёт невытертую, то пожалуется на то, что она борщ варит на неделю, а пирогов и вовсе не печёт.

Тоня чаще всего приходила домой настолько усталая, что на ссоры с мужем у неё не оставалось сил, и она просто от него отмахивалась. Были такие моменты, в которые попроси Эдуард Тоню поменять работу, и она бы с радостью пошла ему навстречу. Но Эдуард этого не делал. Скорее всего, его устраивала зарплата жены, но в то же время он хотел, чтобы она и всё остальное успевала делать. Тоня не знала того, что Ираида Семёновна советовала сыну самому научиться варить борщи и печь пироги. Из-за этого совета Эдуард и с матерью почти перестал общаться.

А Тоне так надоело мужнино нытьё, что она попросила его съехать. Он какое-то время упрямился, а потом съехал. Видимо, надеялся, что она сама прибежит к нему и попросит вернуться. Но Антонина не прибежала и не попросила.

Так она осталась одна и могла полностью отдаваться работе. Впрочем, так она и делала несколько лет к полному удовольствию своего начальства. Пока не настал момент прозрения – годы стремительно катятся к горизонту, а она, кроме работы, ничего в своей жизни не видит.

Ей захотелось свободы! И вот она свободна и счастлива.

Счастлива ли?

– Бабушка! – донёсся до неё голос внучки. – Ты уснула?

– С чего это ты взяла? – встрепенулась Антонина.

– Я тебя зову-зову, а ты молчишь, – обиженно проговорила Юлия.

– Извини, я задумалась.

– О чём?

– О прошлом, – призналась Тоня.

– А оно у тебя длинное? – с интересом спросила Юлия.

– Ты говоришь о прожитых мною годах как о каком-то хвосте, – рассмеялась бабушка.

Девочка рассмеялась вместе с ней, а потом спросила:

– Бабушка, а почему Чёрное море называется Чёрным?

Антонина задумалась и стала вспоминать, что же ей известно о море, плещущемся всего в нескольких шагах от неё.

– Древние греки, – начала она, – называли моря – понты.

– Это поэтому говорят: «Что за понты?» – перебила её Юлия.

– Нет, не поэтому, – рассмеялась Антонина, – это совсем из другой оперы.

– Из какой оперы?

– Юлька! – прикрикнула Антонина. – Не сбивай меня!

– Я и не сбиваю, – сделала вид, что обиделась, внучка.

– Тебе про море рассказывать?

– Рассказывай, – вздохнула девочка.

– Так вот, древнегреческое название Чёрного моря – Аксинский Понт, что переводится – «Негостеприимное море».

– Почему это оно негостеприимное? – удивилась и обиделась Юлия за море.

– Не знаю, – пожала плечами Тоня, – может быть, оно встретило их штормом.

– Но нельзя же полагаться на первое впечатление! – важно, как взрослая, проговорила Юлия. – Надо подольше пообщаться с морем, хорошенько приглядеться к нему.

– Полностью с тобой согласна, – проговорила Антонина. – Мне кажется, нам с тобой пора вытаскивать Сашка из моря и идти обедать.

Девочка согласно кивнула и спросила:

– А когда мы поедем на экскурсию?

– Завтра и поедем, – ответила Антонина.

Тридцать дней, которые бабушка и внуки провели на море, пролетели как один день. Где они только за это время не побывали! И в Ялте на Поляне Сказок, где не только Юленька, но и Саша, забыв о солидности старшего брата, бегал и веселился, как ребёнок. Бабушка радовалась, глядя на них, а потом, не утерпев, и сама впадала в детство

«Как хорошо-то!» – думала Антонина и любовалась очертаниями скалы Ставри-Кая, или Крестовой скалы, которая напоминала полуразрушенный замок, построенный неведомо кем и неизвестно когда.

На следующий день отправились в Евпаторию, в дельфинарий, и провели там весь день. Домой вернулись уставшие, но переполненные впечатлениями и счастьем.

Через два дня было путешествие в Феодосию. Антонина давно мечтала побывать в Музее Айвазовского. И вот наконец её мечта сбылась.

Даже дети, непривыкшие к долгому любованию полотнами живописцев, неожиданно притихли и молча переходили от одной картины к другой, точно зачарованные.

Уже позднее Саша сказал:

– Ба, мне казалось, что море взяло и переселилось на картины. Разве так бывает?

– Бывает, – отозвалась Антонина.

– Мне тоже показалось, что если дотронуться рукой, то погрузишься в водичку, – тихо добавила неожиданно повзрослевшая Юленька.

Антонина была довольна, что отвезла внуков в музей. Не зря люди говорят о силе искусства.

«Наши предки это понимали, – думала Антонина, – а современные родители тащат ребёнка в супермаркет. Воздух искусственный, свет искусственный, и что получается? Так и душу ребёнка недолго в искусственную превратить».

Сама она в своё время своих детей всегда старалась водить в театры, музеи, парки, возила за город, записывала в секции и библиотеки.

Теперь Антонине казалось, что это было давным-давно. Дети выросли, и теперь у неё есть внуки, и ей предстоит научить их любить прекрасное в живом, а не виртуальном виде.

Приехав в Севастополь, они посмотрели Панораму, Диораму. Долго стояли в благоговейном молчании напротив Памятника затопленным кораблям, потом любовались морскими жителями в Севастопольском морском Аквариуме-музее.

Саша несколько раз пытался выудить ската и зарядить им телефон. Антонина на него шикала и грозила пальцем.

А он оправдывался:

– Я по телику в юмореске слышал, как одна тётка заряжала.

– Так то в юмореске, – говорила Антонина и стучала костяшками пальцев по лбу, – ты же уже взрослый мальчик.

Саша нехотя смирился с невозможностью повторить уникальный опыт неизвестной героини.

На «Жаворонке» сплавали в Никитский ботанический сад, где Антонина тихо взгрустнула на берегу пруда о своём давно убежавшем детстве и о покойной матери. Здесь они когда-то сфотографировались с мамой, и кусочек цветной плёнки фотограф поместил в сувенирную беседку. Тоня хранит её до сих пор – застывший фрагмент прошлой жизни, на котором она, девочка с косичками, и мама, молодая и красивая.

А несколькими годами позже она целовалась здесь же с Виталиком, дедушкой Саши. Как летит время!

На обратном пути бабушка с внуками попали в небольшой шторм. Волны перехлёстывали судно с одного края до другого. Некоторые особо впечатлительные дамы и барышни даже взвизгивали. Но Антонина и её внуки держались героически, прямо ни дать ни взять морские волки.

В день отъезда Антонина рано утром одна сбегала к морю и постояла на берегу, прислушиваясь то ли к воркованью стихии, то ли к тому, что происходило в её душе.

Волны тем временем катились одна за другой, выбрасывая на берег отшлифованную гальку, и откатывались назад, шурша обрывками кружевной пены.

«И так вся жизнь», – почему-то подумала Антонина и бросила в очередную набежавшую волну монетку.

Та тотчас подхватила подарок и унесла его на глубину.

Антонина загадала приехать сюда же с уже повзрослевшими внуками. И ей показалось, что море пообещало исполнить её желание.

Домой они вернулись третьего августа. Внуки были переданы с рук на руки родителям.

А саму её дома ждал Василий. Кот серо-мраморного окраса. Пока Антонина была на отдыхе, за ним присматривала соседка баба Маня. Она же и цветы Тонины поливала.

Кот до того соскучился по хозяйке, что чуть с ног её не сшиб, едва она вошла в прихожую.

– Васенька! – проговорила Антонина, прижимая к себе кота. – Соскучился, миленький мой.

Миленький тыкался носом ей в щёки, губы, нос, при этом непрерывно громко урча.

Вечером зашла на огонёк баба Маня. Попили чаю с лавандовым мёдом, баночку которого Антонина привезла из Крыма. Обсудили последние новости в стране и во дворе. Антонина вручила соседке подарки – сувениры и конфеты, что привезла специально для неё. Та радостно охала и ахала на все лады. А потом сказала:

– Надо было тебе, Тоня, привезти мне в бутылочке морской воды.

– Зачем? – удивилась Антонина.

– Я бы её нюхала, как духи.

Антонина весело рассмеялась.

– Тонь, чем она хоть пахнет? – спрашивала баба Маня.

– Йодом.

– Не ври!

– Правда, баба Маня.

Неизвестно, поверила ей старушка-соседка или нет, но ушла к себе домой довольная и уже в дверях подмигнула Антонине и сказала:

– Теперь тебе надо загадать себе сон.

– Какой сон? – удивилась Антонина.

– Как какой? Ложусь на новом месте, приснись жених невесте.

– Нашли невесту, – рассмеялась Антонина, – да и место разве ж новое?

– Раз ты отсутствовала целый месяц, то, значит, оно обновилось. А замуж выйти никогда не поздно, – проговорила соседка наставительно, – не куковать же тебе одной.

Антонина только отмахнулась. Она своё отходила замуж. По крайней мере, так она сама считала.

Убрала посуду со стола, задвинула шторы и легла спать пораньше. Ни о каком женихе она, конечно, не загадывала.

Ночью Тоня лежала на своей широченной кровати и думала: «Господи, как дома-то хорошо».

Глава 3

На следующий день она проснулась от телефонного звонка.

Дотянулась до трубки и сонно произнесла:

– Алло!

– Тонька! Ты приехала?

– Ага, вчера.

– Привезла мне ракушку?

– Привезла.

– Большую?

– Как ты и просила, самую огромную, – пошутила Антонина.

– Всё! Теперь я положу её под подушку, и мне каждую ночь будет сниться море!

– Ты бы лучше взяла за бока своего благоверного, и поехали бы в Крым.

– Моего благоверного возьмёшь, – вздохнула подруга, – сама ведь знаешь, какой он домосед. Так что буду ракушку слушать.

– Дело хозяйское.

– Как отдохнула?

– Так хорошо, Поля, что слов нет!

Полина Макаровна, Тонина коллега по работе, точнее сказать, бывшая коллега, рассмеялась в трубку.

– Ну вот, я хочу тебя к нам в воскресенье на шашлыки пригласить. Приедешь?

– Приеду, – сказала Антонина. – А вы как там с Вовиком?

– Мы с Вовиком отлично! Урожай в этом году хороший, так что солим, маринуем, варим варенье и компоты, только и успеваем банки закатывать.

Полина Макаровна ушла на пенсию раньше Антонины, хоть они с Тоней и одногодки. Так и сказала:

– Я после пятидесяти пяти лет и дня не останусь на работе. У меня муж, дети, внуки и, главное, – дача!

Как сказала, так и сделала. Успела. Теперь правительство приписало народу омоложение в виде пенсионной реформы и урезало и без того скудный запас счастья.

Муж Полины, Вовик, вернее Владимир Никитич Ларионов, тоже был на пенсии. Успел запрыгнуть в последний вагон. Повезло. Супруги оставили городскую квартиру детям. А сами переселились за город. Дом утеплили, провели газ, канализацию, водопровод. Так что дачный дом стал загородным домом, а участок превратился из дачи в приусадебное хозяйство. Полина умудрилась завести не только с десяток несушек, но ещё и козу.

Подумывали даже завести кроликов. Но вовремя одумались и отказались от этой затеи после того, как Полина Макаровна сказала мужу:

– Вовик! Ну какой из тебя убивец?! Разве ты сможешь убить кролика, да ещё и шкуру с него содрать?

И Вовик был вынужден признать, что на это духу у него не хватит. Так что вместо этого он прикупил небольшой участок в поле и развёл там бахчи.

Три семьи – сына, дочери и свою – супруги Ларионовы круглый год снабжали овощами, фруктами и всевозможным заготовками.

А так как были они людьми общительными и гостеприимными, такими и остались, по воскресеньям, а иногда и с вечера пятницы, частенько созывали на шашлыки родных и знакомых.

– Гулять так гулять! – говорила Полина Макаровна.

Владимир Никитич для летних дачных посиделок даже специально купил в ближайшей деревне у древней старухи настоящий русский самовар с трубой. И сапог к нему прилагался! Кожаный, с мягким голенищем.

Розжиг самовара превратился в ритуал. Не только дети, но и взрослые следили за тем, как священнодействовал Владимир Никитич, затаив дыхание. Никому не приходило в голову нарушить хоть единым словом воцаряющуюся тишину, во время которой и происходило это завораживающее действо. Двумя словами – старинное волшебство.

Август выдался жарким, солнце припекало почти так же сильно, как в начале и середине лета. Яркое разнообразие цветов и изобилие овощей и фруктов делало его таким желанным, что расставаться с ним не очень-то и хотелось.

Антонина сделалась абсолютно травоядной, мясо готовила только для Василия. Кот Василий, как и всякий мужчина, требовал вкусной мясной пищи. Даже творог он ел с неохотой, исключительно в угоду хозяйке. И Антонина, жалея кота, отваривала ему куриную грудку и тушила в жаровне куриную печень.

Кот ценил заботу хозяйки, когда она была дома, не отходил от неё ни на шаг, тёрся об ноги, старался заглянуть в глаза, при первой же представившейся ему возможности забирался к Антонине на колени. По ночам спал рядом, положив голову на край подушки. Тоне было жарко, и она тихонько отодвигалась от него, но кот сразу же пресекал её попытки и, не открывая глаз, придвигался к ней почти вплотную.

– Васька, – шептала она ему на ухо, – от тебя жар идёт, как от печки! И шерсть твоя прилипает к моей коже.

Но кот делал вид, что слова хозяйки к нему не относятся.

– Вот закрою тебя на балконе, – пробовала грозить Антонина.

Только тогда кот, обиженно вздыхая, слегка отодвигался. Но когда она просыпалась утром, он снова лежал с ней в обнимку.

– Ну и хитрая же ты бестия, – невольно улыбалась женщина.

В воскресенье рано утром Антонина отправилась на вокзал. О том, что за Василием присмотрят, Тоня ещё с вечера договорилась с бабой Маней. А ключи от Тониной квартиры у соседки хранились на постоянной основе.

Вскоре подошла электричка, которая и довезла Тоню за сорок минут до станции Сосновой. От станции прямо через сосновый бор за десять минут можно дойти быстрым шагом до посёлка Сосновка, где и жили супруги Ларионовы.

Антонина шла не спеша, с удовольствием вдыхая пряный волнующий аромат прошлогодней хвои и любуясь оранжевыми стволами устремлённых ввысь деревьев. Время от времени она замедляла шаг, а то и вовсе останавливалась, задирала голову и смотрела, как макушки сосен полощут ветви в голубом небе. Сердце её сладко замирало, а в голову приходила шальная мысль: «Может, и мне сюда переехать? А что, буду жить под бочком у Ларионовых».

Антонина улыбалась и продолжала свой путь. Но как ни медленно шла она, через пятнадцать минут всё равно дошла до посёлка. С прошлого года он заметно разросся. На старом пруду, заросшем по краям тростником и водяными ирисами, плавали не только утки, но и гуси. Притом не дикие, а домашние.

«Вот дают люди!» – подумала Тоня с улыбкой и долей восхищения.

Сама бы она точно не смогла разводить уток и гусей. Да и к садоводству, огородничеству у неё особых способностей не было. Всю свою сознательную жизнь она провела в тесном взаимодействии с цифрами, всевозможными подсчётами, расчётами и отчётами. Сказать, что это была не жизнь, а малина, можно было бы, наверное, только с натяжкой. Но как это ни странно, Антонина любила свою работу. А вот сельхозработ она побаивалась. Хотя цветочки дома на подоконнике круглый год и на балконе летом выращивала. А когда её просила баба Маня, то не отказывалась помочь старушке прополоть и полить газон.

Подойдя к калитке Ларионовых, Антонина сразу заметила Вовика, собирающего огурцы с вертикальных грядок в эмалированное ведро.

Ларионовы не повелись на модное веяние и не стали отгораживаться от внешнего мира двухметровым забором.

Полина Макаровна рассудила здраво: «Кому надо залезть, тот и десятиметровый забор преодолеет. А у нас с Вовиком и воровать-то особо нечего. К тому же посёлок охраняемый».

– Владимир Никитич! – крикнула Антонина.

Вовик сразу поднял голову, всплеснул руками и с радостной улыбкой заторопился к калитке.

– Какие люди! Тонечка! – воскликнул он, подойдя поближе. – Как ты похорошела! Загорела!

– Так я на море была!

– Знаю! Полиночка мне все уши прожужжала. Дай я хотя бы тебя обниму!

– А Полина не приревнует? – рассмеялась Тоня!

– Она не увидит, – заговорщически прошептал мужчина и громко крикнул в сторону дома: – Полина! Не подглядывай! Я Тоню обнимаю!

– Я что, первая заявилась? – спросила Антонина, закрывая за собой калитку и не видя никого на участке, кроме Владимира Никитича.

– Нет, что ты, – рассмеялся Ларионов, – некоторые у нас ещё с вечера околачиваются. Ты проходи в летнюю кухню. Полина там. А я сейчас огурцы дособираю.

– Тебе помочь? – на всякий случай спросила Тоня.

– Нет, что ты! – замахал он на неё обеими руками. – Я сам! Ты иди! А то Поля о тебе уже спрашивала.

Антонина кивнула и направилась к летней кухне. Едва переступив порог летней резиденции хозяйки, как сама Полина Макаровна называла свою летнюю кухню, Антонина поняла, что подготовка к пикнику близка к завершению. Пахло свежими салатами, жареной рыбой, пирогами и ещё чем-то вкусным.

«И не лень Полинке со всем этим в такую жару возиться, – подумала Тоня, – могли бы обойтись шашлыками и окрошкой».

Но не такова была хлебосольная её подруга Полина Макаровна.

На кухне были две их общие знакомые.

– Девочки, чем помочь? – сразу же спросила Антонина, усовестившись своих предыдущих мыслей.

«Всё-таки я неисправимая лентяйка, – подумала она вдогонку и невольно вспомнила своего третьего мужа, – не так уж Эдик был далёк от истины».

– Да уже всё готово, Тоня! – ответила одна из женщин.

А Полина бросилась к Антонине и, чуть не сбив её с ног от радости, крепко расцеловала в обе щёки.

– Явилась, путешественница! – А потом воскликнула: – Девочки, давайте всё таскать на стол!

И всем присутствующим было понятно, что хозяйка имеет в виду большой деревянный стол, стоящий во дворе под деревьями. И никаких тебе ротанговых стульев. Вовик сам смастерил удобные деревянные диванчики со спинками. И многочисленные гости легко размещались на них за пиршественным столом.

– Ладно, – сказала Антонина, – потом разберёшь тут сумку.

– Что там? – с нескрываемым любопытством спросила Полина.

– А то ты сама не знаешь, – прищурилась лукаво Антонина.

– Ракушка! – всплеснула руками Полина.

– Она самая, и сладости всякие.

– Ага, ставь, – кивнула Полина Макаровна и выплыла из кухни с огромным блюдом, на котором возлежали по-царски пышно пироги.

Антонина подхватила внушительный тазик с салатом и последовала вслед за хозяйкой. Две другие дамы, взяв каждая в обе руки большие миски и тарелки с другими закусками, последовали их примеру.

На полянке поодаль от стола уже жарились шашлыки, наполняя воздух таким знакомым каждому и всё-таки неповторимым, соблазнительным ароматом. У Тони от него чуть слюнки не потекли.

Возле шашлыков колдовал молодой высокий мужчина. Про таких говорят – косая сажень в плечах.

«Интересно, – подумала Тоня, – кому это Вовик мог доверить такое важное занятие?»

– Кто это там у тебя? – кивнула Антонина в сторону костра.

– А это мой крестник Стас, пойдём, познакомлю, – откликнулась Полина.

– Потом, – отмахнулась Антонина, – чего человека от дела отвлекать.

– Ну смотри, только советую тебе со Стасом подружиться, – заговорщицки подмигнула Полина Макаровна.

– Это с чего бы? – удивилась Тоня.

– А с того, что он не абы кто, а анестезиолог клиники пластической хирургии. Для нас с тобой ценный кадр. Приспичит, обратимся в его заведение, и всё нам с тобой там натянут. Снова станем первыми красавицами и длинноногим куколкам двадцатилетним нос утрём.

– Ага, пупок на лоб нам с тобой натянут, – весело рассмеялась Антонина, – и пирсинг в него вставят!

– А что, – откликнулась Полина Макаровна, – будет как у индианки третий глаз.

– Бусами украшенный?

Подруги расхохотались.

– Над чем смеёмся, девушки? – спросил подоспевший Владимир Никитич.

– Да над собой, Вовик, над собой, – успокоила его жена.

– Ага. Молодцы. Я пошёл самоваром заниматься, а ты, хозяйка, – обратился он к жене, – гостей-то встречай! Вон ещё целая вереница тянется, – кивнул Владимир Никитич на группу людей, идущих по тропинке.

– Примем, всех примем, – отмахнулась Полина Макаровна и предложила подоспевшим гостям рассаживаться за столом, а кому удобнее, могут располагаться прямо на полянке. – Мы сейчас из дома коврики и подушечки принесём. Пошли, Тоня, поможешь.

– Пошли!

Наконец все гости были рассажены. Сами Антонина с Полиной устроились на ковре под старой грушей.

– Как хорошо-то у вас, Поль, – сказала Тоня.

– А ты приезжай почаще, – благодушно отозвалась та и попеняла: – А то тебя не дозовёшься.

– Так я работала, – оправдывалась Антонина, – ты себя вспомни до той поры, что на пенсию ушла. Ведь одна беготня! Минуточки свободной не было. Субботы и те чаще всего рабочими были. Совести-то у начальства в наше время нет.

– Чего ты хочешь, – вздохнула Полина Макаровна, – буржуи они и есть буржуи! Глаза завидущие! Руки загребущие! Помню, как мы хихикали, когда учили политэкономию, всякие там цитаты классиков коммунизма и тезисы съездов. Ничему не верили. И вот дожили! Хлебнули по полной.

– Вот и я о том же, Поля, воскресенья так летели, что и не заметишь. Крутишься, бывало, как белка в колесе, то надо по дому сделать, другое, а времени и не хватает.

– Тут ты права, – вздохнула Полина Макаровна, – но теперь-то у тебя времени вагон!

– Не скажи, – рассмеялась Антонина, – я вот с внуками в Крым ездила. Красотища!

– А мы с Вовиком теперь к даче своей прикованы, – с притворной печалью вздохнула Полина Макаровна.

– Так откуйтесь, – усмехнулась Тоня.

– Щас! – ответила подруга. – Только босоножки на валенки сменю.

Антонина со смехом тихонько стукнула подругу импровизированным веером, который она на скорую руку соорудила из найденной на столе газеты.

– А ведь ты, голубка, вовремя успела вырваться из когтей коршуна, – сказала ей Полина Макаровна.

– В смысле? – не поняла Антонина.

– В смысле пенсионной реформы!

– А! Ты об этом. Так я же уже два года пенсионерка. Просто хотелось денежек немного подкопить, вот и осталась поработать.

– Подкопила?

– Да как тебе сказать… – неопределённо повела плечами Антонина.

– Ничего не говори, и так ясно, – сказала Полина Макаровна.

– Ага. А весной чую, осточертело всё! Не могу больше. И уволилась.

– Анатолий Дмитриевич небось взвыл? – весело подмигнула Ларионова подруге, ярко представив корчи бывшего шефа.

– Было дело, – фыркнула Антонина, – повыл немного.

– На луну.

– Не, – качнула головой Тоня, – на свой счёт в банке!

Подруги снова весело расхохотались.

К ним подошёл крестник Полины Макаровны и протянул женщинам шашлыки со словами:

– Угощайтесь, дамы.