За забором

– Это уже началось, – пробормотал Артём. – Пространственный сдвиг.

– Что ты имеешь в виду? – Вика попыталась сохранить спокойствие.

– Когда системы отказываются верить, что вы всё ещё в этом мире.

Впереди загорелся тусклый красный огонёк. Проводник дал сигнал – тишиной, не поворачивая головы.

Фургон остановился.

Дверь открылась. Холод ударил в лицо, несмотря на жару. Это не был ветер. Это было отсутствие температуры. Воздух – без запаха, без вкуса, без цвета.

Они вышли.

Перед ними стояло здание – квадратное, бетонное, обветшалое. Ни табличек, ни окон. Только дверь из чёрного металла.

Проводник вытащил из кармана маленький ключ, вставил в замок и медленно открыл дверь. За ней – узкий коридор с лампами под потолком. Стены облезлые. Пахло сыростью, пылью и чем-то… древним.

– Здесь мы ждём, – наконец сказал он. Голос – хриплый, будто давно не пользовался речью.

– Ждём чего? – спросила Вика.

Он не ответил. Просто сел на железный стул у стены.

Комната напоминала бункер. На стене – старый экран с радаром, неработающий. На полу – пыль, но не обычная: она не поднималась в воздух, даже когда по ней шли. Столы с закреплёнными крюками. Блокнот, исписанный странными формулами. Язык – неизвестный.

Антон нашёл схему. Похожа на карту. Отметка – красная точка. И рядом – надпись от руки: "Точка 0. Стена – 3 км."

– Завтра утром, – сказал проводник. – Идти будем пешком.

– Почему не сейчас? – спросил Саша.

– Ночью она слышит лучше, – ответил он. – А днём… может закрыть глаза.

Он не объяснял, кто она. Никто не стал спрашивать.

Они легли спать прямо на полу, под головы – рюкзаки. Но никто не спал по-настоящему. Каждый лежал с открытыми глазами и ощущал: завтра – момент истины.

Точка 0 уже близко.

Глава 7. Стена

Утро выдалось странно серым. Небо не было ни пасмурным, ни ясным. Воздух – тёплый, но будто выжатый из запахов и ветра. Всё напоминало ту зыбкую паузу между вдохом и выдохом, когда всё ещё может измениться.

Проводник стоял у выхода из бетонного убежища. Его лицо почти исчезло в тени капюшона. Он не сказал «пора» – просто открыл дверь и шагнул в пыльную равнину.

Они пошли за ним.

Местность была плоской, сухой, будто из неё ушли все цвета. Земля – белёсая, потрескавшаяся. В траве не стрекотало, не пело, не шевелилось. Даже собственные шаги звучали приглушённо, словно под подошвами не пыль, а сукно.

Антон первым заметил это:

– Слышите?

– Ничего, – ответил Саша, но взгляд у него стал настороженным.

– Вот именно.

Тишина здесь была не природной. Не той, что бывает в лесу или в пустыне. Это была тишина, где что-то исчезло. Как будто звук был отключён.

Спустя двадцать минут Вика резко остановилась:

– Там.

Все подняли глаза.

На горизонте, в мутной дымке, появилась линия. Абсолютно прямая. Горизонтальная. Как будто чья-то рука провела идеально ровную черту по небу. Ни возвышений, ни изломов. И – никакой перспективы. Она не приближалась. Но была.

– Это она? – спросил Артём.

Проводник не ответил.

Они продолжили путь.

GPS-маршруты давно замолчали. Компасы вращались. Фотоаппараты не включались. У Вики дрожали руки. У Саши – лицо побледнело, он остановился, вглядываясь в горизонт.

– Она двигается?

– Нет. Это мы.

С каждым шагом всё менялось. Воздух становился гуще, будто на глубине. Появился едва уловимый гул – низкий, ритмичный. Он не шёл извне. Он бился внутри черепа, как ток по костям.

Антон почувствовал, что сжимает кулаки. Ногти вонзились в ладони. Это не страх. Это древнее чувство: порог.

Когда до Стены осталось не больше трёхсот метров, они остановились. Не сговариваясь. Просто – ноги больше не шли.

Она выросла перед ними: гладкая, как зеркало, но не отражала ничего. Цвет – серый, но не как камень или металл. Скорее – как забвение. Высота – без конца. Грани – без краёв.

Она не была построена. Она присутствовала.

– Она не похожа ни на что, – прошептала Вика. – Я… будто уже была здесь.

Саша шагнул ближе. Протянул руку. И остановился.

Проводник наконец заговорил:

– Руки к ней не прикасать. Это будет… переход.

– Переход чего? – спросил Артём.

Проводник посмотрел на него. Лицо его было серым, выжженным временем.

– Себя.

И тогда Стена издала звук.

Не громкий. Не гул. Не звон.

Скорее – воспоминание о звуке.

Каждый из них услышал в этом нечто личное:

– Вика – голос матери, зовущий из-за дверей.

– Артём – шорох листов плана, который не дали ему завершить.

– Саша – как отец хлопнул дверью в день, когда ушёл навсегда.

– Антон – биение сердца в пустой квартире.

Они отшатнулись. Проводник не шелохнулся.

– Она знает вас, – сказал он. – Всех. Она была здесь до того, как вы родились. И будет после.

– Тогда почему нас пустили? – спросил Саша.

– Потому что вы – трещина в границе. И вы выбрали шагнуть.

Перед ними – прямая гладь Стены. Словно не барьер, а гладь воды, на которую нужно наступить, чтобы узнать: несёт ли она тебя… или поглотит.

Солнце медленно клонилось к горизонту. Тени вытягивались. Тишина сгущалась.

– Завтра, – сказал проводник. – Откроется дверь. Если вы захотите.

И ушёл – вглубь равнины, не оборачиваясь.

Они остались у Стены.

На пороге.

Глава 8. Порог

Ночь пришла быстро, как будто кто-то выключил свет. Без заката, без полутонов – просто мгновенное погружение во тьму.

Они разложили вещи у подножия Стены. Никаких палаток. Только покрывала, термос с водой, и странная решимость в каждом из них. Проводник исчез, не оставив ни следа, ни обещания.

В небе – ни звёзд. Воздух – без движения. Земля – молчаливая. Весь мир казался подвешенным, как сон между снами.

Антон сидел, прислонившись к рюкзаку, и смотрел на Стену. Бесконечную. Она больше не пугала. Она смотрела на него – да, смотрела, хотя у неё не было глаз. Антон почувствовал, как внутри поднимается вопрос, и он даже не знал, кому он адресован:

«Ты помнишь, кто ты был до того, как стал взрослым?»

И тогда перед ним вспыхнула сцена – он, мальчик, лет семи, стоит в квартире родителей, один. Тишина. Время остановилось. И в этой тишине – обещание, что за стенами что-то есть. Что пустота – не пуста.

Он не помнил этого. До этой ночи.

Вика сидела на земле, ноги поджаты, руки прижаты к груди. Рядом лежал её блокнот. Она открыла его – и увидела, что на одной из страниц, где был пустой лист, теперь появился рисунок.

Её мать. В точности, как она выглядела в последний день. Стоит спиной. Уходит… внутрь стены.

Вика не рисовала это.

Линии были чужие. Тонкие. Угловатые. Но безошибочно узнаваемые.

Она закрыла глаза – и увидела движение. Внутри Стены. Кто-то там есть.

Она почувствовала: завтра будет выбор. Не пройти сквозь неё, а войти внутрь себя. Если хватит сил.

Артём сел немного в стороне, будто боялся быть частью общего круга. Он пытался отвлечься – перебирать вещи, проверять приборы, считать до ста. Но гул в голове не утихал.

Он смотрел на Стену, и та, кажется, менялась.

На её поверхности возникли контуры зданий, которых не было. Всплыли силуэты людей – искажающиеся, прозрачные. Один из них – очень высокий – подошёл вплотную… и исчез.

– Это не камень, – прошептал Артём. – Это память. Она живёт.

В ту секунду он понял: если пройти внутрь, он встретит не мир, а то, что он когда-то забыл. И, возможно, не хочет помнить.

Саша лежал на спине, сложив руки под головой, и смотрел в небо, где не было ни одной звезды.

– Красиво, да? – сказал он, как бы ни к кому.

– Пугающе, – отозвался Антон.

– Это одно и то же, – ответил Саша. – По-настоящему красивое всегда чуть-чуть страшно.

Он вспомнил разговор с отцом, тот последний, о котором молчал всю жизнь. Тогда отец сказал:

«Когда подойдёшь к Стене – не стучи. Слушай.»

Он прислушался. И услышал.

Гул. Нет, голос. Внутренний. В нём были все: мать, отец, друзья, сам он. И этот голос говорил не словами, а чувством:

Ты готов. Но не уверен. Это нормально. Стена не требует смелости. Она требует правды.

Под утро почти не спали. Лишь закрывали глаза и видели… внутренние миры.

Кто-то плакал. Кто-то говорил во сне. У Саши было кровотечение из носа. Вике казалось, что к ней кто-то прикасался.

Антон сидел до самого рассвета, пока линия горизонта не окрасилась в тёмно-розовый, и вдруг понял:

В Стене кто-то дышит.

Медленно, тяжело, но живо.

И когда небо посветлело, произошло нечто.

На гладкой поверхности Стены, прямо перед ними, распахнулась дверь. Без шума. Без вспышки. Просто появилась. Не открылась. Существовала.

Тьма внутри была плотной. Но… не пустой.

Проводника нигде не было.

Они посмотрели друг на друга.

Настал момент, когда каждому нужно было сказать себе:

Да. Или нет.

Глава 9. Переход

Дверь.

Она не сияла, не звала, не угрожала. Просто была.

Не металлическая, не деревянная, не сделанная из материи этого мира. Её поверхность – тьма, в которой угадывались движения, похожие на дыхание, или волну, или мысль. Каждый из них почувствовал: Стена теперь смотрит внутрь них.

Они переглянулись. Антон шагнул первым.

Когда он переступил порог, его не встретила темнота. Наоборот – ослепляющий белый свет, но не резкий, а гладкий, как поверхность воды, отражающей солнце. Он стоял… в комнате, похожей на ту, где прошёл его первый день жизни. Не та, что запомнилась – та, что была забыта.

На полу – мягкий коврик. В воздухе – запах мыла и молока. Он слышал голоса – мамы и отца. Они разговаривали о нём, как о ком-то далёком.

Он не мог пошевелиться. Не мог дышать глубоко.

– Что ты здесь забыл? – спросил голос, словно изнутри.

Антон хотел сказать: путь, смысл, истину. Но понял: он ищет разрешение жить, а не объяснение.

Комната исчезла. Он стоял на серой платформе – и в каждой её клетке была его жизнь. Одна клетка мигнула. Другая – погасла.

Он пошёл дальше.

Вика вошла – и оказалась в лесу.

Но это не был обычный лес. Все деревья были сделаны из листов бумаги. Их стволы – страницы. Ветви – строчки. Листва – обрывки писем и рисунков.

На одном дереве – её детские каракули. На другом – дневник матери. Дальше – письма, которые она никогда не писала, но думала.

Из-за деревьев вышла женщина. Неясная, словно вырезанная из тумана.

– Ты всё ещё зовёшь меня? – спросила она.

Вика хотела броситься к ней, но ноги вросли в землю.

– Или ты уже поняла, что зовёшь себя?

И лес начал рассыпаться. Листья полетели вверх, страницы – вниз. Вика закрыла глаза, и когда открыла – стояла на вершине серой лестницы, ведущей в пустоту.

Она пошла вниз.

Внутри Стены не было ничего. Пустота. Но не тишина – а эхо шагов, которых Артём не делал. Он оглянулся – и увидел себя.

Себя – в костюме, как на защите диплома. Себя – у монитора в офисе. Себя – в машине, один, на ночной трассе. И каждый раз – с отсутствием в глазах.

И тогда из пустоты вышел человек с лицом, полностью повторяющим его. Только спокойнее. Мудрее. Или… опустошённее.

– Ты всё ещё думаешь, что всё можно объяснить?

Артём сжал кулаки.

– А ты думаешь, что всё надо принимать?

Второй Артём улыбнулся.

– Ты не можешь здесь победить. Только пережить.

Он исчез, оставив перед Артёмом узкий мост из света, уходящий в горизонт.

Артём пошёл.

Саша стену пересёк – и попал… в поезд.

Один вагон. Пустой. За окнами – белый тоннель, как будто поезд ехал сквозь молоко.

В углу сидел отец. Такой, каким он был перед смертью: усталый, тихий, но с глазами, полными вины и любви.

– Мы ведь договорились, что ты не пойдёшь туда, – сказал он.

Саша сел напротив.

– Я не мог иначе. Ты ведь тоже был здесь.

– Я… не дошёл.

Отец протянул руку, будто хотел остановить. Но в его жесте не было силы. Только доверие.

– Я иду за тобой, – сказал Саша.

Отец кивнул.

Поезд исчез.

Они встретились в центре.

Пространство не имело формы. Но они видели друг друга. У каждого – глаза были иными. Глубже. Тише. Словно в них теперь поместилось больше мира.

Перед ними – туман.

В нём начинал вырисовываться силуэт… города? Ландшафта? Лабиринта?

Где не время определяет поступок. А поступок – меняет само время.

Их переход завершился.

Но путь – только начинался.

Глава 10. Пустыня

Туман начал медленно растекаться, как сгорающий лёд. Пространство обретало форму, глубину, резкость. Сначала – линии. Потом – тени. Потом мир.

Перед ними открылась пустыня.

Но не такая, как на Земле. Не привычная жара, не песчаные барханы, не зыбкие миражи. Нет.

Это была гладкая равнина, уходящая за горизонт. Песок в ней был серебристо-серым, будто пыль с расплавленного металла. Он не летал – даже ветер, пробегая по нему, не поднимал ни единой пылинки. Поверхность была почти зеркальной, как стекло, с редкими трещинами, словно следами гигантских когтей или забытых землетрясений.

Ни одного дерева. Ни одного камня. Ни холма.

Только тишина и бескрайность.

Небо – не голубое, но и не серое. Оно переливалось, будто в нём растворён перламутр. Иногда вдалеке можно было увидеть движение, похожее на медленные волны – как будто сам воздух над песком «дышал».

Температура – странная: не жарко, не холодно. Но с каждым вдохом в лёгкие словно попадал пепел. Неощутимый, но оставляющий осадок тревоги.

На горизонте – ничего. Даже не линия. Просто отсутствие края.

Позади них кто-то кашлянул.

Они обернулись.

У самого края, где ещё не рассеялся последний туман, стоял он – проводник.

Но теперь он был… другим. Без куртки, без капюшона. Его лицо открыто – тёмная кожа, густые волосы, чёрные глаза, в которых отражалось небо и песок.

Он смотрел на них с грустью и уважением.

– Это начало, – сказал он. – И конец.

– Конец чего? – спросил Артём.

– Того, кем вы были. Пройдёте – узнаете, кто вы есть.

Он указал рукой вперёд.

– Примерно сто километров по прямой. За тем, что кажется горизонтом, начнётся живая территория. Джунгли.

– Там кто-то есть? – тихо спросила Вика.

Проводник кивнул.

– Аборигены. Те, кто остался. Те, кто приспособился. Их немного, но они… другие.

– Опасные? – уточнил Саша.

– Зависит от того, что вы принесёте с собой. Они чувствуют намерение.

– Ты пойдёшь с нами? – спросил Антон.

Проводник покачал головой.

– Моя дорога – до Порога. Дальше – ваше.

Он достал из-за пояса небольшой свёрток, развернул – внутри была карта, нарисованная вручную, линиями, похожими на трещины пустыни.

– Здесь вы, – он указал на точку. – Здесь граница джунглей. Там – деревня Куталь. Если дойдёте, вас заметят.

– А если не дойдём? – спросила Вика.

Проводник смотрел на неё долго. Потом сказал:

– Пустыня любит память. Но не прощает слабости.

Он развернулся. Вошёл в туман. И исчез.

Когда они сделали первый шаг по пустыне, песок тихо зазвенел.

– Он звучит, – прошептала Вика.

– Это не песок, – сказал Артём. – Это… стеклянная пыль.

Антон наклонился, провёл пальцами – и едва не порезался. Песчинки были острыми. Хрупкими. Но не колючими – предупреждающими.

Саша посмотрел вдаль.

– Сто километров.

– Нам нужно идти до заката, – сказал Антон. – Здесь может не быть ночи. Или она будет… не наша.

Они шли. Позади туман сомкнулся. Стена исчезла.

Они остались одни в мёртвом свете, под небом, в котором не было солнца.

И впереди – ничего, кроме пустоты и обещания жизни.

Глава 11. Первая ночь в пустыне

Свет не гас. Он просто… изменился.

Когда солнце должно было сесть – небо не потемнело. Оно стало мутным, серо-сиреневым, как пролитая ртуть. Песок потерял блеск и стал белым, как выцветшая кость.

– Что, чёрт возьми, здесь с ночью? – пробормотал Артём.

– Похоже на вечный сумрак, – сказал Саша.

– Или на сон, который не начинается, – добавила Вика, медленно опускаясь на землю.

Они разбили первый привал. Рюкзаки служили подушками. Питьевая вода, полученная от Проводника, расходовалась бережно. Тишина была оглушающей. Ни звука ветра, ни шороха песка. Только собственные сердцаи мысли, которые стали слишком громкими.

Они засыпали не по очереди, а по необходимости – так, как утомлённый мозг отключается без согласия разума.

Антон оказался в московской квартире. Всё было, как раньше: свет из окна, книги, стул с потрёпанным свитером. Но тень на стене была человеческой, чужой. Она двигалась независимо от него. Он встал – и тень осталась сидеть. Улыбнулась.

– Тебя уже нет, – прошептала она. – Но ты ещё не понял.

Он проснулся весь в холодном поту.

Вика во сне шла по пустыне босиком. Вокруг – деревья из костей, висящие в воздухе. На каждой ветке – по детскому ботинку. Она узнала свой. Подняла – и увидела внутри свой дневник, исписанный сном.

Запись была свежая:

"Если войдёшь в пустыню – не оглядывайся."

Когда она оглянулась – увидела, как сама себе машет рукой издалека. И исчезает.

Артём не спал, он слышал.

Голоса. Бесплотные, шёпотом. Они говорили на его языке – но не словами. Он слышал схемы, таблицы, формулы. Они собирались в гул.

И в этом гуле – фраза:

"Вы не первые. Вы не одни."

Он вскочил, сердце билось, как будто кто-то его разбудил изнутри.

Утро не пришло. Оно просто… заменило ночь. Песок снова стал серебряным, но следов от ног – не было.

– Мы шли отсюда? – Саша вглядывался в пустыню.

– Нет. Отсюда мы пришли… – Вика показала в другую сторону.

– Это не может быть. Либо у нас сбилась ориентация, либо…

– Либо пустыня не хочет, чтобы мы знали, – сказал Артём. – Или проверяет, насколько мы уверены в своём движении.

Антон молчал. Он только смотрел на землю. И вдруг наклонился.

На песке – знак.

Круг из чёрного порошка, и внутри него: четыре линии, сходящиеся в точке.

– Кто это сделал? – прошептала Вика.

– Это… не мы, – сказал Саша. – Я был на дежурстве. Здесь никого не было.

Антон вгляделся в рисунок.

– Это приглашение. Или предупреждение.

– Или то и другое, – добавил Артём.

Они продолжили путь. Каждый чувствовал, что не просто идёт, а проходит сквозь что-то: свои страхи, забытые слова, чувства, которые вытеснили.

К полудню вдали начал вырастать туманно-зелёный горизонт. Сначала – как мираж. Потом – как стена жизни.

Изредка в воздухе начали появляться запахи – странные, густые, тёплые: мокрое дерево, воск, специи, гниение. Ни звука. Но ощущение наблюдения стало навязчивым. Как будто кто-то рядом, но не в физическом смысле. А в внутреннем.

На краю видимости, на гребне бархана, возник силуэт.

Нечёткий, тонкий, с длинными руками. Он стоял, будто нарисованный на воздухе. А потом – исчез.

Они знали: они не одни.

Глава 12. Граница живого

Переход был резким.

Пустыня не закончилась плавно – она оборвалась, словно её кто-то отрезал ножом. На границе возвышались стволы деревьев толщиной с башни, скрученные в спирали, переплетённые лианами. Листья – огромные, тёмно-зелёные, с пурпурными прожилками. Воздух был плотным, как вода. Пропитан влагой, жизнью… и чем-то ещё.

Запах – почти пьянящий: в нём чувствовались разложение, цветение, смола, страх.

– Мы больше не в пустыне, – прошептала Вика.

– Здесь всё слышит, – сказал Артём. – Не говорите громко.

Антон присел на корточки. Почва была мягкой, словно мох. И тёплой.

– У земли здесь есть температура. Она не мертва.

– Она живая, – добавил Саша. – И, кажется, раздражённая.

Джунгли не впускали сразу.

Каждый шаг приходилось вымерять. Лианы слабо шевелились, как чувствительные усы. Некоторые деревья издавали звук, похожий на дыхание. Иногда с ветвей капала густая прозрачная жидкость, будто слёзы.

Через десять минут пути они обнаружили тотем.

Изогнутая деревянная фигура – человек с вытянутыми руками, глаза в два раза больше обычных, рот разорван в улыбке, напоминающей крик. Его покрывали символы: круги, стрелки, витки и точки. Весь он был исписан историей, но не письменной – ритуальной.

– Это граница, – сказал Артём. – Или предупреждение.

– Или приглашение, – ответила Вика. – Зависит от того, кто ты.

Саша подошёл ближе. На тотеме, у основания, были вырезаны четыре знака. Один из них – точно повторял рисунок на песке, который они видели утром.

– Нас ждали, – сказал он.

– Или за нами следят давно, – тихо добавил Антон.

Когда солнце поднялось над верхушками деревьев, раздался щелчок.

Резкий. Один. Потом второй. Потом ритм – три быстрых, два медленных.

Из-за стволов, сливающихся с тенью, вышло двое.

Аборигены.

Высокие, худые, кожа цвета золы, тело покрыто узорами, не краской, а как будто впитавшимися в кожу. На лицах – маски, но не для сокрытия, а скорее как часть их черепа. Глаза – тёмные, почти чёрные, но не враждебные.

Они остановились в пяти шагах.

Один поднял руку, согнутую в локте, вытянутыми тремя пальцами. Второй повторил движение, но зеркально.

– Жест языка, – прошептала Вика. – Приветствие.

Антон сделал шаг вперёд. Повторил жест. В точности.

Аборигены опустили руки. Один сделал шаг – и медленно коснулся земли. Указал пальцем вперёд.

– Они приглашают, – сказал Артём. – Но, кажется, только тебя.

Антон обернулся. Остальные молчали.

Он кивнул. Подошёл.

Абориген не шевельнулся. Лишь посмотрел. В его глазах – не любопытство, а знание. Как будто он уже знал Антона – его путь, его страхи, его сомнения. Без слов.

– Им не нужно спрашивать, кто мы, – сказал Антон. – Они знают, что мы прошли через Стену.

– Что дальше? – спросил Саша.

Абориген поднял руку, на ладони которой было что-то выжжено: спираль.

И сказал, медленно, хрипло, но отчётливо:

– Вы… изнутри. Вы должны вспомнить. До падения. До зеркала. До отказа.

Он повернулся. И ушёл в джунгли.

Второй остался.

Указал в другую сторону – туда, где между деревьями появился свет.

Путь был открыт.

Глава 13. Куталь

Их вели не по тропе, а по ритму.

Абориген, шагавший впереди, не оборачивался, не говорил ни слова. Но его шаги издавали чёткий, размеренный звук, похожий на удары барабана: тук… тук-тук… тук…

Антон поймал себя на том, что дышит в этом ритме. Вика шла с широко раскрытыми глазами, прислушиваясь. Листья над головой шуршали, как дыхание животного, и казалось – всё в джунглях слушает этот звук.

Спустя примерно час, сквозь ветви пробился свет. Но это не был солнечный свет – мягкий, жёлтоватый, как от свечей.

Они вышли к Куталю.

Она была не построена, а выращена.

Дома – как коконы из древесных волокон и листвы, подвешенные к стволам. Под ними – круглые площадки, выложенные из чёрного гладкого камня. Между деревьями натянуты тонкие верёвки с привязанными символами – костяными, деревянными, тканевыми. Всё тихо покачивалось, звенело, разговаривало на своём языке.

Жителей было не больше тридцати. Все – босые, с открытыми плечами, с татуировками, как у проводников. Но у некоторых – лицо было расписано, как маска.

Когда гости вошли, никто не испугался. Не убежал. Их уже ждали.

Из центрального жилища вышел старик.

Высокий. Сгорбленный. Глаза – молочно-белые, слепые. На лбу – след от ожога в виде круга. Он опирался на длинный посох, обмотанный шкурами и кольцами.

Когда он приблизился, все жители опустились на колени. Даже проводник.

Он остановился перед Антоном и заговорил:

– Куталь видел вас в воде. Куталь слышал вас в песке. Куталь чувствовал вас в стене.

Он провёл пальцами по воздуху – и в этом жесте были образы. Они вспыхнули в головах: падение неба, зеркальная башня, женщины, бегущие сквозь дождь из света.

– Вы не первые. Но вы – иначе пришли.

Саша хотел что-то сказать, но шаман поднял посох. Он продолжил:

– Раньше приходили те, кто искал силу. Потом – те, кто бежал от себя. Вы же… сломаны, и это хорошо. Через трещину входит свет.

Он подошёл к Вике. Коснулся её лба. В её глазах заплясали слёзы.

– Ты несёшь зеркало. Оно ещё не сказало слово.

Потом к Артёму:

– Ты идёшь против схемы. И должен её нарисовать заново.

К Саше:

– Ты помнишь звук, который не должен был вернуться.

И, наконец, к Антону: