Лабиринт

– Да, конечно. Я помогу отнести. – Тимур сложил бумаги в свой рюкзак.

*

– Успокаивает? – спросила Полина, глядя на чётки в его руке. Они шли по бетонным плитам назад к спальному корпусу НИИ.

– Да, это… В детстве вырезал… Из стула.

– Из стула?

– Ага, из спинки. Там были такие деревянные палочки. Я стул разобрал, палочки вытащил. И нарезал из них бочонки.

– Долго, наверное, вырезал?

– Долго. Месяца два-три. Осенью.

– Сколько тебе лет было?

– Тринадцать, кажется… Или около того.

– Необычное занятие для подростка.

– В интернате времени много. И лучше уметь находить себе занятие по душе. Тогда и время летит незаметнее и не так тоскливо.

– Прости, я поначалу тебя… как-то не разглядела.

– Все нормально. Кому приятно смотреть на вечно пьяное тело. То пьяное, то под таблетками.

– А я свой детский дом почти не помню. Родители забрали в три года. И много лет не говорили об этом. Но нашлись добрые люди, рассказали…

– Добрые люди, это да… Они могут. Однажды я упал с простыней – благодаря этим самым добрым людям.

– Упал с простыней?

– Да.

– Это как?

– У вас в самоволку не ходили?

– Не знаю, я маленькая была.

– А, ну да. Так вот, ночью двери в спальный корпус закрывали. А спальни на втором и третьем этаже. Чтобы пойти в самоволку, нужно связать покрывала. У нас они были крепкие, не рвались. Получался длинный канат с узлами. Привязываешь один конец к ножке кровати, а другой бросаешь в окно. Ну и по покрывалам лезешь вниз.

– В окно?

– Ага.

– А обратно как?

– Так же по покрывалам. Только вверх.

– И куда вы ходили по ночам?

– По-разному. За сигаретами, выпивкой. Или за чипсами. Рядом стоял небольшой круглосуточный ларёк. Там можно было найти если не всё, то много чего.

– И ты тоже туда ходил?

– А чем я лучше остальных? Правда, чтобы ходить в ларёк, нужны деньги. У меня их никогда не было. Ну, почти никогда.

– Но ты все равно сбегал по ночам?

– Да. Гулял по городу. Смотрел на машины, на окна домов. Представлял, что у меня тоже есть семья, дом… – он осекся. Нахмурился. Посмотрел на Полину. Но не увидел в её глазах осуждения, продолжил. – В одну из ночей я слишком загулялся. Когда вернулся, все уже спали. Но канат висел. Я дёрнул – вроде все нормально, крепко…

– На какой этаж?

– Второй. Ну и полез. Когда я уже добрался до подоконника второго этажа, канат оборвался.

– Оборвался?

– Я не знаю, что именно произошло. Но тот узел, который был внутри спальни, вдруг развязался. Я упал на асфальт. Отключился и пролежал там до утра. Надо мной потом ещё долго смеялись: «отряд не заметил потери бойца»6. А вообще, я так и не понял, каким образом попал сюда, к вам. За какие заслуги?

– Тарасенко сказал, ты хорошо играешь в шахматы.

– Шахматы? И всё? Разве это основание брать на работу?

– Не знаю. Он нас особо в подробности не посвящал.

– Интересно…

– Ты действительно хорошо играешь?

– Ну, не знаю. Мне просто это нравится.

– А кто научил?

– В интернате. Мужичок один. Мы его называли Вахтёр. Он меня подкармливал, а я с ним играл.

Эй, ушастый! – говорит – в шахматы будешь?

Я соглашался. Просто, чтобы хоть как-то скоротать время. Потом втянулся. У Вахтёра был чайник. И всегда такой хороший вкусный чай с сахаром. Вечером после ужина, когда он был дежурный, сидели у него в каптёрке. Он заваривал чай, и я всегда выпивал по несколько кружек.

И ещё у него было печенье. Нам его тоже давали, но по три кусочка. А у Вахтёра на столе лежала пачка. Целая пачка печенья. Мы играли в шахматы. Пили чай, ели печенье.

Вахтёр никогда не поддавался. Первое время я только и слышал: шах и мат! Шах и мат! А потом думаю – поле одно, фигуры одни, количество фигур одинаковое. Неужели я не смогу? Ну и взялся. Стал думать. Запоминал его ходы, приёмы. Иногда он повторялся. И я начал повторять за ним. И однажды выиграл. Не знаю, то ли устал Вахтёр, то ли повезло мне… Один раз выиграл. Потом второй, третий… Так и пошло.

Тимур заметил движение в темноте у забора.

– Эй! – окликнул он.

Фигура замерла. Потом рванулась в сторону. Мужчина в камуфляже. Тимур не то, чтобы хотел погнаться за ним, но сделал несколько шагов в его сторону. Мужчина пробежал вдоль забора, а потом исчез. Тимур только сейчас заметил, что в заборе есть дыра.

*

Стас подкараулил Тимура на лестнице, когда он уже проводил Полину. Снова материализовался из темноты, как призрак.

– Ну что, новенький, понравилось чужих баб гулять? – голос низкий, хриплый.

– Чего? – У Тимура было слишком хорошее настроение, чтобы конфликтовать. Но Стас быстро перешёл от слов к делу. Удар в нос. Тимур от неожиданности попятился назад.

– Сука… – пробормотал он, проверяя носовой хрящ. Тот вроде остался на месте, но сильно болел.

– Сука?! Кто сука?! – Стас, видимо, только этого и ждал. Подлетел к Тимуру, схватил за волосы и, осыпая ударами, попытался столкнуть его вниз по лестнице.

Тимур едва успел схватиться за перила, присел и рывком развернулся. Оставаясь под градом ударов Стаса, он махнул кулаком куда-то в сторону его лица. Сделал это не глядя, наугад. Кулак попал во что-то мягкое. Раздался чмокающий звук. Стас отступил на шаг и чуть ослабил хватку. Тимур воспользовался паузой, встал поудобней, сцепил левую руку на его предплечье, а правым кулаком стал бить – пока Стас не заскулил.

Чем сильнее он пытался вырваться, тем крепче Тимур сжимал пальцы. Чем отчаянней он закрывался руками, тем точнее Тимур бил.

*

Проснулся ночью от ощущения, что в комнате кто-то есть. За окном тусклый свет фонарей и всё как обычно. Что за бред? Тимур повернулся на другой бок и закрыл глаза. В нос ударил запах костра и сырой земли. Будто он не в гостинице, а в лесу на поляне.

Он развернулся, нажал на кнопку выключателя и вскрикнул от неожиданности – в кресле сидел человек. Сидел и смотрел на него. Тёмно-зелёный камуфляж, чёрная шапочка на голове.

– Какого хрена?! – просипел Тимур. В голове закрутились мысли о том, кто это может быть. Домушник? Но это не его дом. В номере у Тимура из вещей – две тряпки, да рюкзак. Денег особо нет. Ценностей никаких. Тогда что за ночной визит? Может, это Стас направил мстителя за своё подретушированное лицо?

– Ты хотел со мной поговорить? Я пришёл. – спокойно ответил гость.

– Ты кто?! Когда я хотел с тобой поговорить?

– Успокойся, – сказал он. – У тебя вид, как у котёнка, которого застали за непотребством.

– Ты, может, номером ошибся?

– Вечером у старого корпуса.

– Что вечером у старого корпуса?

– Ты окликнул меня у забора.

– Я? А, так это был ты? Тьфу, блин. И… зачем ты пришёл сейчас?

– Мне уйти?

– Не знаю… – Тимур сел. – Что ты делал там, у забора?

– Следил.

– Следил? За кем?

– За тобой.

– Чего? Зачем ты следил за мной? Ты охранник?

– Нет.

– Тогда кто?

– Я следил за тобой потому, что ты сын своего отца. – Гость достал из кармана фото, протянул ему. Тимур увидел нескольких человек в белых халатах.

– И кто из них мой отец?

– Вот. А это – твой нынешний начальник.

Тимур ещё раз сфокусировался на фотографии. Сделать это оказалось непросто. Спросонья глаза никак не слушались. Да и пальцы ни с того ни с сего начали подрагивать. Но вот он разглядел в силуэте молодого мужчины нечто похожее. Посадка плеч, форма бровей действительно напоминали Тимуру его собственные полечи и брови. А рядом с ним действительно стоял Тарасенко. Конечно, моложе, да и волосы потемнее и погуще.

– Мой отец работал с ним?

– Да.

– А Вы кто? – спросил Тимур, но уже другим тоном.

– Я тоже работал в НИИ до пожара. – он указал на одного из людей в халатах. – Пошли! Мне не желательно показываться в лагере. И уж тем более, чтобы кто-то увидел, как я общаюсь с тобой.

– Почему?

– Узнаешь. Всему своё время. Собирайся.

– Почему я должен Вам верить?

– Не должен. Можешь оставаться.

– Как Вас зовут то?

– Михал Юрич.

Он встал с кресла, направился к окну, но остановился у тумбочки. Пригляделся, поднял тетрадь. Ту самую, что они с Полиной нашли в сгоревшем корпусе. Взял её как что-то драгоценное. Аккуратно открыл, пролистал страницы.

– Знакома? – спросил Тимур.

– Да. Возьми с собой.

*

Голова вжата в плечи, как у крота. Михал Юрич оказался значительно ниже Тимура. Передвигаясь по территории НИИ, он выбирал тёмные участки, не освещённые фонарями. Не смотря на полноватую фигуру, двигался он очень проворно, так что Тимур с трудом поспевал следом.

Буквально за пару минут они оказались в старой части НИИ, а дальше он шмыгнул в уже знакомый Тимуру провал между бетонными плитами забора.

И начался лес. Прохладный ночной лес. Тимур пробежал несколько метров, получил веткой по лицу и понял, что не видит Михал Юрича. Встал на месте, стараясь расслышать его шаги. Тщетно. Абсолютная тишина вокруг. Только ветер шелестит в кронах деревьев.

Ну, прекрасно! – подумал Тимур. Что теперь? Нож в печень? Специально вытащил меня в лес, чтобы кончить по-тихому? Какой-нибудь местный маньяк?

– Чего встал? – голос слева и тут же кто-то сжал рукой его запястье.

– Не вижу ни хрена.

Михал Юрич включил фонарь, прикрыл луч ладонью, оставляя только слабый отсвет между пальцами. Но и этого вполне хватило для того, чтобы следовать за ним.

Дорога петляла между деревьями. Тимур не мог понять, как Михал Юрич ориентируется. Вскоре под ногами возникло что-то твёрдое, асфальт или бетон. Да, усыпанная листвой и ветками старая бетонная дорога. Чуть изогнувшись, она повела в сторону и вниз под холм. В лицо повеяло прохладным воздухом. Сквозь редеющие деревья Тимур увидел серебристую дорожку луны на воде. Что это? Озеро? Река?

Здесь Михал Юрич замедлил шаг и уже открыто светил фонарём по сторонам.

– Ну что, прибыли – сказал он.

– Что это за место?

– Старое бомбоубежище. – с этими словами Михал Юрич посветил на холм и Тимур увидел металлическую дверь.

– А… так это не холм?

– Нет. Бомбоубежище с маскировкой под пейзаж.

– А почему не на территории НИИ?

– Там основной блок. Сюда ведёт тоннель на случай эвакуации золотых мозгов страны. Там зашли, отсюда вышли и на лодках вниз по реке. До ближайшего посёлка пять километров.

Тимур вгляделся и увидел небольшой мостик у реки и лодку в кустах.

– О как… – он остановился – Вы здесь живёте?

– Не совсем. Подержи-ка. – Михал Юрич передал Тимуру фонарь, затем навалился плечом на металлическую дверь, и она нехотя двинулась в сторону. – Ну, что, проходи.

*

Насколько можно было разглядеть в свете фонаря, бомбоубежище оказалось довольно просторным. По бетонному полу рассыпан мусор, осколки бутылок, шприцы. Вдалеке два тёмных пятна – металлические двери, покрытые густой ржавчиной.

– А куда именно этот тоннель ведёт?

– В сгоревший корпус. Там в подвале рядом с лабораторией аварийный выход.

– То есть мы прямо отсюда можем пройти туда?

– Да. И даже особо не запачкаться.

Судя по количеству углей в кострище, Михал Юрич проводил здесь далеко не первую ночь. У груды ящиков привалены пара рюкзаков, топор, бушлат, алюминиевый котелок и даже старый матрац.

Он повесил над огнём чайник и сел на один из деревянных ящиков.

– Садись. Сейчас согреемся.

Во время разговора Михал Юрич часто трогал себя за бороду, при этом его глаза время от времени поднимались вверх и описывали круги. Иногда он производил неясные движения руками, иногда улыбался каким-то своим мыслям.

Пока вода закипала, он достал из рюкзака жестяную баночку с чаем, отсыпал немного заварки в глиняный заварник. На столе, сооружённом из пары ящиков и доски стояли чашки. Михал Юрич смешал чай с какой-то травой и залил всё это кипятком.

– Что за травка?

– Чабрец, мята, ещё кое-что… Все для пользы.

Оказалось, этот человек не просто знал родителей Тимура, а несколько лет работал с ними в одной команде. Он достал из рюкзака и показал ещё несколько фотографий. Тимур долго смотрел на своих родителей – таких же молодых, как и он сам. Были на этих фото и Михал Юрич, и Тарасенко.

– Так Вы здесь живёте или проводите выходные? – спросил Тимур

– Я живу далеко отсюда. А здесь база. Пока не закончу дело.

– Дело?

– Об этом чуть позже.

– Хорошо, а как вы узнали, что я здесь?

– Есть у вас в лагере один человек. Химик. Частенько с ним встречаемся в баре.

– В баре?

– Да, в посёлке. У нас тут один бар.

– А как он выходит с территории? Тут же охрана.

– А как мы с тобой вышли?

Михал Юрич разлил чай себе и Тимуру.

– Тетрадь не забыл?

– Да.

– Можно?

– Угу.

Тимур достал из рюкзака тетрадь и передал её Михал Юричу.

– Странно, как это она пролежала там столько лет… Не находишь?

– Не знаю… я об этом как-то не думал… – ответил Тимур.

Михал Юрич буквально погрузился в тетрадь. Перелистывал страницы, что-то бубнил себе под нос.

– Вот! Вооот! Смотри! – он развернул тетрадь – что ты здесь видишь?

Тимур присмотрелся. Что он видит? Какие-то расчёты… несколько раз обведённые, а потом зачёркнутые.

– Это формула?

– Да. Формула DL-2. Та самая, над которой вы сейчас работаете. Только теперь вы работаете над проектом DL-4. Вот она, готовая!

– А почему она перечёркнута?

– Твой отец специально это сделал.

– Для чего?

– Хм… Тут в двух словах не расскажешь. Когда я пришёл, твой отец был начальником, а Тарасенко его замом. Надо сказать, они очень разные люди. Сергей романтик, светлая голова, открытый, очень щедрый. Соображал быстро, как никто из нас. Подчинённые его любили, а это о чём-то да говорит. Любили, как руководителя, как лидера, который именно ведёт, а не понукает. А Тарасенко жадный тугодум. За рубль душу вывернет. Я не знаю, почему твой папа работал с ним и как они работали. Тарасенко ведь не понимал ни хрена. Людьми руководить – это да. Организатор он, наверное, хороший. И то, методом кнута, но без пряника. А вот в науке полный ноль.

Михал Юрич ещё раз показал Тимуру фото всей команды НИИ того времени.

– Вот видишь, я был тогда одним из младших. Но мы с твоими родителями как-то доверительно общались. Однажды вечером мы засиделись в кабинете твоего отца. Он достал тетрадь. Вот эту. И показал мне формулу. Тогда она ещё не была зачёркнута. Это решение всех задач, которыми занималось НИИ и в то время, и сейчас. Она – ключ к препарату, над которым все эти люди работают столько времени. Что ты видишь?

Тимур присмотрелся. Долгая цепочка расчётов вела к формуле. Сама формула обведена несколько раз, но – зачёркнута.

– Ну, всё правильно. Правильно, что зачёркнуто. Здесь ошибка. Формула неверная.

– Да-да… Теперь перелистываем на шесть страниц назад – подсказал Тимуру Михал Юрич – и смотрим внимательно. Очень внимательно.

Тимур перелистал тетрадь на шесть страниц назад. Перечитал каждую строчку. Один раз. Затем второй.

– Здесь вроде всё верно. Так, а почему тогда там такой результат? Это какая-то новая формула? Не пойму… И что за несчастный случай у вас там случился?

– Твоего отца часто вызывали наверх, к начальству. В последнее время – всё чаще. Каждый раз после этих вызовов он возвращался угрюмый. Тарасенко ездил с ним. Он тоже был напряжён, но как-то не так, по-другому… – Михал Юрич задумался, помрачнел. – После очередного визита они приехали сами не свои. Сергей несколько дней не появлялся в лаборатории.

– А Тарасенко?

– А Тарасенко как раз работал, активничал, распоряжался. Именно тогда в его голосе стали появляться эти начальственные нотки. Я решил навестить твоего отца. Пошёл к нему после работы. Я не знал, чего ждать. Увидеть его больным или пьяным… Хотя, нет, он особо не злоупотреблял.

Михал Юрич отпил чаю и замолчал. Смотрел перед собой и молчал. Тимур уже хотел спросить его – что дальше? Но Михал Юрич продолжил сам.

– То, что я увидел… Я ожидал чего угодно, только не этого. Сергей был абсолютно трезв и спокоен. Он пригласил меня на кухню и сказал, что они с твоей мамой, с тобой и Полиной собираются уезжать из НИИ.

Я спросил – а как же формула? Исследования? Они же почти открыли препарат. А дальше твой отец сказал так… Слушай внимательно. Он сказал: «А формула… Да я её уже… Ладно, не важно. Ты почему не ешь?» Понимаешь? Я увидел, что он мне чего-то не сказал. Я увидел по его глазам. Ну, а потом, на следующий день, произошло то, что произошло. Пожар во втором блоке. Погибли твои родители, лаборант Эмма и уборщица. Из присутствовавших выжил только Тарасенко.

Сперва пытались всё повесить на твоих родителей. Мол, они собирались увольняться и решили украсть образцы, а потом устроили поджог. Я, как мог, возражал. Да в эту историю никто и не верил. Потом вроде как выяснилось, что источником пожара стало возгорание. И все как-то быстро замяли. Тарасенко назначили главным вместо твоего отца. Но тут все эти события. Проверки, экспертизы. Говорили, что есть угроза обрушения здания, никого не пускали внутрь. А дальше нашей страны, Советского союза то бишь, не стало. Мы так и не вернулись в НИИ. Всех разбросало, кого куда.

– Почему случился пожар так и не выяснили?

– Я ж говорю, замяли. Но думаю, что к смерти твоих родителей имеет отношение Тарасенко. Причём – прямое. Слишком всё гладко потом пошло для него. Слишком острый между ними был конфликт перед всем этим. Дальше вас с Полиной по интернатам… Я попал в дурку… Точнее, это Тарасенко упёк меня в дурку. Помог, так сказать. Чтобы рот не раскрывал лишний раз.

– Нас с Полиной?

– Да. Она твоя сестра.

– Подожди. Полина – какая? Та, что работает здесь? С тёмными волосами?

– Да, она. В этом НИИ работает всего одна Полина, насколько я знаю. Вот смотри на фото, это ты, а это она.

– И она говорила, что тоже была в интернате… А почему мы не вместе? Почему я не знал о том, что у меня была сестра?

– Спроси у своего шефа. Не знаю, как с вами, но со мной он обошёлся очень ловко. До сих пор расхлёбываю. Знаешь, что самое тяжёлое в дурке? Время. Оно тянется бесконечно. Под препаратами всё смешивается, твой мозг работает как угодно только не как у нормального человека. И ты не знаешь, когда это закончится, когда тебя выпустят.

– Ну, хорошо, допустимом. Полина, я, детские дома, дурка… Но зачем Тарасенко всё это теперь? Зачем он собрал нас здесь?

– Не знаю. Не могу даже предполагать. Может, хотел отдать дань твоим родителям? Не думаю. Или посмеяться над памятью о них? Здесь что-то ещё… Что-то он замышляет. Вот ты как здесь оказался?

Тимур рассказал ему про шахматный матч, про странный разговор в туалете, а потом и про свидание, на которое так спешил…

– Да… Яснее не стало… Как её зовут-то? – спросил Михал Юрич.

– Кого?

– Ту девушку.

– Аня.

– Анна… – задумчиво проговорил Михал Юрич. – Красивое имя.

– Да.

– Плакал о ней?

Тимур удивился такому вопросу. Но, чёрт возьми, он прав.

– Да, было дело…

– Это хорошо.

Михал Юрич допил чай, налил ещё. Выпил. Закурил и замолчал – на этот раз уже очень надолго.

*

На рассвете Михал Юрич уснул. Тимур хотел бы тоже поспать, но не мог. Слишком много новой информации. Он вышел из бункера и спустился к реке. Смотрел на воду, небо и слушал, как просыпаются птицы. Солнца ещё не видно, но на востоке уже светлело.

Так, что у нас получается? Предположим, что Михал Юрич говорит правду, и Тарасенко всё спланировал заранее. Допустим. Работа над DL-4, Тимур и Полина, отцовская тетрадь с расчётами, якобы пролежавшая в пустом здании двадцать лет… Эти «совпадения» и правда выглядят странно. Детали, которые даже не знали о существовании друг друга, ни с того ни с сего притягиваются и соединяются в одном и том же месте?

Напоминает шахматную многоходовку. Противник заранее располагает фигуры в соответствии со своим планом. Так, чтобы не оставить жертве выбора. Неторопливо подготовленная западня, заранее продуманные пути отступления, блокировка защиты. В итоге ты поступаешь ровно так, как нужно Великому Манипулятору.

Сами собой напрашиваются вопросы. Есть ли в этой схеме что-то, чего они не заметили? Какие ещё сюрпризы ждать? И, конечно, что будет дальше?

Тимур поднял воротник, запахнулся, спрятал руки в карманы. Ладно, это потом. Полина. Нужно рассказать ей обо всём, показать фото родителей.

*

Иногда детей забирали. Тимур тоже хотел, чтобы его забрали, очень хотел. Называть её – мамой. Оказаться в семье, со своей отдельной кроватью, игрушками. Быть дома. Гулять. Быть дома. Быть дома.

Со временем желание не стало меньше, но годам к семи Тимур понял, что об этом лучше не думать. Так спокойней.

Он попал в детский дом ещё в младенчестве. Дважды переводили из одного заведения в другое. Воспоминания перемешивались – какие-то столовые, коридоры, шкафчики, шум, детские крики.

Однажды вечером, когда Тимур играл на кровати в человечков, в комнату вошла женщина. Села рядом, что-то говорила. А потом забрала его с собой.

Женщину звали Марьяна. В её просторной квартире у Тимура появилась своя комната. Кровать, игрушки, стол. Он чувствовал в Марьяне большую силу и побаивался её. Поэтому старался вести себя хорошо. Только назвать мамой никак не решался…

Часто по вечерам она закрывалась на кухне. Придёт с работы, пьёт кофе и курит, пьёт кофе и курит. Потом подойдёт, сядет рядом с Тимуром.

– Математику сделал?

– Да…

– Ну, хорошо. Молодец. Сначала уроки, потом рисовать.

Марьяна говорила сухо, с хрипотцой. Как будто ветер гуляет по комнате. Но Тимуру и это внимание казалось непривычно щедрым. Другого он не знал.

*

Так прошло года два. А потом появился Валера. Дядя Валера. Сначала изредка заходил в гости. Потом всё чаще. А однажды и вовсе остался на ночь. Одну, вторую, третью.

Он был другой. Внешне тихий, спокойный. Но рядом с ним Тимур чувствовал себя не уютно. Как-то тревожно. Иногда ловил на себе взгляды Валеры, боковым зрением, как-то исподтишка. Чувствовал, что от него исходит какая-то опасность.

И Марьяна изменилась. Она всё реже закрывалась на кухне, чаще уходила гулять с ним.

Однажды Валера принёс Тимуру машину с пультом управления. Большую чёрную машину. Из пульта торчал длинная металлическая антенна. Они достали машину из коробки, попытались включить. Но оказалось, что антенна не работает. Валера нажимал на кнопки, но машина не ехала. Тимур же хотел просто потрогать её.

– Ничего страшного! – сказал он и протянул руки – Мне и так хорошо.

– Что хорошо?! – Валера отдёрнул игрушку – Что хорошо тебе? Не работает! Видишь?! Не работает.

Тимур не удержался, заплакал. Валера разозлился ещё сильнее. Схватил пульт за антенну и громко шарахнул им об деревянную спинку кресла. Мальчик испугался и больше не произнёс ни слова.

Он очень хотел потрогать эту игрушку. Просто потрогать. Такая она была красивая, чёрная, лакированная. Да, хорошо, нужно починить пульт. Но ведь пока можно играть и так. Он же мальчик, а это – машина. Самая красивая машина, какую он видел! Взять её в руки, проехаться по диванам, по рисунку на ковре.

Но, увы. Тимур запомнил серую картонную коробку, в которую Валера всё сложил и – унёс. Больше он машину не видел.

*

В день рождения поехали на реку. Отдыхали, купались. Тимур строил из песка какие-то домики. Марьяна загорала, Валера читал книжку.

Накупавшись, Тимур завернулся в полотенце и сел на песок. Вдруг на плече сцепились холодные клещи. Его с силой дёрнуло вверх и в сторону. Тимур повалился на спину, обернулся. Это был Валера. Тимур не заметил, что сел на его книжку.

Валера поднял её из песка – измятую и испачканную, показал Марьяне.

Всю оставшуюся часть дня Валера был серый. Марьяна молчала. Они довольно быстро собрались и поехали домой. В магазин за мороженным заезжать не стали.

*

Через год Марьяна забеременела.

В один из вечеров Тимур сидел в своей комнате и играл в человечков. Он всегда это делал, когда не нужно было учить уроки. Роботы дрались друг с другом, как в кино. Двое в бою, остальные сидят по сторонам, ждут своего часа.

Он сидел на полу, привалившись грудью к дивану. В комнате родителей бубнил телевизор. Тимур играл и играл, пока не заметил, что стало тихо. Как-то странно тихо. Он посидел с минуту, прислушиваясь. Затем вышел в коридор. Они разговаривали. В голосе Марьяны слышалась тревожность, а в тоне Валеры – нажим. В последнее время он разговаривал с таким нажимом всё чаще.