Прощай, лето

Прощай, лето

Валерий Антипин

© Валерий Антипин, 2022

ISBN 978-5-0056-7334-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

КАК ЖЕ ТАК, ДРУГ!

1

Второй этаж особняка, который перетекал в шикарную гостиницу и сливался с ней, как сливаются эпохи на стыке лет. Где-то и незаметно, а присмотреться – резко и отчётливо. Невзрачный, древний пристрой с покатой крышей, низкими башнями после основательного изменения в проекте, дополнений к нему и переделки, никто не узнавал. Дизайнеры и строители постарались. Внешний вид почти прежний, а вот внутренности отличные от старомодных апартаментов.

– Что тут собственно нового! Что? Покажите нам, – слышались разочарованные голоса, но, сделав шаг в новизну, они умолкали, а критика превращалась в овации.

Переход из одного мира в другой, неожиданный и приятный. Переходов было два. Из современности в старину и супер современность. М-да! Чего только хозяева не придумали, стараясь соблазнить гостей.

Гостиница отстроена на возвышенности, вокруг неё лес, из окон видна равнина, озёра и гряда холмов. Дорога до станции почти не петляла, по кроям бортики, знаки и указатели. Не заблудишься, если любая тропа округи приведёт к тем же воротам. По ночам гостиница сверкала неоном, приманивая к себе и обещая наслаждения. Ни всем эти наслаждения доступны, но номера часто бронировали за несколько недель. В клиентах недостатка не было.

Сафон здесь ни разу не был, но о гостинице слышал. Отзывы восхитительные, единственное что кусало – цены. Они кусались везде, но в этом райском месте чаще. За комфорт, изысканную еду, ухоженные пляжи и сервиз платят. Не только за это, но и безопасность. Некоторые отказываются от привычного отпуска, чтобы приехать и отдохнуть сюда, насладиться видами, воздухом и купанием в прозрачной воде. Собирают средства целый год и потом тратят их за считанные дни.

Он стоял и смотрел в окно. От внутренней отделки гостиничного номера почти ничего не осталось, а рама каким-то образом уцелела. Он даже представить себе не смог, что здесь творилось два дня назад. Сообщили слишком поздно, сообщили бы во время происшествия, в живых осталось бы больше.

«Неважные из них получились герои, зато каковы их роли, – подумал он. – И с чего такой ажиотаж, гостиница как гостиница. Примочки, автоматика и что? Любят люди приукрасить действительность, но она не конфета в блестящей обёртке, прямо перед глазами, тобой и без прикрас. Заиграешься с ней и от беды не спрятаться».

Гостиница напомнила ему платформу, непотопляемый и огромный корабль, но сухопутный, на котором расслаблялись люди. На то он и курорт, чтоб расслабляться и отложить хлопоты на какое-то время. Однако теперь гостиница разрушена, хотя и частично, потерялась среди холмов, сосен. Погибли люди. Про безопасность забыли, и катаклизм их накрыл. Они о нём и не мечтали, а он взял и о себе напомнил.

Лет десять назад, Сафон волею судьбы оказался примерно на таком же склоне у реки. Река мирно текла, омывая берега, на которых разместился дачный посёлок. До того тихое местечко, что душа трепетала. Дачники лес не вытоптали, да и многое им не надо, под боком участок, своих плодов некуда девать. Вода в реке прохладная, а заводи мелкие и тёплые.

Вздумалось одному рогоносцу эту тишину взять да и нарушить. Застав жену с любовником, он решил отомстить. Поджог свою дачу и вместе с ней спалил четверть посёлка. Бытовуха обернулась настоящим бедствием. Примечательно в этой истории то, что сам рогоносец получил ожоги несовместимые с жизнью, также соседи, а его жена – обгорелые брови и только.

«Как бы я поступил, застав жену с любовником?», – размышлял позже Сафон, но окончательного решения задачи так и не нашёл.

Пламя шагало по крышам домов, бань не щадя постройки и посадки, оставляя за собой головешки. Месть не лучший способ призвать к ответу женщину, найденную в постели с кем-либо. Измена останется изменой в любом её проявлении, и Сафону пришла мысль, что, прежде всего женщина проверила себя, став доступной. Значит, любви никакой не осталось, зачем же ей мучиться. Да и кто уверенно скажет, о чём всём этом думают сами женщины.

«Поучительный пример. Погорели в посёлке многие, а ей хоть бы хны. И вины на ней нет. Не повезло мужу ни с ней, ни с домом», – вспомнил случай он.

За окном пролетели птицы. С перерывом стрекотали кузнечики.

«Весна в этот край вернётся, а вместе с весной вернутся любовь и измены, – не сомневался Сафон. – Да, что я заладил об этом! У меня нет ни того, ни другого!».

Он мотнул головой, чтобы отвязаться от мысли, потянувшей нить к прошлому. А там схоронен тугой клубок боли, который доставать и разматывать необязательно.

– Что-то я отвлёкся от основной деятельности, – проговорил Сафон.

В эфире молчок, не писка, а это его напрягало.

Мысль стёрлась, оставив не разборчивую муть в голове. Пелена задумчивости распалась на дымчатые образы, перед Сафоном вновь возникла покалеченная земля, кричащие отчаянием голоса вибрировали в воздухе, смешиваясь с пылью, запахами, появляющимися от страха, жути и рваной плоти. Они врывались в окно, проникали в гостиничный номер, расползались по стенам, обволакивая Сафона. А за этим самым окном, два дня назад из недр выныривали острые кромки камней, трещали стволы деревьев, и падали куда попало, катились с пригорка. Они давили под деревянным катком людей и домики, в которых веселился, расслаблялся и не представлял ничего такого народ.

«И сколько же их сейчас лежит под обломками ветвей, бетонных булыжников и грунта», – подумал Сафон и содрогнулся.

Вода из озёр большей частью хлынула куда-то под землю, потом топила берега, разлилась по части равнины. Теперь это не курорт, а огромное болото с торчащими, столбами, фрагментами железа и бетона. А под водой скрыты останки, что когда-то манили горожан. И их там тоже немало, всех они навряд ли найдут и вытащат. Из самой гостиницы уже двадцать трупов вынесли с колотыми ранами, а день только начался. Третье подразделение за двое суток. Работы не прекращались не на минуту, а их самих сменят вечером.

«И сдаётся, вертушки рейса четыре сделают», – предположил он.

– Чего застыл? В первый раз что ли, – позвал его напарник из коридора.

– Иду, – ответил он и отошёл от окна.

Переломанная спинка спальной кровати, однотонный галстук, приготовленное вечернее платье, разбитые на мелкие осколки вазы, в тёмных пятнах ковёр. На нём и полу вещи и разная мелочь. Желтоватые сосновые иголки, листья, борозды царапин, клочки штор. На стенах две картины перетекающих одна в другую.

Сафон в современной живописи ничего не понимал и не пытался разобраться. Нечёткие, путаные линии, пятна, зашифрованная философия в ярких красках. Что касается искусств, его всерьёз интересовали некоторые, связанные с техникой. Какое наслаждение запустить казалось бы, сдохший мотор.

Вдоль стен вмонтирована подсветка, сразу и не заметишь. Столик, на нём часы и планшет. Овальный пуфик.

Сафон приоткрыл платяной шкаф, на одной створке зеркало, по нему разошлись трещины, разрезав отражение. В шкафу женская и мужская одежда, нижняя полка, обувь. Он отстегнул подбородочный ремешок и снял каску, пригладил седые, редкие волосы, опять надел, ещё раз осмотрел спальню.

Ужас гнал молодую чету в коридор, они добрались, закрывая тела от падающих предметов. Выбежали в коридор. А дальше…

Глянув на дверь номера, он увидел засохшие полоски крови, впрочем, полосок и в коридоре было не счесть, как и сумок, лёгкой обуви, бумаги, опрокинутых горшков с когда-то цветущими, декоративными растениями, цветных стёкол бра.

«Перепуганная и растерянная толпа – не соображающая лавина», – исследовал спешную эвакуацию из помещения Сафон.

Он иногда этим занимался, чтобы выявить ошибки и объяснить при случае, как поступать категорически не рекомендуется.

Сломанный каблук, брошь, косметика. Выбежав из номера, девушка в панике на кого-то налетела и от столкновения ударилась лицом о дверной косяк, не устояла на ногах, упала. Поднимаясь, оставила размазанный отпечаток своей пятерни на стенке. Парень ей помог, но несчастья четы только-только начались.

«Типичное нарушение поведения в экстремальной ситуации, – всматривался в следы Сафон. – А дальше травмы, неадекватные поступки. Из зданий выбираются не все».

– Сафон! Ты где потерялся, – услышал он по рации.

– Я в коридоре, – ответил он.

– Слышу какой-то звук. Не слышишь ничего?

Гул Сафон услышал, шипящий и нарастающий.

– Слышу. Алик, а ты где? – спросил он.

– В соседнем номере.

Слышалось дыхание напарника, он зашептал. Сафон поспешил к нему, гул его насторожил. Встретятся в номере, поговорят.

2

Пол и стены в коридоре качнулись. Колебания начали затухать, но через минуту возобновились. Гул пропал, а вместо него появились – громкий треск и свист. По стене побежала широкая трещина, поднимая пыль. С потолка посыпалось покрытие, рвалась скрытая проводка.

Сафон присел и глянул по сторонам, втянув голову в плечи, согнув спину. На него просыпалось невесть что, отыграв на каске рваный и скрипучий ритм. Так себе музыка – знакома и опасна. Ни джаз, ни рок. Он задержится на месте, но на секунды, сделав пять-шесть шагов, остановится и опять присядет. Ему необходимо двигаться, иначе завалит.

«Земля уральская взбунтовалась, – подумал Сафон. – Просыпается от вековой спячки. Были встряски, но по сравнению с последним всплеском они лишь быстрая разминка. Поворочается, поворочается, и когда окончательно проснётся, удивится, сколько всего понастроили, а её не спросили. Без разрешения, без договора набурили дыр, нарыли канав. И не понравится ей такое отношение. Ой, как не понравится».

Кости вибрировали, внутренности колыхались, жидкости в теле взбалтывались. Жесткий массаж всех систем организма, серого вещества отражался на восприятии, реакции и устойчивости. Ощущение – будто ты трепещущий, беззащитный птенец на ветки в ураган.

«У них там что под фундаментом… пара десятков мощных компрессоров или роботы отбойными молотами играются!», – возмущался Сафон.

Сравнение не удачное, но в такие моменты дух поддержать – святое дело.

Позавчера он был у Алика в гостях, весёлый вечерок получился.

– Алик! – послышался вопль его жены из гостиной. – У тебя совести с горстку семечек!

– Ну, что случилось? – поспешил он к Юле, сделав удивленное лицо, проглотив тефтель.

Сафон посмотрел понимающе на Алика. Вмешиваться в семейные разногласия всё равно, что ухватить рукой раскалённую сковородку и железо в холод. Он научен житейским премудростям. Минуту повздорят, день подуются, а следующим вечером замурлыкают и обниматься будут.

– Мы дом для дочери строим, каждый рубль бережем, а у тебя в вещах целое состояние припрятано.

– Ты чего искала у меня в шкафчике? – спрашивал Алик.

– Порядок наводила. И с каких пор он твой?

– С прошлой осени! Вредно для психики в выходной день порядок наводить.

– Ой, какой ты у нас умный! Это что? – раззадорилась Юля.

– Что?

– Не видишь, да! – трясла она пачкой денег у носа Алика.

– Они напечатанные? – потянулся он рукой к деньгам.

Юля, прижав деньги к груди, ответила:

– Вижу, что не нарисованные, а напечатанные!

– Они настоящие? – дурачился Алик.

Разоблачение серьёзное и придётся отвечать по всем семейным строгостям.

– Одна пачка? Может в каком-нибудь сапоге, банке ещё припас? Эмигрировать собрался? Бедствующий уклонист от трудностей, да!

– Чего! Сюрприз тебе готовил… для тебя Юля!

Сидя в кухне и слушая перебранку, Сафон положил в тарелку тефтели, пока не остыли, салат из мелко нарезанных овощей. Что-что, а готовила Юля отменно, от еды не оторваться. В ругани ничего угрожающего не проскакивает. Эмоциональные нотки без упрёков и грубости. Ломтик хлеба, рогу, маринованный лук. Про него как будто забыли, но Сафон знал, что ненадолго.

– Сюрприз! И какой же? Ну, ври. Слушаю, – более спокойно спросила Юля.

– И не вру я вовсе, – оправдывался Алик. – Хотел с тобой за границу съездить. На Красное море.

Юля посмотрела на него, будто прощупывая голову, невысказанные слова и мысли в ней. Испытание взгляда, красивых синих глаз Алик не выдерживал, и она об этом точно знала. Природный детектор жены подавлял всякую лож, и произносилась только правда.

– Ты же мечтала! Сама же мне говорила, помнишь, – опустив глаза, проговорил Алик. – Вот я и подумал съездить.

Она прильнула к нему и тихо сказала:

– Спасибо.

Конечно же, мечтала, и хотела и хочет, но море подождёт и никуда не денется. Суммы достаточно, чтобы рассчитаться, а следующим летом обязательно поедут.

– С деньгами то, что? – спросил Алик, поглаживая жену по спине.

Юля отстранилась.

– Это я оставлю при себе, – ответила она.

Они присоединились к Сафону, и вечернее застолье продолжилось. О крупной сумме денег никто из них не вспоминал. Алик кратковременно задумывался, на лице появлялась грусть, меняющаяся улыбкой. Юля рассказывала о доме и внучке, о саде и просторной кухне. Расспрашивала Сафона о подруге, которой у него не было.

«Позавчера, – мелькнула мысль у Сафона, – мы и не думали с Аликом оказаться в коридоре известной гостинице. Приехали на курорт, но не морской, а озёрный».

На ноги вставать он не стал. Так удобней. Упёрся коленом в треснутую плитку пола и приготовился рвануть при первой же возможности.

Отмахиваясь рукой от блестящих в лучах солнца и медленно падающих сверху серых частиц какого-то материала, покашливая, в коридоре появился Алик.

– Валим отсюда Сафон! Валим, пока нас не накрыло! – прокричал он, отряхаясь от пыли.

Голос его звучал не естественно, а напряженно, как будто он находился внутри бумажной коробки, но не дрожал и был утверждающий. За щитком просматривалось недовольное лицо.

– Иди сюда, – позвал Сафон.

Алик приблизился к нему, и он притянул его к себе.

– Попозже, волна спадёт.

– Сомневаюсь я, что она схлынет, – нахмурился Алик и был прав.

Волна не спала и не схлынула, её мощь возросла.

Здание зашаталось и завибрировало. Вновь посыпалась мишура, подпрыгивали и зашевелились предметы. Поползли трещины. Надо было по возможности срочно и быстрей выбраться наружу. До лестницы метров одиннадцать, не такая уж и длинная дистанция. Но посмотреть на неё совсем по-другому, оценить препятствия, условия и покажется метров тридцать, не меньше. А их преодолеть ещё надо.

– Вперёд! – крикнул Сафон. – К лестнице.

И они побежали. На бег прыжками и короткими перебежками перемещение не совсем походило. Их швыряло от стены к стене, пыль мешала видимости. Нарваться на какой-либо появившийся выступ или стекло легче простого, а запнуться об плиту, катающиеся предметы по полу, тем более.

Тряхнуло. Потолок прогнулся. Они прижались к сохранившейся стене.

– Переждём! – предложил Алик.

– Да, – поддержал его Сафон. – Немного.

Падали светильники, таблички, доносилось буханье мебели. Замаскированные крепёжные скобы, пластиковые короба, спрятанные за парадной, лицевой отделкой, дёрнулись и запищали. Образовался видимый разрыв потолка.

– Бежим, – проговорил кто-то из них, и они кинулись к лестнице.

Удерживаясь за гладкие, широкие перила, скатились по ступенькам до пролёта между этажами, словно плоховато залитой зимой наспех горки, сосчитав задницами все до одной.

– А таком спуски нас почему-то никто не предупредил, – часто дыша, негодовал Алик. – Гостиница знаменитая, а приём в разы хуже стандартного!

Предвидеть всего невозможно. Их никогда и ни о чём не уведомляют, действуй по обстановки. Непредвиденных ситуаций на каждый выезд хватает. На то и голова и тренировки.

– Ты как? – спросил он.

Сафон выругался. Он хуже, чем думал. Сердце колотится, локти побаливают, с дыханием проблема.

– Ещё побегаю! – ответил Сафон.

Потолок выгнулся коромыслом, покачался и всё же поскрипев, рухнул. Коридор второго этажа утонул в облаках пыли. Напарники переглянулись, поняв друг друга. Задержаться в здании означало погибнуть.

Семь месяцев назад они побывали в переделки, похлещи этой.

«Лучше пусть трясёт, чем жарит, – соизмерял угрозу Сафон. – Хотя, что в этом хорошего».

Жару после того выезда он не переносил, а духоту, сопутствующую ей и вовсе ненавидел. Видимо, достигнут предел терпимости. Выносишь, терпишь до какого-то возраста перегрузки, а потом устаёшь. Так и с болью, чьими-то выходками, со всем. Никуда от этого не деться и дубы сохнут.

В помещениях предварительно отключенных от источников электроэнергии и газа, произошло возгорание. От чего произошло, так и не объяснили или не захотели распространяться, скрывая безалаберность. Горизонтальный столб огня вырвался из трубы, и этого хватило, чтобы заполыхало и задымило основательно. Пекло жарило с неистовой силой. Тушили часа три.

Сафон вытащил из этого пожарища двоих, а последнего парнишку еле спасли. Выползли с пепелища чуть живые, только и мычали, говорить не могли. Наткнулись на него случайно. Парнишка любопытный, залез, куда не следует. Мальца откачали уже в реанимации, повезло ему с врачами, выжил. Алик получил ожог спины, а он сам левого плеча. Площадь ожогов с ладонь, ничего смертельного, а неприятностей на месяцы. Хорошо, что Юля не застала мужа в тот день и навещала уже в больнице. Представлять её выражения не приходиться, отчитала бы, не стесняясь.

«Старый я стал для таких бросков, – подумал Сафон, сплёвывая перемешанную со слюной пыль. – Прошлый пожар выжал силушку, и она пока не вернулась».

Он ощутил не хватку энергии, свежего воздуха, ритм дыхания был рваным.

«Алик помоложе, резвый как „конёк-горбунок“ и нипочём ему дрожь земли и пепел, адский огонь. Вон, аж улыбнулся чертяка», – посмотрел на напарника Сафон.

Шатания и вибрации здания прекратились, и они воспользовались паузой.

– Ходу, ходу! – прокричал Алик и сиганул по лестнице до первого этажа.

Сафон ринулся за ним. Он едва поспевал, в ноге покалывало. Малость отстав, глянул мельком на следы. А то он и не догадывался! На правом бурые пятна. Прокол подошвы, придётся бежать и терпеть.

«Ничего со мной не случится. Потерплю», – мыслил он и в этот самый момент, опять тряхнуло.

Сафон по инерции перелетел через кушетку, растянувшись рядом с колонной. Внутри неё когда-то горела подсветка, и восходили пузырьки.

«Была бы барная стойка из красного дерева, все рёбра переломал», – проворчал он про себя.

Каска с его головы слетела и покатилась по скользкому полу, за ней фонарик. С ремешком и щитком он зря поторопился. Сафон взглядом проследил за крутящейся каской и увидел стойку. Она впрямь была, но левее.

«Зачем такие полы уложили, по ним не в туфлях, а на коньках кататься самый раз. Лучше бы резиной покрыли», – без шуток в уме, подумал он.

Алик держался за креплёный к стене стеллаж, на котором когда-то и бутылки, и посуда стояли. Блестящие трубки, стеклянные полки, отсвечивающие боковины.

– Да чтоб вас всех разорвало, – прокричал он. – Ни одного поручня в салоне!

Вид у трубок крепкий, показной, но внутри они полые, на дополнительный вес не рассчитаны. Та, за которую Алик ухватился, согнулась.

– Они что, из фольги сделаны!

Напарник Сафона всегда шутил, когда жизнь висела на волоске. В обыденные дни с юмором он не дружил и друзья полагали, что в этом виновны гормоны счастья, которые выделяются у него в экстремальных ситуациях. Алик помалкивал, и шут его знает, почему так получалось. Да и кому, какое дело, что у него носится в организме в стрессовых ситуациях. Для кого-то стресс, а для него удовольствие и работа.

– Найду управляющего гостиницей, вычту компенсацию. Тоже мне курорт! Ни выпить, ни позагорать и девушки разбежались, – громко разговаривал Алик. – Ты хоть видел одну? Сафон…

– Ничего у тебя не получится. Пролетишь сто процентов, – фыркнув, упираясь правым локтём о пол, разочаровал его он.

– Почему это? – поддержал разговор и обижено спросил Алик.

– Управляющий – женщина.

– Да ну! Откуда тебе знать?

– Ознакомился со списком частников и ответственных.

Алик задумался.

Жена, с другими бабами не спит, из детей у них дочь и больше не будет. Вот и заботятся о себе как умеют. Не достаёт одного…

– Деньгами возьму, – проговорил он, чтобы закончить разговор.

Ни о том они говорят, ни о том думают. Тема не в тему.

Раздался противный на слух скрежет, и часть лестницы ведущей к выходу ушла вниз. Грохнулся и стеллаж с оставшимися полками, часть стены. Стойка завалилась и подрагивала, как подстреленный бык. Сафон поднялся, снял перчатку с левой руки и протёр глаза. Состроил злую «мину», бросил перчатку. Алик пошатываясь, шагал к площадке расположенной под открытым небом. Догоняя его, он на ходу расстегнул страховочный пояс и высвободился от лямок. О пол брякнул карабин. За их спинами колонна с пузырьками рассыпалась на множество прозрачных гранул. А они шли, и продолжали идти к цели, петляя по залу, не замечая грохота. Опадал и рассеивался пыльный туман, но с новыми толчками клубился, летел вверх, заполняя помещение.

– Как тебе… ка-кафешка, – пропыхтел, заикаясь Алик.

Вид на гребни холмов. Справа пологий склон.

От бывшей роскоши остались стулья и перевёрнутые столики. Осколки стекла устилали почти всю площадку. Плитка узорчатая, шестигранная. Тут и там, в углах, валялись туфли, лоскуты тряпья и одежды, повядшие цветы, ограждения и бетонная крошка. На склоне сосны, с площадки виднелись каменистые дорожки, ступеньки.

Сафон взвесил шансы.

Зажмуриться и прыгнуть вниз, желательно на растянутый и плотный материал. Обидно будет, если он не выдержит и порвётся. Это так, к слову, а всерьёз – высота плёвая. Их всего-навсего двое, ничего лишнего – ни поясов, сумок, ни снаряжения. Сто шестьдесят пять килограмм. Закрывать глаза они конечно не будут.

– Смешной вес! – проговорил зачем-то Сафон для себя.

Стопу кололо, боль уже отдавалась в колено. Перед глазами кружились белёсые разводы. До прыжка удержаться на ногах, не упасть, и не изрезаться. Доковылять до края и вниз. От теплоизоляции чесалась кожа лица и рука без перчатки. Он часто и неглубоко дышал, не теряя из поля зрения напарника.

«Прорвёмся», – твердил Сафон, но что-то не склеивалось и не срасталось, и что-то ещё не «случившееся» вклинилось в это утверждение.

– Прыгать надо налегке и без… лишнего веса, – проговорил Алик.

Под ногами захрустели осколки стекла и пластика, бодрило дуновение ветерка. Полосы солнечного света пробивались сквозь тучи, появляясь и исчезая на горбатых холмах. Туч было много, они таяли и сливались на удивление чистым горизонтом.

«Кто-нибудь взял и соскрёб облачную шапку над гостиницей. Надоели и тряски с вибрациями и купание в ёдком тумане, – подумал он. – Солнце! Я скучал по тебе и теплу!».

Алик снял с плеча сумку, отбросил в сторону, приготовил маток верёвки. Качка не прекратилась, но стала плавней – без рывков и резких перепадов. Надеяться на то, что она прекратиться, ни к чему. Он заметил, что друг почему-то хмурый, как и он в пыли, а ещё волочит ногу. Должно быть поранился. Сафон жилистый, выносливый и не один. Как-то взвалил его на спину без сознания и таскал по этажам цеха, месяцем позже вытаскивал из глубокой заброшенной шахты. Не справедливо будет сгинуть в этом неприветливом здании. В приличных зданиях они тоже бывают, но редко. А на курортах, таких как этот постоянно. Приехали и попали.

Алик побежал трусцой.

– Сафон, мы у выхода, – стоя на краю площадки, обернувшись, сказал он.

– Почти, Алик, – выдохнул подуставший Сафон. – Выберемся, и я обязательно вернусь, и трахну управляющего за приём, грубые нарушения. От чего тут всё время трясёт? – произнёс он тише, чтобы друг не услышал, а то засыплет расспросами.

Одна половина площадки вдруг трепыхнулась, завизжала и накренилась. Алик замахал руками, теряя равновесие. Сафон закричал и быстро захромал к нему.

– Алик! Алик!

Он не ловко упал и покатился. Заскользил по плите с осколками стекла, цветами и стульями, вместе со всем остальным валяющимся содержимым. Противоположный край обвалился, площадка вздрогнула. И как-то всё померкло, ушло на второй план, стихло. Алика подбросило немного вверх, он мелькнул на фоне холмов и исчез…

Подойдя к самому краю уцелевшей части площадки, Сафон пошарил глазами по обломкам.

– Ну, же ну! – бормотал он. – Ну!

И Сафон застыл. И замер взгляд, на минуты сознание сузилось, фокусируясь на единственной картинке, дыхание перехватило. Алик лежал на боку и не шевелился. Тело проткнуто в трёх местах арматурой. Сафон зажмурился, вытер рукой пот с лица и заскрёб зубами. На его левой и не бритой щеке появилась влажная дорожка. Он опустил голову, по изрезанной ладони стекала струйка крови, но он не замечал и её. Холмы посерели, накрытые тенью туч, качались сосны, задул ветер. Пыль кружила над телом Алика, ложась на его одежду, камни, траву, куски бетона.