скачать книгу бесплатно
Олег смотрел.
Всё привычное сливалось, выделялась только Василиса, и над нею всё дальше и дальше величественная Киева гора.
Он думал.
За несколько дней до начала похода он задумался, как пойдет – на кораблях или возглавит конную рать по правому берегу.
Он думал об этом, лёжа на локте; рядом Василиса в свете масляного рожка что-то делала со своей новой одеждой…
Олег выкликнул Родьку, тот заглянул, Олег подозвал и стал шептать на ухо. Василиса посмотрела, не отрываясь от дела. Родька выскочил, и его долго не было, потом вернулся и стал шептать ответное Олегу. Олег внимательно смотрел на Родьку, а тот развёл руками.
– Ладно, будь по ево! – сказал Олег и поднялся, поднялась и Василиса. – Веди, – сказал Олег Родьке, и они втроём вышли из шатра.
Родька повёл к дальней дубраве. Шатёр раскинулся на склоне Киевой горы к Днепру, а Родька вёл на другой склон, к сухому логу.
Когда подошли, увидели среди деревьев костёр.
Уже смеркалось, солнце зашло за горизонт как раз за дубравой, и деревья стояли черные и большие, а между ними сверкало, и Родька повёл туда.
«Зачем Василиса увязалась?» – подумал Олег, но не прогнал. Когда до костра оставалось шагов десять-пятнадцать, Олег заметил, что Василиса отстала и зашла за дерево.
«Смышленая, – подумал Олег, – понимает, что ведун всё одно её прогонит…»
Кудесник, старик, видно по нему, но не определишь, сколько лет, сидел боком в ярком свете молодого костра и длинной веткой разгребал рядом угли и обгорелый валежник старого кострища.
– Зачем пришёл? – спросил он Олега.
– Что видишь? – спросил его Олег.
– Сядь, – велел кудесник.
Олег сел.
Кудесник долго перекатывал угольки, подстраивал друг к другу обгорелые ветки и слегка ударял по ним, ветки подскакивали, кудесник их снова подгребал и снова ударял.
Наконец он произнёс:
– Вижу твою смерть… ты за этим пришёл?
Олег кивнул.
– А как видишь?
– Ты умрёшь от своего вороного, – произнёс кудесник и больше не сказал ничего.
Олег немного посидел, встал и пошёл из дубравы, за ним пошёл Родька, за Родькой вышла из-за деревьев Василиса. Перед шатром Олег сказал, чтобы Родька отдал вороного конюхам и чтобы те ходили за ним, а для этого отвели бы в Ладогу, где у князя имение, а сам он пойдёт в поход на корабле, и отослал от себя. Василиса ничего не сказала, промолчала, только перед тем, как лечь рядом с Олегом, долго молилась своему богу, по имени Христос.
Олег вспомнил это, помотал головой и ухмыльнулся.
Вдруг сидевший перед ним за три человека гребец взвыл и стал трястись, как будто на него налетели пчёлы, на самом же деле в его плечо вонзилась стрела, но неглубоко. Все обернулись на левый берег Днепра. На пологом берегу передними копытами в воде стояли четыре всадника, они сливались с прибрежными кустами, но было видно, что трое натягивали луки, а один уже выстрелил.
– Оборонись! – крикнул тысяцкий и гребцы левого борта, не переставая грести, подняли щиты. Три стрелы упали в воду, не долетев.
Крик раненного поднял спящих, Радомысл схватил лук и пустил стрелу, а хазары брызнули в разные стороны, и было до них шагов двести, так близко корабль шёл вдоль берега. Олег огляделся, на дальнем и высоком правом берегу, еле различимые стояли люди, но не на конях, а просто, – это были свои, значит, там ещё нет хазар.
Тревога прошла, гребцы поменялись с отдохнувшими, за Олегово весло сел Родька, а Олег пошёл на нос к тысяцкому Фарлафу, тот смотрел на воду и кричал каким бортом грести сильнее – он лучше всех знал, как до порогов надо идти, где больше глубина.
– Не сильно влево забрали? – спросил его Олег.
– Правее нельзя, тут глубже всего, – ответил Фарлаф, не отрывая взгляда от воды.
– Мелко?
– Не в том беда, что мелко, а в том, что волна уходит к порогам, а мы еле идём, не поспеваем.
– А не чуешь… посвежело?
Фарлаф оторвался и вдруг закричал:
– Бросай весла, ставь парус! – и первым бросился разматывать ужи.
Олег сам не понял, с чего он взял про ветер, он только вспомнил, что, когда встал от весла, его охватил озноб.
А ветер дул всё сильнее.
Олег вдруг остро почувствовал тревогу и посмотрел на левый берег. Его корабль шёл третьим, первые два во главе с Велимидом и «тятей» Жданом уже начали отваливать вправо и, попав в стремнину, отдалялись, а на левый берег вышли несколько десятков хазар и подняли свои луки.
– Оборонись! – крикнули одновременно Олег и Фарлаф и в этот момент на его корабль обрушились стрелы. Одна воткнулась в борт чуть ниже кромки, а если бы чуть выше, то попала бы Олегу в бедро.
«Што-то рано они показались!» – подумал Олег, прикрылся щитом и пошёл на корму.
Хазары ещё раз пустили стрелы и больше не стали, а только наблюдали, как корабли отваливают от левого берега вправо и всё больше и больше отдаляются, так, что стрелам уже не долететь. И становилось всё темнее.
Тысяцкий подошёл.
– Приставать будем? Темнеет… – произнёс он. – А там, глядишь, и чудь подойдёт, можно есть и ночевать!
– Можно, – не думая, и как бы, не тысяцкому, а самому себе ответил князь. – Ты погоди есть… – он поднял лицо, всматриваясь или принюхиваясь к тому, что происходит на высоте птичьего полета. – Послушай!
Тысяцкий стал прислушиваться.
– Да, княже, полунощный… полунощный дует, прямо нам в паруса…
– А гроза идёт, не чуешь?
– Грозу покуда не чую, а дует сильно, а, княже?
– Сильно, – ответил князь и посмотрел на тысяцкого. – Глянь вона… теперь понимаешь, почему так быстро темнеет? – сказал Олег и показал вверх по течению Днепра. Тысяцкий посмотрел и теперь всё понял – с северной стороны горизонт был затянут тонкой чёрной полосой.
– Думаешь, быстро долетит? – спросил он.
– Думаю, быстро!
Они оба смотрели вверх по течению, им в корму построились один за другим две тысячи кораблей, они видели, что на всех кораблях тоже догадались и поднимали паруса.
– Не приставать надо, а проскочить…
– На волне, князь… понял тебя…
– Как только нагнёт, снимай парус, не то сломает и выбросит на берег…
Гроза нагнула в тот момент, когда на вечернем небе должны были появиться первые звёзды.
Олег вглядывался в другие корабли, шедшие за ним. Он до белой крупы в глазах всматривался в пятнышки парусов и вдруг увидел, что какой-то задний, который ещё можно было различить, вдруг исчез, не сам, а исчезло пятнышко, и Олег понял, что догнал грозовой ветер этот кораблик и парус убрали.
Он позвал тысяцкого.
– Думаю так, что надо всех на вёсла… – Он не успел договорить, как на корабль обрушился холодный ливень и на левый борт надавил ветер, корабль накренился и стал забирать вправо. – Надо запалить факел…
В грохоте ливня вдруг сверкнули молнии и люди стали устраиваться по двое на весло, и разразились небесные громы и ещё сверкнули молнии и Олег увидел Василису. Она на корме и вдвоем с ратником, прикрывавшим её шкурой, держала в руках факел. Фарлаф присел рядом и высекал искру и тут факел пыхнул, ветер оторвал кусок яркого пламени и Олег увидел, как пламя полетело вместе с ветром, но факел горел и он увидел ещё, что на других кораблях стали вспыхивать факела.
«Не пойдем в Воинь, не будем заходить в Сулу, сколько будет силы, пойдём по Днепру! Сколько будет силы!»
Ветер дул в лица сидевших на веслах, с неба вода не падала, не лилась, а как будто бы весь воздух состоял из обрушившейся воды, стало трудно дышать. В свете факела было видно, что на дне корабля вода уже поблёскивает, накапливается, и Олег стал кожаным ведром выплескивать, ему помогали другие, всё превратилось в движение…
Остановилось время.
Ветер уже бесновался, гребцы гребли, вода хлестала. Днепр, где было видно под факелами – кипел, все работали, в свете молний глянцем сверкали мокрые спины, плескалась серебром вода на дне корабля, простреливали струи дождя, дрожала водная рябь. Всё подчинилось единой задаче – двигаться, раз двигаешься, значит живой – поэтому всё было в движении…
Остановилось время.
И накрыла кромешная тьма.
Тьмы не было только, где факел… факела… И даже молоньи, сверкая, озаряли своим сиянием одну только кромешную тьму.
Во тьме и остановилось время.
Олег знал, что надо вычерпывать, он смотрел вниз, выбирал место, где можно зачерпнуть больше, и больше выбросить за борт, он понимал, что сейчас всем страшно, и все двигаются потому, что им страшно, а когда двигаешься, значит, что-то делаешь, чтобы спастись, но всё равно страшно.
Но страшнее всего, и Олег это знал точно, от того, что никому не ведомо, когда это кончится.
Поэтому все чувствовали, что время остановилось.
Так уже было 27 лет назад, когда обложили Смоленск.
Смоленск не горел.
Город взяли, обложив со всех сторон, со всех высот, так, чтобы кривичам было видно, что некуда деваться.
И светлые князья вышли.
Ряд положили честный – кривичи больше не платят дани хазарам, а платят Олегу.
Хазар Олег отогнал.
Это было летом, под осень.
Покончив со Смоленском, Олег пошёл на Киев. С собою взял одну малую дружину новгородцев и норман, остальные остались вокруг Смоленска не выпустить никого, чтобы не выдали Олеговых планов – куда он пошёл.
На руках был Рюриков сын – малолетний князь Игорь. К Киеву пришли на трёх кораблях, сами оделись как гости в Царьград, продавать мечи и лён. Лён белый, а мечи тонкие, острые и гибкие, таким мечом можно разом смахнуть чью-нибудь нерадивую голову, и уже падая, голова ещё вопрошала бы: «А что это? А как это?.. А…»
Три корабля вошли в Почайну, и Олег послал людей к Аскольду, сказать… мол, купцы, мол… есть чем торговать.
И стали ждать.
Первые два корабля стали у берега на растянутых ужах, а Олегов корабль пристал к ним. Ратники без оружия, одетые в простые рубахи сделали вид, что спят усталые после переволок из Новгорода Великого, да с дороги, да не выставив охраны. И долго пришлось делать вид – до конца дня и всю ночь, потому что ни Аскольд, ни Дир не шли, будто заподозрили.
И время остановилось.
Олег даже злился, что всё так, будто не дело пришли делать, а – медов пить, да не во время!
Но явились Аскольд и Дир, и Олег их не узнал, они стали важные и вдвое шире, чем когда просились у Рюрика осмотреть, что творится по Днепру вниз от Смоленска, но не было им от Рюрика повеления брать Киев силой и править в нём.
И они своими заплывшими глазками не узнали Олега.
– Какой твой товар… Чего везёшь? – Спросил Дир, он был совсем седой, выше, шире и старше Аскольда, только так Олег признал, что это Дир. На поясе у Дира висел короткий меч, как игрушечный. У Аскольда висел меч посерьёзнее, но в таких красивых ножнах и с чистой, незахватанной рукоятью из заморской белой кости, что Олег подумал, что не вытаскивал Аскольд ещё своего меча из ножен.
Тогда Олег поклонился и велел поставить по греческому раскладному стулу, а сам махнул рукой на соседний корабль. Радомысл поднял на руках малого Игоря и пошёл с ним к Олегу и вдруг Аскольд вскочил, будто его ужалили – он узнал Радомысла по его рыжине…
– Ты кто? – заорал он на Олега и, тот увидел, что на Аскольда косится Дир и на его лице недоумение.
– Я привёз вам товар, – ответил Олег, взял из рук Радомысла маленького мальчика, который только что проснулся и глазел, готовый брызнуть слезами.
В это время на двух других кораблях Олеговы люди, которые людям Дира и Аскольда показывали мечи, мол, на продажу, против них эти мечи и обратили. Старый Дир узнал Олега и скинул пояс с мечом, железо грохнулась о дерево, а Аскольд попробовал выхватить свой меч, но очень длинным он оказался и Радомысл перехватил его руку у кисти, а другой вонзил в горло острый нож. Люди Дира и Аскольда побросали оружие и понурились. Люди Олега всех порезали и утопили.
Вот тут и дрогнуло время.
– Князь! – вдруг услышал он, и даже не услышал, потому что всё, что могло шуметь и греметь навалилось одновременно и ливень – вода заливала уши; и громы и молнии, и завывания ветра, и скрипел корабль; и выли ужи, как струны на гуслях, которые кто-то будто рвал сильными пальцами. Олег глянул, но ничего не понял и снова услышал: «Кня-я-зь!»
Он забыл про Дира и Аскольда, это всё прошло и не вернётся. Темноту взрывал свет факела на мгновения, но от этого глаза только слепли, и вдруг во вспышке молоньи он увидел Василису, это она звала его. Он кинулся по скамьям, несколько раз чуть было не сверзился в воду, так качало из стороны в сторону, но добежал и увидел, что в воде за кормой кто-то бултыхается и он кинул ведро, а сам крепко ухватился за верёвку. И дёрнуло так, как дёргает тот, кто хочет выдернуть у тебя эту самую верёвку из рук.
«Ухватился», – промелькнуло в голове, и он сильно потянул на себя, подтащил к корме, зацепился за пояс-сыромятину и штаны и вытянул… Радомысла.
Лицо старика мелькало в полыхании факела, и Олег увидел, что Радомысл не сводит с него глаз.
«Всё, старик, дыши!» – подумал Олег и стал прорываться на нос.
Гроза бушевала, ливень сменился на дождь с низовым ветром, а всплески молний и громы пошли на левый берег Днепра и полыхали там.
