скачать книгу бесплатно
– А подробнее!
– А что подробнее?
– Как перевозили Владимира Оскаровича?
– Вы имеете в виду гроб?
– Да!
– Как вам сказать! Тяжело перевозили! Их конь упал, скользко было, и не могли поднять. Подъехал к ним детина, чёрный такой, заросший, весь в бороду ушёл, подпряг к ним своего сибирячка, махонького, думали, не утянет. Ничего, взялся, и бодренько так, как ломовая лошадь… Так до Мысовой, знаете ли, и докатил.
– А как его звали?
– Коня?
– Да нет, детину!
– Не знаю, не до того было…
– А дальше?
– А дальше Мысовая, на том берегу Байкала, потом Чита, там хоть передохнули и отъелись… – Тельнов помолчал. – Никогда не забуду, как выкапывали генерала Каппеля из могилы… – Он поднял глаза на Марию. – Крестись, Марьюшка, крестись! Его глубоко похоронили, в мерзлоту, а как открыли гроб, так он весь как посеребрённый лежит, в инее, и целёхонький совсем… Потом, в конце октября, когда красные надавили, попал в засаду, это я, значит. Когда наш бронепоезд расстреляли, отстал от своих, оказался в тылу красных, назад пробиться не смог, и погнала меня судьба на восток. Вот так я здесь и оказался, уже полгода…
Тельнов, закутавшись в одеяло, сидел и остановившимся взглядом глядел в одну точку перед собой. Он держал в обеих руках остывший стакан и немного раскачивался взад и вперёд.
«Образа!.. Икона Николая Чудотворца с отбитой рукой… Эти дощечки, их так много…» – думал Александр Петрович.
– Кузьма Ильич, – тихо позвал он.
Тельнов не услышал.
– Кузьма Ильич, – так же тихо ещё раз позвал он.
Марья с удивлением посмотрела на Александра Петровича, потом на Тельнова.
Тот не реагировал.
– Кузьма Ильич! – в третий раз позвал Александр Петрович.
Тельнов вздрогнул. Он смотрел, никого не узнавая, не узнавая и комнату, в которой находился; и тут Адельберг увидел, что по морщинистым щекам Кузьмы Ильича текут слёзы и пропитывают чёрные усы.
Адельберг хотел возразить, что патриарх Тихон в Пермь не приезжал, а то как бы он мог об этом не знать, но, глядя на слёзы старика, понял, что этого сейчас совсем не нужно.
«Не в себе!» – подумал он про Тельнова.
Глава 3
Мария стояла около дверей городского статотдела и от нетерпения переминалась с ноги на ногу. Было шесть часов пополудни, и она ждала своего постояльца.
Адельберг вместе с сослуживцами вышел из здания, увидел Марию и подошёл. На его вопросительный взгляд она ответила:
– Сегодня, как стемнеет, к вам придёт человек.
– Хорошо, ступай. Я скоро буду.
* * *
Александр Петрович сидел за столом в свете керосиновой лампы и читал газету. С улицы послышались шаги по деревянному настилу, положенному от калитки.
– Марьюшка! Пойди встреть человека. Может, это… – обратился в открытую дверь Александр Петрович и тут же повернулся к сидевшему в углу Тельнову: – Кузьма Ильич, окажите любезность! Если это люди, которых мы ждём, дабы их не смущать, побудьте вместе с Марьей, помогите ей по хозяйству. Люди эти очень осторожные, может и сорваться.
– Не извольте беспокоиться, – с готовностью встал с лавки Тельнов, запахнул вокруг поясницы Марьин толстый шерстяной платок и вышел из комнаты.
Через минуту Мария впустила молодого китайца.
Тот поклонился и сказал:
– Моя? е?си Анто?шка Чжан! Бы?стло дзе?ло говоли?, моя уходзи?!
Однако Александр Петрович не торопился. Он медленно сложил газету, не спеша развернулся к китайцу и после некоторой паузы, не приглашая его сесть, переспросил:
– Чжунго дэ синмин – Чжан! Чжэйга во миньбай! Даньши, вэй шэнмо ни цзяо Антошка?
Китаец не ожидал такого оборота, что его будут спрашивать, почему он китаец – Чжан, а по имени – русский Антошка? От неожиданности он ещё раз поклонился, открыл рот и ничего не сказал.
– Садись! – медленно произнёс Александр Петрович и после некоторой паузы добавил: – Антошка! Я слышал, ты в Китае давно не был. Почему?
– Моя нельзя Китай ходзи?! Япо?нса!.. – И показал ребром ладони, как перерезают горло.
– Что так? – спросил Александр Петрович.
Антошка немного поёрзал на лавке, смущённо помолчал и сказал:
– Моя япо?нса земля копай, да?сыла… – И ещё раз провёл ребром ладони по горлу.
– Убил и закопал. Понятно. Ну это ваше дело! А разве в Китае сейчас много японцев? – притворно удивился Александр Петрович.
– У-у! Многа! – воскликнул Антошка и замахал руками. – Его Сахалян японса многа! Во?лосы стлиги – хозяин, гостиница – хозяин, аптека – хозяин, магадзин – хозяин многа. Везде многа! Дзенги многа! Всё знаит!
– А за что ты их так?
– Моя исё увизу, убъю! Она моя блатка убил, делевня зог, всех убил! Тама?дэ!
– Ладно, не ругайся! Я тебя не за этим искал!
– Моя знай, зацем твоя искала! Сколька дзеньги и какой дзень?
– Я готов сейчас, но нас будет двое!
– Двой плохо! Моя лодка маленький. Дзеньги два лаз!
– Хао! Кэ и! – согласился Александр Петрович.
Антошка ещё раз с уважением и удивлением посмотрел на него, встал, поклонился и, кивнув в сторону кухни, сказал:
– Ни дэн и ся! Во дуй Маша шо!
– Хорошо, я немного подожду! А Маша-то тебя поймёт?
В ответ Антошка широко улыбнулся.
Через минуту после того, как китаец ушёл, в комнату зашли Кузьма Ильич и Марья, у обоих на лице было удивление.
– Что вы на меня так смотрите? Я с ними до войны почти три года… работал. – И добавил: – Марьюшка, собирай нас в дорогу!
Глава 4
Александр Петрович, следуя за китайцем-боем, поднялся на второй этаж гостиницы «Сибирь», остановился у двери номера 23 и постучал. Дверь открыла высокая стройная русская женщина с гладко зачёсанными, светлыми, кудрявыми на висках волосами.
Адельберг представился, и она мягким жестом пригласила его войти.
– Прошу! Располагайтесь! – сказала она и показала на кресла у окна рядом с низким китайским резным столиком тёмного дерева, на котором лежали коробка с сигарами, курительные принадлежности, стояли ваза с фруктами и бутылка французского коньяку. – Сергей Афанасьевич скоро освободятся!
Адельберг сел в кресло, взялся за сигарную коробку, открыл и… закрыл.
Он переправился из Благовещенска в Сахалян всего два дня назад, не успел ещё оглядеться, как вдруг был оповещён о том, что его приглашает на разговор атаман Лычёв. О чём мог быть этот разговор, он мог только догадываться.
Сидя в кресле, он осматривал комнату – светлую: два высоких окна были занавешены короткими тюлевыми занавесками и тяжёлыми, со шнурами и кистями, коричневыми атласными портьерами с рисунком в стиле Людовика XVI. Между окнами стоял будуарный столик, над которым висело зеркало хорошего качества в резной деревянной раме с перламутровыми накладками. В правой от окон боковой стене была дверь, видимо в соседнюю комнату. С противоположной стороны, упираясь в изразцы голландской печи с чёрными чугунными дверцами и начищенной до зеркального блеска медной круглой вьюшкой, стоял бархатный диван русской работы, с высокой спинкой с узким зеркалом и двумя круглыми валиками по бокам; пол покрывал толстый мягкий китайский шёлковый ковер. Мебель, занавески, салфетки, множество расставленных по комнате китайских фарфоровых, костяных и бронзовых безделушек, на стенах масляные картины и несколько офортов – всё было хорошо, со вкусом подобрано и находилось в полной гармонии и порядке. На всём лежал отпечаток домашнего уюта, чувствовалась хозяйская, женская забота. У Александра Петровича вдруг защемило на сердце и захотелось курить, он заставил себя отвлечься от созерцания обстановки и вспомнил женщину, которая открыла ему дверь и пригласила войти: молодую, красивую, одетую в городскую белоснежную, приталенную, с воротничком-стоечкой блузку с отутюженными рукавами и буфами на плечах и широкую, в складку, фиолетовую юбку. У неё был гладкий зачёс и тяжёлый узел волос, по-казачьи забранный на затылке в маленький шёлковый чехол. Он видел таких – амурских казачек в Благовещенске, с такой же статью, хотя и одетых попроще. От этой женщины и всего того, что сейчас находилось перед ним, веяло забытой домашней жизнью.
Александр Петрович встал из кресла и подошёл к зеркалу. Он был причёсан и чисто выбрит, но всё остальное плохо вписывалось в обстановку комнаты: тёмно-синяя косоворотка, старый чёрный пиджак рабочего с городской окраины и шерстяные брюки, заправленные в короткие смазные сапоги, – это был его костюм. Потёртое на локтях и плечах, подбитое ватой пальто с бархатным воротником он оставил в гардеробе гостиницы: «Если не бриться и зарасти под самые глаза, и картузик напялить какой-никакой, приказчиком из скобяной лавки мог бы… вполне… представиться».
Он оглядел комнату.
«Сколько же лет я не был в такой обстановке… где не пахнет ни войной, ни тайгой!» – с тоской подумал он, подошёл к окну и упёрся кулаками в подоконник.
Гостиница «Сибирь», где он сейчас находился, стояла в середине параллельной, второй от берега Амура, улицы китайского города Сахаляна, и из окна был виден на противоположном берегу советский Благовещенск. Александр Петрович смотрел: он видел купола благовещенского собора и острые шпили на крыше универсального магазина Кунста и Альберса, вон на середине дороги к пассажирскому дебаркадеру на берегу высится Триумфальная арка, ею встречали цесаревича Николая Александровича; баржи и лодки облепили берег и пристани, вот пограничный сторожевой монитор «Яков Свердлов», постоянно стоящий на якоре прямо на амурском фарватере и пускающий по ветру тонкую едкую струйку угольного дыма. На набережной люди, конные упряжки и редкие автомобили, а вон между зданиями виден забор городского рынка.
Позапозавчера, только со второго этажа благовещенского статотдела, он точно так же смотрел на Сахалян, видел крышу гостиницы «Сибирь» и не знал, что попадёт сюда и будет смотреть на Благовещенск. Ощущение мира и спокойствия, которое исходило от обстановки в этой комнате и от женщины, открывшей дверь Александру Петровичу, было непривычно и не похоже на совсем недавнюю, прежнюю жизнь; поэтому казались сном видневшиеся через реку в полуверсте: советский берег, Благовещенск, статотдел, совгражданин Александр Петрович Кожин, прапорщик царской армии нищий Тельнов… Александр Петрович глянул вниз – на улице перед гостиницей стоял Кузьма Ильич: «Интересно, а что он делает под окнами, этот глупый старик! Я ведь просил его сидеть на постоялом дворе и ждать…»
Лычёв вошёл через бесшумно открывшуюся боковую дверь. Он был в солдатской гимнастёрке защитного цвета с золотыми, шитыми зигзагом генеральскими погонами русской императорской армии и в чёрных галифе с леями и жёлтыми лампасами.
Адельберг обернулся, и атаман спросил:
– Что там такого интересного, уважаемый Александр Петрович? Вы ведь только что оттуда! Или не верится? Понимаю, понимаю. – На правах хозяина Лычёв подошёл и протянул руку. – Как добрались?
– Благодарю, ваше высокопревосходительство, но пока ещё не добрался, конечным пунктом моего маршрута является Харбин.
– Ну как же, как же, Александр Петрович! Как же! Осведомлены! Однако прошу вас, давайте без чинов!
– Хорошо, Сергей Афанасьевич! Без чинов так без чинов! Тогда разрешите полюбопытствовать, чем обязан таким вниманием к моей скромной персоне?
Лычёв пригласил гостя сесть в кресло рядом с курительным столиком, открыл коробку, достал сигару и щёлкнул её кончик серебряным резаком.
– Такая глушь, уважаемый Александр Петрович, а табак настоящий – Гавана! Всё-таки молодцы!.. Оборотисты эти черти косоглазые! Не успеешь глазом моргнуть, война не война, всё доставят. И извольте заметить, всё настоящее! Если коньяк, то французский; табак турецкий или виржинский! Или вот, – Лычёв покрутил сигару, – кубинский! А уж наши дамы в этом захолустье! Если чего-нибудь нет в Сахаляне или Фугдине, можно заказать в Харбине, на крайний случай в Тяньцзине или Шанхае, и вам всё привезут в лучшем виде!
Он, обкуривая кончик сигары, говорил спокойным голосом и покачивал ногой, обтянутой глянцевым голенищем лакированного сапога.
– Что на той стороне? Что нового в Советах? Вы ведь служили у них по ведомству статистики?
– Да, уважаемый Сергей Афанасьевич! – не проявляя удивления, подтвердил Адельберг. – По ведомству статистики! Однако подробностей рассказать не могу, потому что особо не интересовался. Надеюсь, вам понятно, по какой причине.
Лычёв качнул ногой, окутался дымом, помолчал и постарался скрыть недовольство, вызванное независимым поведением гостя.
– А можно всё же полюбопытствовать, полковник, что это за причины? На мой взгляд… – Он сделал задумчивый вид. – Да вы курите, или вот коньяку, – он протянул руку к бутылке, но Адельберг отказался, – понять, что происходит вокруг, а особенно в лагере противника, всегда полезно, не так ли? А тем более когда собираешься возвращаться к своим!
– Вы, без сомнения, правы, но в моём положении проявлять любопытство было опасно, а потом, то, что происходит в Дальневосточной так называемой республике, и без того понятно.
– И что же?
Разговор и тон Лычёва начали раздражать Адельберга, однако начатое надо было довести до конца, и не было никаких резонов входить в контры на первых же шагах, тем более что теперь было уже приблизительно ясно, к чему ведёт атаман.
– Сергей Афанасьевич! Советам в самое ближайшее время надо, первое, разобраться с нами! Я надеюсь, вы понимаете, о чём я говорю! А дальше, если это им удастся, оглядеться вокруг и начать строить новое государство – более сильное, чем было у нас…
– И какие у них для этого имеются возможности?
– Это вопрос непростой, и вряд ли сейчас кто-то сможет дать на него правдивый ответ. Это будет зависеть от многих причин, в том числе и от нас с вами.
– Поясните!
– Вероятно, борьба большевиков за своё господство на этом не закончилась!
– Ну что ж! Я думаю, вы правы! – с прояснившимся лицом сказал атаман. – Об этом я и хотел с вами поговорить.
– Весь внимание!
– Господин полковник, как видите, и мы тут сложа руки не сидим!
Адельберг согласно кивнул, вспомнив вопрос Лычёва о его работе в благовещенском статотделе.
– Я со своими казаками обеспечиваю весь прикордон по Амуру от Сахаляна и до Хабаровска. Есть силы, оружие, амуниция, налажено снабжение, есть поддержка союзников. Здесь у нас тихо, но только здесь и сейчас. А там, – сказал Лычёв и махнул рукой в неопределённом направлении, – в районе Владивостока, там всё только должно начаться. Кстати, все остатки армии Владимира Оскаровича, – каппелевцы, как они себя называют, стоят в Приморье, и вот-вот… Я не знаю, что вас держало в Советах, но, если вы хотите поспеть к событиям, вам надо поторопиться…
При упоминании о союзниках Адельберг неприязненно поёжился.
– Мне известно, Александр Петрович, что вы сопровождали эшелон с золотом, кстати, какова его судьба? Может быть, мы знаем не всё?
Адельберг внимательно посмотрел на Лычёва.
– Мой вопрос вызван тем, – продолжил тот, – что при всех достатках, которые у нас имеются, средств не хватает… Но самое главное не это. Нам не хватает опытных офицеров. Слишком великой оказалась убыль офицерского корпуса на фронтах и в Ледяном походе. Таких, как мы с вами, единицы. У меня много храбрых и мужественных офицеров, но они только умеют лихо рубиться, то есть имеют боевую закалку, и мало у кого из них хорошие знания, особенно по разведывательной части. – Лычёв замолчал и испытующе посмотрел на Адельберга.
