скачать книгу бесплатно
–Мы отдадим всё, что у нас есть! – взмахнул обеими руками Юрий Денисович, – Рина, ты только с Грушиными договорись!
–Я попробую! – дала слово я, – спасибо вам всем! Мне жутко неудобно, что так вышло, но Джулс ни в чем не виноват, и он не заслужил, чтобы его таскали по судам, как преступника.
–Какая же ты молодец, Риночка! – на глазах свекрови блеснули слёзы, Ираида Семеновна сняла очки и принялась протирать запотевшие стекла носовым платочком – идеально белым и буквально скрипящим от чистоты, – сорвалась с работы, приехала сюда, не побоялась встретиться лицом к лицу с Инессой. Ты дома меньше дня, а уже столько всего сделала. Людмила Леонидовна, Виктор Геннадьевич, спасибо вам за такую замечательную дочь!
–Да бросьте вы, сватья! – раскраснелся отец, – мы же не чужие люди. Ваш Юлиан и нам давно, как сын. Не волнуйтесь, сдюжим! Но ты, Ринка, и вправду молодец, с этим не поспоришь. Котелок у тебя хорошо варит! А что за мужа горой стоишь, я тебя вообще хвалю, в семье так и должно быть, а не каждый сам по себе.
ГЛАВА XII
Гости уже больше часа, как разошлись, а я по-прежнему не осмеливалась открыть родителям правду о своих дальнейших намерениях. Сначала мы с мамой на пару убирали со стола, потом мыли и вытирали бумажными полотенцами чистую посуду и расставляли по полкам фарфоровый сервиз, а когда раздвижной стол-книжка был возвращен на свое законное место, столовые приборы аккуратно разложены в кухонном ящике и бокалы для вина убраны в шкаф, наконец, присели отдохнуть. Отец к тому времени благополучно задремал на диване под монотонный бубнеж телевизора, и, по всем признакам, для моего шокирующего признания выдался самый, что ни наиесть подходящий момент, но меня опять сковала внезапная немота. К счастью, мое напряженное оцепенение легко объяснялось тягостными раздумьями о «дне грядущем», и лишних вопросов у мамы не возникало, однако, она интуитивное чувствовала неладное и всячески пыталась вывести меня на откровенность, что, впрочем, ей упорно не удавалось. Мало того, постепенно мне в голову стали закрадываться уже совершенно крамольные мысли, и я всерьез рассматривала идею и вовсе скрыть от окружающих предстоящую поездку. Если я правильно поняла Стешу, от меня в Верном требовалось только присутствие, да и то ровно на тот период, пока Эйнар не прекратит отказываться от помощи и под давлением обстоятельств не согласится на тесное сотрудничество с Маркеловым. По логике вещей, мое имя не должно было всплыть при любом раскладе, а, значит, я имела все шансы достаточно быстро обернуться туда-обратно, не посвящая родственников в истинные причины своего краткосрочного вояжа. Можно было высокохудожественно наврать что-нибудь донельзя убедительное и навскидку сочинить целую легенду о срочном поручении шефа и не терпящих отлагательства делах – уж фантазии у меня точно хватит, а люди, как правило, на удивление легко верят в то, во что им хочется верить…Конечно, всегда существовала вероятность, что всё пойдет наперекосяк, и мне придется надолго застрять на южных рубежах страны, но почему бы не решать проблемы по мере их поступления?
Соблазн утаить страшную истину был просто неописуемо велик, и перспектива обойтись малой кровью с каждой секундой казалась мне всё более заманчивой. Что, в принципе, было нужно от меня Игорю и Стеше? Разыграть спектакль для Эйнара? Тем или иным образом подтвердить, что именно сейчас я нахожусь в Верном и готова без сомнений швырнуть на жертвенный алтарь свои честь и репутацию? Пробудить воспоминания в очерствевшей душе беспощадного наемника и горячими слезами растопить покрывшую его сердце корку льда? На свидание меня никто все равно не пустит, телефонный разговор у нас с Эйнаром тоже вряд ли состоится, так что вся эта профанация затеяна ради мощного драматического эффекта и не более. И смысл мне в таком случае без ножа резать родителей и Джулса, да и вообще зачем поднимать бурю в стакане, если можно всё обставить цивилизованно?
Я понимала, что меня несёт неведомо куда, и мои нынешние рассуждения основаны лишь на стремлении максимально отсрочить неминуемую катастрофу, но маховик, похоже, был запущен, и я уже не могла сопротивляться обуявшей меня жажде деятельности. Так как идиотов рядом со мной даже близко не наблюдалось, мои аргументы должны были буквально отскакивать от зубов, поэтому я отложила разговор до утра, поочередно чмокнула родителей в щечку и удалилась в свою комнату, но у мамы явно осталось ощущение недосказанности, и провожала она меня полным тревоги взглядом. Что касается отца, то он практически засыпал и тонких нюансов моего внутреннего состояния не уловил, но я догадывалась, что, в отличие от мамы, его одними эмоциями не проймешь, и выручить меня способна только железная, неоспоримая логика, которой мой план, увы, похвастаться не мог. Впрочем, я искренне надеялась, что только пока…
С Джулсом всё выглядело еще сложнее, а учитывая тот факт, что он меня демонстративно игнорировал, я и совершенно не представляла, с какой стороны мне к нему подступиться. А еще меня до мурашек пугал собственный прагматизм – я всерьез собиралась взять лист бумаги, чтобы шариковой ручкой очертить на нем основные взаимосвязи между людьми и событиями. Сейчас я вела себя, как робот, четко нацеленный на результат, и в этому, однозначно, было что-то ненормальное. Я воспринимала своих родных лишь в качестве ключевых персонажей разыгрываемой мною пьесы и довольно комфортно чувствовала себя в роли театрального режиссера. В массовку дружно отправились Грушины, Инесса и приснопамятный Олежка, но и для них я старательно прописывала сюжетные линии, дабы ненароком не проколоться на сущей мелочевке. Меня совершенно поглотила навязчивая идея скрыть поездку в Верный, и я увлеченно прокручивала в мозгу различные ухищрения, обычно используемые в подобных ситуациях. Чисто по наитию, я очень удачно солгала маме, что мне позвонили с работы, теперь нужно было развить тему и обосновать, почему самодурствующий начальник не дает мне спокойно насладиться отпуском. Итак, что же такого экстраординарного могло произойти в «Грате», чтобы меня вдруг выдернули из дома и в буквальном смысле послали к черту на кулички? Пункт назначения мне, кстати говоря, необходимо было выбрать весьма отдаленный и достаточно малоизвестный, чтобы у родителей мгновенно не обнаружились там старые приятели, позабытые друзья детства, вышедшие замуж одноклассницы и прочие потенциальные шпионы. Также стоило обеспечить себе надежное алиби на случай, если мне вероломно изменит коварная Фортуна, но здесь, что называется, было непаханое поле для размышлений.
С билетами всё тоже складывалось не совсем гладко. Добираться до Верного мне предстояло кружным путем, что требовало, во-первых, в два раза больше времени, а во-вторых, в два раза больше денег, с которыми у меня, кстати, было достаточно негусто. Домой я приехала со свистящим в пустых карманах ветром, а никаких финансовых поступлений у меня в обозримом будущем не планировалось. Ликвидного имущества, пригодного для заклада в ломбард, у меня не было, а обращаться к родителям с просьбой занять денег в данных условиях было категорически противопоказано. Я и так попросила отца с мамой помочь Джулсу, да и провоцировать ненужные подозрения мне абсолютно не улыбалось. На дорогу в один конец я еще могла с горем пополам наскрести по сусекам, ну, а что делать потом, да и мало ли какие непредвиденные проблемы встанут у меня на пути? Я уже было повесила нос, но тут меня вдруг осенило. Я схватила телефон и принялась торопливо набивать сообщение в мессенджер. Моим единственным адресатом и по совместительству последней надеждой выступала Симка, и теперь я, затаив дыхание, ждала ответа.
Беспокоить беременную женщину в столь поздний час было форменным моветоном, но у меня снова включился режим махрового эгоизма. Я знала, что Антон и Симка особо не шикуют, а на процедуру экстракорпорального оплодотворения скорее всего ушли все их сбережения, но сегодня меня и это не остановило. На сильно большую сумму я не претендовала и рассчитывала хотя бы худо-бедно покрыть текущие расходы. Вопрос с жильем вроде бы решился, питаться я согласна была «подножным кормом», но подстраховаться от возможных эксцессов мне бы не помешало.
Я до нуля убавила звук оповещений, но вспыхнувший дисплей сообщил мне о приходе нового сообщения.
«Я не уверена, что тебе нужно к нему ехать», – сомневалась в целесообразности моего отчаянного поступка Симка, – «что бы ты ни задумала, пожалуйста, хорошенько взвесь всё еще раз. Я могу прямо сейчас перевести деньги тебе на карту, но я боюсь, что ты опять наделаешь глупостей».
«Симка, я полностью отдаю отчет в своих действиях», – немного преувеличила степень своей сознательности я и без зазрения совести добавила, -«на моей поездке настаивает Игорь Маркелов. Не доверяешь мне, спишись с ним и спроси у него сама».
«Извини, Ринка, но я, наверное, так и сделаю», – проявила твердость характера подруга, – «подожди чуть-чуть, хорошо?».
«Не вопрос!» – я настучала текст на сенсорной клавиатуре, отложила мобильник в сторону и устало растеклась на постели.
Все эти годы мама поддерживала в моей спальне безупречный порядок – по большому счету в комнате всё осталось по-прежнему, и я словно оказалась в прошлом. Здесь я рыдала ночами напролет, здесь тешила себя наивными мечтаниями, здесь переживала сладость первой любви и горечь первой разлуки. Здесь я укрывалась с радиотелефоном и подолгу разговаривала с Джулсом обо всём на свете, зализывая душевные раны и заново обретая потерянный вкус к жизни. Эта комната десять лет ждала моего возращения, но я собиралась провести здесь всего лишь одну ночь. Иногда мама порывалась продать квартиру, переселиться в двушку и положить разницу в стоимости на счет – отец не вылезал из рейсов, в пустующей трешке одиночество ощущалось гораздо острее, но до конкретных действий так и не дошло. Я ратовала за то, чтобы не трогать отчий дом, отец меня в этом поддерживал, и со временем мама как-то пообвыклась и почти перестала заикаться о продаже. Я представляла, как мама заходила вечером в мою комнату, поправляла покрывало, взбивала подушки и, печально вздыхая, стояла у окна. Наверняка она совершала этот ритуал на постоянной основе, и сейчас еще не в полной мере ощущала пришедшие в квартиру перемены – прислушивалась за дверью к доносящимся изнутри шорохам, спрашивала, не нужно ли мне дополнительное одеяло и всячески старалась окружить меня домашним уютом.
«Я связалась с Гариком, он и правда ждет тебя в Верном», – для выяснения деталей Симке потребовалось всего несколько минут, но и после этого она продолжала колебаться, – «он ничего мне толком не рассказал, но у меня такое чувство, будто вы оба сошли с ума. Ринка, а тебе обязательно обманывать родителей и мужа? Не лучше ли поговорить с ними начистоту?»
ГЛАВА XIII
«Дожать» Симку мне в итоге удалось, только отослав ей с десяток текстовых сообщений, убедительно доказывающих, насколько сильно я желаю уберечь родных и близких от нервных потрясений, для чего и вынуждена обращаться за помощью к единственной подруге. Тем не менее Симка довольно долго артачилась и всячески пыталась отговорить меня от намеченной поездки, но я упрямо настаивала на своём. Помимо денежного перевода на банковскую карту, который современные технологии легко позволяли совершать в онлайн-режиме, я получила от подруги клятвенное обещание сохранить мою тайну, и лишь когда звуковой сигнал уведомил меня о пополнении счета, до конца осознала всю рискованность своей полубезумной затеи. С давних пор я страстно ненавидела ложь как таковую, а нагло обманывать самых дорогих людей мне претило вдвойне, однако, я по-прежнему надеялась, что мой план не провалится еще на стартовом этапе, и я вернусь из «служебной командировки» в означенные сроки.
Принимая во внимание, что мне следовало максимально запутать следы, но при этом чересчур не увлечься сложными многоходовыми комбинациями и не растратить на перелеты львиную долю своего ограниченного бюджета, я решила не изобретать велосипед, а обосновать легенду за счет имеющихся в моем распоряжении фактов. Я много раз рассказывала маме, что работаю над контрактом для крупного сельхозпроизводителя, владеющего обширными земельными угодьями в южном регионе, так почему бы мне и сейчас не сослаться на Супрунова? Мол, любимому клиенту «Граты» срочно требуется юридическая поддержка в проведении переговоров с зарубежными покупателями, прибывшими, скажем, из Европы, дабы заключить миллионный контракт на поставку зернопродукции. А почему бы, в сущности, и нет? Крайне выгодная, на первый взгляд, сделка скрывает немало подводных камней, заставляющих Ивана Ивановича терзаться в сомнениях, поэтому рачительный фермер не спешит подмахивать бумаги прежде, чем с ними не ознакомится профессиональный юрист-международник в лице вашей покорной слуги. Ну, а что, определенная логика в этом присутствует: никому, кроме «Граты», Супрунов доверять не привык, вместе с нашей фирмой он прошел огонь, воду и медные трубы, вот и в очередной раз прибегнул к безукоризненно работающему способу обезопасить себя и свои капиталы. Осталось придумать, кто мешает шефу отправить на задание другого сотрудника, но тут уже мне необходимо было хорошо пораскинуть мозгами и сполна задействовать всё свое воображение. Например, коллеги всем отделом мобилизованы на еще более значимый проект… Или я лучше всех осведомлена о бесчисленных нюансах, возникающих в процессе ведения дел с Супруновым… Или шеф сумел замотивировать меня солидным вознаграждением, а я не в том положении, чтобы отказываться от дополнительного заработка – не всё же нам с Джулсом тянуть деньги из родственников, когда есть реальная возможность повлиять на ситуацию? Да, с мамы может статься позвонить в офис и в лоб начать выяснять, соответствуют ли мои слова правде, так что в любом в случае будем весьма нелишним заранее подстелить соломку. Соня наверняка не откажет мне в маленькой услуге, особенно учитывая, что мы с секретаршей за последнюю неделю неожиданно сблизились в аккурат на почве живого интереса к Хонгшаньской трагедии, а взамен я пообещаю поделиться эксклюзивными подробностями, до которых так охоча Судейкина. Напрямую шефу мама не звонить не станет, да и личного номера Николая Владимировича у нее нет, так что, если заручиться согласием Сони на участие в этой афере, моя уловка вполне могла оказаться успешной.
Со всеми перелетами – переездами меня не будет дома около недели, и не такой уж это длительный срок, чтобы спровоцировать панику. Завтра мне надо изрядно поднапрячься и в течение дня постараться уладить все оставшиеся вопросы касательно Олежки, а уже вечером вылететь в Ярск, где базировалась «штаб-квартира» Супрунова. Непосредственно в Верный летала разве что какая-нибудь малая авиация, распыляющая с воздуха пестициды, и добираться до конечной точки своего путешествия я планировала уже на поезде. По сути своей данный вариант производил впечатление достаточно удачного как с точки зрения транспортных расходов, так и с позиции проведенного в пути времени, а уж врать напропалую мне, к сожалению, было не привыкать.
Я была почти уверена, что для меня не составит труда заморочить голову родителям, однако, насчет Джулса я не испытывала аналогичного оптимизма. Речь шла вовсе не о том, что Юлиан побежит в «Грату» и вытрясет из Судейкиной информации о моем истинном местонахождении – я твердо знала, что он никогда не опустится до подобного, но меня откровенно беспокоила его реакция на мой скоропостижный отъезд. Мне абсолютно не хотелось создавать и так оказавшемуся между двух огней Джулсу новый повод для переживаний, и меня невыносимо подмывало честно признаться ему в своих истинных намерениях. Почему-то у меня невольно возникало ощущение, что Юлиану будет проще воспринять беспощадную правду, чем закрыть глаза на мою примитивную ложь, но у меня элементарно не хватало смелости поговорить с ним по душам. Я до такой степени запуталась в своих чувствах, что постоянно бросалась из крайности в крайность, не в состоянии найти золотую середину. Я бы вообще с удовольствием отмолчалась, но Джулс не заслуживал узнать обо всем из третьих уст. Идеальным выходом было бы написать ему сообщение в мессенджер, но я никак не могла определиться с текстом. Извечная шекспировская дилемма воплотилась для меня в форме мучительных колебаний из серии «врать или не врать», и перед тем, как отложить принятие окончательного решения до утра, я успела так себя накрутить, что, по всем признакам, навлекла на себя гнев Морфея и большую часть ночи без сна проворочалась под одеялом. Хорошо еще, что я предусмотрительно догадалась завести будильник, иначе мне ни за что не удалось бы встать с первыми солнечными лучами – организм настойчиво требовал пару, а то и тройку часов сна, а из постели я вылезла только ценой жесточайшего насилия над собой. Всю жизнь практикующие ранние подъемы родители к тому моменту уже проснулись, и даже успели выпить по чашке кофе.
–Ну, как, дочка, хорошо выспалась? – спросил отец, когда я, отчаянно зевая и яростно потирая глаза, появилась на кухне, – я не понял, ты спишь, что ли, на ходу?
–Доброе утро, пап! – кое-как сдержала очередной зевок я, – просто усталость накопилась, вот и не могла долго уснуть.
–Так и спала бы до обеда, ты же в отпуске! – недоумевающе воскликнула мама, – кофе налить?
–Да, спасибо! – я опустилась на диванчик, жадно вдохнула насыщенный аромат горячего напитка и осторожно сделала мелкий глоток из чашки, – да если бы в отпуске!
–В смысле? – вскинула брови мама, – или ты имеешь в виду, что тебе приходится заниматься Олежкиными проблемами?
–Не только, – еще больше насторожила родителей я и, пока не исчез запал, на одном дыхании выдала, – меня в командировку отправляют, сегодня вечером надо вылетать, уже и билеты куплены.
–Я ослышалась? – уточнила мама, – какая командировка, Рина, ты же только вчера приехала!
–Я нужна в Ярске, – хладнокровно пояснила я, – Супрунов готовится провернуть сделку века, но боится, как бы иностранцы его не объегорили. Шеф считает, что лучше меня с этой работой никто не справится, и сулит мне кругленькую сумму премии, если я, конечно, соглашусь всё бросить и сопровождать нашего клиента на переговорах. Ты же не будешь спорить с тем, что деньги нам сейчас не лишние?
–Нет, не буду, но… – на секунду на замешкалась мама и внезапно рубанула, – пошли его к черту, Рина! Всех денег не заработаешь! Ты десять лет не появлялась дома и вдруг снова уезжаешь, нет, так не пойдет. Мы с отцом не нищие, так что не волнуйся, мы поможем вам с Юлианом выплатить долги. Значит, так, Рина, звони своему шефу и говори, что до конца отпуска ты с места не двинешься. Пусть сам летит в свой Ярск!
–Он бы и рад, но столичный офис завален проектами! – красноречиво развела руками я, – а Супрунов регулярно делает «Грате» выручку, и мы не можем его игнорировать! Мам, пап, я пробуду в Ярске от силы неделю, дольше торчать мне там незачем. Я клянусь, что потом до конца месяца останусь дома!
–Рина, ты же собиралась с Грушиными встретиться? – напомнил отец, ничуть не меньше мамы обеспокоенный моим решительным настроем.
–Так я и встречусь, – заверила отца я, – думаешь, зачем я в такую рань уже на ногах? Позавтракаю с вами и сразу в больницу к Саше, а по дороге как раз с Грушиными созвонюсь. Самолет у меня только в восемь, я за день еще знаешь сколько всего наворочу!
–Не сомневаюсь! – мрачно хмыкнула мама, – и все-таки я против! Рина, прошу тебя, откажись, не пропадем мы без этих проклятых денег!
–Мама, я иду на это ради Джулса, и странно, что ты этого не понимаешь! –ничтоже сумняшеся взяла на вооружение запрещенный прием я, – давай назовем вещи своими именами – в неприятности он угодил из-за меня. Я была в неадеквате после новостей с Хонгшаня – думаешь, Джулс просто так помчался в столицу? Я отвратительно себя с ним повела, мне даже говорить об этом стыдно… Он приехал из аэропорта, а я сбежала на работу, только бы с ним не столкнуться, а затем допоздна задержалась в офисе. Представь, как я наплевала ему в душу! Неудивительно, что в таком состоянии Джулсу было не до сосулек! А теперь ты запрещаешь мне хотя бы немного искупить свою вину, разве это, по-твоему, правильно?
ГЛАВА XIV
Мне было невероятно стыдно за свою безнравственную тактику, однако, требуемого результата я достигла именно благодаря полному отсутствию каких-либо сдерживающих факторов и, можно сказать, не оставила опешившим родителям другого выбора, уверенно надавив на самое больное место. Я прекрасно знала, как сильно за эти годы отец с мамой успели полюбить моего мужа, и без зазрения совести использовала явную манипуляцию, дабы получить желаемое. Естественно, родителям было нечего противопоставить моей стройной теории, и в итоге они вдруг прониклись едва ли не восхищением по отношению к моей самоотверженной готовности латать прорехи в семейном бюджете даже в ущерб долгожданному отдыху. Принимая во внимание, что предстоящая поездка не только не решала наших с Джулсом финансовых проблем, но и еще больше вгоняла меня в долги, я толком не могла смотреть родителям в глаза, а уж о том, чтобы связаться с Юлианом, вообще и подумать боялась и поэтому малодушно предпочитала тянуть до последнего. Сам Джулс инициативы к примирению не демонстрировал и на контакт принципиально не шел, но мне было страшно представить, насколько ему сейчас тяжело. Но ужаснее всего, пожалуй, было непреходящее чувство отвращения, буквально пожирающее меня изнутри – я презирала собственную подлость, трусость, лживость! Меня стремительно завертело в бурном водовороте событий, и я неумолимо теряла свое «Я», бесследно растворяясь в холодной пустоте. И ладно бы я без колебаний ставила на кон свое счастье, но заодно я швыряла в пылающий костер эмоций судьбы своих близких, словно все эти люди выступали для меня лишь пешками на шахматной доске мироздания. Липкая паутина обмана неумолимо оплетала всё мое окружение, и каждый, кто раз имел неосторожность оказаться со мной рядом, автоматически попадал в зону риска. Не минула чаша сия ни Джулса, ни Симку, ни Соню Судейкину – все мои поступки заставляли меня трястись и передергиваться от гадливого омерзения, но я упорно продолжала следовать выбранным курсом, будто чья-то невидимая рука указывала мне путь в пугающую, но одновременно гипнотически манящую неизвестность.
Проведенная в хаотичных метаниях ночь крайне негативно сказалась на моем физическом состоянии, и даже после плотного завтрака и лошадиной дозы кофеина я ощущала себя выжатым лимоном. Контрастный душ немного помог справиться с общей разбитостью, но о бодрости тела и духа, к сожалению, речи не шло. Несмотря на то, что весь день был у меня расписан поминутно, голова упрямо клонилась к подушке, и я всерьез начала подумывать о покупке энергетического напитка, позволившего бы мне если не с честью пережить этот понедельник, то хотя бы не вырубиться прямо в автобусе. Однако, пока я вроде бы худо-бедно держалась, и момент для крайних мер еще не наступил, но я не исключала, что вскоре меня вновь накроет сонливость, и вот тогда точно придется заходить в ближайший магазин, выбирать жестяную баночку с самым «убойным составом» и одним махом опрокидывать в себя ее содержимое. Энергетиками я отродясь не увлекалась и лишь единожды попробовала эту дрянь еще в студенчестве, но впечатления у меня остались самые неприятные. Резкий прилив сил достаточно быстро сменился нестерпимой головной болью, а на организм обрушилась новая волна поистине смертельной усталости, перебороть которую мне в конечном итоге так и не удалось. Зато экзамен по одной из самых сложных дисциплин я сдала, причем, в зачетке у меня красовался наивысший балл, и я порядком сомневалась, что без искусственного стимулятора я бы столь же успешно сумела вызубрить полсотни билетов всего за какую-то пару ночей. Конечно, в данном случае присутствовала бесспорная вина нерадивого преподавателя, не посчитавшего необходимым заранее выдать студентам перечень экзаменационных вопросов, по необъяснимым причинам радикально идущих вразрез с учебной программой, но нашей группе от этого было не легче. Потерять стипендию для меня было совершенно недопустимо, и по совету одногруппников я два дня подряд жила чуть ли не на сплошных энергетиках. Данный опыт я и поныне вспоминала, как кошмарный сон, и его повторения категорически не приветствовала, но в случае, если обстоятельства, не оставят мне иного выхода, я рассматривала любые способы сохранить тонус.
Из дома мы вышли вместе с отцом. Я направлялась в больницу, а он – в спортинтернат, но на остановку нам все равно было по пути. На улице явственно пахло весной, ветер полностью стих, а сияющее на безоблачном небосводе Солнце спешило побыстрей растопить грязный, изъезженный машинами снег. В центре города наверняка уже было относительно сухо, но в нашем районе еще вовсю хватало слякоти и луж. Образовавшиеся за зиму сугробы таяли медленно и неохотно, а в тех дворах, куда почти не попадал солнечный свет, снежный покров запросто мог лежать и конца мая. Так или иначе, прогноз погоды обещал устойчивую плюсовую температуру, и я искренне надеялась, что на область не обрушатся аномальные заморозки, как это уже однажды произошло в мою бытность школьницей. Впрочем, судя по кадрам со следственного эксперимента, в окрестностях Хонгшаня давно воцарилось тепло, и если в северных регионах еще даже не набухли почки, то на юге страны массово шелестели зеленой листвой деревья, а под ногами пышным ковром расстилалась густая трава. О прелестях акклиматизации я непонаслышке знала по своему переезду в столицу, и потому изрядно опасалась, что с непривычки у меня просядет иммунитет, и наружу мигом полезут разнообразные болячки. Нужно было запастить базовым набором лекарств, чтобы потом в панике не бегать по аптекам, но чем и была хороша жизнь под одной крышей с родителями, что в подобных ситуациях всегда можно было рассчитывать на маму, дотошно контролирующую, ничего ли я не забыла положить в чемодан.
На автобусе я не ездила уже черт знает сколько. В столице я передвигалась преимущественно на метро, либо, при наличии такой возможности, Джулс подвозил меня на машине. Вчера я выяснила у свекров, что Саша Грушин был госпитализирован в Первую горбольницу, и предварительно навела справки у бабули, по-прежнему ли пациенты именуют это медицинское учреждение «скотомогильником», на что к своему вящему изумлению получила утвердительный ответ. За прошедшие десять лет правительство многократно реформировало отечественную систему здравоохранения, профильное министерство с завидным постоянством рапортовало о повышении качества оказываемых населению услуг, в регионы активно направлялись лучшие выпускники столичных академий, а дорогостоящее высокотехнологичное оборудование, приобретенное в рамках отраслевой программы развития, всякий раз презентовалось с такой помпой, будто распинающиеся у микрофона чиновники не просто выполняли свою работу, а оплатили поставку очередного томографа из личных средств. Со стороны переизбыток пафоса смотрелся глупо и комично, но я от всего сердца радовалась новостям из провинциальных глубинок, куда наконец-то добрались передовые достижения мировой медицинской науки. Бабулин отзыв о Первой городской, подкрепленный немалым количеством реальных историй, невольно поставил меня в тупик, а затем вызвал острый приступ разочарования. Оказывается, часть оборудования простаивала по причине недостатка квалифицированного персонала, часть эксплуатировалась в неподходящих условиях (в Третьей больнице, к примеру, затопило грунтовыми водами уникальный рентген-кабинет), а еще часть сдавалась в аренду предпринимателям, дерущим с больных космические суммы. Что касается докторов, то они за редким исключением всё также вымогали взятки, выписывали бесполезные БАДы и не проявляли эмпатии в процессе общения с пациентами, поэтому народ в большинстве своем не торопился с визитом к врачу, и обращался за помощью только когда становилось уж совсем невмоготу. Между тем, позволить себе лечение в коммерческих клиниках были способны лишь единицы, да и там дела обстояли далеко не блестяще. Классический «развод на деньги», бесчисленные анализы и прочие особенности платной медицины цвели махровым цветом, и данная тенденция явно не собиралась идти на спад.
Ничего конкретного по поводу текущей обстановки в детском отделении Первой городской бабуля мне, к сожалению, не сообщила, но я имела все основания подозревать, что положение дел отличалось там на весьма незначительный процент. Нет, я не верила, что лозунг «всё лучшее – детям» давно канул в небытие, но интуиция подсказывала мне, что условия лечения маленьких пациентов сложно было назвать идеальными. Во всяком случае странно было бы предполагать, что детское отделение представляет собой отдельно взятое государство, где действуют совсем другие порядки. Скорее всего здесь просто чаще бывали проверки, и даже самые отпетые мошенники от здравоохранения вынуждены были излишне не зарываться. В дополнение к вышесказанному стоило отметить, что в детском корпусе все время дежурили родители, не позволяющие твориться откровенному беспределу, а регулярные жалобы в соответствующий департамент, периодически оборачивающиеся как громкими скандалами, так и оглаской в прессе, не позволяли медицинскому персоналу допускать безответственного отношения к своим прямым обязанностям.
Меня с детства воспитывали в уважении к нелегкому труду учителей и врачей, да на личном опыте я в основном сталкивалась с достойными людьми в обеих из упомянутых категорий, однако, буквально каждый человек, с кем мне доводилось заводить беседу на тему качества услуг в муниципальных заведениях, в красках делился со мной негативными эпизодами. Я прекрасно понимала, что в большинстве примеров виновата была прогнившая изнутри система с копеечными зарплатами, несправедливым распределением коэффициентов и бесконечным бумагомаранием, возложенным почему-то не на штатных делопроизводителей, а на многострадальных докторов и педагогов, вынужденных кропать отчеты в ущерб своей профессиональной деятельности и срывать скопившееся раздражение на учениках и пациентах, но большинство людей редко задумывалось об оборотной стороне вопроса. Если войны между учителями и родителями считались едва ли не классикой жанра и порой начинались на пустом месте, то претензии к медикам, как правило, возникали не от хорошей жизни. Больные прежде всего нуждались во внимании, но задерганные врачи благополучно упускали данный аспект, спеша поскорее провести осмотр, выписать рецепт и снова вернуться к своим письменам, за несвоевременную сдачу которых им моментально срезали и без того смешные доплаты к не менее оскорбительному окладу. Я не сомневалась, что Саша Грушин в полном объеме получает всё необходимое лечение, но замотивировать докторов сейчас бы явно не помешало, и я планировала обсудить с родителями подростка, в чем больше всего сейчас нуждается их сын.
ГЛАВА XV
Десять лет назад в Первой городской только-только сделали свежий ремонт, и я догадывалась, что обновление фасадов было главным образом обусловлено расположением медицинского учреждения в центральном квартале, где старые корпуса с облупившейся краской катастрофически не вписывались в звездное скопление дорогих ресторанов и модных бутиков. Внутри больницу вроде бы тоже слегка подрихтовали, а представители подрядчика даже пригласили на экскурсию нашего градоначальника, которого в сопровождении журналисткой братии провели по тщательно спланированному маршруту, показав мэру лишь то, что ему полагалось увидеть. Но вот парадокс – и после обширной модернизации проблемного объекта больные массово продолжали строчить возмущенные послания чиновникам: установленные взамен деревянных рам пластиковые окна нещадно пропускали холод, из подвала тянуло сыростью, со стен сыпалась штукатурка, а в уборных стабильно выходила из строя сантехника. Учитывая, что до сего момента мне повезло лицезреть Первую городскую исключительно снаружи, жизнерадостные расцветки, использованные строителями при наружной отделке здания, вызывали у меня только одобрение, да и на фоне сопутствующего архитектурного ансамбля обновленная больница выглядела достаточно гармонично. К сожалению, обошедшийся в бешеную сумму ремонт не выдержал испытания суровыми климатическими условиями, а, возможно, недобросовестные подрядчики изначально сэкономили на качественных материалах, но в любом случае нынешнее состоянии фасадов вызывало откровенное разочарование. За минувшие годы основной корпус покрылся густой сеткой мелких и не очень трещин, когда-то яркие оттенки ощутимо поблекли, на вывеске появились непонятные потеки, пандусы невольно заставляли сомневаться в своей надежности… Одним словом, здесь пролегало непаханое поле для очередного разворовывания государственных средств, и я бы не удивилась, узнав, что власти уже не просто объявили тендер, но и заранее выбрали победителя, предложившего наиболее значительный «откат». Отстоящее всего на несколько метров от взрослых корпусов детское отделение производило более благоприятное впечатление, но признаки неумолимого разрушения всё же отчетливо бросались в глаза. Облицовка фасада здесь, похоже, также осуществлялась в соответствии с популярным принципом «тяп-ляп», и результат подобного отношения красноречиво свидетельствовал сам за себя. Между тем, издали больница смотрелась вполне презентабельно, окружающего ландшафта серьезно не портила, и в определенной мере его даже дополняла, но достаточно было подойти поближе, чтобы перед глазами во всей красе предстала достаточно неприглядная картина.
Справедливости ради, стоило отметить, что уборка снега на прилегающей к больнице территории производилась на регулярной основе, и дорожки в сквере поражали чистотой. Для административного центра это было стандартной практикой, и Первой городской банально повезло с адресом – не находись она буквально в двух шагах от мэрии, конь бы тут еще очень долго не валялся, как это обычно и происходило на периферии. Но в любом случае, после каши из снега и грязи сухой асфальт вызывал у меня истинное эстетическое удовольствие, а возможность преодолеть нужное расстояние без риска испачкать обувь и вовсе радовала душу.
С Анной Ивановной Грушиной я созвонилась еще перед выходом из дома, и мы договорились встретиться в фойе. На мою инициативу Сашина мама отреагировала без особого восторга и, по-моему, вообще едва сдерживалась, чтобы не отшить меня в крайне невежливой форме. Настрой женщины был мне в целом понятен, и я не имела права ее в чем-то упрекнуть – еще неизвестно, как бы каждый из нас поступил в такой ситуации. Единственный ребенок Грушиных получил серьезные травмы, а мать Олежки вместо того, чтобы попросить прощения и предложить посильную помощь, лишь напропалую хамила и огрызалась, будто и не чувствовала за собой вины за допущенные в воспитании сына пробелы. С отцом Олежки Грушины общались только дистанционно, и как бы Джулс не старался убедить родителей Саши отказаться от судебных тяжб, сделать это на расстоянии ему было довольно сложно. Шуваловы тоже пытались уладить всё миром, но Ираида Семеновна чересчур эмоционально доказывала, что Олежка –милейший мальчик, оступившийся лишь раз в жизни, а Юрий Денисович, невпопад поддакивал и смущенно прятал глаза, когда его супруга пыталась представить внука несчастной жертвой обстоятельств. Лично я считала, что тактика была выбрана не совсем верно, и беседу с Грушиными нужно было строить несколько иначе, но до тех пор, пока мои теории не прошли проверку, я предпочитала не обольщаться раньше срока.
В больнице как раз наступили приемные часы, и в холле активно толпился нагруженный пакетами народ. Детки помладше лежали в стационаре вместе с мамами, а папы, бабушки, дедушки и прочие родственники с утра собиралась под окнами с тяжелыми сумками наперевес. Продраться через образовавшееся около дежурного поста столпотворение было решительно невозможно, и я не стала даже лезть эту в давку. Мой звонок застал Анну Ивановну в палате у Саши, куда она чудом успела просочиться с первым наплывом посетителей, и пару минут спустя Грушина уже показалась на лестнице.
–Ноябрина? – неуверенно окликнула меня Анна Ивановна – чуть полноватая, скромно одетая женщина со следами усталости на осунувшемся лице.
–Да, это я, – утвердительно кивнула я в ответ, – еще раз здравствуйте! Где мы сможем спокойно поговорить?
–Здравствуйте! – с каким-то отстранённым безразличием поприветствовала меня Грушина. Голос у нее был пустым и бесцветным, а в обведенных темными кругами глазах отражалось лишь моральное и физическое переутомление, совершенно измотавшее Анну Ивановну за последние несколько дней, – давайте вот сюда, на скамеечку, присядем. Надеюсь, вы не будете настаивать на посещении Саши? Ваши свёкры у него уже были, думаю, ничего нового вы не увидите. Ребенку нужен покой, а все эти визиты только заставляют его нервничать. И, пожалуйста, Ноябрина, не надо причитать над нашим сыном, его выздоровление от этого вряд ли ускорится. Я прекрасно понимаю, что вы и ваш муж прежде всего печетесь о будущем Олега, а состояние Саши волнует вас только в разрезе судебно-медицинской экспертизы. Не надо притворяться, изображать заботу и сочувствие, пытаться меня разжалобить. Олег Шувалов должен понести наказание, соответствующее своему возрасту, и я твердо намерена добиться этого в суде.
–Как же вас все достали! –бесконтрольно вырвалось у меня, когда Анна Ивановна, наконец, перевела дыхание, – я бы, наверное, уже на людей кидаться начала, а вашему терпению можно только позавидовать. Вы потрясающе держитесь!
–Я обязана сохранять спокойствие ради Саши, но, наверное, вы правы, и я уже давно на пределе, – Грушина опустилась на свободную скамью, помассировала виски и внезапно подняла на меня измученные глаза, – поймите, Ноябрина, у меня нет желания отправить вашего…отправить Олега в колонию для малолетних преступников, хотя, если уж называть вещи своими именами, туда ему самая и дорога. Мы с супругом – цивилизованные люди, и как бы мы не жаждали свершить суд Линча, мы оба сознаем, что Олег должен прежде всего ответить по закону. После разговора с Ираидой Семеновной, так, кажется, зовут бабушку Олега, у меня сложилось мнение, что она до сих пор считает внука эдаким несмышленышем. Лично я уверена, что тринадцать лет – это тот возраст, когда подросток уже способен отдавать отчет в своем поведении. Скажите, вы же просмотрели видеозапись?
–Да, конечно, – на манер китайского болванчика затрясла головой я, раздосадовано вспоминая, что у меня так и не дошли руки до злополучного ролика, выложенного в сеть свидетелями жуткой драки школьников.
–Значит, вы видели, что Олег избивал Сашу хладнокровно и методично, – предательски задрожал голос Анны Ивановны, – вы не могли не обратить внимание, что удары он наносил очень продуманно и словно заведомо ставил перед собой цель изувечить моего сына. Все, кто видел запись, со мной согласны – Олег упивался своим превосходством, поэтому он и не потребовал остановить съемку, а наоборот, принялся откровенно позировать на камеру, чтобы экзекуция вышла еще более зрелищной. В свое время мы очень долго и тщательно выбирали для Саши учебное заведение, и одним из важнейших критериев для нас выступало отсутствие подобных конфликтов. Вы скажете, сами виноваты – воспитали слабака и рохлю, а надо было с ранних лет научить ребенка давать отпор обидчикам. Но если бы всё было так просто! Да и откуда вам знать, что Саша родился недоношенным, и врачам лишь чудом удалось его выходить? Да такого борца, как наш сын, еще поискать нужно! Всё его детство прошло в больницах, каких страшных диагнозов нам только не ставили в первые годы жизни! Прочили инвалидность, пугали, что Саша будет резко отставать от сверстников в развитии, чуть ли не отказаться от ребенка предлагали! Наша семья с трудом сводила концы с концами, но мы находили деньги, чтобы консультироваться с лучшими докторами страны, я самостоятельно освоила новейшие методики реабилитации и днями напролет занималась с Сашей. Даже родственники были уверены, что мальчику светит коррекционная школа, но наши с мужем старания в итоге окупились сторицей. Саша начал делать успехи, которых никто не ожидал от ребенка с такими патологиями. К сожалению, много лет наш сын был оторван от внешнего мира, поэтому он вырос немного наивным, доверчивым, домашним, и я очень волновалась, как он впишется в коллектив. Все-таки по сравнению с одноклассниками Саша и ростом не вышел, и зрение у него плохое, и неуклюжий он бывает до ужаса, но к моему изумлению, адаптация прошла безболезненно. Мало того, что класс подобрался замечательный, никто ни разу косо не посмотрел и дурного слова не сказал, так и учителя сумели раскрыть Сашины таланты. По состоянию здоровья садика он не посещал, я сама учила его основам чтения, письма, счета, но никогда не подозревала, что мой сын настолько одарен. Как говорила наша первая учительница, «его боженька в макушку поцеловал». И действительно, на уроках Саша всё схватывал на лету, а когда он перешел в среднее звено, предметники ожесточенно спорили между собой за право готовить его к олимпиадам. Победил математик, но и по остальным дисциплинам у Саши тоже была стопроцентная успеваемость. Была, понимаете, Ноябрина, была! А теперь Саше грозит полная слепота, и еще неизвестно, какими осложнениями могут обернуться многочисленные травмы. Врачи в роддоме буквально вытащили моего ребенка с того света, я провела сотни бессонных ночей у его кроватки, мы с мужем поклялись себе, что наш сын никогда не почувствует себя неполноценным! И что в результате? Сотрясение мозга в любой момент может спровоцировать судороги, и речь сейчас идет не о триумфальном участии в международной олимпиаде, а скорее о том, получится ли у Саши в будущем вести нормальную жизнь наравне со здоровыми людьми, или он обречен на вечную зависимость от лекарств! Ваш Олег сломал Саше не грудину и ребра, он сломал ему судьбу, и грош тогда нам цена как родителям, если мы не добьемся справедливости!
ГЛАВА XVI
Я могла лишь строить предположения относительно того, почему Грушина не посвятила в только что озвученные мне детали Сашиной биографии ни Ираиду Семеновну, ни Инессу, ни кого-либо еще из родственников Олежки, но внезапно решила поделиться этой безусловно драматической историей именно со мной. Возможно, Анна Ивановна действительно дошла до ручки и более была не в силах держать эмоции в себе, а я по чистой случайности оказалась рядом в этот донельзя напряженный момент, но у меня невольно возникало ощущение, будто неожиданная откровенность Грушиной была вызвана скорее желанием как можно быстрее прекратить этот фарс и окончательно расставить все точки над I. В ее представлении я закономерно выступала наиболее беспристрастным лицом, готовым на миг отвлечься от родственных чувств и объективно взглянуть на ситуацию со стороны. Анна Ивановна, однозначно, понимала, что Олежка для меня фактически чужой человек, и сейчас мною движет не столько прямая заинтересованность в дальнейшей судьбе трудного подростка, сколько стремление максимально уберечь от ненужных потрясений собственную семью, куда ребенок мужа от первого брака изначально не имел шансов по-настоящему интегрироваться. Наверняка, Инесса уже успела вдоволь потрясти перед Грушиной грязным бельем, красочно расписав, что отцовским вниманием Олежка якобы обделен непосредственно по моей вине, и у матери Саши сложилось определенное впечатление касательно моих истинных мотивов. Но в отличие от недальновидной и крайне узко мыслящей Инессы, Анна Ивановна даже невзирая на трагические обстоятельства умудрилась сохранить трезвый подход к происходящему и увидела во мне единственного носителя непредвзятого мнения среди прочей Олежкиной родни. Она рассказала мне правду в частном порядке, хотя вполне могла молчать до самого суда, а затем уже на слушаниях вытащить из рукава свой главный козырь, после чего предсказать итог данного процесса становилось на удивление легко даже напрочь лишенному экстрасенсорных способностей обывателю. Однако, я снова убедилась, что Грушины абсолютно не умеют вести подковерные игры и загодя планировать многоходовки – родители Саши были исключительно достойными людьми, отродясь не обидевшими и мухи. В твердой решимости непременно довести дело до судебных разбирательств они руководствовались даже не жаждой мести и уж тем более не соображениями корысти, а подспудным страхом, что Олежка избежит заслуженного наказания. Родителям Саши были срочно нужна крупная сумма на лечение сына, а Джулс никоим образом не отказывался от выплаты компенсации, но я интуитивно догадывалась, что не по позволяло Грушиным забрать заявление из полиции. С немалой долей вероятности Анна Ивановна и ее супруг считали, что тихо-мирно взять у нас деньги практически равноценно продаже своих убеждений за пресловутые тридцать сребреников, а торговать совестью в понимании Грушиных было по сути не менее противоестественно, чем рассматривать в качестве предмета торга мальчика как такового.
Честно говоря, мне во многом импонировала проявленная Сашиными родителями принципиальность, и я подсознательно ставила себя на их место, дабы ответить на вопрос, а как бы я поступила, окажись вдруг в аналогичном положении, но в то же время я обязана была прежде всего думать о Джулсе, из которого распоясавшийся Олежка уже и так вытянул все жилы, да и я в последние дни не добавляла в его жизнь особого позитива. По большому счету, меня бы даже устроил гражданский процесс, если уж для Грушиных было в корне недопустимо пойти на мировую – из весьма богатого личного опыта, полученного мною за годы работы в «Грате», я слишком хорошо знала, что судьи, как правило, существенно занижают сумму исковых требований, а в части возмещения морального вреда и вовсе ограничиваются символическими выплатами. Никто не собирался оставлять Сашу без надлежащего медицинского обслуживания, и я не зря весь вчерашний вечер капала на мозги отцу с мамой, при горячей поддержке Шуваловых зачем-то вознамерившимся закатить пир на весь мир, приуроченный к десятой годовщине нашего с Юлианом бракосочетания. Участь всех семейных накоплений была четко предопределена, и можно было смело утверждать наперед, что эти деньги уже принадлежали Грушиным. Несомненно, родителям пострадавшего ребенка были необходимы надежные гарантии, и опрометчиво полагаться на одну лишь только порядочность в наши дни никто не рисковал, но Джулс вряд ли стал бы возражать против письменного оформления своих финансовых обязательств. Всё упиралось в это чертово заявление, грозящее Олежке довольно неприятными и при этом далеко идущими последствиями, из которых наиболее серьезную проблему представляла неминуемая постановка подростка на специальный учет.
–Я вас отлично понимаю, Анна Ивановна! – с искренним сочувствием вздохнула я, – не дай бог никому столкнуться с тем, что пришлось пережить вашей семье, – поведению Олега нет ни малейшего оправдания, но вы напрасно думаете, что бабушка с дедушкой пытались выгородить любимого внука. Это банальный феномен отрицания страшной правды – сложно поверить, что розовощекий младенчик, весело агукающий в свой колыбельке, незаметно вырос в наглого оболтуса, не видящего ничего зазорного в жестоком избиении слабых. В голове не укладывается, что озорной мальчуган превратился в сущего дьяволенка, распускающего руки далеко не в целях самообороны, вот свекровь и отгородилась от реальности, ей так легче психологически, иначе она бы давно сошла с ума. А насчет матери Олежки… Здесь тоже не всё просто. Они с моим мужем развелись, когда Олегу было три года, и, хотя Юлиан ни на мгновение не забывал о сыне, Инесса вымещала свои обиды и комплексы, препятствуя участию отца в воспитании ребенка. Юлиан прилагал массу попыток, чтобы наладить с Олежкой доверительные отношения, но влияние Инессы постоянно сводило все его усилия насмарку, и мой муж так не стал для сына ни авторитетом, ни примером для подражания. Вот и получилось, что при живом отце, Олега вырастили мама, бабушка и тренер по боксу из дворовой секции, а когда Инесса, наконец, почуяла неладное и подняла тревогу, к сожалению, было уже поздно. Переводом Олега в гимназию занимался мой супруг, он надеялся, что смена круга общения станет лучшим выходом, но, как видите, его план не увенчался успехом, а, наоборот, едва не обернулся трагедией. У Инессы сразу включилась защитная реакция, и она по привычке спустила всех собак на бывшего мужа, а заодно и начала повсюду искать крайних. Прошу вас, если Инесса обошлась с вами невежливо, не принимайте ее высказывания близко к сердцу, в ней говорят растерянность и страх. Она боится, что ее привлекут к ответственности, оштрафуют и обяжут проходить регулярные проверки, тем самым подтвердив, что она плохая мать. Юлиан же прежде всего опасается за будущее сына, а оно сейчас зависит конкретно от ваших действий. Скажите мне вот что, Анна Ивановна, какое наказание для Олега вы считаете наиболее адекватным? Какого результата вы хотите добиться, написав заявление в полицию?
–Я…Я не знаю, – похоже, я не напрасно спросила Грушину, что называется, в лоб и тем самым заставила ее на мгновение растеряться. Мне надо было досконально разобраться, какие цели ставят для себя Сашины родители, а уже потом выбрать генеральную линию разговора на основании полученной информации, и я вдруг поймала себя на мысли, что в диалоге с Анной Ивановной автоматически пользуюсь приемами, отточенными еще на занятиях в вузе, когда опытные преподаватели из числа практикующих юристов обучали желторотых студентов сложным нюансам взаимодействия с людьми. И путь психолог из меня вышел, в сущности, никакой, а недавний эпизод с участием Тары Сандерс наглядно продемонстрировал мою вопиющую некомпетентность и чуть было не поставил жирный крест не только на перспективах карьерного роста, но и на дальнейшей трудовой деятельности в «Грате», кое-какими навыками я все-таки овладела, раз мне удалось повергнуть Анну Ивановну в краткое замешательство.
–Я не следователь и не судья, чтобы принимать такое решение, – не сразу сориентировалась Грушина, но затем с уверенностью добавила, – потому я и предпочитаю отдать его на откуп правоохранительным органам.
–Да, это очевидно, но я просила вас озвучить свое мнение, – настойчиво напомнила я, – у вас ведь оно есть?
–Послушайте, Ноябрина, я не понимаю к чему вы ведете! – ощутимо занервничала Анна Ивановна, и я с циничным удовлетворением констатировала, что ее душевное равновесие бесповоротно нарушено, – я всего лишь хочу заставить Олега осознать, что он натворил!
–А вам не приходило на ум, что, если Олежку поставят на учет, это только возвысит его в глазах товарищей? –прищурилась я, -и сейчас я имею в виду не одноклассников из гимназии, а соседских мальчишек из Химпрома, где процент неполных, а то и неблагополучных семей составляет внушительную величину. Вы не рассматривали возможность цепной реакции? Как поется в одной известной песне, из бездомных собак плодятся волки, а из малолетних преступников нередко вырастают матерые рецидивисты. Возьмите для примера любую одиозную персону из криминального мира – биография у этих личностей обычно как под копирку, да и начинается их путь по кривой дорожке, как правило, одинаково. Ювенальная юстиция в нашей стране пока находится на этапе становления, а старые советские методы носят преимущественно карательную направленность и только усугубляют проблему. Но вы же знаете, как силен в пубертатном возрасте дух противоречия – подростки специально поступают назло, а запугивание лишь увеличивает выброс адреналина. По идее с такими детьми должны работать психологи, причем, психологи высочайшей квалификации, но откуда в нашей провинции появятся грамотные специалисты? У нас с мужем нет своих детей, но я юрист по образованию и невооруженным взглядом вижу все огрехи нынешней системы. Одно дело, пригрозить полицией, и совсем другое – воплотить угрозу в жизнь. Я не берусь утверждать сразу за все подобные случаи, но порой общество само создает чудовищ.
–Звучит, конечно, красиво! – с горькой усмешкой оценила мое ораторское искусство Грушина, – но, по-моему, за этим стоит банальная попытка убедить нас забрать заявление. Простите, Ноябрина, но я не пойду вам на уступки! Странно, я ожидала, что вы будете предлагать мне деньги!
–А зачем обсуждать то, что и так подразумевалось априори? – задала встречный вопрос я, – мы с мужем полностью оплатим лечение Саши и компенсируем стоимость реабилитационных мероприятий. Давайте всё же вернемся к Олегу. Как вы смотрите на то, чтобы определить его в учебное заведение интернатного типа?
–Я не успеваю за ходом ваших мыслей! – раздраженно тряхнула головой Анна Ивановна, – такое чувство, будто вы хотите меня запутать. Наверное, вы и вправду хороший юрист, но вам не кажется, что шлифовать свой талант на нашем горе это несколько безнравственно?
–Ладно, скажу проще, – пристально заглянула Грушиной в глаза я, – если вы заберете заявление, Олег проведет следующие три года в спортивном интернате, где у него будет шанс трансформировать свою неумную энергию в «мирное русло» и тренировать боксерское мастерство с равными спарринг-партнерами. В противном же случае, Олега не примут ни в одну нормальную школу, он еще больше озлобится и постепенно скатится всё ниже и ниже, а через несколько лет мы получим неуправляемого отморозка, которого уже ничем не исправить. Вы этого хотите? Если вы ответите мне утвердительно, я незамедлительно встану и уйду, потому что уважаю ваше решение. Итак, Анна Ивановна, я вас внимательно слушаю!
ГЛАВА XVII
–Вы ставите вопрос таким образом, словно заведомо знаете, каким будет ответ, – выразительно повела плечами Грушина, – естественно, мы с мужем не изверги, и нам бы совершенно не хотелось, чтобы Олег окончательно погрузился на дно. Вы давите мне на совесть, прикрывая свою тактику здравым смыслом, но меня не покидает ощущение, что вы ведете свою игру.
–А что в моих действиях наталкивает вас на такой вывод? – хладнокровно уточнила я, – я с вами полностью откровенна и всего лишь прошу отделить мух от котлет. Вчера у нас состоялся своеобразный семейный совет, и мы единогласно проголосовали за спортинтернат как за единственный способ не позволить Олежке скатиться по наклонной плоскости. Сегодня утром мой отец вместе с дедушкой Олежки отправились к директору, чтобы обсудить возможность перевода, но их усилия неизбежно пропадут всуе, если у мальчишки вдруг обнаружатся проблемы с полицией. Я не прошу от вас понять и простить, вы вправе ненавидеть и Олега, и его родителей, мы все где-то недосмотрели, где-то упустили, где-то, напротив, переусердствовали, как в случае с гимназией. Поверьте, каждый из нас всей душой переживает за здоровье Саши. Состояние вашего сына волнует нас вовсе не потому, что мы боимся результатов экспертизы – мы нормальные люди, а не моральные уроды, пекущиеся только о собственном благополучии. Мы ничуть не меньше вашего мечтаем, чтобы Саша поскорее встал на ноги и вернулся к своей обычной жизни, а после того, как я услышала вашу историю, я практически раздумала настаивать на отзыве заявления. Мне невольно начинает казаться, что Олежку уже не исправишь, и мы только впустую тратим время в попытках устроить его дальнейшую судьбу. Но с другой стороны, прощу ли я себе, что не воспользовалась последним шансом раз и навсегда избавить подростка от дурного влияния? Как я посмотрю потом в глаза его отцу, который всё отдал бы за то, чтобы быть сейчас здесь? Разве я смогу безучастно наблюдать за стремительной деградацией Олежки, зная, что это по моей вине парня не приняли в спортинтернат, и теперь его потолок – это работа вышибалой в одном из кабаков. А что до денег… Так ли принципиален для вас судебный процесс, или итоговая сумма выплат всё же важнее? К сожалению, мы сейчас находимся не в лучшем финансовом положении, и, если даже вам присудят огромную компенсацию, мы не сможем прыгнуть выше головы, что, впрочем, совершенно не означает, будто мы намерены пренебречь своими обязательствами. Да, вам никто не помешает натравить на Юлиана и Инессу судебных исполнителей, загнать нас всех в непомерные долги, вынудить к продаже имеющегося имущества, но прежде я хочу рассказать вам кое-что еще. Не волнуйтесь, я не отниму у вас много времени.
–Очень на это рассчитываю, – призвала меня к краткости Анна Ивановна, явно ощущающая себя в моем обществе достаточно неуютно, – мне пора к сыну, я уже и так задержалась.
–Я долго колебалась, вводить вас в курс дела или нет, – честно поведала я, – но шила в мешке не утаишь, и я предпочитаю, чтобы вы узнали правду из первоисточника. Вы, вероятно, осведомлены, что у отца Олежки свой бизнес в столице?
–Сеть детских образовательных центров, если я не ошибаюсь, – кивнула Грушина.
–Сеть –это чересчур громко сказано, но, касательно сферы деятельности вы абсолютно правы, – подтвердила я, -десять лет назад Юлиан начинал с простого репетитора по английскому языку, и за эти годы добился колоссального успеха даже по столичным меркам. Ему пришлось преодолеть немало трудностей, «Next» – любимое детище моего мужа, результат упорства, стараний и беззаветной преданности своей профессии, однако, в данный момент над самим существованием центра нависла угроза, а его будущее выглядит крайне неопределенно. Буквально на днях в столице произошел несчастный случай – с крыши упала сосулька и серьезно травмировала проходившую внизу девочку. По злому стечению обстоятельств вышло так, что очистка кровли от наледи не была произведена именно в том здании, где располагался «Next», и арендодатель возложил всю ответственность на Юлиана. До завершения следствия моего мужа оставили под подпиской о невыезде, но не успел он прийти в себя, как ему вскоре позвонила Инесса и сообщила о драке в гимназии. Юлиану запрещено покидать столицу, хотя его присутствие рядом с сыном необходимо, как никогда ранее. Догадываетесь, каково ему? Мой муж – человек чести, он готов сам пойти по миру, только бы с детьми всё было хорошо. Будет нужно – он отдаст последнюю копейку на лечение пострадавших, и я, между прочим, его в этом поддержу, но нынешняя ситуации выглядит патовой. Юлиан не может разорваться надвое, он мучается от беспомощности и не знает, что ему делать, а ведь его прямой вины нет в обоих инцидентах. Но для моего мужа превыше всего стоит здоровье детей, а всё остальное его мало заботит. Знаете, что еще особенно показательно? Сотрудники «Next» настолько любят Юлиана, что по личной инициативе собрали деньги, чтобы слегка облегчить его бремя, и фактически согласны работать в центре на волонтерской основе, пока обстановка не выровняется. Вы говорите, я давлю вам на совесть… Нет, Анна Ивановна, это не так. Я взываю даже не к здравому смыслу, потому что в минуты отчаяния он имеет обыкновение уходить на второй план, а в большей степени к вашему милосердию. Юлиан с радостью предоставит вам любые гарантии того, что вы не останетесь наедине со своей бедой, и, как только, так сразу придет навестить Сашу, но прошу вас, позвольте ему доказать твердость своих намерений реальными поступками, не разрушайте его мир, и так стоящий на краю пропасти.
–Вам бы в суде выступать, Ноябрина! – Грушина несомненно вкладывала в адресованную мне фразу саркастический подтекст, но по ее растерянному лицу я видела, что она до сих пор пребывает под впечатлением от моих слов. Я использовала всё свое красноречие, применила все известные мне «болевые приемы» но при этом у меня по-прежнему не было четкого понимания, достигла ли я нужного результата или Анна Ивановна неожиданно восприняла мои слова как вызов.
Я принципиально не торопила Сашину маму с ответом, но обоюдное молчание непростительно затягивалось. Я на уровне интуиции ощущала, что у Грушиной и в мыслях не было заставить меня помучиться, и Анна Ивановна скорее всего сама не знала, что сказать, однако, меня медленно убивала неизвестность. Казалось, время остановило свой бег, а стрелки наручных часов неподвижно замерли в одном положении – вокруг нас по-прежнему сновали люди с пакетами, кто-то надевал бахилы, кто-то препирался с постовой медсестрой по поводу запрещенных к передаче продуктов, но мы с Грушиной всецело сосредоточились друг на друге. Сегодня я выложилась по полной, и на меня волнами накатывала тяжелая усталость, но всё это не значило равным счетом ничего, если Анна Ивановна так и не пересмотрела свою донельзя категоричную позицию в сторону смягчения.
–Ёк-макарёк, да это ж Ринка! – внезапно разорвал чары оцепенения раздавшийся прямо у меня над ухом возглас. Я машинально обернулась и в упор столкнулась с потасканного вида мужиком, сходу продемонстрировавшим мне щербатую улыбку на заросшей густой щетиной физиономии.
–Ты чё, не признала меня, в натуре? Это ж я, Жека! Иди сюда, сестренка, дай-ка я тебя обниму! – я и пискнуть не успела, как мой старый знакомый в мгновение ока сгрёб меня в охапку и с такой силой стиснул в объятиях, что у меня жалобно хрустнули суставы, – ох, до чего я рад тебя видеть! А то мы тогда уже всякое думали – может, Сивый с Михасем тебя, не дай бог, того! Вот ты не поверишь, я даже у теть Светы за тебя интересовался, но она только и может, что гавкать, как собака. Мы для нее все алкаши, которые дядь Рому типа спаивают, и попробуй ты ей объясни, что он сам кого хошь споит. Правильно моя Машка про таких говорит – «ему хоть водка, хоть пулемет, лишь бы с ног валило»! А Вадик Калаш так вообще в отказняк пошел – я твою Ринку никогда в глаза не видел, иди лучше к Эльфу подокапывайся. Каков гусь хитрозадый, а? Будто сам не при делах и знать не знает, что Эльф со Стешкой в тот же день из города свалили! Ну, и всё, сестренка, а потом по новостям передали, что в коттедже трех жмуров нашли, так я, чай, не дурак, сразу допёр, что к чему. Эльф реально красавчик! Давно пора было этих уродов мочкануть, но они ж из Цирюльниковской братвы были, какой дурак с ними связываться будет, это ж по жизни беспредельщики, не зря они весь район в страхе держали. Я, как увидел, что к бабке Гере Скорая приехала, мигом допетрил, откуда ноги растут. Этим тварям что дитё, что старуха, всё одно, на кого хозяин науськает, того и сожрут! И чё, менты все прикормленные, твори, что хочешь, главное, чтоб Цирюльник был доволен. Но не на того суки, напали! Эльф тоже не пальцем деланый оказался! И ведь как технично всё обставил, вот конкретно пацан башковитый, по нему это всегда видать было! Но и повезло, ему, конечно, что Цирюльник как раз с Мансуром жестко зарамсил, и не стал своих ищеек по следу пускать, иначе и Эльфа, и Стешку на ремни бы порезали. Стешка тоже девка рисковая, знала, ведь, что ее запросто могут вместе с Эльфом в расход пустить. Не, сестренка, это я не тебе в упрек сказал, ты всех за пояс заткнула, когда одна на Пятую Линию притопала – не зря мы с Семенычем обое охренели! И зачем я только тебя к Грищенкам проводил? Но мы ж не знали, что Эльф от самого Цирюльника шкерится, думали, в бабах своих запутался и теперь ховается, чтобы сразу от двоих не огрести. А тут, блин, такое! Ты уж прости меня дурака, я ж, как лучше хотел! Увидел тебя и прямо груз с души упал! Выглядишь – ну, просто шикардос! Вон, какая красопетка стала! Смотрю, и колечко у тебя на пальце! Молодец, замуж вышла! Похоже, тебя от Эльфа сам бог отвёл! Я так понял, у него после того случая кукушечка-то совсем слетела – сначала в наемники подался, а теперь, сама знаешь, до чего докатился. Включили мы, значит, на той неделе с Машкой ящик вечером, и обалдели. Смотри, говорю, Манюня, это же наш Эльф с Пятой Линии! А Машка рот от удивления раскрыла и только кивает, мол, точно он, как же так? Ты, Ринка, сильно не горюй, знать судьба у него такая, куда ж денешься! А ты чё в больничке делаешь? Мелкий прихворал?
ГЛАВА XVIII
–Анна Ивановна, куда вы? Подождите, мы не договорили! – запоздало обнаружив, что Грушина стремительно удаляется прочь, я силой высвободилась из Жекиных объятий и порывисто бросилась ей вдогонку, – Анна Ивановна, скажите, что вы решили?
–Мне нужно всё хорошо обдумать, – в ответ на мои призывы женщина даже не обернулась и лишь в разы ускорила и без того достаточно быстрый шаг, – пожалуйста, не преследуйте меня, я сама вам позвоню!
–Анна Ивановна, возьмите хотя бы пакет! Здесь фрукты для Саши и.., – Грушина поспешно юркнула в переполненный лифт, и за ней моментально закрылась дверь, а я так и осталась стоять посреди больничного холла с невостребованной передачей в руках. Но мой внезапный ступор продлился совсем недолго – за спиной вскорости материализовался Жека и глубокомысленно заметил:
–Странная дамочка, в натуре!
–Анну Ивановну можно понять, – зачем-то пустилась в объяснения я, – у ее сына сотрясение мозга и множественные травмы, а тут еще и я за ней по пятам хожу.
–Тоже экстремальщик, что ли? – пришел к весьма неординарному выводу Жека, а затем и вовсе поверг меня в изумление своими специфическими познаниями, – этот, наверное, как его…Во, трейсер! Нет? Ну, тогда, значит, точно из тех, что по крышам прыгают. Тьфу ты, забыл, как они кличутся, а ведь Родька мне говорил…Руферы, кажись, или не руферы…
–Саша не имеет ни малейшего отношения к экстремальным видам спорта, – мрачно сообщила я, – все его травмы получены в драке.
–А, ну, так это нормуль! – к моему вящему недоумению, одобрительные интонации прозвучали в голосе Жеки настолько явственно, что я даже на миг опешила и не сразу нашлась с ответом. Мое краткое замешательство невольно послужило для Жеки дополнительным стимулом к пространным рассуждениям, которыми он и не замедлил со мной поделиться, – я вот как считаю, если ты никогда в махаче не участвовал, ты не пацан, а так, дерьмо на лопате. Нынешняя молодежь толком и пороху не нюхала, все такие нежные, тронь – рассыплются. Я на Родьку своего гляжу и себя в его годы вспоминаю, не чета ведь ему был. Мы с друганами стенка на стенку биться ходили! Пятая линия против Третьей – знатное было гасилово, мне тогда половину зубов вышибли, но, правда, и я этим утыркам хорошо втащил! А щас чё? Я понимаю, если бы Родька с разборок весь переломанный вернулся! Это да, жиза, куда денешься… Но твою ж мать, на черта, спрашивается, ради всякой ерунды на ровном месте подставляться? Я, говорит, батя, через любой забор могу с разбегу перемахнуть! А на кой тебе через заборы сигать, если ты воровать не собираешься? Ну, скачешь ты по гаражам, как мартышка в цирке, кувыркаешься, кульбиты выделываешь, но башку-то хоть иногда включать надо? Мне эти Родькины выкрутасы с самого начала не нравились, но Машка как давай на меня цыкать – чё, было бы лучше, если бы пацан весь в тебя уродился и чуть ли не с пеленок прибухивал? Не пьет, не курит, школу не прогуливает, отстань от ребенка, хрена тебе еще не хватает? Дура, говорю, ты баба, вот навернется балда с высоты, быстро поймешь, почем фунт лиха. Трейсер он, видите, ли, паркуром занимается! Вся обувь на нем горит, штаны вечно порватые, Машка штопать не успевает, а на новые бабок нет! Мы же не можем только на Родькино шмотье работать, нам помимо него еще двоих детей поднимать надо! Это всё после переезда пошло, жили себе на Пятой Линии и ни про какой паркур слыхом не слыхивали, да там и скакать особо негде было… Бараки наши на честном слове держались, а уж если бы кто на крышу запрыгнул, так провалился бы вовнутрь и от хозяев по сопатке получил. Не по могилам же им было лазить, в конце-то концов! И вот ты знаешь, сестренка, только дали нам квартиру на Лозовской, как Родька с этими прыгунами скентовался, и не стало у нас с Машкой покоя. Придет со школы, похавает и бегом во двор, а его там уже целая компашка таких же чокнутых поджидает! Зимой более или менее тихо было, кому охота задницу на улице морозить, а как потеплело, так сразу раздолье наступило. Я предупреждал, смотри, Родька, не грохнись сдури, еще лед не везде стаял –ноги расползутся и пиши пропало. Но этому шалопаю в одно ухо влетает, из другого вылетает, а я, как в воду глядел! Короче, сижу вчера дома, пивасика взял, пятое-десятое, слышу, кто-то в дверь долбится. Открываю, а там пацаненок соседский: дядя Женя, ваш Родька расшибся! Я так в тапках на босу ногу и выскочил, на ходу в Скорую звоню, а у самого аж сердце закололо, как я Родьку увидел. Это мне уже потом ребятня рассказала, что он вскарабкался по водостоку на крышу, нафоткался, видео для интернета наснимал, а слезть решил по пожарной лестнице. А она же как, до второго этажа доходит, и дальше обрывается. Родька хотел не просто спрыгнуть, а погеройствовать. Как-то перекувыркнуться в воздухе и красиво приземлиться, но под снегом лед не увидел, и поскользнулся, да так, что ключицу сломал. Теперь на больничке отдыхает, и когда выпишут, неизвестно. Машка, конечно, в рёв, не уберегли сыночку, всё такое… Вот тебе и паркур, будь он трижды неладен! Я думал, до Родьки дойдет, что пора за ум браться, а ему хоть бы хны! Лежит себе ролики смотрит и уже прикидывает, что бы ему еще отчебучить. Я говорю, мамку пожалей, экстремальщик хренов, но ты моего Родьку не знаешь – у него все мысли, сколько просмотров, сколько лайков, сколько комментариев. Не, ну ладно бы подрался с кем, получил бы, так сказать, за дело, а то сам себя гробит… А у этой мадамы кто пацана отлупасил? Неужто, твой орел?
–Сын моего мужа от первого брака, – не стала кривить душой я и сугубо из вежливости добавила, – надеюсь, с вашим мальчиком всё будет, и он обязательно извлечет урок из этой ситуации. Я ничего не имею против паркура, но осторожность еще никому не навредила.
–Вот и я о чем твержу, сестренка! – с энтузиазмом поддержал меня Жека, – но только как Родьке мозги вправить? Хотел я ему интернет отрезать, так шиш тебе – учителя в школе не позволили. Типа у них сейчас и задания через интернет рассылаются, и оценки в электронный журнал ставятся… Вот что за шняга такая, а? Я училке говорю, у нас на Пятой Линии ничего подобного и близко не было, и все как-то выучились, а мне и отвечает – вот именно, что как-то, мол, ваш Родион еле-еле программу нагнал и на второй год не остался. А всё почему? Потому что, видите ли, базовых знаний у него не было! Ну, умная, аж слов нет, не голова, а Дом Советов! «Не смейте, Евгений Матвеевич, лишать ребенка доступа к современным технологиям, тем самым вы существенно ограничиваете его в развитии!» Тьфу, курица общипанная! Плюнуть бы мне на нее да растереть, но решил на первый раз не кипишить, может, думаю, и правда чему путному Родьку научат, вырастет – работу найдет нормальную, чтоб не как я, кирпичи на стройке класть, а где-нибудь в тепле устроится и будет направо и налево приказы раздавать. Я этим компьютером вообще пользоваться не умею, а малой наш, Васька, еще от горшка два вершка, а уже сам мультики запускает. Машка-зараза, тоже наблатыкалась, и в соцсетях зависает, на чужие фотки слюни пускает. Вот не доходит до меня, в чем прикол? По-моему, так это всё конкретное гонево, ладно пусть щеглы развлекаются, но когда взрослую бабу от компьютера за уши не оттянешь, это как называется? И ты понимаешь, Ринка, еще и мне предъявы кидает, что я от жизни совсем отстал. Будто я ей пень какой замшелый! Давай, говорю, Манюня, включай свой интернет, ща голых телочек зазырю, так она в тот же день заставила Родьку везде паролей понаставить Застремалась, небось, шкура!
–Женя, вы извините, мне нужно идти, – я с трудом сдерживалась, чтобы опрометью не выбежать на улицу, а каждая минута, проведенная в обществе Жеки, поднимала у меня в душе бурю подавленных воспоминаний. Я физически ощущала, как выступают у меня на лбу мелкие бисеринки холодного пота, а непослушный язык намертво прилипает к пересохшему небу. Причудливый ход витиеватых Жекиных мыслей лишь способствовал тому, что я всё глубже погружалась в кишащую кровожадными монстрами бездну и каждой своей клеткой чувствовала прикосновения извивающихся щупальцев, жаждущих поскорее впиться в кожу и по капле выцедить кипящий от дикого перенапряжения мозг.
–Стой, сестренка, ты куда? – искренне расстроился Жека, когда я целенаправленно сделала шаг к выходу, – погоди, мы ж с тобой сто лет не виделись. Тут одна тошниловка рядом есть, не, ну я имел в виду, кафешка недорогая, я тебе покажу. Только, слышь, Ринка, зимой работы мало, и я реально на мели. Угостишь рюмочкой чаю, так сказать, за встречу? Посидим с тобой, за жизнь побазарим, ну, как, согласна?
–Я бы с радостью составила вам компанию, но я сегодня уезжаю, и до вечера мне нужно уладить еще несколько дел, – отказалась от «заманчивого предложения» я, однако, Жека, похоже, уже настолько впечатлился отчетливо замаячившей на горизонте перспективой халявно «промочить горло», что ни при каких условиях не намерен был упускать внезапно подвернувшуюся возможность.
–Ринка, ты чё, да мы недолго! – клятвенно заверил меня бывший обитатель «Живых и Мертвых», – я ж тебе не ханурик какой-нибудь, который с утра уже в зюзю! Я – человек культурный, это тебе, кто хочешь, подтвердит! Я не наклюкаться хочу, а стресс мальца снять. Слишком уж много всего навалилось, а же не железный! Тут и так не продохнуть, а еще Родька коленца выкидывает! Ты прикинь, пришла мне давеча повестка из ментуры, я чего только не передумал, сутки не спал, а оказалось, это они из-за Эльфа всех, кто с Пятой Линии, шерстят, и я, значит, тоже в ихний список попал. Я, кого из наших соседей не встречаю, почти всех к следаку вызывали. Если чё, я про ваши с Эльфом мутки всё знаю, а ты даже проставиться не хочешь! Был бы жив Семеныч, он бы сказал, что непорядок это! Хороший был мужик, справедливый! В прошлом году помер, как раз весной, кстати. Помянуть бы не мешало, а, сестренка?
ГЛАВА XIX
Патологическое любопытство, которое, если верить пословице, сгубило не одного представителя семейства кошачьих, по всем признакам, не обошло стороной и меня саму. Я великолепно понимала, что не должна поддаваться примитивным Жекиным манипуляциям, но бушующие внутри эмоции не позволили мне демонстративно развернуться. Однажды я торжественно поклялась себе навсегда вычеркнуть из памяти события тех страшных дней и больше ни под каким предлогом не возвращаться в прошлое, однако, сейчас страстно жаждала выяснить ускользнувшие от меня в свое время подробности. Я внезапно позабыла о неоконченном разговоре с Грушиной и резко потеряла интерес к окружающему миру – еще недавно все мои мысли целиком занимала ситуация с Олежкой, но встреча с Жекой кардинально сместила прежний фокус. В ушах нарастающим гулом звучали отголоски забытых чувств, а в груди неумолимо разгоралось жаркое пламя. Я следовала за Жекой будто под гипнозом, завороженная тайной магией несбывшихся надежд и безудержно влекомая неуправляемым желанием в мельчайших деталях узнать, что происходило в «Живых и мертвых» до того, как я разорвала единственную ниточку, когда-то прочно связывавшую меня с этим жутким местом. В глубине души я испытывала жгучую ненависть к своей неспособности противостоять безудержному велению сердца, но упорно не находила в себе сил сопротивляться этим пагубным чарам. Я готова была на последние деньги купить своему спутнику выпивку, только бы из первых уст услышать долгожданные ответы на терзавшие меня в течение многих лет вопросы, хотя в, сущности, толком не имела представления, что мне потом делать с полученной информацией, чья актуальность даже теперь вызывала значительные сомнения.
Добившийся своего не мытьем, так катаньем Жека не постеснялся привести меня в дешевую забегаловку, подозрительно напоминающую форменный притон для маргинальных слоев населения. В историческом центре города и поныне сохранилось немало старых пятиэтажек, и каким бы престижным не считался данный район, здесь испокон веков и до сих пор проживало внушительное количество людей с вопиюще скудным уровнем материального достатка. Основную часть квартир в добротных, «сталинских» домах постепенно скупили убежденные любители престижного местоположения, принципиально не приемлющие жизнь вдали от шумной городской суеты, неотъемлемо присущей подобным локациям. Приобретенная недвижимость, как правило, подвергалась масштабной перепланировке, а иногда и полностью перестраивалась, стараниями команды дизайнеров превращаясь в модные студии с эксклюзивным интерьером. Бывало, что новые владельцы умудрялись выкупить у обедневших хозяев целые этажи и затевали грандиозную реконструкцию с выводом на крышу каминных дымоходов и установкой лестниц, а особо смелые проекты, по слухам, предусматривали даже наличие персональной сауны. Но практически в каждом таком доме оставались люди, не имеющие намерения покидать свое «фамильное гнездо» и с завидным постоянством отклоняющие поступающие предложения о продаже квартир. В итоге звание элитного района центр города носил довольно условно, а разномастный контингент жильцов не уставал поражать воображение разительным контрастом между блеском и нищетой. Традиционно тяжелые на подъем пенсионеры, великовозрастные трутни обоих полов, внаглую паразитирующие на престарелых родителях и от природы консервативные граждане, испытывающие болезненную привязанность к родным пенатам, в целом составляли весьма солидную долю в общей структуре обитателей «золотого квадрата», и питейные заведения в низкоценовом сегменте были рассчитаны именно на эту прослойку. Доходило чуть ли не до смешного: двор отдельного дома мог быть оборудован автоматическим шлагбаумом и системой круглосуточного видеонаблюдения, а число роскошных внедорожников на аккуратно размеченной парковке превосходило все грани разумного, но с торцевой стороны здания гостеприимно распахивала двери очередная «тошниловка», магнитом притягивая любителей скоротать вечер за стаканом грошового пойла, а затем допоздна выяснять отношения под витражными окнами и «французскими» балконами своих зажиточных соседей. Более того, я лично наблюдала поистине уникальные примеры, когда в одном и том же доме обнаруживались как популярный среди гурманов ресторан, предлагающий изысканные блюда высокой кухни, так и насквозь пропавший копченой рыбой пивбар, где на протяжении нескольких десятилетий собирались уставшие после изнурительной смены представители рабочего класса.
Несмотря на то, что массовый наплыв народа в такого рода заведениях обычно приходился на вечерние часы, уже в первой половине дня сюда тянулись на опохмел ранние посетители, едва оклемавшиеся после вчерашних возлияний и готовые заключить сделку с самим дьяволом, лишь бы только на кону стояла вожделенная рюмка «огненной воды». В тесном, слабо освещенном зале царил душный полумрак, пропитанный тяжелым духом перегара и немытого тела, а две неопрятные личности с оплывшими, пожеванными лицами, распивающие в углу утреннюю порцию спиртного, и вовсе источали такое невыносимое амбре, что у меня с непривычки закружилась голова. Что касается Жеки, то он явно ощущал себя в своей стихии и не выказывал ни малейших признаков дискомфортного состояния, а его глаза светились радостным предвкушением. Глядя, как уверенно Жека шествует к прилавку (а назвать раритетное торговое оборудование барной стойкой у меня упорно не поворачивался язык), я без труда заключила, что мой старый знакомый регулярно совмещал полезное с приятным, и походы в больницу к сыну имели обыкновение заканчиваться в аккурат за кружкой разбадяженного пива, даже чисто визуально вызывающего у меня острый приступ отвращения.
Функции бармена в этом оплоте бытового пьянства выполняла вульгарно накрашенная дама с типичной прической советской продавщицы и кокетливо поблескивающими золотыми зубами. Впрочем, я совершенно не сомневалась, что «прекрасная трактирщица» никому не давала спуску и внушала своим постоянным клиентам изрядно смешанное со страхом уважение. По крайней мере, Жека посматривал на нее с неподдельной опаской, и я легко догадалась, что с неплатежеспособными жертвами «зеленого змия» здесь никто не церемонится, а уж в долг тем более не наливает.
