скачать книгу бесплатно
И, обратясь к Флавии, продолжал:
– Моя благородная родственница, будь довольна, согласный с советом Меция Каруса, я не обрекаю на смерть этого молодого раба, которым ты так сильно интересуешься, хотя он этого вполне заслуживает. Но прежде чем позволить ему удалиться, я хочу запечатлеть на нем неизгладимое доказательство моей ловкости, чтобы на будущее время он воздержался от подобного нахальства.
И, повернувшись снова к фавориту, император сказал ему:
– Притащите этого негодяя к дереву и привяжите его правую руку к стволу так, чтобы он не мог ею двинуть.
Меций Карус отдал должное приказание, и Фелинис, не сомневавшийся более в жестокости тирана, не сопротивлялся.
Домициан, натянув снова свой лук, сказал племяннице Климента:
– Гляди лучше на этот раз, Флавия. Я буду стрелять во второй сустав большого пальца.
Римлянка хотела остановить императора, но он не слушал ее. Целясь продолжительно и с большим старанием, он пустил стрелу, которая попала в назначенное место с удивительною точностью[4 - Домициан был знаменит стрельбою из лука. Видели его, вблизи Альбы, стреляющим в сотни различных животных, в головы которых стрелы вонзались наподобие рогов; он также пускал стрелы между пальцами детей, которые служили ему целью, с поднятой рукою, и ни одна стрела не задевала их.].
Большой палец раба отделился от руки. Все присутствовавшие, исключая Климента и его спутниц, выказывали удивление. Меций Карус сильнее других выражал восторг от такой ловкости.
Удовлетворенный тиран улыбался.
– Квинтилиан, – сказал он, – ты можешь описать это в своих сочинениях; урок, данный мною, красноречивее всяких доказательств!
Фелинис вскрикнул от гнева и отчаяния, Кермор пришел в негодование.
Домициан смеялся, видя страдания этого несчастного человека, искалеченного навсегда и лишенного возможности стрелять из лука.
– Прощай, – сказал он Флавии, – теперь ты знаешь, как я верно бью в цель. Я возвращаюсь в Альбу более счастливым, заслужив твою приязнь.
Консул был принужден предложить свои носилки императору, уставшему и не замедлившему принять его предложение.
Влезая бесцеремонно на носилки, он посадил рядом с собою Меция Каруса, Квинтилиана и двух племянников, Веспасиана и Домициана. Он протянул руку Флавии и сказал:
– У меня есть относительно тебя один хороший проект, который мне очень нравится.
И не объясняя ничего более, он переглянулся с фаворитом.
Перевязка раны
Как только император со своею свитой удалился, Климент послал одного из своих слуг в Рим за носилками, а сам вместе со своими спутницами подошел к двум чужеземцам, которые оставались еще на том месте, где был ранен Фелинис.
Раб стоял, прислонившись к дереву, а Кермор, обмыв раны своего товарища, перевязывал их лоскуточком материи.
Молодой человек, казалось, не утратил своей энергии, но на лице его отражались гнев и ненависть. Старик был еще более раздражен. При приближении Климента и его спутниц, он повернул к ним лицо, полное ненависти. Фелинис же, напротив, впал в свое обычное бесстрастие: он взглянул на Флавию, и светлый луч озарил его лицо.
– Старик, – сказал с волнением консул, – я с трудом могу передать вынесенное мною от всего происходившего впечатление.
– Вы – причина всему! – сказал жестко Кермор.
– Увы! – вздохнув, сказала Флавия, – глаза наши полны слез, но не в нашей власти было предотвратить это. О, если бы я могла предвидеть все происшедшее! Я никогда не утешусь, при воспоминании о ране, которую получил мой храбрый избавитель.
– Лучше было оставить нас в покое.
– Я имела добрые намерения, приглашая вас; я хотела сама поблагодарить этого несчастного молодого человека за его геройский поступок, который он выказал по отношению ко мне.
Эти добрые слова не тронули Кермора, Фелинис же, побежденный красотою и приветливостью римлянки, почувствовал к ней симпатию.
– Господин, эта благородная дама права: она не виновата. Не принимай так резко изъявлений ее благодарности.
– Хорошо, – ответил Кермор, уловив в его голосе сожаление. – Забудем ее происхождение, но неужели мы должны быть благодарны ей за то, что она нас не оскорбляет, после того как была причиной этого несчастья. Климент, с нетерпением выслушав эти слова, сказал:
– Ваше негодование несправедливо и вводит вас в заблуждение относительно нас.
– Обвиняй теперь нас же; это похоже на вас, патрициев!
– Я знаю, что вы возбуждены против нас, – сказал консул, – и понимаю это, но продолжаю говорить только из сострадания к этому молодому человеку.
– И что же?
– Ты любишь своего раба и принимаешь участие в его судьбе?
– Более, чем ты можешь предполагать.
– Хорошо! Я хочу за него предложить тебе кое-что.
– Говори, – сказал холодно Кермор, немного успокоившись.
– Я хочу, по мере возможности, отблагодарить его за спасение моей родственницы.
– Я слушаю тебя.
– Согласен ли ты продать его нам? – спросила его Флавия.
– Нет.
– Я вам предлагаю 30000 сестерций, – сказал Климент.
– Это, разумеется, сумма значительная, но она не удовлетворяет меня.
– Ты хочешь, может быть, 50000 сестерций? – спросила Флавия.
– Я не согласен и на это.
– 100000 сестерций?
– Нет!
– 200000?
– Нет.
– Ты очень требователен, – вскричала Флавия; – на эту сумму можно купить более 20 рабов, но чтобы доказать тебе, что я готова отблагодарить его, я предлагаю тебе 500000 сестерций.
– Если ты предложила бы мне 2.000000 сестерций, и то я не соглашусь, – сказал Кермор.
– Чего же ты желаешь за него? – вскричали в один голос Климент, Домицилла и Флавия.
– Я вовсе не хочу продавать его. Вы думаете, подобно всем римлянам, что за золото все можно получить. Знайте же, что я не придаю золоту никакой цены.
– Неужели золото так ничтожно, что не может помочь этому несчастному? – спросил консул.
– Тебе и подобным тиранам вселенной, – отвечал старик, – золото нужно для разврата и порабощения народов.
– Ты не совсем прав! – сказала Флавия. – На сколько я тебя поняла, ты думаешь, что мы хотим купить этого молодого человека, чтобы обратить его в своего раба. Ты ошибаешься: мы дадим ему свободу.
– Это трогает меня, потому что среди римлян это редкое явление.
– Ты согласен?
– Нет, я отказываю.
– Однако, ведь нужно же нам отблагодарить этого раба! – сказал Климент, раздражаясь.
– Разве с него не достаточно! – сказал с иронией Кермор, – за спасение жизни этой знаменитой римлянки, послужить целью для стрел цезаря, единственного бога, которому вы все поклоняетесь.
– Ты не прав, старик! – сказал Климент, – отвечая нам насмешками. Но знай же, этот молодой человек получит должную награду. Он будет свободен помимо тебя!
– Я его господин! – сказал Кермор спокойно.
– Я в этом и не сомневался. Но ты должен знать, что консул имеет власть отпускать рабов на волю.
– Ты консул?
– Да.
– Твое имя?
– Флавий Климент. Это – моя жена, а спасенная вашим рабом, Флавия Домицилла, моя племянница. Этого достаточно, чтобы ты решился удовлетворить нас.
– Мое решение непоколебимо! – отвечал старик.
– Значит, я могу действовать собственною властью?
Кермор окинул консула и его спутниц взглядом, полным гнева и ненависти, и сказал сурово;
– Вот, Флавий Климент, прикажите рабу моему покинуть меня, я ему это позволяю.
Консул обернулся к Фелинису и сказал:
– Раб, ты получаешь свободу, за цену, назначенную моею племянницей, которая и будет передана твоему господину.
– Я отказываюсь! – отвечал Фелинис с досадой.
Климент и его спутницы с удивлением глядели на него.
– Странные вы люди! – сказал консул. – Объясните нам, по крайней мере, что мы можем сделать для вас?
Но вместо ответа Кермор, взяв за руку молодого человека, сказал ему:
– Пойдем.
И они молча удалились.
– Какие необыкновенные люди. Я никогда не встречал подобных! – сказал Климент.
– Тут скрывается какая-нибудь тайна! – заметила Домицилла.
– Вот идут носилки за нами! – сказала Флавия. – Но я не могу так оставить этого молодого раба. Быть может, он и его товарищ ожесточились от несчастий или от вопиющих несправедливостей. Иначе они вняли бы разным доводам.
– Я не согласен с этим! – сказал консул.
– Увидим. Я пошлю Азаэля вслед за ними.
И римлянка, подозвав своего слугу, сказала ему.
– Азаэль, я знаю твою ловкость и благоразумие, сможешь ли ты выследить этих двух незнакомцев, не будучи ими замечен, и узнать, где они живут?
– Конечно.
– Так ступай же. И если ты выполнишь хорошо мое поручение, то я тебя хорошо отблагодарю.
Слуга отправился по следам Кермора и Фелиниса. Но вряд ли ему удалось бы укрыться от них, если бы они не были так заняты разговором.
– Я сразу догадался, что они принадлежат к проклятой породе Флавиев, которая погубила нас, – говорил Кремор.
– Эти догадки справедливы! – отвечал молодой человек. – Значит, консула зовут Флавием Климентом?
– Да, Тит Флавий Климент. Он второй сын брата императора Веспасиана, Флавия Сабина, убитого двадцать лет тому назад, женатого на Плавции, рожденной от брака Авла Плавция и Помпонии Грецины. Я его видал один раз, тогда он был еще юношей, вот почему я его не узнал сразу. Брата его я знал лучше, его звали Флавий Сабин.
– Что сталось с ним?.. Жив ли он?
– Нет.
– Почему ты это знаешь?
– Я узнал вчера. Мне сказали, не объясняя причин, что Домициан велел убить его двадцать лет тому назад. Члены этой презренной семьи пожирают друг друга!
– Кто жена Климента?
– Ее зовут Флавия Домицилла. Ее мать также называлась Домициллой, была дочь Веспасиана и сестра Тита и Домициана. Жена консула приходится племянницей императора. Когда я покидал Рим, ей было не более пяти лет.
