скачать книгу бесплатно
Она была одна, – вещь почти неслыханная в жизни римлян, для женщины-патрицианки, какою она казалась. Старик и его товарищ быстрым взором окинули местность, готовясь поразить животное, предмет общей паники, как вдруг раздался ужасный рев.
Два чужеземца взглянули на Тибр и заметили огромную волну. Она шумно разбивалась и среди пенящихся волн показалось ревущее животное.
Это был один из самых сильных и ужасных быков, которых когда-либо производила Иберия. С длинными и сильными рогами, обрамляющими его лоб, ворочая своими страшными глазами, выдувая, казалось огонь из своих ноздрей, он рассекал волны копытами; круп его, голова и все тело выделялись из воды, все было покрыто грязью и придавало ему вид еще более ужасный. Суеверный язычник принял бы его за бога реки Тибра. Рев его раздавался так ужасно, что все беглецы принялись искать убежища, кто где мог.
Бык приближался к берегу, невдалеке от описанной нами женщины, красный плащ которой приводил его в бешенство.
С трудом выйдя из воды, он встряхнулся, уперся рогами в землю и поднял целые тучи песку своими копытами. При виде чудовища, римлянка вскрикнула.
Вдруг она увидела Кермора и Фелиниса. Приняв в смятении их за знакомых, она вскричала вне себя: «Азаэль, это ты? Спаси меня, мой добрый слуга!»
И она сделала попытку направиться к ним, но дикое животное, преследовавшее ее, стремительно бросилось к ней.
Услышав призыв несчастной, Фелинис вынул кинжал с узким и острым лезвием.
– Ты не хочешь спасти эту женщину? – спросил он Кермора.
– Разумеется, нет, – отвечал старик.
– Но она погибает!
– Тем лучше! Спасти ее – благодеяние, а оно должно быть только не для римлянки.
Кермор сказал это жестоко и злобно и спокойно полез на дерево, чтобы присутствовать с большим удобством при предстоящей ужасной драме.
Молодой человек с минуту колебался, глядя поочередно то на своего непоколебимого товарища, то на женщину, то на быка.
Наконец, не справившись с чувством сострадания, он решился не допустить гибели беглянки, которая, потеряв надежду избегнуть своего врага, упала на колени, сложила руки и ждала смерти с удивительной покорностью.
– Я спасу ее, – вскричал Фелинис.
– Во имя неба, – сказал Кермор, – не рискуй своею жизнью из-за римлянки.
Но молодой человек не слушал его. Он, как стрела, помчался вперед и через несколько мгновений был около страшного зверя и его несчастной жертвы. Бык, очутившись около распростертой женщины, сорвал уже с нее плащ. Он готовился ударить рогами патрицианку в тот момент, когда Фелинис, подскочив к быку, смело схватил его за рога и, встряхнув его голову, как тряпку, заставил отступить назад.
Это неожиданное нападение еще более привело в ярость быка; потрясая своею могучею головою, он встряхнул молодого человека, продолжавшего держать его за рога; но вдруг Фелинис отпустил рога, обвился вокруг его шеи и прыгнул на спину; потом, протянув вооруженную кинжалом руку, ударил его в сердце. Со страшным ревом боли животное упало. Фелинис совершил этот подвиг быстро и ловко, чего нельзя было предположить, взглянув на его нежное сложение. Стоя победоносно на земле, он с гордостью рассматривал быка. Его прекрасное лицо преобразилось, мужская гордость была видна во всей фигуре, его черные глаза ярко блестели, и вся поза выказывала его неукротимую энергию.
Постепенно обычное спокойствие снова вернулось к молодому человеку. Спасенная женщина привстала, утирая кровь, покрывавшую ее лицо.
Когда к ней подошел отважный победитель, патрицианка хотела поблагодарить его, но вместо того, чтобы выслушать ее, он побежал к реке и, зачерпнув немного воды в серебряную фляжку, которая всегда была с ним, вернувшись, протянул ее римлянке.
Она вымыла лицо, и Фелинис убедился, что она легко ранена в правый висок.
В это время, три человека, задыхаясь от ужаса подбежали к раненой и вскричали в один голос – Ты ранена?
– Нерей, Ахилл, я избегла, действительно, большой опасности; но я спасена вот этим храбрым чужеземцем.
Она хотела указать им на молодого человека, спасшего ее от неминуемой гибели, но Фелинис, не дожидаясь благодарности, уже возвращался к своему спутнику, ожидавшего его под деревом, с которого он только что спустился.
– Идем отсюда, – сказал Кермор Фелинису, – мы слишком задержались здесь, а у нас мало времени.
И оба чужеземца направились к городу.
Случайная встреча
Две недели спустя после описанных событий оба чужеземца, Кермор и Фелинис следовали по той же дороге, на которой мы уже видели их, из Альбы в Рим. На этот раз дорога была малолюдна: не было на ней ни войск, ни караванов. Встречались только редкие поселяне из окрестных деревень.
День еще только начинался, жара еще не наступила, было само время для путешествий и прогулок по живописным окрестностям Вечного города.
Путники решили немного отдохнуть и обсудить свои дальнейшие планы. Для этого они сошли с дороги и укрылись под деревьями, росшими по обеим ее сторонам.
Примерно в то же время и тоже в сторону Альбы из Рима двигались носилки, которые несли на своих плечах дюжие носильщики. В таких носилках обычно передвигались знатные римляне. Их сопровождала группа слуг или рабов.
Действительно, в носилках находились один мужчина и две женщины, судя по их одежде, принадлежащих к патрицианскому сословию.
Мужчине на вид было лет сорок, он был крепкого, сухощавого сложения, с открытым, приятным лицом. Рядом с ним сидела одна из женщин, видимо его жена. Несмотря на свой возраст, похоже, она была ровесницей своего мужа, она прекрасно сохранилась; лицо ее было приятно и производило глубокое впечатление.
Другая женщина была еще прекраснее. По всему можно было судить об ее добром сердце. Ей было лет двадцать девять-тридцать. Это была та самая римлянка, которую спас Фелинис; на ее правом виске был небольшой шрам – единственный след ранки, которую оставил ей дикий бык.
Взглянув в сторону в ту минуту, когда носилки свернули в лес, простирающийся вдоль дороги, Флавия удивленно вскрикнула и указала своим спутникам на двух остановившихся между деревьями незнакомцев.
– Климент, Домицилла, – сказала она, – вот тот молодой человек, которому я обязана жизнью.
Это были, действительно, Фелинис и Кермор.
– Ты, разумеется, хочешь поблагодарить его за самоотвержение, которое он выказал, спасая тебя? – спросила жена Климента, которую, как и племянницу, звали Флавией Домициллой.
– Да, конечно. Сам Бог навел его на наш путь, лично я уже потеряла надежду найти его.
– Твое чувство мы вполне одобряем и со своей стороны готовы засвидетельствовать твоему избавителю искреннюю благодарность.
Улыбка признательности мелькнула на губах Флавии…
– Однако, – добавила Домицилла, – я не могу себе представить, чтобы этот хрупкий на вид молодой человек мог победить, как ты рассказывала, ужасного быка.
– Но это так; вот доказательство: я жива еще, – отвечала Флавия.
– И слабого из своих созданий Бог наделяет великой силой, – заметил Флавий Климент. – Я позову его, потому что я тоже, как вы, хочу его видеть.
Произнеся эти слова, знатный римлянин, племянник Веспасиана и двоюродный брат Домициана, в то время правителя империи, обратился к идущему около носилок слуге и сказал ему:
– Иди и приведи этих двух чужеземцев, которых ты видишь у опушки леса.
Слуга повиновался.
Между тем, Кермор и Фелинис, заметив носилки, на которых были Климент и его спутницы, удивились не менее, чем эти римляне. Увидев Флавию, молодой человек прошептал:
– Вот женщина, которую я спас.
– Это невозможно, – отвечал старик. – Та, которую ты спас, была простая римлянка, тогда как эта, несомненно, патрицианка.
– Клянусь жизнью, это она; я тотчас узнал ее, – отвечал Фелинис, с удивлением глядя на племянницу Климента и на Домициллу.
Видя сомнения старика, он добавил:
– Погляди на шрам, с трудом заживший на ее правом виске. Это тот самый, который ей нанес бык своим рогом.
– Странно! – сказал Кермор: – значит, спасенная тобою женщина патрицианка. В таком случае, лучше было бы оставить ее на растерзание диким животным.
– Почему?
– Потому что, – отвечал старик с горечью, – даже в лесу нет животных, более кровожадных, чем благородное сословие Рима. Твоя семья и я сам хорошо испытали это. Но мне кажется, что носилки идут по направлению к нам.
– Слуга, действительно, направляется в нашу сторон у.
– Не будем ждать его; мы кончили все наши дела в Альбе; теперь вернемся в город и остережемся от всяких сношений с этими вероломными патрициями, от которых происходят все наши несчастия.
И Кермор отправился в путь. Фелинис последовал за ним с некоторою медленностью и как бы с сожалением.
Но слуга быстро бежал за ними.
– Гей! – закричал он им, – остановитесь, мне нужно вам сказать…
Но на его призыв не последовало никакого ответа. Слуга побежал и скоро догнал двух чужеземцев.
– Моя благородная госпожа, – сказал он старику, – надеется, что вы подойдете к ее носилкам, дабы она могла, наконец, поблагодарить вашего раба за самоотверженную услугу, которую он оказал ей.
– У нас нет времени, – отвечал Кермор.
– Вы, как я вижу, – отвечал слуга, – не знаете, какое значение имеют особы, пославшие меня.
– Разве я не свободен, как они, действовать по моему желанию? – спросил вспыльчиво старик.
– Это правда, но, тем не менее, я думаю, вы не раскаетесь, исполнив их желание.
Кермор хотел еще энергичнее отказаться, когда Фелинис шепнул ему на ухо:
– Благоразумие говорит мне, что нужно принять это предложение. Упрямо отказываться, это значит обратить на нас внимание, а быть может, и подозрение.
– Ты столь же умен, сколько и храбр, – сказал старик, быстро сообразив. – Пойдем, посмотрим, какой прием окажут они нам.
И два чужеземца подали знак слуге о своей готовности следовать за ним. Тот, обрадованный вернулся к носилкам. Климент и его спутницы улыбались молодому рабу, и Флавия готовилась уже заговорить с ним, но вдруг страшный шум в лесу привлек их внимание.
– Что там такое? – спросил Климент своих слуг.
– Император на охоте, – отвечали они, – Возможно ли? – быстро спросили две матроны.
– Он не замедлит появиться: его свита показалась между деревьями.
– Это удивляет меня, – сказал Климент. – Цезарь находит охоту очень утомительной и он редко соучаствует в ней.
– Однако, это действительно он, вот он выходит из-за лесу, – сказали слуги.
И они не ошиблись: Домициан сделал усилие, преодолел свою апатию и, покинув дворец, отправился на охоту.
Множество оленей, преследуемых бесчисленной стаей собак, промчалось мимо носилок; затем множество охотников и загонщиков пешком и на лошадях въехало в деревню.
Наконец, показался сам император на отличном коне, окруженный семью или восемью офицерами. Заметив его, Флавий Климент, его жена и племянница быстро спустились с носилок и пошли к нему навстречу.
– Наши сыновья с цезарем? – спросила вполголоса Домицилла.
– Да, – отвечал Климент, – они идут с императором, который заметив нас, направляется в нашу сторону.
– Слава Богу, – сказала Домицилла, – мы будем иметь счастье разговаривать с ними хоть одну минуту. Увы! это счастье редко выпадает нам!
Между тем Кермор и Фелинис, отступя немного в сторону, с интересом следили за происходившим. Молодой раб с любопытством искал императора среди охотников и попросил старика указать его.
Горькая улыбка появилась на губах Кермора, и, указывая своему спутнику на высокого человека, он сказал:
– Вот тиран Рима и всего света, вот Домициан!
И через минуту добавил презрительно:
– Вглядись внимательнее: это создание, опьяненное неограниченной властью. Когда я его видел в последний раз, ему было девятнадцать лет. Это был замечательно красивый молодой человек, с благородной выправкой и хорошими наклонностями. Теперь, в сорок пять лет, он преждевременно состарился, сгорбился. Посмотри, как у него выдается живот, какие тонкие, сухопарые ноги. Голова его оплешивела еще более, чем моя, глаза гноятся, на лице нет ни красоты, ни приятности, оно пожелтело от желчи, которую он напрасно хочет скрыть под слоем румян. Слабость, подлость, разврат, жестокость видны во всем его существе. И гнет этого человека выносят презренные римляне!
Выражение глухой ненависти, отразившееся во взгляде Кермора, передалось и его спутнику. Он с гневом устремил взгляд на сына Веспасиана.
Император, доехав до Клавдия Климента, сошел с лошади.
– Какая утомительная поездка! – вскричал он, спрыгнув с лошади! – Клянусь Юпитером! Я охотился в последний раз. Это столь восхваленное удовольствие хорошо только для дураков.
Климент, который состоял консулом при императоре, приблизился и, почтительно склонившись, взял руку повелителя и поцеловал ее. Затем он ответил:
– Да, цезарь предпринял тяжелый путь!
– Не думаешь ли ты, что я не могу выследить оленя или дикого зверя? – спросил подозрительно Домициан – Я вовсе этого не думаю, государь. Я удивляюсь, напротив, с какою легкостью ты выносишь усталость. Ты так же силен, как и в дни блестящей молодости.
– Куда ты идешь? – спросил император.
– Мы направлялись в сторону Альбы, чтобы приветствовать тебя, a затем насладиться свежестью и роскошью полей.
– А! Тебе нравятся окрестности моего города? – спросил император.
– Там очаровательно в это время года.
– Мне казалось, что с тобою была твоя жена и племянница.
– Я счастлив, цезарь, что они могут засвидетельствовать тебе свое почтение.
