Я, они и тьма

Сав устало посмотрел Малека, обращаясь к страже.

– Он тут утром Ват Йету экзамен сдавал, переволновался парень. Вы уж на него не злитесь.

Один из стражников, судя по более богатым доспехам, кто-то вроде начальника, отчетливо хмыкнул, окидывая меня взглядом и задерживаясь на цепочке, которая блестела золотыми искорками на лодыжке. Видимо, то, что я рабыня, в принципе исключало возможность того, что я темная. Ну, да. Рабыня – не человек.

– Этот Ват Йет может кого угодно до помутнения рассудка довести. Пойдем, ребята, все тут в порядке. И… это… Медика позвать? – сказал стражник, заметно расслабляясь.

Сав мотнул головой, заверив, что уже немного подлечил управляющего магией. Стражники ушли. А вот злой, с расквашенным носом, Малек остался.

– Ты совсем идиот! Ты думай, что и кому ты говоришь! – взъелся на него Сав. – Ты – сын императора, и на весь дворец орешь, что тут темная всех убила. Ты чего вообще ждал?! Паники, криков? А если бы Йола себя не контролировала? От дворца бы камня на камне не осталось!

Чем злее Сав выговаривал, тем сильнее Малек осознавал, что сделал глупость. Это было видно и по опущенной голове, и по красному помидорному лицу. М-да, есть такие великовозрастные детки – пока на них не поорешь как следует, не дойдет. Но мне было его не жалко. Думать потому что надо.

А я испытывала к Саву сумасшедшую благодарность. Он меня спас – во второй раз. И даже не выдал.

Сел, моргая сонными глазами, управляющий. Свеженький, здоровенький, румяный. И не скажешь, что несколько минут назад он был мертв. Несмотря на то, что он был редкостным гадом и орал на меня без особого стеснения и не выбирая выражений, я была готова его на радостях обнять и рыдать от облегчения. Живой! Какое счастье!

Но одновременно с этим я и боялась. Что это за сила, которая может воскресить мертвого человека? Это же… Ну, невозможно? И я о таком не знала, не слышала и не читала. Читать… Черт! Мне придется заново учиться читать и писать…

Сав замолчал, переставая орать на Малека.

– Вы в обморок упали. Приложились головой. Я магией немного подлатал, кое-что умею.

Управляющий растерянно оглядел нас, задумчиво кивнул, поблагодарил. Потрогал макушку, поморщился. И сразу же продолжил обсуждать с Савом то, на чем они остановились. В общем, о создании филиала организации законников во дворце императора. Истинный профессионал!

Малек сел рядом, молча слушая, а я осознавала случившееся заново.

Кто кого контролирует? Я – тьму, или она – меня? Мне нужно было остаться одной и все хорошенько обдумать. И, быть может, пообщаться с голосом в моей голове.

***

Безумный день подходил к концу. Дерек Ват Йет внимательно смотрел в окно своего кабинета, вглядываясь в темнеющее небо. Он ждал.

Как только они оказались в особняке Ват Йета, темная сразу же попросила уединения и ушла в выделенные ей покои. Дерек почти два часа следил за ней при помощи магии. Она растрепала небрежным движением рук волосы, стянула с себя платье и легла в постель.

Она просто лежала на кровати почти час, раскинув руки в разные стороны. Она не спала – ее взгляд задумчиво скользил по потолку. Это был взгляд человека очень испуганного, чего-то ищущего и никак не находящего. Ее взгляд неожиданно растревожил Дерека, и он наконец прервал наблюдение.

За весь день у него не было времени заняться темной, поэтому он ее просто забрал от Савара, которому поручил ее на время. И везде таскал за собой. Наблюдал краем глаза, но провокаций себе не позволял. Не до того. Правда, кое-что надо было проверить. Сав сказал, что ничего за то время, пока она была с ним, не произошло, только вот Малек как-то подозрительно быстро отвел взгляд и отвернулся. Значит, не все так гладко… Ладно. Это подождет.

А пока надо смотреть на небо, не отрывая взгляда.

Наконец где-то на горизонте почти совсем потемневшего неба мелькнула золотистая точка. Дерек сосредоточился, распахнул шире створки окна, поднял руки. От его пальцев горячим маревом растеклась магия и двинулась вверх, к этой самой золотой точке в вышине. Минута, другая… От сильнейшего напряжения щелкнули суставы пальцев, мучительно заныла кисть, заставляя магию принимать форму петли. Есть! Поймал!

Золотая точка приблизилась. Она росла, становилась четче. Вот уже можно различить золотое стремительное крыло, вытянутую шею, небольшой клюв.

Королевская почта. Быстрая легкая птица, выкованная умелыми артефакторами и наделенная особой магией. Ее никто бы не смог перехватить, навредить ей или даже сбить на землю. Никто, кроме самого Дерека Ват Йета, который своей «особой» магией для изготовления этой птицы и поделился. Давно, еще несколько лет назад – Дерек Ват Йет старался предусмотреть все.

Металлическая птица поравнялась с окном. Влетела в него, пойманная магической петлей, забила золотыми крыльями. Петля горячего воздуха сжала ее шею сильнее, и прекрасная птица рассыпалась кучкой металлолома. Дерек Ват Йет извлек из грудки сломанной птицы гербовую королевскую бумагу с ответом на ультиматум Дигона. Внимательно прочитал, задумался о чем-то на пару мгновений. А потом сжег королевскую бумагу в пальцах горячим магическим воздухом. На пол осыпался пепел, и Дерек Ват Йет небрежно растер его ногой. Император совершенно не собирается развязывать войну: то, что он написал императору Дигона, было слишком уж политкорректным. Никак нельзя было допустить, чтобы это письмо оказалось в другом королевстве. Ни за что.

Поэтому теперь важное дело было сделано. Осталось посмотреть, что делает темная, и отправиться спать. Матовое стекло снова зажглось белым светом, показывая девушку. Она сидела на кровати, укутавшись в одеяло, и держала на коленях книгу. Темная сосредоточенно водила пальцем по строчкам, закрывала глаза и что-то говорила, потом опять. Дерек заинтересовался. Магия полыхнула жаром, и появился тихий, едва отчетливый звук.

– Тэк-с, это у нас «а», а это «у». Если вместе, то получится «о»… Да, не учили вы французский, – бормотала темная, черкая что-то в книге карандашом. Дерек заинтересовался еще сильнее и поменял угол обзора. Чего она там такое сложное читает?

«Гриола нежно коснулась его плеча и заглянула в его сияющие глаза.

– Поцелуй же меня, милый! Я так долго этого ждала.

– Но я люблю твою сестру, Гриола, прости, – ответил ей Авосий…»

Любовный роман? Она разбирает буквы любовного романа?! Она же умнее архивариуса, и разбирается во всей этой кухне лучше, чем кто бы то ни было – Ват Йет уже навел справки.

Заинтересованный таким несовпадением, Дерек принялся наблюдать еще внимательнее.

– Ага, а это у нас «ё», только не русская «ё», а такая, типа «ыо». Интересненько… Господи, как хорошо-то, что хоть что-то в голове осталось!

Эта фраза темной была такой прочувствованной, что Дерек удивился еще сильнее. И спустя несколько минут наблюдений окончательно понял, что она учится читать. Но как? Как это возможно? Одно дело – воспоминания, а другое – глубинные знания, полученные в детстве.

Ладно, обо всем он узнает завтра. Надо только сделать все аккуратно, чтобы темная не поняла, что у нее нет никакой приватности. Ни к чему пока ей такие потрясения, пусть привыкнет.

Дерек Ват Йет потушил экран. Изображение русоволосой милой девушки с книжкой на коленях истаяло, и Дерек неожиданно испытал что-то вроде очень краткого, быстро проходящего разочарования. Картинка действительно была красивой, и девушка – тоже.

Дерек Ват Йет ненадолго задумался, потом быстро оделся и тихо вышел из своего особняка. В доме любовных утех, который он не посещал уже пару недель, для него были любые девушки на выбор: милые, нежные, страстные. Только всех их объединяло одно – все они были в нарядных масках, которые настрого было запрещено снимать. Эти маски скрывали лица почти полностью. Зачем? Почему? Никто этого не знал, кроме Дерека Ват Йета. Да и узнавать не хотел. Мало ли у людей причуд и предпочтений?

Дерек Ват Йет уверенно шел по темному, почти ночному городу. Уже давно горели магические огоньки, правда, они частенько искрили – все, что было сделано с использованием магии, имело недостатки, иногда существенные, иногда почти незаметные.

В небольших ресторациях провожали последних гостей – ночные заведения находились подальше от императорского дворца-шпиля. Кто же будет строить злачные дома близ дома императора? Дураков нет.

Вот и нужный поворот, за ним – другая улица. Чуть дальше, чуть быстрее. Дерек Ват Йет спешил. Ведь перед его зелеными, пустыми, как пуговицы, глазами, стояла она – темная. Миленькая, с чуть растрепавшейся длинной косой, растерянная, с виду – совсем еще девчонка. И с серьезным взглядом мудрой женщины, которая тщательно контролирует каждый свой шаг. Вдумчивая, умная, осторожная.

Они похожи.

Правда, думать об это Дерек Ват Йет себе запрещал.

Нельзя. Совсем нельзя. Его удел – девушки для утех в карнавальных масках. Чтобы не видеть лиц, глаз. Чтобы не запоминать, не привязываться.

А иначе… Дерек Ват Йет прекрасно знал, что будет, если он позволит себе «иначе». И допускать этого не собирался.

***

Савар в эту ночь домой не попал – его разместили в императорском дворце. Он только съездил за вещами и тут же вернулся: дел было невпроворот. Надо было навестить своих людей в лечебнице, разобраться и вдоволь наспориться в управляющим: организация целого управления законников – дело очень муторное. Сав был то тут, то там: выбирал, решал, съездил в сгоревшее управление, подал заявки в газеты с указанием нового почтового адреса, пару раз рявкнул на Малека, который извинился за хамство, а потом ходил на ним хвостиком. Сав сначала злился, а потом махнул рукой. Пацан же совсем, пусть учится. Не совсем пропащий – извинился, хоть и получил в нос. Глядишь, и ума наберется.

Но за всеми делами, маленькими и большими, Сав не переставал думать о темной и о том, что она сделала. Убила и оживила! Это же вообще ни в какие рамки! В тот момент первым его желанием было заорать и убежать, но Сав был человеком особого склада характера.

С рождения он был наделен множеством даров, слабых, но таких редких, интересных, что мальчишку сразу же отдали на обучение в императорскую школу. К сожалению, внутренний источник был совсем небольшим – неограниченная выработка сырой магии прекратилась, как у многих других детей – в пять лет. Но Савар и не думал печалиться по поводу своих небольших возможностей. Он с энтузиазмом развивал все, что ему было доступно, и достиг ювелирного мастерства: аккуратности ему было не занимать. Он не мог, как полноценные менталисты, легко читать человека, но мог совершенно незаметно влезть в чужую память и даже изменить ее. Он не мог срастить сломанную ногу, по порванную барабанную перепонку – запросто, а за такое брались только в императорской лечебнице. Он не мог зажечь огонь, вызвать буран, не мог усыпить, но мог высечь пальцами искру, наколдовать ветерок и успокоить.

Такая разноплановость сказалась и на его характере. Сав мог ладить со всеми, без исключения. Он подбирал лучший способ сближения с человеком, как в юношестве подбирал ключики к своей невеликой магии. Так он и стал начальником ГУСа, дослужившись с самого низшего звена. И начальником он был неплохим: грамотным, увлекающимся, понимающим свой коллектив. Лучше и не придумать.

И к темной он как-то сразу подобрал ключик. Для него было очевидно, что если человек много пережил и вынес, то не надо на него орать, пугать его или вести себя грубо и развязно. Того, кому плохо, надо пожалеть, проявить к нему заботу, укутать пледом, покормить, хлопнуть ладонью по плечу, может, смешно и осторожно пошутить. Дать понять, что он в безопасности, что все плохое позади. Человек, который страдал, расслабляется, успокаивается, видит защиту, поддержку – и он твой. Со всеми потрохами. Бери его и делай с ним что хочешь. Только заботливо, нежно и осторожно.

Конечно, страшно это – обнимать и утешать темную, но у него не очень получалось воспринимать ее грозной и опасной, когда она в первый раз зарыдала в его кабинете, а он гладил ее по голове и успокаивал. Она же как ребенок, обиженный, пострадавший. Девчонка еще.

Правда, случай с управляющим Сава выбил из равновесия. Девушка просто убила и воскресила! Самому ему не хотелось бы быть на его месте. Но и докладывать о случившемся Ват Йету он не спешил.

Савар все же был законником, начальником влиятельного государственного аппарата. Определенный склад ума людей на таких должностях был самим собой разумеющимся. Нет, Савару не было жалко темную настолько, чтобы не говорить о ней Дереку. Тут было другое.

Когда Сав, будучи еще подростком, читал о темных, он недоумевал: если женщина так мучилась, так страдала, а потом получила в свои руки власть и силу, пусть и очень нестабильную, почему бы ее не использовать? Женщина, ставшая темной, напугана, ее все боятся, бегут от нее как от прокаженной. Тут неудивительно еще сильнее озлобиться. А если с любовью? Если такую женщину пригреть, пожалеть? Как будет проявлять себя ее тьма? Может, тогда она станет послушной и покорной?

Савар тогда прочитал, порассуждал об этом и забыл, и вот теперь эти вопросы снова всплыли. А тут еще и отличный образец для экспериментов. Девочка она прехорошенькая, милая, как куколка, к тому же бывшая рабыня, правда, сейчас ведет себя, будто она высоких кровей, но это же, наверное, перестройка сознания? Боги знают, через что проходит темная при инициации. Но эта… Особая. Контролирует себя. И первый эксперимент, тот самый, в его кабинете, когда она впала в истерику, прошел на ура. Тьма сразу же исчезла, стоило только пожалеть девчонку, проявить обычное человеческое участие.

Как и сегодня. У него удалось успокоить ее снова. И как она после на него смотрела! С тако-ой благодарностью, почти что со слезами на глазах… Обойдется Дерек и без рассказов о ее подвигах, умерщвлении и воскрешении.

Сав смутно подозревал, что Ват Йет может сделать с темной, если узнает подобное, а лишаться такой всемогущей девочки, которая может пользоваться своей тьмой на его благо, ему не хотелось. Справедливости ради, Сав и не думал использовать темную ради своих личных амбиций. А вот устроить ее в свое учреждение, сделать полноправным сотрудником ГУСа… Грандиозные могли бы открыться перспективы, в первую очередь, для государства. Окопалась, допустим, неуловимая шайка бандитов на тракте где-то в отдаленной провинции, сообщил об этом темной, приукрасив немножко действительность, чтобы она как следует разозлилась – и дело сделано. Ни разбойников, ни проблем, и своих людей из подразделений риску подвергать не надо. Почему нет? Вполне реально.

Савар, лежа на постели в гостевых покоях императорского дворца, мечтал. Он может ее даже в жены взять, если потребуется для дела. Да… Она хорошенькая, и даже очень.

Только надо бы с ней еще сблизиться. Она и так ему доверяет, но этого пока мало, да и Дерек кружит рядом, как коршун. Интересно, он тоже думает в том же направлении? И для чего он собирается использовать темную? Очень интересно…

Савар задумался. Надо бы как-нибудь остаться с ней наедине. Посмеяться вместе, поговорить по душам, угостить ее чем-нибудь сладким, например, пирожными из дорогой кондитерской. Девушки такое любят. А потом… Потом претворять планы в жизнь.

Савар как никто другой знал, что ради достижения цели нужно очень постараться. Он знал это, как человек, который с пяти лет каждый день по два часа при помощи своей скудной магии пытался расколоть булыжник. И только через пять лет ежедневных стараний в камне появилась сквозная крошечная дырочка – не толще иглы. Пять лет. По два часа в день.

Уж кто-кто, а Сав знал цену хорошего результата. И мог позволить себе ее заплатить.

Глава 10

Я поворочалась на чужой постели, уставилась в чужой потолок, потянулась чужим телом. Настроение было скверным.

Я очень долго не засыпала, училась заново читать, записывать, с трудом вспоминала какие-то огрызки-мгновения из жизни Йолы. Это было очень непросто.

В конце концов, немного удовлетворившись результатом, я пробовала уснуть, но в голову лезли всякие нехорошие мысли. И главной была паническая «ЧТО ДЕЛАТЬ?». Именно так, большими буквами. Что делать с ушедшей памятью? Что делать с этим Дереком, который меня откровенно пугает? Что он от меня хочет? И что делать с тьмой? С голосом в голове?

Ведь я сегодня убила человека. Эта тьма теперь – часть меня, значит, я виновата в смерти управляющего. Конечно, тьма потом его воскресила, и это замечательно, только очень-очень страшно. А если бы ничего не вышло? Что бы тогда со мной сделали? А я не знаю даже, как тут наказывают убийц.

Спасибо Саву. Хороший он парень, надежный, прикрыл. Только вот сосало под ложечкой, зудело неприятно в голове: зачем? Для чего прикрывать почти незнакомую темную? Он просто хороший парень или тут другое, менее для меня приятное?

Фух. Ладно. Если еще и об этом думать, можно свихнуться окончательно. У меня и так в голове появился новый житель, который со мной контактирует. Правда, только в моменты моей эмоциональной нестабильности, но вроде бы он мне сегодня подчинился. А что, если нам познакомиться поближе?..

Вроде бы эта тьма активизируется, когда меня обижают? Ну, рискнем?

Я поудобнее устроилась на кровати и принялась со смаком вспоминать все свои обидки, все несправедливости и гадости, которые выпадали на мою судьбу. Я человек не злопамятный, прощаю легко, но увы – негатив так просто не забывается. Обида утихнет, забудется ее острота, но общее неприятное впечатление, скверное ощущение останется, и с ним приходится жить.

Вот такие «ощущения-впечатления» я сейчас и вспоминала. Перекатывала в памяти, начиная с подростковых разборок. Предательство подруги, обман на деньги на первой работе и нагло ухмыляющееся лицо того начальника – противное, толстое, потное. Я тогда месяц перебивалась самыми дешевыми рыбными консервами и серыми макаронами, и то, не каждый день. От застаревшей прошлой обиды сжалось сердце в груди: мне было до слез жаль ту молоденькую и наивную девчонку, которая с прыгающими губами стояла у стола начальника и униженно просила свои заработанные деньги.

Перед глазами мелькнули знакомые черные мушки. Так держать!

Я вспоминала, перекручивала в голове самые неприятные, самые унизительные моменты своей жизни. На какие-то тьма реагировала, легкими толчками выходя за пределы моего тела. На какие-то – впитывалась обратно.

Я ковырялась в своих чувствах уже второй час, когда наконец-то смогла найти закономерность и сделать какие-то выводы.

Во-первых, эта черная пакость радостно реагировала именно на несправедливость и немного – на страх. Стоило вспомнить, как меня незаслуженно обидели, перед глазами вставала мгла, а из-под пальцев струилась чернота. Жуткое зрелище…

Кроме того, тьма реагировала не только на то, что пережила я лично. Она выползала и тогда, когда я думала о маньяках, убийцах, о войнах, кровавых революциях… Благо, русскому человеку и задумываться особо не нужно – все в родной истории и литературе есть. Бери чего хочешь. Вот тебе сталинские репрессии, НКВД и голодомор. Вот тебе «Солнце мертвых» Шмелева о засухе в послереволюционном Крыму. Вот и Великая Отечественная…

Тьма даже на «Бедную Лизу» среагировала, явно сопереживая девочке, которая была обманута подлым дворянчиком и утопилась в пруду.

Я экспериментировала, стараясь чувствовать глубже, острее, сопереживать всем, о ком думала. И на исходе второго часа была вознаграждена. Тьма со мной заговорила.

Тихий, едва ощутимый шепот в голове вызвал неприятное ощущение – как будто кто-то копошился в мозгу, в волосах. Раньше я этого не ощущала. Наверное, потому что была в эмоциональном раздрае, а теперь все контролировала.

«Кого? Кого убить?» – растерянно шепнуло в голове.

Я едва не хихикнула. В последние минут пятнадцать я думала исключительно о литературных персонажах – Анна Каренина, Наташа из «Жития одной бабы», Аксинья из «Тихого Дона»… Несчастные судьбы этих женщин, видимо, были для тьмы поводом проснуться.

– Привет, – сказала я в ответ. Очень осторожно и нежно.

Тьма замолчала, а я продолжила обращение.

– Никого не надо убивать, все их обидчики давно мертвы. Ты кто? Ты тьма?

Ответный шепот был неразличимым, едва уловимым, но очень ..удивленным? Я ощутила его недоумение на излете, почти краем сознания, шестым чувством.

– Ты не убивай никого, пожалуйста, – мягко продолжила я обрабатывать свою личную шизофрению. Тьма отреагировала, и я поняла, что она недовольна моими словами.

– Ты просто усыпи, а я убью сама, – попробовала я другой подход.

«Не убьеш-шь, ты слабая».

Я аж вздрогнула. Такими чистыми, четкими были эти слова.

– Кто ты? – быстро спросила я.

«Твоя благодать», – ответили мне, и я едва не поперхнулась.

– Если ты благодать, зачем мучаешь меня и заставляешь страдать? Почему ты меня убиваешь? У меня болит сердце, и оно может разорваться.

Тишина. Полная. Ни шепотка, ни ощущения присутствия. А потом удивленное, даже изумленное:

«Страдать?! Я спасаю! Я помогаю!»

Я скривилась. Тьма вырвалась наружу и повисла облаком над моим телом. Застучало сердце, в груди привычно заболело. Тьма сконцентрировалась у моего лица, собираясь в почти осязаемую фигуру, и рванулась в мое тело так, что я ощутила это как сильнейшие удары в грудь и в висок. А потом что-то случилось. Что-то сместилось в моей голове, и я погрузилась в непроходящий адовый кошмар.

***

Это был не сон, но и явью то состояние, в котором я пребывала, было назвать нельзя. Я видела все – все, что делала тьма. Видела разрушенные города, горящие дома, мертвых людей. Их было так много! Женщины, мужчины, старики… Хрипящие, испуганные, умирающие и уже умершие от тьмы, которая бесцеремонно крутилась рядом. За что? За все, что казалось тьме посягательством на жизнь и здоровье своего носителя.

Мне не хотелось смотреть, но тьма не давала мне передышки, кидая в разные времена, эпохи, города и страны чужого мира, откровенно и без прикрас показывая, как она понимает справедливость. А понимала она ее сильно, гипертрофированно. Для нее не было полутонов. Ребенок, кинувший камень в собаку той, кем владела тьма, сломал ногу. Пьяный молодчик, толкнув плачущую девушку плечом, упал и больше не встал. Купец, отказавший старушке в помощи, наблюдал со слезами на глазах, как горит его лавка.

Их было так много, что я уже не запоминала лиц, поступков. Они сменялись, но везде были кровь, боль, жестокость, насилие. От увиденного меня уже физически тошнило, в голову впивалась боль – у каждого человека есть свой предел, и мой организм отказывался справляться.

Но пощады мне не было. Я смотрела на все это как в жутком сне, когда ничего не можешь прекратить, из которого не можешь вырваться. Мелькали пожары, смерти, смерти… Я уже больше не могла, не хотела смотреть, и в груди вместе с болью разгорался протест. И что-то вдруг снова изменилось, сместилось внутри. Я ощущала чувства тьмы, я погрузилась в нее так же, как и она – в меня. Она торжествовала, и я чувствовала ее …эмоции? Я знала, что она была рада делать то, что делала. И что она имеет свое сознание – глубокое, очень странное и мне непонятное и недоступное. Я падала в него, как в топкое черное болото, и не могла выплыть, чтобы вздохнуть, пока, наконец, не смирилась и не погрузилась в тьму полностью. И увидела…

Их было шестнадцать. Шестнадцать фигур – длинноволосых, высоких. Мужчины и женщины. От них веяло живой прохладой, покоем, умиротворением. Было сразу понятно, что они – не люди. Они шли вперед уверенно, очень плавно – люди так не ходят. И мягкий рассеянный свет их кожи, их глаз и волос был отчетливо виден во мраке, через который они шли. А потом я как-то извне, почти не анализируя, поняла, что они очень устали. Их лица были опущены вниз, они сбивали ноги о корни деревьев, и свет их тел мерк, выцветал.

А за ними на отдалении шли женщины. Эти женщины были обычными людьми, их кожа не светилась, волосы не вились и не сияли. Они шатались от усталости, падали, но вставали, продолжали идти, ползти и в конце концов замирали среди черного жуткого леса. Их становилось все меньше и меньше с каждым пройденным шагом.

А за женщинами тянулась черная тень – несчастная, неприкаянная, не имеющая четкой формы. И как-то разом, неожиданно для себя самой, я узнала в ней тьму – ту самую, свою. Она стелилась за женщинами, очень знакомо обтекала их упавшие тела, и она их… жалела? Ей и правда было жаль! Она сгущалась растерянно, развеивалась и собиралась в черную мглу снова. И снова тянулась за странной процессией.

Шестнадцать же шли и не оглядывались – они не смотрели ни на женщин, ни на тьму, которая стелилась следом.

Пока я не услышала женский, полный тоски голос из цепочки шестнадцати. Он был протяжным, с особыми длинными нотами, с интонацией, ни на что не похожей. Так, наверное, могли бы говорить древние языческие богини, берегини – нараспев, мягко, перекатывая слова, как спелые розовые яблоки по осенней траве.