Вершитель

– Вы правы, Ваше Преподобие, – смиренно отвечал папский легат, – в этом случае уместно вспомнить слова Иоанна Златоуста: «…Христос с самого начала отверзает дверь язычникам, желая через чужих научить своих».

– Аллилуйя. Так что будем терпеливы, Владыко Гозлен.

Послов принимали в храме святой Ирины, в одном из дальних залов.

Мозаичные стены, мраморные полы, узорчатые решетки окнах… Всюду вазы с пышными букетами. В клетках невиданные птицы, воздух, напоеный ароматами редких растений. Богатство Византии рождало в языческих душах сложную смесь зависти и восхищения.

В знак доброй воли киевляне вернули награбленные святыни: древнюю Библию, отнятую в одном из монастырей в пригороде Царьграда, иконы и престольные кресты. С особой радостью Царьград встретил своих плененных земляков, которых вернули язычники.

Патриарх Фотий оценил жест, принял языческих послов, пригласил их отобедать.

– Святейший патриарх, – учтиво обратился к святителю Аскольд, – как известно Вашему Святейшеству, в последнее время в Хазарском каганате растет число сторонников иудаизма. Из-за этого начались распри между сарацинами и евреями. Евреи говорят, что их вера самая святая и правильная, и побуждают нас принять их веру и обычаи. Сарацины предлагают мир и дары многие, и склоняют нас в свою веру, говоря, что их вера лучше, чем у всех народов. Мы же сомневаемся, что евреи и сарацины говорят правду. Потому что своими глазами видели вашу богиню во время осады, и видели, как она помогла вам. Но вашу богиню видели немногие. Большинство киевлян желает разобраться и принять решение. Мы приехали просить от вас мужа книжного. Пусть перед евреями и сарацинами защитит свою веру. Если победит он в споре евреев и сарацин, – Дир посмотрел на стоящего рядом Бративоя, – будем просить Ваше Святейшество крестить нас и сделать вашими братьями по вере.

Бративой кивком подтвердил слова своего господина.

Патриарх со вниманием выслушал послов.

– Есть у меня ученый философ и книжник, лучший из лучших – иерей Константин Философ. Он преподает философию в Магнаврском университете Царьграда, за что и получил прозвище Философ. Годами он молод, но опытен в богословских спорах. По воле Божьей ему пришлось вызволять наших земляков из арабского плена. Эмир со своими мудрецами загадывали ему хитрые загадки, но с помощью Божьей Константин Философ их разгадал, и пленных ему отдали. К тому же Константин родился и вырос в Солуни, и солунское наречие – его родное наречие. Этот язык близок вашему. Думаю, Константин Философ легко освоит ваше наречие и сумеет убедить твою дружину, каган, в святости нашей веры. Константин Философ приедет к вам. В помощники Константину мы назначим его брата, авву Мефодия.

Почтительно склонив голову, Дир попросил патриарха об одолжении:

– Ваше Святейшество, мы желали бы, чтобы встреча прошла на земле Византии, в Корсуни. По-вашему, в Херсонесе.

– Мне понятно ваше желание. Что ж, так будет даже лучше, – с благосклонностью отвечал патриарх. – Херсонес известен своей красотой и гостеприимством, и путь к нему не займет и пяти дней.

– Ваше Святейшество сам посетит Херсонес?

– Мы принимаем приглашение, брат Гозлен?

– Трудно отказать таким гостям, – улыбнулся папский легат, – но у нас нет благословления папы Римского.

– Уверен, папа не откажет в благом деле. Когда все будет готово к состязанию, – вновь обратился патриарх к послам, – сообщите нам. Мы приедем в Херсонес, и властью, данной мне Господом нашим, я сам крещу всех, кто пожелает покаяться и примет учение Христа.

Окрыленные таким ответом, послы отбыли готовиться к встрече.

* * *

… Вслед за богатством и покоем в дом Рюрика постучалась беда.

Умила неожиданно слегла.

Ни знахарка, ни Олег не смогли вылечить княгиню, и на Святки старая княгиня умерла.

Рюрик с Олегом и дружиной справляли тризну по княгине, когда у ворот раздался шум.

С факелами и светильниками мужчины пошли на голоса.

– Что там у вас? – крикнул Олег в темноту.

Стражники вытолкнули вперед связанного бродягу. Это был обносившийся в пути купец.

– Он говорит на нашем наречии, – сообщил Труан.

Купец упал в ноги князю Рюрику:

– Не губи, господин! Я торговый человек.

Рюрик велел поднять купца.

– Как звать тебя?

– Лидулом кличут.

– Из каких мест? – заинтересовался Рюрик.

– Из Любши я, – ответил несчастный купец. – В Полоцк пошел торговать, а там неспокойно. Ушел сюда, а здесь свои же и ограбили. Где правда, господин?

– Почему в Полоцке неспокойно? – насторожился Рюрик.

– Потому и неспокойно, что киевские князья с дружиной смуту в народе поднимает.

– Какую смуту? Разве в Полоцке не варяги?

– Не совсем. Киевские наместники с Полоцка дань собирают. Не поделили они что-то с северянами. А теперь в Полоцке наместник Изборский Вадим. В народе говорят, Вадима викинги изгнали с родной земли. Вот он с киевскими-то снюхался и объединился против викингов. Стало быть, Изборск и Полоцк заодно. Вместо того, чтоб бунтовщиков бить, собирают их вокруг себя.

– И чего хотят смутьяны?

– Говорят, ничьими данниками не хотим быть. Хотим быть свободными, торговать с греками, хазарами и булгарами.

– Ты имена их знаешь?

– Так я и говорю: Вадим Храбр. Сказывают, брат нашего князя Рюрика, внук Гостомысла, – ответил купец. – Вадим сидит в крепости, а его люди кричат, что много зла народ претерпел от Рюрика и его рода, а теперь все будет по-другому. А полоцкие воеводы захотели самостоятельности и Вадима поддержали, и еще смоленский военачальник Крив с дружиной, и чудской князь Калев с дружиной. Сказывают, Изборск, Смоленск, Белоозеро и Псков вместе пойдут на Ладогу.

Новость эта была подобна грому среди ясного неба. Дир с Аскольдом, Вадим и воевода Калев оказались предателями…

Рюрик сплюнул:

– Песьи дети. Меня сделали врагом? Предпочитают лечь под хазар, чем подчиниться мне, своему сородичу? Ну, так пусть получат, что заслужили.

Рюрик велел вернуть товар купцу и отпустить его с миром, а сам обратил весь свой гнев на волхва:

– Царьград тебе нужен был? Что молчишь?!

– Виноват, прости. Пора навести порядок на своей земле.

– Труби сбор, – велел князь подвернувшемуся воеводе Валлту.

… Туман над речной водой еще не рассеялся, когда викинги рассредоточились и осадили Полоцк.

Штурм ворот не занял много времени – привычные брать на абордаж боевые драккары неприятеля, пираты одолели препятствие почти без потерь. Особенно отличился воевода Валлт, из готландских пиратов. Воевода первым перемахнул стену и увлек за собой таких же отчаянных храбрецов.

Бой продолжился на подворье и в крепости. Дружины Рюрика без пощады рубили предателей налево и направо. Никому не удалось спастись, одному только воеводе Калеву с сыном Колываном удалось бежать из Пскова.

В надежде на спасение Вадим Храбр сдался.

– На колени! – велел отступнику Рюрик. Это был прежний Рюрик, с которым даны, норманны и готландские пираты выиграли не одно сражение, с таким Рюриком воеводы готовы были идти на край света. Все его мысли и дела были подчинены одной цели: покарать предателей. Изменники должны быть наказаны, иначе Рюрику не править восточными землями.

– Рюрик, – молил Вадим, – брат, вспомни, в наших жилах течет одна кровь! Пощади!

– Ты первый забыл о нашем кровном родстве. Теперь ты просто враг. Мой меч – твоя голова с плеч!

Взмах меча оборвал жизнь Вадима Храбра, и некому было его оплакивать.

Оставив наместником в Пскове отличившегося при штурме воеводу Валлта, Рюрик с дружинами отправился в обратный путь, в Ладогу.

* * *

… Для отражения набегов арабов и кочевых разбойников в Корсунской крепости стояла дружина Аскольда.

Сюда, в Корсунь, прибыли солунские братья Константин Философ и авва Мефодий с помощниками и учениками: Гораздом, Климентом, Саввой, Наумом и Ангеляром. Здесь, вдали от проницательного хана Ратмира киевской дружине предстояло выбрать между иудаизмом, исламом и христианством.

Константину Философу и его брату авве Мефодию уже приходилось переводить Евангелие с греческого языка на из родной солунский язык, теперь перед ними стояла более сложная задача – перевод Евангелия на иное, незнакомое наречие.

Первым делом Константин Философ попросил найти ему учителя наречия, на котором изъяснялись поляне и Аскольд с Диром.

Учителя отыскали, и Константин приступил к занятиям. Несколько месяцев Философ изучал язык полян. Вместе с аввой Мефодием они записывали звуки славянской речи, сравнивали их с греческими и составляли славянский алфавит. К тому времени, как патриарх Фотий и архиепископ Гозлен в сопровождении митрополита Михаила Сирина прибыли в Херсон, Константин говорил и понимал словенское наречие не хуже своего родного солунского и был готов к спору с имамом и раввином.

Гостей со всеми почестями проводили в трапезную в гарнизонной крепости, усадили за стол согласно сану и положению. За обедом патриарх Царьградский Фотий произнес такие слова:

– Вот, по воле Божьей я прислал вам книжников, братьев солунских Константина и Мефодия. За то время, что братья находятся в Херсонесе, они выучили ваш язык. Константин Философ хочет вести беседу с тобой, каган, и твоими людьми на вашем языке. На вашем языке он будет вести диспут с раввином. Диспутом мы называем словесное состязание, – объяснил епископ, увидев непонимание на лицах язычников.

Киевские наместники с почтением склонили головы перед Философом.

Диспут с раввином был назначен через три дня.

* * *

…Даже в солнечный погожий день дом Олега в Псковском лесу был накрыт туманом и сумерками. Здесь Олег учил халдейский язык, разводил змей, собирал яд, готовил и заговаривал магические отвары и снадобья. В свободное время наблюдал за несмышленым младенцем, дочерью Ольгой.

С младенчества Ольга поражала взрослых: мало плакала, была терпелива и неприхотлива. Ольга узнавала отца и улыбалась ему, и в очерствевшем сердце Олега пробуждалось что-то похожее на любовь.

Олег боялся этого чувства, боялся любой привязанности. Она делает человека слабым, а волхв и Хранитель Высшей Воли, будущий правитель Руси Олег Вещий не имел права быть слабым.

День угасал, безлунное, густое и черное небо опустилось на землю. Наступила ночь Гекаты[16].

Закончив собирать змеиный яд, волхв устроился отдохнуть на сундуке под окном. Сон не шел.

Олег лежал, перебирая в памяти прошлое и настоящее. Вспомнил безмолвное сопротивление Совета Двенадцати Вершителей.

Все чаще Совет ограничивал стремление Олега пробиться к вершинам власти. Мике умер, и заступиться за Олега было некому. Мике…

Внезапно пришедшая мысль подняла Олега с ложа.

Ночь Гекаты – самое подходящее время, чтобы вызвать дух Мике из царства мертвых.

Запалив светильник, Олег отправился в святилище.

Освещая себе дорогу, волхв спустился в грот, в котором бил священный ключ, и искупался в ручье. После омовения растер тело мазью из корня мандрагоры и полыни и сел у огня лицом на восток.

Выпив из бурдюка дурманного настоя, произнес заклинание:

– Бог трех миров, Великий Велес, открой двери Отраженного мира, позволь твоему слуге встретиться с духом Мике.

Так продолжал Олег повторять заклинание, пока веки великого волхва не смежились.

И увидел себя Олег в священной пещере.

Откуда-то появился кубок с напитком, Олег пригубил его.

– Ложись, – велел знакомый голос. Кто-то невидимый подтолкнул Олега к жертвенному камню.

Сбитый с толку, несколько смешавшись, Олег подчинился голосу и лег на камень лицом вниз, вытянул руки в стороны.

Напиток растворялся в крови, сознание Олега раздваивалось. Он то видел себя в пещере, то, подобно птице, парил среди облаков.

– Твои поступки, Олег, противоречивы, – слышал Олег все тот же голос. – Ты нарушал заповеди Хранителей, и мы не смогли прийти к общему мнению, не смогли решить, заслуживаешь ты изгнания или наоборот, восхождения на следующую ступень великих знаний. Ты сам это сейчас решишь. Мы здесь для того, чтобы ты увидел в Зеркале Отражений свои мысли и дела. Мысли и дела свидетельствуют, был ли ты истинным Светлым Хранителем. Если был, то удостоишься звания Вершителя. В противном случае ты лишишься всех званий.

В сознании Олега все завертелось, волхв увидел под собой заснеженные вершины гор, в кольце которых сияло круглое озеро. Приблизившись к озеру, Олег увидел в воде отражение сокола-ререга. Сложив крылья, ререг ринулся с высоты в озеро. У самой поверхности падение замедлилось, и ререг вошел в воду, как сквозь прозрачную стену.

Здесь Олег снова обрел свой человеческий облик и огляделся. Из пересечения миров выплыло лицо Ружнены…

Ружнена.

Прошлое, переплетаясь с настоящим, постепенно открывало Олегу причины и следствия его мыслей, слов и дел. По щекам Олега потекли слезы. Его любовь погубила прекраснейшую из дев.

– Смотри! – донесся до Олега приказ, которого он не мог ослушаться.

Он увидел обезглавленных в Гамбурге христиан, видел их мертвые губы, поющие какие-то свои песни. Упрямо не желая признавать вину,

Олег сделал усилие выбраться из сна, но его словно связали невидимые путы.

Теперь из небытия появилась Герина и ее уродливый младенец, Олег почувствовал смердящий запах разложения… Разве это его вина, что они умерли? Это была воля богов!

– Ты желал избавить Рюрика от Герины, – раздался неумолимый голос, – и духи исполнили твое желание.

– Смотри! – снова раздался властный голос.

Повинуясь чужой воле, Олег смотрел.

Из потока миров к Олегу устремились Вадим Храбр и его воины, казненные в Ладоге…

– Ты забыл о своем главном назначении, о том, что ты Хранитель и не имеешь права вмешиваться в людские судьбы и дела. Ты захотел земной славы и богатства. Поход на Царьград – твой замысел…

Сменяя друг друга, перед взором Олега заскользили тени умерших…

– Ты судил этих людей, считая себя Высшей Волей. Ты стал рабом своих желаний. Мы исключаем тебя из Совета и лишаем звания Хранителя.

На этих словах Олег вынырнул из озера и проснулся.

Стояла ночь, на небе не было ни единой звездочки.

Обессиленный волхв вышел из магического круга и лег на землю. Некоторое время осмысливал увиденное. Его дух заглянул в будущее – в этом Олег не сомневался. Мике, его преданный учитель пришел из царства мертвых, чтобы предупредить своего воспитанника об опасности.

«Что ж, значит, одному Вещему Олегу по силам перешагнуть запреты и призвать в помощники духов двух миров, а если понадобится, и Великого Демона Тьмы. Демон и духи дадут мне силы и власть собрать племена и построить великое царство. И посмотрим тогда, на чьей стороне будет Высшая Воля. Победителя не судят! Совет Вершителей сам напросился на это», – сказал себе великий волхв.

Превозмогая усталость, Олег поднялся и побрел к дому, неся перед собой горящую свечу.

«Если провести обряд в день Марса и в час Юпитера, можно сокрушить врагов и обрести почести» – размышлял волхв.

Придя в дом, Олег выпил приготовленную настойку для укрепления сил и задул светильник. Совершив эти нехитрые действия, волхв упал как подкошенный на застеленный медвежьей шкурой сундук и заснул.

… Для заключения союза с Темными Вершителями более всего подходил день Солнца и час Юпитера. Как учил Мике, Олег дождался указанного дня и часа, провел обряд и призвал Демона Тьмы.

Подчиняясь воле волхва, извиваясь и рыча, Демон явился на зов. Более мерзкого существа Олег еще не встречал.

– Отправляйся к Вершителям Тьмы и передай им мои слова, – повелел Вещий Олег духу. – Хочу, чтобы они меня посвятили в Вершители.

Дух пощелкал хвостами, прошелестел крыльями и растворился в воздухе.

Ночью Олег лежал с открытыми глазами на лавке и ждал ответа от Совета Тринадцати Темных Вершителей. На рассвете к Олегу явился дух-посланник, похожий на дракона.

– Тебя ждут, – коротко возвестил дух.

Олег прочитал заклинание, сосредоточился, закрыл глаза. Невидимая сила подхватила волхва, ноги его оторвались от земли. Сопровождаемый духом-посланником, волхв перенесся в одну из многочисленных пещер, где собирался Совет Тринадцати Вершителей Тьмы.

В противоположность Светлым, эти Вершители были одеты в плащи цвета крови. Лица их были закрыты масками. Только у одного из собравшихся лицо было открыто, и Олег не без удивления узнал в этом человеке князя ободритов Табомысла.

– Не бывает Света без Тьмы, а Тьмы без Света, – заговорщицки шепнул Табомысл Олегу.

– Мы готовы выслушать тебя, Вещий Олег, – обратился к волхву Старший Вершитель Тьмы. Голос показался Олегу знакомым.

Живо вспомнив свое посвящение на острове Руян, Олег вспомнил и голос – он принадлежал саксонскому чернокнижнику и магу Варлоку.

На осмысление догадок времени не было.

Олег выступил вперед.

– Я Вершитель и вы Вершители, – произнес Олег заготовленные слова. – Одежды у нас разные, но по своей сути мы одинаковы: мы стремимся сохранить нашу… – Олег замялся и посмотрел на Табомысла. Присутствие Табомысла путало и сбивало с мысли.

– Сохранить все, что нам дорого, любой ценой, – продолжил Олег. – Вершители Света упрекают меня в том, в чем виновны сами: в желании подчинить все своей воле. Но разве не для этого мы избраны богами? Они называют себя «светлыми», но так ли это? Они сбились с пути и стали соглашателями. Они забыли, что даже у простых смертных есть собственная воля. Каждая отдельная судьба – это нитка в ковре мироздания. Чтобы узор получился ярким, нужны нитки разных цветов. Если все нитки будут белыми, это будет не ковер, а полотно, лишенное красоты и жизни. Даже бабочка не сядет на такой ковер.

Темные Вершители согласно кивали. Каждое слово Олега Вещего затрагивало их темные души, воспламеняло сердца.

Такой Вершитель им и нужен. С Вещим Олегом они одолеют обыкновенную человеческую лень и трусость, которые Светлые называют «недеянием».

– Вещий Олег, боги наделили тебя великим даром убеждения. Мы принимаем тебя в Совет. Отныне ты нам ровня.

Олег вознес хвалу богу Трех Миров – Велесу. Теперь его не связывали никакие обязательства со Светлыми. Решение суда Светлых Вершителей уже не имеет власти над ним: волхв подчинил себе светлых и темных духов Явленного и Отраженного миров. Боги благосклонны к нему, Олегу Вещему, потому что он один стал их истинным служителем и защитником. Теперь он знает совершенно точно: соглашательство с христианами не угодно Высшей Воле!

В эту минуту равновесие между Темными и Светлыми силами покачнулось, чаша весом склонилась на сторону Темных.

* * *

… Готовясь к словесному поединку с раввином, три дня богослов Константин Философ не вкушал никакой пищи, кроме хлеба и воды. Так он делал в Багдаде, когда готовился к богословскому спору с эмиром, так сделал и на этот раз.

Каждый день он исповедался и принимал причастие из рук патриарха, и сегодня ощущал в себе благодать Духа Святого.

В день состязания Философ проснулся с восходом солнца. Перевернув песочные часы, встал на молитву и провел за этим занятием больше часа.

Окончив молиться, Константин Философ вспомнил детство, семью, отца и мать. Воспоминания захватили Философа, мысленно он оказался в далекой Солуни…

…Прислушиваясь к разговорам взрослых, отрок горящими глазами осматривал кустарники. Где-то там, в зарослях, прятались гнезда куропаток, которых должны поднять в воздух их собаки – Камила и Локи.

Наконец, сокольничий достал из телеги снаряжение – перчатки для охотников и клобучки[17] для птиц. Это был сигнал к началу охоты.

Ястреб был спокоен, и это спокойствие передалось Константину. Когда же птица устроилась на его руке, затянутой в перчатку, мальчик забыл обо всем, в том числе и о предложении, которое сделал Льву император Феофил, гостивший в Солуни.

Императора в поездке сопровождал хранитель печати Феоктист.

Канцлер Феоктист был другом семьи Льва Солунского. Именно канцлер обратил внимание

Феофила на незаурядные способности младшего из семи сыновей Льва – Константина.

Император предложил Льву отправить сына в высшую школу Константинополя – в Императорскую. Предложение было из тех, от которых не отказываются, и сердце Константина скорбело от предстоящей разлуки с домом. Ему было всего двенадцать лет!

Камила первая наткнулась на гнездо, в воздухе раздался крик встревоженной птицы, шорох крыльев и команда:

– Напускай!

Константин снял клобучок с головы ястреба, тот взмахнул крыльями, оторвался от руки и стал набирать высоту.

Сделав несколько кругов в небе, ястреб заметил добычу и приготовился атаковать.

Тут случилось непредвиденное: сильный порыв ветра подхватил и понес ястреба на запад от горы.

– Уносит, – прошептал Константин, еще не веря глазам. – Его уносит!

Кувыркаясь на ветру, ястреб пытался сопротивляться воздушному потоку, но ветер был сильнее птицы.

Сорвавшись с места, Константин побежал через кусты за птицей. Словно дразнясь, ветер переменил направление, и ястреба теперь относило к морю.

– Константин! – звали отец и брат, – остановись, Константин!

Константин не стал тратить силы на ответ.

Остановиться? Остановиться, значит бросить друга в беде! Для Константина это было невозможно.

Мальчик бежал, не отрывая глаз от ястреба. Споткнувшись, Константин упал на землю, не чувствуя боли в разбитых коленях, поднялся, но ястреб исчез из вида. Из глаз мальчика брызнули слезы…

Несколько недель Константин был безутешен, но скоро понял: все в этом мире временно и преходяще. Только вера в Бога и мудрость не отнимутся у человека. Божьим промыслом Константин посвятил свою жизнь наукам и преуспел в них, вот почему василевс направил его в Херсонес…

…Пора было отправляться в церковь – перед состязанием Константин желал вновь причаститься Великих Даров.

…Корсунь едва проснулась, а двор гарнизонной крепости уже стал наполняться желающими послушать богословское состязание Константина Философа с раввином. В основном это были люди состоятельные – бояре, воеводы и купцы. Их интерес к новой вере объяснялся просто – новая вера открывала новые возможности: Византия, Арабский Халифат и Хазарский каганат будут видеть в них не врагов и варваров, а единоверцев и союзников. Их торговля будет процветать, а города богатеть!

Тем временем зрители, переговариваясь, рассаживались вокруг помоста на скамьи. Едва скамьи заполнились, из крепости вышли Дир с Аскольдом и патриарх Фотий с архиепископом Гозленом, Константин Философ с братом аввой Мефодием и их ученики, митрополит Михаил Сирин и его воспитанники.

Воспользовавшись тем, что стражники выталкивали со двора какого-то сумасшедшего, в ворота проскользнули и смешались с толпой двое мужчин – боярин со спутником.

Эти двое привлекли внимание Константина Философа, взгляд его задержался на боярине. Хотя одет мужчина был, как обыкновенно одевались все киевские бояре, в зеленую свитку из аксамита[18], с непомерно длинными рукавами, и плащ, заколотый на плече фибулой, в мужчине угадывался чужестранец.

Спутник его был в плаще с капюшоном, скрывающим большую часть лица.

Оба чужестранца рассматривали помост и ведущую к нему деревянную лестницу и переговаривались.

– Не хватает виселицы, – мрачно пошутил спутник боярина.

– Это ничего не меняет, Труан, – отозвался боярин. – Казнь все равно состоится. Сегодня здесь разоблачат обман и казнят обманщиков. А мы станем свидетелями этого.

Внимательный глаз мог заметить, как переглянулись чужестранцы с худым и вертким поваренком – Константин Философ видел мальчишку на обеде у киевского наместника Дира.

Византийский богослов продолжал рассматривать чужаков.

Красивое лицо норманна наполовину скрывала шапка, отороченная черным песцом. Но вот взгляд Константина встретился с острым, холодным взглядом больших серо-голубых глаз. В них жила ненависть. «Кудесник», – открылось Константину. Как догадался читатель, кудесник этот был наш герой – Олег Вещий.

Философ видел ненависть в глазах волхва, а волхв видел проклятых светлячков, покрывающих голову философа-богослова. Их было такое множество, и светились они так ярко, что едва не затмевали солнечный свет.

Тем временем начался молебен.

После молебна патриарх Фотий благословил иерея Константина Философа, дал приложиться к Евангелию и объявил о начале диспута.

Стража заперла ворота, и состязание началось.

Первым на возвышение поднялся раввин – богослов и книжник Хазарского каганата.

Иудей этот был известным иконоборцем и еретиком. И хотя Труан плохо понимал, о чем идет речь, он чувствовал, что происходит что-то важное.

Раввин задавал Константину Философу вопросы, Константин на них отвечал и задавал вопросы раввину.

Поначалу противники владели собой, сохраняли хладнокровие, не перебивали друг друга, и зрители успели заскучать.

– Сказано в Писании: не изображай того, что на небе, – вяло нападал раввин, – вы изобразили. Сказано: не сотвори кумира. Вы сотворили. Не по этой ли причине императора Никифора обезглавили болгары? Ведь император был большим почитателем икон.