Последний портрет Леонардо

– А теперь давай всё сначала и подробно. Где ты купил дом, что это за дом и где ты нашёл письма? Только не плети мне небылицы про чердак.

Следующие десять дней после разговора с Генри Роберт не находил себе места. Во время их встречи он, конечно же, рассказал дяде и о своём замке, о кабинете и тайнике в столе, но на все его расспросы: «Что же написано в них, этих загадочных письмах?», Генри отрезал:

– Пока я ничего не хочу говорить, мне надо проверить кое-какую информацию. Как только я во всем разберусь, сам тебе позвоню.

Так Роберт и уехал ни с чем, с трудом сдерживая неизвестно откуда нахлынувшую обиду: он то отдал и таинственные бумаги, и ключик, а взамен не получил ничего, кроме взятого им самим обязательства ждать. Утешало лишь одно – Генри, заинтересованный находкой, явно стал бодрее, а значит, можно было надеяться, что здоровье его хоть немного поправится.

Роберт считал дни, сгорая от любопытства и нетерпения. Почти каждый вечер он снимал трубку телефона и начинал набирать номер дяди, но тут же вешал её назад. Позвонить первым значило бы признать свою слабость, а этого допустить он никак не мог, это было у них, Хайнцов, в крови – все упрямцы и никто не сдавался. Но более всего Роберт опасался… нет, не того, что Генри ничего не отыщет – в знаниях и в чутье дяди он не сомневался, – а что найденные им письма окажутся пустышкой, какой-нибудь женской, ничего не стоящей болтовнёй. Столько его надежд и ожиданий в таком случае рухнет прахом!

Генри позвонил на десятый день вечером. Быстро поздоровавшись, он сразу перешел к делу:

– Давай-ка так, сынок. Пришли за мной завтра шофёра часикам к девяти утра. Тебе будет удобно посвятить денёк своему дяде?

– Да, да конечно, – выдохнул Роберт. – Подожди, так ты завтра приедешь ко мне? Навсегда?

– Роберт, охладись. Конечно же, не навсегда. Но разговор будет важный, – и Генри повесил трубку.

Роберт зачарованно смотрел на телефон, переваривая услышанное.

Во-первых, дядин голос был очень энергичным, во-вторых, он приедет ко мне…! – а делал он это лишь однажды, двадцать пять лет тому назад, когда я жил в студенческом кампусе. В-третьих, он сказал, чтобы я уделил ему целый день, а это значит… есть что-то стоящее! Определенно, письма должны содержать нечто весьма ценное.

И Роберт побежал давать указания: сначала шофёру, а затем повару – необходимо было продумать завтрашний обед. После этого он сделал несколько звонков и отменил все запланированные на завтра встречи, а следом ему пришла в голову мысль, что неплохо было бы купить любимое вино Генри. Так как магазины уже закрылись, на следующий день утром он поехал на поиски вина. Нашёл его лишь в специализированном магазине в Мюнхене, и, потратив в хлопотах больше часа, Роберт ворвался домой за 10 минут до приезда дяди не столько запыхавшийся, сколько довольный – вино было куплено, а все эти разъезды помогли ему поменьше думать о предстоящем разговоре.

Мерседес медленно подкатил к двери, Роберт распахнул дверцу машины и подал Генри руку.

– Ну, здравствуй, сынок, – сказал дядя, выходя из машины.

Он слега похлопал племянника по плечу, потом обошел его и стал с явным удовольствием разглядывать замок. Так они и стояли – Генри, любующийся на замок, и Роберт, не сводящий глаз со старика, причём его восторг был не меньшим. Дядя словно помолодел лет на десять – в голубых глазах появились блеск и оживленность, куда-то ушла сутулость.

– Ну-ка, мой мальчик, побалуй стрика, – сказал он. – Покажи мне своё приобретение.

И Роберт начал показывать и рассказывать. Сначала они сделали круг вокруг замка, потом прогулялись по парку и снова вернулись назад. Роберт видел, что так же, как когда-то и он сам, Генри влюбился в это восхитительное архитектурное творение старых мастеров; что так же, как и он, дядя видит радость замка и отвечает ей свой радостью и чувствует в нём своего друга.

Роберт рассказывал, скорее для того, чтобы не сглазить хорошего впечатления, о своих трудностях – в каком запущенном состоянии он его приобрёл, сколько пришлось вложить в реставрацию, какие работы были сделаны, а Генри молчал и кивал. Уже после того, как они вошли в дом и осмотрели первый этаж, дядя бросил фразу:

– Поздравляю тебя, сынок. Ты сделал очень правильный выбор.

И Роберт, прекрасно знавший, что услышать из уст сдержанного и скупого на похвалу Генри такие слова было наивысшей наградой, покраснел от удовольствия.

– Давай попьем чая. Ты, наверное, устал с дороги, – предложил Роберт, приглашая дядю в столовую.

– Ничего я не устал. От чая, конечно, не откажусь, но пусть его принесут в кабинет, – ответил Генри.

«Конечно же, тайник, – усмехнулся про себя Роберт. – Генри просто не терпится его осмотреть».

Роберт сделал распоряжение слуге о том, чтобы чай принесли наверх, и они поднялись на второй этаж. Открыв дверь кабинета, он пропустил Генри вперёд, но дядя, войдя в комнату, даже не взглянул на стол, а прямиком направился к стене, покрытой деревянными панелями. Он всматривался в каждую из них. Наклонялся ближе, и, чуть ли не водя носом по дереву, изучал тонкий рисунок; после делал шаг назад и любовно смотрел на изумительно выписанных птиц, цветы и гроздья ягод; потом приседал, рассматривая нижние росписи, а следом, запрокинув голову, внимательно вглядывался в верхний ряд. Этакий медленный своеобразный танец – шаг вперёд, назад, на корточки, и вверх, неизменно сопровождаемый возгласами восхищения:

– Ты только посмотри, Роберт, какая красота… Это же великолепно, – говорил он, цокая языком, показывая на какие-то незнакомые ему ягоды. – А цветы, ты полюбуйся!

Очень долго Генри шел по периметру комнаты, не пропуская ни одной панели, ни одного рисунка, а Роберт ждал. Чай давным-давно остыл, Роберт изнывал от нетерпения и уже более не отвечал на всплески восторга дяди, а тот всё продолжал разглядывать и ахать.

– Генри, письма лежали в столе. Может быть, ты осмотришь стол? – не выдержал Роберт.

– Стол? Что стол? Это не так интересно, как росписи, – отмахнулся он и продолжал неторопливое исследование.

Уже пришел слуга за посудой и Роберт знаками, чтобы не отвлекать Генри, попросил его ещё раз подогреть чайник и принести вторично.

Слуга вернулся с горячим чайником, и только когда Генри осмотрел последнюю панель, он повернулся к племяннику с таким счастливым выражением лица, будто бесценные сокровища висели прямо здесь, на стенах кабинета.

– Ну что же, а теперь можно и чай попить, – потер руки Генри.

Чай пили молча и долго. Роберт всё ждал от Генри вопроса о письмах, но тот не проронил ни слова, лишь, как казалось Роберту, излишне громко прихлёбывал горячий ароматный напиток. Наконец, допив свой чай, Генри отодвинул чашку и спросил:

– И где же был тайник?

Роберт выдвинул второй ящик стола и с гордостью вынул узкую планку:

– Вот, посмотри!

Быстро взглянув, Генри произнёс, как показалось Роберту, без должного восхищения:

– Да, молодцы. Хорошая работа.

Следом он деловито достал из-за пазухи пакет, в котором лежали письма и крошечный ключик, аккуратно разложил всё это на столе, и вмиг сделавшись серьёзным, начал:

– Ну что же, перейдем к делу. Что касается писем, то три из них в историческом плане ничего интересного не представляют.

– Но,… как же так? – невольно выпалил Роберт. Он уже настроился на ценную находку, и дядино заявление его сильно обескуражило. – Ты же так долго не звонил, и я был уверен, что в письмах что-то есть!

Генри спокойно выдержал взгляд племянника, сделал паузу, и, улыбнувшись, ответил:

– Во-первых, я сказал почти, во-вторых, не представляют только три письма, но четвёртое очень занимательно. Письма, как ты уже понял, написаны на французском языке. Это переписка замужней женщины со своим любовником. Для нас интересно четвёртое письмо, вернее, даже не само письмо, а схема на его полях.

– Посмотри сюда, – указал он Роберту на изображение сбоку, где были небрежно нарисованы три лилии, а под ними написано:

Anna

Claude Leonardo da Vinci c’est notre peinture.

Catherine

Marguerite

N 8.18

– Ты видишь, мой мальчик, вот именно это самое невероятное. Ну, как тебе, а? – восхищённо сказал дядя.

Роберт изумлённо вглядывался в схему. Французский он не знал, с историей у него всегда были не лады, но он старательно делал вид, будто пытается разобраться… Хватило его лишь на пару минут, потом он умоляюще посмотрел на своего дядю:

– Генри, прости, я здесь ничего не понимаю.

– Читай внимательно, – запыхтел тот, – все имена указанные здесь очень известны, и ты должен мне сказать не только кто эти исторические личности, но и когда они жили, и как связаны друг с другом.

Роберт только пожал плечами, но поскольку настроение у Генри сегодня было явно хорошим, дядя снисходительно сказал:

– Ну, хорошо, хорошо. Тогда рассказываю я. Надеюсь, что такое королевская лилия, ты знаешь? – Генри взглянул на Роберта, но тот лишь пожал плечами. Тогда дядя фыркнул и продолжил:

– Это герб Валуа. То есть имена, написанные ниже, принадлежат королевской династии Валуа. Причём, если ты посмотришь повнимательнее, то даже ты, не зная французский и являясь полным остолопом, увидишь, что это женские имена.

На «остолопа» Роберт решил не обижаться, а имена действительно прочёл:

– Кажется Анна, Клод, Катерина и Маргарита.

– Да-да, все четверо – королевы Валуа и приходятся друг другу близкой роднёй, – сказал Генри.

– Постой-ка, – воскликнул Роберт, радуясь, что всё-таки кое-что ему известно, – Так это королева Марго!?

Генри поморщился:

– Да, теперь её так называют с лёгкой руки Александра Дюма. Правильно – Маргарита Валуа, королева Наваррская. Смотри, королевы указаны в исторической последовательности. Сначала Анна – это Анна Бретонская, дважды королева Франции, затем Клод Французская, дочь Анны Бретонской и Людовика XII, также королева. Сын Клод – Генрих II, был женат, как ты знаешь, на Екатерине Медичи, которая приходится Клод невесткой. А дальше Маргарита Валуа, дочь Генриха II и Екатерины. Кстати, Маргарита, в отличие от трёх предыдущих дам, не была королевой Франции, он была королевой Наварры. А теперь, мой мальчик, всё-таки тебе придётся внимательно слушать и запоминать, потому что схема, нарисованная в этом письме, не является обычной головоломкой, и отгадывать её нам предстоит вместе, – немного помолчав, Генри поправился, – а может быть и тебе одному.

– Итак, давай сначала я вкратце расскажу тебе о наших королевах. Первая – Анна Бретонская. Анна была дочерью герцога Бретани Франциска II, родилась в Нанте 25 января 1477 года. С раннего детства она воспитывалась как наследница герцогства, знала латынь, греческий и французский. Да, да, не удивляйся, в Бретани тогда говорили на кельтском языке. И кстати, ты должен уяснить, что в те времена Франция не была единым государством и поэтому огромные земельные владения Бретани являлись для многих лакомым кусочком, которые, в конце концов, стали принадлежать Франции. Анна умела вышивать, была обучена музыке, а с юных лет её приучали к политике. Что вкратце можно сказать о ней? Женщина очень интересная, дважды королева Франции, и заметь, – обычно у королей бывает множество любовниц, но оба супружества Анны являлись исключением из правил. Ни один, ни второй муж в браке официальных фавориток не имели, и более того, по дошедшим до нас сведениям, оба любили свою жену. От первого брака детей не осталось – все умерли в младенчестве, от второго две дочери, старшая Клод, младшая Рене. Умерла в замке Блуа в январе 1514 года.

Королева вторая – Клод Французская. Родилась в 1499 году. В 1514 году была выдана замуж за Франциска I, ей тогда было 15 лет. Вскоре становится королевой Франции. Умерла в возрасте 24 лет, родив семерых детей, один из которых Генрих, будущий король Франции.

Ну, про Екатерину Медичи и Маргариту Наваррскую я рассказывать не буду. Если захочешь, ты и сам сможешь о них многое узнать.

Давай вернёмся к нашей схеме. Смотри, от Клод идёт стрелочка, и написано Леонардо да Винчи – наша картина.

– Подожди, подожди это тот самый Леонардо да Винчи, известный живописец? – ошеломлённо спросил Роберт.

– Да, тот самый. И именно это и есть самое невообразимое. Дело в том, что последние три года своей жизни Леонардо провёл во Франции. Приехал он туда в 1516 году, и умер там же, во Франции в замке Клу-Люсе в 1519 году. Это было время правления короля Франциска I, а его женой была как раз Клод Французская. Интересно то, что чисто теоретически великий художник действительно мог написать там картину. Доподлинно известно, что он привёз с собой из Италии три своих живописных работы: знаменитую «Монну Лизу», «Иоанна Крестителя» и «Святую Анну с Марией и Христом». Все три сейчас находятся в Лувре. Также сохранились сведения, что в последние годы жизни Леонардо занимался анатомией, механикой, астрономией и принимал участие в подготовке придворных празднеств. Он сконструировал огромного льва, который приводился в движение пружинами. На празднике лев сделал несколько шагов навстречу королю, как будто собираясь на него напасть, и когда король ударил его жезлом, тот остановился, грудь его раскрылась, и все увидели белые французские лилии на голубом поле… Но это так, отступление от темы. По крайней мере, о том, что да Винчи писал новую картину во Франции, никаких воспоминаний не сохранилось.

Жил Леонардо, как я уже говорил, в Клу-Люсе – это маленький замок неподалёку от замка Амбуаз. В Амбуазе не то чтобы постоянно (Франциск обожал путешествовать по стране со своим многочисленным двором), но наездами жила и королева Франции Клод. Расстояние между Клу-Люсе и Амбуазом не более мили. И что интересно, Франциск даже приказал прорыть подземный ход прямо к замку, в котором жил Леонардо.

Но вернёмся к нашей схеме. Написано «наша картина». Во-первых, не очень понятно слово «наша» – то ли имеется в виду, что Леонардо писал Клод, то ли то, что он писал какую-то картину во Франции, принадлежавшую владельцам этого замка в то время, когда Клод была королевой. Но я склонен думать, что это был портрет королевы, потому как в истории о ней сохранилось очень мало сведений, а вот её муж – король Франциск I, очень известная и сильная личность. Во-вторых, даже если предположить, что картина была написана Леонардо, никаких воспоминаний о ней нигде не осталось. И в-третьих, если она действительно была, то где она сейчас?

Итак, всю задачу можно свести к двум вопросам. Вопрос первый: была ли картина? Вопрос второй: если была, то где она может находиться в данный момент?

Да и вот ещё, не менее важное. Я навёл справки. Ты знаешь, что это старинный замок. Я порылся в архивах и нашёл удивительные сведения. Во-первых, когда-то давно здесь жила бывшая любовница короля Франции Людовика XIV, она вышла замуж за владельца этого замка. То есть, если предположить, что Леонардо всё же писал портрет королевы Клод, то она могла, собственно, и привести его в этот замок. Во-вторых, последним хозяином этого имения был некто Эдуард Кауфман, умер он в 20-х годах двадцатого века. Его жена Ольга, заметь имя русское, бесследно исчезла в это же время. Как я понял, примерно тогда же и пропали все бумаги на землю и на сам дом …. Да, да, не удивляйся. Тебе, кстати, перед покупкой тоже не мешало бы выяснить эти сведения. После документы восстанавливали как невозвратно утерянные.

Роберт ошарашено смотрел на дядю:

– Подожди. Ты хочешь сказать, что у бывших владельцев этого замка имелась никому неизвестная картина Леонардо да Винчи?

Генри помолчал несколько минут, а потом, пожимая плечами, ответил:

– Получается, что так.

– Вот это да! – вырвалось у Роберта, и они оба притихли.

Первым нарушил молчание Роберт:

– И где картина может быть сейчас?

– А вот это нам и предстоит выяснить, – скала дядя.

– Но как?

– Посмотри на схему. Что мы не учли? – хитро улыбнулся Генри.

Роберт уставился на письмо.

– Номер 8 точка 18? – неуверенно спросил он.

– Да, – ответил Генри, и тут же его лицо озарила самодовольная улыбка. Только это никакой не номер. Это предсказание Нострадамуса, – с гордостью сказал Генри. – Да, да Центурия 8, катрен 18. И на расшифровку этого катрена я потратил целых… два дня, а это, позволю заметить, очень короткий срок.

Генри достал из кармана свои заметки:

– Итак, слушай, мой мальчик, – он надел очки, и стал читать:

– «Рождённая Флорой будет причиной её гибели.

Некоторое время тому назад выпили молодая и старая,

Ибо три лилии поставят перед ней большую преграду,

И она умрёт от своего дикого плотоядного плода».

Удивительно то, что этот катрен Нострадамуса считается не разгаданным, хотя здесь всё предельно ясно написано. И куда смотрят эти учёные профессора? Ну ладно, ладно. Я думаю, ты догадался, о чём здесь речь? – спросил дядя.

– Нет, я что-то не понимаю, – задумчиво ответил Роберт, – хотя три лилии – это наверняка Валуа.

Генри просто сиял:

– Да, да, ты абсолютно прав. На самом деле всё гораздо проще, чем кажется. Катрен посвящен Маргарите Валуа, которая, как ты знаешь, была первой женой короля Генриха IV.

Давай по порядку: «Рождённая флорой станет причиной её гибели». Здесь речь идёт о Габриэль д’Эстре, любовнице Генриха IV. Именно из-за неё король решил начать свой бракоразводный процесс с Маргаритой, брак с которой длился уже 17 лет. У Габриэль было трое детей от короля, которых он узаконил, и собирался официально жениться на ней. Однако она умерла в 1599 году, её отравили. Фраза «рождённая флорой» указывает на мать Габриэль. Фамилия матери де ла Бурдезьер (Bourdaisiere). Есть такое растение – ломкая крушина (bourdaine фр.), именно поэтому Габриэль – рождённая Флорой. Кстати, в народе это растение называют «волчья ягода».

С этим мы разобрались, поехали дальше: «Некоторое время тому назад выпили молодая и старая». Скорее всего, имеется в виду, что Маргарита Валуа была королевой Франции лишь формально, так же как и Жанна Французская (жена Людовика XII, который добился развода с ней в 1499 году) и Мария Стюарт. Соответственно Жанна Французская – старая, а Мария Стюарт – молодая. Все эти три женщины должны были стать королевами Франции, но так и не были коронованы.

«Ибо три лилии поставят перед ней большую преграду» – ну, это понятно, это близкие родственники Маргариты Валуа: её мать Екатерина Медичи, и два брата – Карл IX и Генрих III. Надо сказать, что эту самую преграду они стали возводить ещё с юных лет красавице Маргарите. Когда у неё начался бурный роман с герцогом Гизом, король Карл IX и Екатерина запретили ей думать об этом браке, так как он усилил бы Гизов и повысил их шансы на престол. А дальше и мать, и брат Генрих пытались всячески образумить Маргариту, которая всегда имела много любовников, причём родные особо не церемонились. После Варфоломеевской ночи она провела какое-то время в качестве заложницы в Лувре. Потом Генрих III нанёс ей страшное оскорбление при дворе, а спустя некоторое время запер в замок Юсон. По его же распоряжению любовник Маргариты был казнён на её глазах. Екатерина Медичи исключила дочь из своего завещания и больше никогда не виделась с ней. Она называла Маргариту «моё несчастье» и «это существо».

«И она умрёт от своего дикого плотоядного плода», я думаю это тоже ясно. Всем известны её многочисленные любовные похождения, которые не прекратились и в конце жизни. Плотоядный плод – это похоть. Ну что же, сомнений не остаётся – Центурию 8, 18 катрен Нострадамус посвятил последней королеве рода Валуа – Маргарите.

– Только знаешь, что самое интересное? – спросил Генри.

Роберт пожал плечами:

– Нет.

– А то, что Нострадамус опубликовал эту центурию, когда Маргарите Валуа было всего лишь три года, будущему королю Генриху IV четыре, а Габриэль д’Эстре ещё не появилась на свет. А великий предсказатель ночью, в своём кабинете, написал катрен 18 из 8-ой центурии, который абсолютно точно повествует о судьбе последней, так и не коронованной королевы Франции из рода Валуа, Маргариты. Вот так. А некоторые говорят, что предвидения Нострадамуса просто выдумка… Мда… Ну, а теперь, – сказал Генри с азартом, – давай открывать заветные ларцы!

Он даже потирал руки от нетерпения.

– Какие ларцы? – недоумённо спросил Роберт.

– Ты действительно ничего не понял? – Генри смотрел на племянника с большим удивлением. – Роберт, оглянись вокруг! Если картина когда-то существовала, то она висела именно в этом кабинете. Я тебе даже подскажу, под панелью, на которой изображено… ну? – подталкивал Генри.

Роберт ещё не успел переварить столько информации: картина Леонардо да Винчи, Маргарита Валуа, Габриэль д’Эстре.

– Генри, извини, я ничего не понимаю. Где могла висеть картина?

– Роберт, па-не-ли, – произнёс он по слогам, как ребенку. – Посмотри вокруг. И потом ключик, который ты нашёл…

– Ты хочешь сказать, что этим ключом можно открыть панель и там внутри висит картина…?

– Может висеть, Роберт. Может! Вероятность очень мала и всё же она есть. Итак, поздравляю тебя – ты догадался. А теперь покажи мне нужную панель.

– Подожди, как я могу знать?

– Катрен Нострадамуса, – снисходительно подсказал Генри.

– Ты говорил волчья ягода?

– Да. Помнишь, как она выглядит?

– Чёрные такие ягоды, листья круглые, – задумчиво проговорил Роберт, обходя кабинет и всматриваясь в панели на стене.

– Генри, посмотри, эта?

– Да, молодец, – подтвердил дядя. – Кстати, обрати внимание, именно здесь и могла висеть картина. Панель находится на уровне глаз, освещение прекрасное – недалеко от окна, но так, что прямые лучи солнца не попадают. Всё очень продумано.

– Подожди, Генри, мы сейчас будем открывать панель, и там может висеть картина? – не унимался Роберт.

– Да, будем открывать и для этого нам понадобиться лупа и очень острый и тонкий нож, – деловито подтвердил дядя. – Потому что был ремонт, панели покрывали лаком, и нам надо прорезать лаковую пленку.

И тут Генри, словно фокусник, вынул из кармана пиджака небольшую коробочку, в которой лежал тонкий нож.

– Роберт, дай-ка мне лупу, – скомандовал дядя.

Роберт поднёс дяде лупу и встал у него за спиной. Вдвоём они рассматривали сквозь увеличительное стекло старинную дубовую панель, на которой в правом нижнем углу было отчётливо видно маленькое отверстие для ключа. Генри очень аккуратно снял лак с замочной скважины, а потом провёл ножом по периметру панели.

– Давай ключик, – сказал деловито дядя, и Роберт кинулся к столу за ключом.

Взяв из рук Роберта ключ, Генри вставил его в отверстие. Тот вошел как влитой. Оба затаили дыхание, Генри сделал оборот, что-то еле слышно щёлкнуло, и он потянул панель на себя. Панель со скрипом открылась, и перед ними предстала большая, серебряная, потемневшая от времени роскошная рама, которая была… абсолютно пуста. Внутри неё белели старинные камни стены.

– Роберт, значит, она была! – воскликнул Генри.

– Картины нет, – в тот же момент уныло заявил Роберт.

– Нет, я глазам своим не верю. Картина самого Леонардо да Винчи висела здесь, – восторженно повторял дядя. – В это невозможно поверить!

– Генри, извини, пожалуйста, но чему ты так радуешься? Ведь никакой картины нет. Есть только пустая рама.

– Ты совершенно прав, мой мальчик, но рама указывает нам на то, что записи на полях письма – правда. Именно это самое главное, – восхищённо говорил Генри. – Значит, она была! Не просто картина, а картина самого Леонардо да Винчи. Кстати, сними раму, давай-ка её посмотрим.

Роберт снял раму и поднёс её к столу:

– Тяжёлая, – констатировал он.

Генри с лупой внимательно осмотрел ангелочков, искусно сделанных внизу рамы, прощупал стрелы, и провёл рукой по пыльной поверхности:

– Да, умели тогда делать красивые вещи, – сказал он.

– Генри, получается, что картина Леонардо да Винчи висела в этом замке, – стал рассуждать вслух Роберт, – причём о ней, кроме бывших владельцев, никто не знал. Но где она может быть сейчас?

– Да где угодно, – отозвался дядя. – А может быть, её уже и нет вовсе. Война и не такое перемалывала… Но, – Генри стал говорить очень энергично. – У нас есть шанс, и мы обязаны его использовать. В существование Трои тоже никто не верил, а тут сам Леонардо да Винчи. Надеюсь, тебе не надо объяснять, что такое картина Леонардо?

– Не надо. «Мадонну с веретеном», похищенную из частной коллекции в 2003 году, оценивали примерно в 60 миллионов долларов. – Роберт замолчал, размышляя, а потом спросил:

– Я что-то не пойму, на что мы можем надеяться? Если картина существует реально, это значит, что она хранится у кого-то. Какие-то люди знают, что у них есть неизвестная картина Леонардо да Винчи, за которую они получат огромную кучу денег, и, наверное, просто ждут, чтобы она ещё подросла в цене, так получается?

– Нет. Не совсем так, – возразил Генри. – Дело в том, что Леонардо да Винчи не подписывал своих полотен. Не спорю, на его картине «Дама с горностаем», которая находится в музее Кракова, сверху выведено Леонардо да Винчи, но насколько я знаю, это единственное полотно, на котором есть имя художника, и написано оно явно не самим Леонардо. Великий итальянец оставлял на своих полотнах знаки, например, взлетающая птица. В этом смысле очень примечательна история его картины «Дама с цветком», или «Мадонна Бенуа» из коллекции Эрмитажа – на ней, кстати, тоже есть этот знак. Так вот, это полотно купил у бродячих артистов купец Сапожников. Позже его внучка, которой картина досталась в приданное, вышла замуж за архитектора Леонтия Николаевича Бенуа. Леонтий посчитал, что это работа Леонардо да Винчи, и Александр Бенуа – младший брат Леонтия, художник и искусствовед, повёз её специально в Берлин, чтобы показать знаменитому Боде (это один из главных авторитетов по истории европейского искусства того времени, директор Государственных берлинских музеев). Посмотрев внимательно картину, тот сказал: «Нет! Это не Леонардо, но, возможно, что это произведение кого-нибудь из соучеников да Винчи по мастерской Вероккио». Потом Александр Бенуа отправил эту картину в Париж на реставрацию. Парижские искусствоведы также отрицали, что картина принадлежит кисти да Винчи. И только спустя 8 лет, в 1906 году, профессор Моллер Вальде, который видел эту картину в Берлине, на основании рисунков Леонардо да Винчи с уверенностью доказал, что «Мадонна Бенуа» является именно его произведением. Я тебе всё это рассказываю к тому, что подлинность установить не так-то легко, и поэтому если картина находится у дилетантов, они вряд ли догадываются, что она принадлежит самому да Винчи. Конечно, конечно, если полотно ещё существует.