скачать книгу бесплатно
– Зарплату учителям и врачам повысить обещали, – гордо, с улыбкой, произнесла она.
– Скажи лучше, что всем. Так ещё радостнее станем.
– Надя, угомони своего, – пожаловалась она золовке.
– Дай договорить человеку, – жена налила маленькую стопочку уже пьяному мужу. «И так не трезвый, что с ним ещё будет?» – думала она. Тот с радостью её опустошил.
– Со временем, может быть, это войдёт в силу, – продолжала тётя Таня. – Главное, что скажу: сейчас для детей всё делают, поэтому рожать надо. Это я к тебе обращаюсь, Алис.
– Зачем рожать-то? – с иронией спросила та.
– Как зачем? Говорю же, сейчас всё для ребятишек делается. Рожать надо! Для себя, для страны…
– А что страна?! – хозяин квартиры, уже изрядно опьянев, хлопнул кулаком по столу. – Страна – казармы под церковным куполом! Я был кем? Начальником! А теперь что? Охранником вздумали меня уволить…
Все, ошеломлённые от внезапного удара и дикого напора говорящего, изумлённо и немного испуганно смотрели на Горбунова, который принялся наливать себе очередную порцию водки. Через секунду до каждого дошёл смысл последних им сказанных слов. Вмиг лицо Надежды Дмитриевны побледнело.
– Как уволили? – произнесла она, почти не шевеля губами, сразу выхватила стакан у мужа из рук, вылив ни в чём не повинную жидкость в ни в чём не повинный цветок. Она побагровела и воскликнула:
– Что же ты такое говоришь, скотина такая?! Когда это тебя уволили?
– Два дня назад, – отмахиваясь от неё, отвечал он, – Изменения до нашей конторы только дошли – под сокращение попал.
– Какое сокращение! Ты не прошлой неделе только один раз на работу выходил, пьяный был.
– Ну, а ты думала, после этого меня не уволят?
Надежда Дмитриевна резво вскочила и метнулась в другую комнату. Было слышно, как она что-то ищет. Озерской тем временем допил остатки бутылки прямо с горла и не спеша пошёл в свою комнату засыпать и не слышать дальнейшие крики, но не дошёл до спальни и свалился в гостиной на диване. С телефоном в руках его жена вернулась на кухню и впрямь закричала:
– Что же ты раньше мне не сказал! Что мне теперь Никите Ивановичу спустя два дня звонить?
– Негоже так ссорится в петров пост, – осторожно проговорила тётя Таня, качая головой.
– А нам что? – усталая женщина ополоснула горло стаканом воды, – Нам не до Бога, у нас своих проблем хватает.
Она бросилась в комнату к спящему мужу и принялась его будить, упрашивать, чтобы встал и пошёл извиняться да просить перед начальством. Проворная тётя Таня направилась за ней, чтобы ту успокоить. Молча наблюдавший за всем дядя Боря, уже сам изрядно выпивший, остался и завёл разговор с Алисой, также с печальной немотой смотревшей на происходящее.
– Что ты такая грустная сидишь? – начал разговор он, заглядываясь не её лицо. – Говорят, что улыбка красит человека, слышала о таком? Тебе бы улыбаться побольше – ещё краше станешь!
Он попытался встать, подошёл к ней сзади и начал перебирать её волосы, приговаривая:
– Какие они у тебя длинные! Смотри-ка, можно тебе различные причёски делать, косы плести. Вот такие! Длинные, длинные косы тебе заплетём! Хочешь, заплету?
– Ладно, потом, – отвечала Алиса.
– Что потом? Не хочешь? Ну, хочешь? – проговаривал он пьяным голосом.
– Потом.
– Ты же у меня любимая дочка моей сестры. Правильно? Кто? Племянница! Дай, я тебя обниму!
Только спустя один час уставшая Надежда Дмитриевна стояла на кухне и мылила загрязненную посуду, которую Алиса вытирала, выслушивая причитания и ругань своей матери. К этому времени дядя Боря с тётей Таней успели уехать, подняв заснувшего Горбунова с пола, куда его свалила в попытке разбудить жена. Ещё через некоторое время в этой квартире воцарилась тишина от того, что, проживавшие в ней, уже спали в отдельных комнатах, изрядно уставшие от прошедшего дня.
На следующий день телефон зазвенел с самого раннего утра, отчего разбудил недовольного Макса. У того изрядно болела голова, но он сделал усилие и поднял трубку.
Звонила его мать. Она пожелала ему доброго утра, которое Гордеев таким не считал, и напомнила о том, о чем он уже успел благополучно забыть.
– Конечно, не забыл, – отвечал он, – Да, приду.
Поводом для своевременного пробуждения служило напоминание матери о данном им обещании – навестить их с бабушкой. Именно на этот день выпал её нечастый выходной, в который та захотела увидеть сына. После долгих утренних сборов и оживляющей минеральной воды Гордеев вышел из дома совершенно посвежевший. Мать с бабушкой жили в двадцати минутах езды от его дома. Спустя это недолгое время он уже стоял в небольшой прихожей и принимал объятия от своей радостной матери и бабушки.
– Долго же мы тебя ждали, – произнесла Людмила Васильевна в то время, как стрелки на часах отсчитывали девятый час утра, – Проходи, голодный, наверное.
На столе уже ожидали аппетитные, только что приготовленные блины и необычайно вкусно пахли, распространяя свой аромат на всю квартиру. Рядом стояла керамическая розетка с рисунком гжели, в которой помещалось земляничное домашнее варенье. Несколько разогретых пирожков дымилось рядом на тарелке. Всё это и разлитый по кружкам чай были заботливо расставлены на столе вместе с сахарницей и предусмотренными салфетками.
Макс благосклонно сел за стол и с удовольствием принялся за еду. В животе до этого момента было необычайно пусто, ведь вчера он не поужинал как следует, так как вернулся на квартиру довольно поздно и выпившим, отчего Эдик начал спрашивать, где он успел принять алкоголь.
Для того чтобы не отвечать на вопросы, Гордееву пришлось идти спать голодным. Он, ничего не сказав Эдику, прошёл мимо него и без единого звука лёг на свой до пятнышек известный диван, укрылся и заснул. С завтраком тоже не повезло: после того, как его разбудила мать он успел лишь принять душ и выпить минералки. Теперь же домашняя лакомая еда была очень кстати. Управляясь с блинами, Гордеев отвечал на то и дело возникающие вопросы.
– Как ты поживаешь то? – спрашивала мама. – Давно тебя не видали, редко заходить стал, случилось что-то?
– Нет, всё хорошо. Я лишь занят на данный момент поиском работы, поэтому совсем нет времени вас навестить.
– Как так ты на работу решил устроиться? – воскликнула бабушка.
– Макс, тебе что, денег не хватает? Возникли какие-то проблемы или что-то хочешь приобрести? Ты только скажи, мы что-нибудь придумаем, – с беспокойством задавала вопросы Людмила Васильевна.
– Всё нормально, не беспокойтесь, – отвечал он непринуждённо, – Мне всего лишь нечем заняться летом, а денег подзаработать –лишним не будет.
У него не было сомнений по поводу рассказа о воскресной истории и его будущих замыслов, придуманных вчера на скорую руку в баре – говорить об этом не стоило. Всё это вышло так нелепо и неприятно, а затем вылилось во что-то возбуждающее и неопределённое. Но лгать обо всём он не хотел. Его одолевало чувство неудобства перед своими родными. В такой ситуации правду необходимо объяснять, а также рассказывать о мотивации своих действий тем, кто этого не поймёт. Поэтому он решил пропустить данные этапы и благополучно недоговорить о своих замыслах.
– Что же ты раньше не сказал, что работу ищешь! – воскликнула бабушка. – Я же совсем недавно только ходила в церковь к батюшке, свечки на здоровье ставила. Я ведь и тебе могла поставить, чтобы Боженька работу помог найти, коль сказал бы раньше.
– Ничего, бабуль, с поиском работы в наше время и Бог не справится, сам побежит свечки ставить.
– Вот что ты опять такое говоришь! – недовольно заговорила она и перекрестилась наспех.
– Ничего, говорю, что мне лишь удача поможет.
– Так я ведь и на удачу могла свечки поставить!
– Поставь, поставь, бабуль, в следующий раз. Лишним не будет.
– Ну вот и хорошо! Тебе бы самому, конечно, сходить, но я с батюшкой в хороших отношениях, я его попрошу, и он о тебе помолится, – она сразу повеселела, перекрестилась и прикоснулась к своей кружке крепкого чая, будто произнося тост:
– Да прибудет с нами Бог!
– Да не убудет от него здесь! – добавил Макс.
Бабушка будто и не заметила его слов, возбуждённая внезапными божественными думами. Мать искоса на него посмотрела.
– Церковь многим помогала, да некоторые не хотят в неё идти, – продолжала тянуть тему бабушка, а после и вовсе принялась рассказывать о чужой судьбе:
– Вот, например, одна моя знакомая не хотела сначала, а потом сходила, и легче стало. Татьяна – бедная женщина. Замуж она вышла по любви, а после детей с мужем захотели. Всё не получалось у них никак, но в один момент чудо случилось, и родился мальчик. Однако с диагнозом – сахарный диабет. Вроде и не страшно, живут же люди с этим в наше время. Но никто не понимал, откуда болезнь взялась, оба ведь здоровые, да и в роду у них такого не было. Смирились и второго ребёнка родили. Следующий мальчик тоже не совсем здоровый получился, астма, говорят. Тут уже отец загоревал. Не богатые ведь они, а на лекарства много денег уходит. Пить он начал. Так много пил, что однажды возвращался пьяным в морозы, да чуть-чуть до дома не дошёл. Свалился в снег и замёрз насмерть. Татьяна поплакала, но не опустила руки. Сходила в церковь, чтобы вспомнить, что ради детей надо ещё жить. Ничего не поделаешь, стала одна двоих больных мальчиков растить. В две смены работает и иногда в церковь к батюшке забегает. Такая бедная, что даже сильная женщина!
– Татьяна – боевая натура, она справится, – прокомментировала мать. – Я вон тоже Макса одна воспитывала, через многие трудности мы прошли. И хорошо, что прошли!
– Верно, трудности нам Бог посылает, чтобы мы сильнее становились, – одобрила бабушка.
– Будто в неудобствах есть сила! – воскликнул Гордеев.
– Конечно! – отозвалась на реплику сына Людмила Васильевна. – Ничего, что неудобства были, можно и с ними вырасти нормальным здоровым человеком.
– Здоровый человек! – не выдержал Гордеев. – Нет сейчас здорового человека, ни психически, ни физиологически. Что это вообще значит? Покажите мне такого человека с идеальной осанкой, хорошим зрением, режимом сна, крепкими нервами, без психологической травмы детства, вредных привычек, своих заскоков и нереализованных мечтаний. Покажите мне его, да и вскройте следом. Внутри него непременно окажутся болтики и винтики ну или же флаг другого, нероссийского государства.
Гордеев даже отодвинул кружку с чаем, чтобы хватило место его широкому недовольству и обширному высказыванию. У Людмилы Васильевны монолог также вызвал бурю эмоций и вулкан негодования. Она начала всплесками отрывистой речи перебивать мысль Макса.
– Мы через многие трудности прошли и столько же неудобств выдержали, а полностью нормальными выросли. Продолжаем, и будем продолжать так, что всё перенесём и вытерпим!
Бабушка принялась усердно кивать, пребывая в собственных раздумьях, поглядывая то на внука, то на дочь, которая принялась перечислять весь багаж перенесённых ею сложностей.
– Что такого ещё было? Зарплату маленькую выдали, так мы научились экономить! Я собственными руками вещи тебе, маленькому ребёнку, шила из ткани, что мне сестра присылала. Еда у нас всегда была. Ещё какая! Свежие, натуральные, домашние овощи имели, какие нам моя тётка присылала из собственного огорода. И сейчас нормально живём.
– Только горячую воду порой отключают, – добавила бабушка. – Дом уже старый, всё время какие-то работы у них ведутся.
– Да, но мы кипятить её умеем, быстро приспосабливаемся, – звонко проговорила Людмила Васильевна и добавила с некой гордостью. – Это хорошо, что с неудобствами живём, ведь так не каждый выдержит. А мы, сильные, выдержим непременно!
На том она, совершенно успокоившись, завершила свою речь.
– Неудобств, конечно, много, – подтвердила бабушка. – Вот, например, у вас на квартире должно быть плохо от шума было, когда на площади собралась толпа в воскресенье?
При возобновлении этой забытой темы мать внимательно посмотрела на лицо сына с некой тревогой, ожидая его реакцию.
– Очень шумно было, – с невозмутимостью отвечал Макс. – Звукоизоляция ведь у нас не к чёрту! Всякий раз, когда слышу, как Иван Петрович, мой сосед, чихает, то здоровья ему желаю, а он мне на это «Помереть бы уже» отвечает.
– Я слышала, как там происходили большие беспорядки, – осторожно добавила мать.
– Беспорядки везде сейчас происходят, – проговорила бабушка.
– И то верно! – отметил Гордеев. – Беспорядки везде, но только с площади увозили за решётку.
– А ты откуда знаешь, что увозили людей? – заинтересовалась Людмила Васильевна.
– Говорили об этом и писали в интернете так много, что больше, наверное, и не напишут.
В оставшееся время за столом поднимались темы обыденного, бытового характера. Разговор был протянут до обеда. В двенадцать часов Гордеев вновь стоял в прихожей и принимал прощальные объятия от матери и бабушки, которые говорили ему напутственные слова и взяли с него обещание приезжать к ним почаще.
V.
Речь Макса, произнесённая в баре, не являлась странным последствием опьянения. Не без нотки юношеского максимализма, но уже с твёрдым намерением он говорил о своей идее. Это стало своеобразным итогом его долгих раздумий последних дней. Решение это, скорее всего, зародилось много времени назад после первого потрясения от вида ужасающей несправедливости, про какую он услышал или же увидел собственными глазами либо в детстве, либо уже в ясном возрасте. Нельзя было вспомнить точку поворота окружающей действительности во что-то совсем уж непристойное. Казалось, так было всегда, но продолжения ему не хотелось. Что-то было в душе неладно, жгло, отказывалось смиряться и подсказывало иной путь. Но он не мог понять, какой же был тут выход. После событий на площади не поменялось ничего, и его разочарование, казалось, нарастало с каждым днем. Лишь в то мгновение в том самом баре, когда рядом находились молодые, весёлые единомышленники, его осенило. Где-то внутри проскользнула мысль, был подсказан единственно правильный путь борьбы.
Вся следующая неделя была заполнена подготовкой плана воплощения его задумки. В связи с этим было принято решение встретиться всем в конце недели в каком-нибудь укромном месте, чтобы обсудить дальнейшие действия их новоиспечённой организации. Провести первое, так сказать, собрание. Максим, Денис и Алиса решили до этого времени привлечь к себе единомышленников. А именно: ненавязчиво выяснить обстановку среди своих знакомых, не рассказывая, разумеется, до конца о своих планах. Но если бы кто-то действительно интересовался общественными делами, пригласить его на посиделки с обсуждением этих тем. Необходимо это было для того, чтобы начать их задуманное масштабное дело с большей силой, чем являлись они в лице трёх человек.
Все знакомые Алисы из того района, в котором она жила, не были заинтересованы политикой. Или же они не были заинтересованы ей настолько, чтобы куда-то идти, да ещё что-то делать. Даже разговоры на эту тему заводились в те редкие минуты, когда поговорить уже и впрямь было не о чём. Старшее поколение всё же негодовало, но лишь на миг, вскоре они всё равно возвращались к своим приближённым проблемам. Оттого было удивительно, откуда в Алисе возникли эти идеи и не свойственная здесь решимость что-то изменить.
На поиски единомышленников Гордеев не жалел сил. Он решил обзвонить всех своих знакомых однокурсников, друзей, соседей, заводил с ними отдалённые разговоры в надежде выявить диссидента, для которого так же, как и для Гордеева, была ощутима потребность в борьбе, переменах. Через два часа бессмысленных звонков Макс уже искал любого человека, готового прийти и посидеть в баре, послушать их рассуждения, почитать всем известных классиков. Наблюдая за тщетными попытками Гордеева, Эдик долго смеялся, крутя у виска и поговаривая, будто тот сошёл с ума. Ему Макс рассказал все, как оно есть, пребывая в это время, видимо, в моменте своей горячности. Эдика нельзя было этим удивить, он хорошо знал своего соседа. Гордеев, конечно, не стал предлагать ему примкнуть к их движению, так как мог предугадать его поистине гротескную реакцию, которая затем и произошла:
– Уже представляю вас, юные гераклы, решившие истребить древнее зло, – смеялся Эдик, когда Макс поведал ему о своей затее. – Вы грозно ступаете на подземную тропу, едете на метро, затем воинственно подходите к обители мрака, дурдома и кошмара, в руках у вас свисток, на голове бейсболка, а вид – несчастного котёнка.
После этих слов Эдик важно прошёлся по комнате Макса, напялив на себя кепку и взяв в руки небольшой свисток, продолжил говорить, махая руками:
– И начинаете вы колдовать, посыпались проклятия, волшебные заклятия, ещё какая-то ерунда, и вот – вся ваша, целиком, борьба.
Данный спектакль с собственным сценарием Эдик устроил исключительно по порыву своего творческого Я, как он это называл. Как уже было сказано, на юридический он поступил в спешке, не слишком задумываясь о своей будущей профессии. Однако он об этом и не жалел, но иногда упоминал это самое Я, которое в нем, по его словам, жило и проявлялось в любых уместных или же неуместных ситуациях. Каждому приятно мнить себя творческим, креативным человеком, нужно же что-то о себе вообще мнить. И в этом Эдик не отличался от всех.
Всё же эта сценка и причитания Эдика не остановили Макса. Более того, он и вовсе не обращал никакого внимания на слова и выходки соседа. Характер и взгляды его Гордееву давно были ясны. Темы, которые волновали Макса, нисколько не заботили Эдика, он упорно их избегал, так как это абсолютно не входило в круг его интересов. В редкие минуты невозможности отмолчаться по поводу некой проблемы он имел скорее консервативные взгляды, но старался и их высказывать осторожно, чаще всего он уподоблялся мнению большинства.
Остальные люди, привыкшие и успевшие приспособиться к существующему образу жизни, к которым обращался Макс, также отвечали отказом на его предложение.
Успеха в зазывании своих знакомых не имел и Денис. Однако в его голову пришла решительная мысль. Неожиданно для себя он вспомнил недавнее знакомство с ни кем иным, как молодым журналистом. В личном разговоре тот признался, что пишет не только для местной газеты в качестве успокоения своих родителей, но и ведет успешный блог. Идея Дениса заключалась в том, чтобы через этот самый блог Саша дал бы объявление о возникновении кружка поэзии и обмена мнениями. А после, как представлял себе это Денис, журналист мог бы распространить данную новость среди коллег, и таким образом дать размах их идее. Никакого обмана парень не чувствовал, ведь их движение так и должно начинаться – с объединения людей и высказывания своих мнений, а что будет дальше – время покажет. «Более того», – думал он, – «Главное – привлечь людей, а там уже и выяснять настроения. Быть может, получится хорошо провести время. А если и что-то большее, то и это хорошо»
В среду, к назначенному месту Саша явился с опозданием в пятнадцать минут. Извинившись, он угостил Дениса пивом и внимательно выслушал его просьбу. После чего, то ли с недоверием, то ли со скрытым интересом спросил:
– Поэзию любишь?
Денис мгновенно кивнул.
– А кого предпочитаешь? – продолжал допытываться журналист с профессиональной ненавязчивостью, но с тем же профессиональным любопытством.
Денис не стал вспоминать и перечислять знакомые фамилии, а ответил простодушно тем, что первое пришло к нему в голову:
– Всякого, кто пил и в жизни разочаровывался люблю. Это же признак хорошего поэта! – проговорил он несерьезно, однако собеседник его по другую сторону стола посмотрел на него вдумывающимся и более чем серьёзным видом.
После некоторого молчания Саша потупил взгляд и с напущенной неловкостью принялся говорить:
– Понимаешь, я бы и рад вам помочь, – проговаривал он будто виновато, – Но инициативу такую общественную сейчас не жалуют. Какая-либо активность, обмен мнений тоже не приветствуется. Не могу я опубликовать об этом пост. Хочешь, закуску закажем?
Денис отказался. Спустя еще минуту молчания журналист так же тихо заговорил:
– Своих коллег я тоже не могу подключать. Сам понимаешь, вопросы начнут задавать. Опасно все это. Давай-ка лучше пива выпьем! – он приподнял свой стакан и отпил из него.
Денис же мгновенно, не без некоторого расстройства в глубине души, произнёс:
– Спасибо за то, что выслушал просьбу. Я всё понимаю, не стоит переживать.
Уже немного повеселев, Саша вытащил что-то из кармана и сказал:
– В качестве извинений прими, – он протянул конверт. – В нём сертификат на ужин в ресторане. Мне самому его подарили, да только я вряд ли туда схожу: нет времени, да и не с кем. Бери, бери. Мне один человек его дал – хозяин этого самого ресторана. Я его прорекламировал в блоге. По секрету тебе скажу, котлеты бараньи у них не заказывай, – журналист тихонько рассмеялся, – Зато креветки у них шикарные. Что и говорить, сам попробуешь. Давай, всё-таки пива еще закажем, у них новое, немецкое появилось.
