Как стать хорошим государем

Кот опять кивнул головой.

– Ну, вот что, – резюмировал царь. – Придется тебе еще дня два по воздуху походить. Эй, кто там? – из воздуха материализовался писец. – Повесить табличку "Объект культурного наследия на реставрации". Коту выписать штраф в размере двухнедельного жалованья. Пустить слух в народе, что яга путем беззаконной волшбы подделывает ценности казны и пытается сбыть на сторону. Из казны отпустить два пуда золота в кузню. Кузнецу по окончании работы выкатить бочонок пива, ну, того, от которого память начисто отшибает. И запретить полеты ступ в радиусе десяти километров вокруг дуба.

Кощей погрозил коту Баюну пальцем, украшенным драгоценным кольцом с лалом и растворился в воздухе вместе с писцом. Кот почесал за ухом задней лапой, с натугой подтянулся и принялся гулять по воздуху, монотонно бубня под нос какую-ту сказку не первой свежести. Ему было жуть, как жалко жалованья за две недели.

Случай десятый. К вопросам об особенностях…

Тут некоторые думают, что Кощей заперся в тридесятом царстве и сидит там, как сыч, сторожа свои великие богатства. Большая ошибка! Многие из вас, любезные мои читатели, позавидовали бы обширности и разнообразию социальных связей героя, биографом которого, по собственному легкомыслию, я  стала с недавних пор. Надо знать, что Кощей является членом нескольких могущественных и даже мистических организаций, которые в миру прикрываются различными невинными названиями. Ну, вот, например, Ротари-клуб. Издавна Кощей выполняет там функции негласного казначея и еще некоторые, уж совсем таинственные и неописуемые задания. Внешне же он рядовой член, изредка выступающий с псевдонаучными докладами. Вот этим седым ноябрьским утром, позавтракав, как обычно, кашею, сваренной на воде без масла, сахара и соли, и салатом из стеблей латука, заправленным весьма редким, и от того весьма полезным соком, он сидел в своем кабинете, сочиняя речь на тему "К вопросу об особенностях женского ума".

Сперва все шло довольно бойко. Резво описав исторические аспекты и рассказав одну древнюю суффийскую притчу (анекдоты бессмертный царь почитал ниже своего достоинства), Кощей перешел было к основной части, и тут дело застопорилось. "Что же касается до особенностей женского ума, то его наиглавнейшей отличительной чертой является…" – написал он и вдруг понял, что совершенно не знает, о чем повествовать дальше. Зачеркнул, потер кончиком гусиного пера (компьютер у Кощея был, но Кощей не признавал слепого десятипальцевого письма, а тыкать одним пальцем в разбросанные вне всякого постижимого порядка буквы он не собирался, потому писал по старинке) свой длинный породистый нос и решительно начал: "Как известно с давних пор, женский ум отличается…" – и опять остановился. Ну, вот решительно великий колдун не знал, что такого известно с давних пор о рассудке женщин. Но, мужественно собрав волю в кулак, принялся нервным почерком заново: "Следует признать, милостивые государи, что касается до способности особ женского полу к размышлениям…" – дальше не шло, хоть убей. И этот появившийся неизвестно откуда акцент девятнадцатого, давно прошедшего, века крайне не нравился Кощею.

Он вскочил и несколько раз в волнении пробежал из конца в конец обширного кабинета. "Женский ум, женский ум! Да черт в нем разберется в этом женском уме!" – вскричал он наконец в крайнем волнении, и тут мир едва не постигла катастрофа. В отчаянии, дабы избежать позора, правитель тридесятого решился уже идти войной на все государства разом и разрушить их до основания, чтобы никого уже не волновал вопрос о женском разуме. Но вовремя, как то и должно было быть свойственно, не побоюсь этого слова, великому государю, остановился. Лицо его просияло. Он нашел выход!

Вернувшись к столу и тщательно оторвав от листа бумаги испорченную недавними попытками часть, он принялся споро за письмо:

"Любезная сердцу моему воспитанница! Спешу сообщить, что здоровье мое в порядке и смею надеяться, что и твои детушки и муж находятся в благополучии. Не буду долго рассусоливать, а сразу подойду к делу. Много раз я помогал тебе, не говоря о том, что и своим счастливым браком ты обязана моим усилиям. Настала пора и тебе помочь своему старому…" и чем далее он писал, тем более прояснялся его взгляд. Уж кто-кто, а Василиса Премудрая должна была все знать об особенностях женского ума!

Случай одиннадцатый. Нутро

– Вижу, вижу твое нутро, – надрывалась нищенка, указывая пальцем на пожилого хорошо одетого мужчину. Нищенку эту знают все, кто хоть раз шел по подземному переходу станции метро "Купчино". Она сидит там на табуреточке аккурат напротив выхода на платформу и возглашает протяжно и торжественно:

– Начался рождественский пост! Самый строгий пост в году! Благочестивые люди в это время не только не вкушают скоромного, но и жертвуют на благие дела! Пожертвуйте самую малость, и ваши грехи будут прощены! Добрые дела угодны богу! – и т.д. и т.п. У ног ее стоит жестянка, наглядно показывающая, что является добрым делом с точки зрения нищенки.

Обычно она сидит чинно и ни к кому особо не пристает. Но в этот раз она словно с цепи сорвалась:

– Вижу, вижу твое нутро! Оно черное, как ночь! – верещала она и тыкала пальцем в смущенного господина средних лет. Впрочем, никто особо не обращал внимания на эту сцену. Мы, питерские, люди привычные. Видимо поняв это, мужчина перестал смущаться, оправил бобровый воротник и споро зашагал куда-то прямо в стену, облицованную желтыми плитами. Пройдя сквозь стену, мужчина оказался на берегу синего моря рядом с зеленым дубом. На дубе ярко блистала златая (видимо новая) цепь.

– И что ты думаешь, – обратился господин к коту, мирно мывшему лапой уши, – Какое у меня нутро?

– Знамо дело, какое, – отвечал наглый кот и продолжал мыть уши.

-? – господин вопросительно поднял бровь. Кот, почувствовав, что несколько зарвался, прекратил мыть уши и вытянулся в струнку.

– Бессмертное у вас нутро, вашество! – браво гаркнул он.

– Вот то-то же, – наставительно пробурчал Кощей и довольный пошел домой, во дворец.

Случай двенадцатый. Об эпитетах Кощея

В нашем детстве в ходу были анекдоты из двух слов. Вроде "колобок повесился" или "Буратино утонул". В ходу ли были подобные анекдоты в детстве Кощея, или в те давно прошедшие времена детей пичкали бесконечными историями о странствиях Велеса, подвигах прославленного Перуна и добродетельных деяниях Ярилы,

сопровождая все эти всем хорошо известные, и от того невероятно скучные байки зубодробительной моралью, я не знаю. Так же не знаю, стал ли поэтому Кощей тем, кем он стал, или во всем виноват последующий опыт.

Но факт есть факт: сам Кощей предпочитал не называть себя бессмертным и вообще почитал словосочетание "Кощей бессмертный" глупым и напыщенным.

И в самом деле, милый читатель, ведь не верите же вы тем сплетням, которые охотно распространяет кот Баюн? Ну, например, ведь совершенно невозможно поверить, что Кощей вплавь преодолел море, состоящее сплошь из синильной кислоты, и вышел на берег с другой стороны довольный и свежий, радостно отфыркиваясь и отплевываясь той самой кислотой? А в то, что каждые сто лет Кощей совершает специальные обертывания для придания гладкости и упругости коже, обертывания, основной составляющей которых является царская водка? Или вот в эту, совершенно невероятную сказку об истинной причине вымирания динозавров? Вообще, если верить сплетнику-коту, Кощей был бессмертным сразу с двух сторон, то есть не только смерти не имел, но и рождения, как такового, тоже. А это уже, согласитесь, прямое кощунство.

Итак, Кощей свое прозвище не любил. И даже однажды попробовал провести конкурс на лучший эпитет. Но обитатели тридесятого царства так немилосердно льстили великому колдуну, что тот даже обрадовался, когда один из служек донес на бабу-ягу, что, дескать, вредная старуха заявила: наилучшим прозванием для Кощея будет "Мосолыга".  В конце концов старый маг смирился. Но велел всем, величая его "Бессмертным", складывать особый знак указательным и средним пальцами левой руки. Собственно говоря, по словам кота Баюна, он и послужил началом знаменитой тайной масонской азбуке. Впрочем, как любил вспоминать Кощей, их тогда и масонами-то никто не называл.

Хотите – верьте, хотите – не верьте.

Случай тринадцатый. Секрет секретов

У Кощея была тайна. Нет, совсем не те тайны, о которых я уже писала: не постыдное прошлое в образе принца на белом коне, не секрет появления на свет тридцати трех (или тридцати четырех?) воспитанниц – Василис, не захватывающая история создания поддельных яиц с поддельными же иглами.

Нет, у Кощея была настоящая тайна, которую кроме него никто не знал.

Но вот кот Баюн… Хотя, наверное, это глупость – доверять коту Баюну? В общем, кот Баюн говорил мне, что посредством мысленной трансгрессии он проник в потаенные помыслы Кощея и узнал кое-что.

Оказывается (ну вы только подумайте!) в спальне Кощея есть скрытый сейф в стене аккурат за клеткой с говорящим попугаем. И попугай этот обучен молчать, если в сейф лезет хозяин, но при виде любого злоумышленника (а в особенности – бабы-яги!) орать нечеловеческим голосом "Каррамба!" и "Свистать всех наверх!". После чего уже срабатывает меч-кладенец, замаскированный под десертный ножичек, и сносит предполагаемому вору голову с плеч одним махом.

А что же таится в сейфе? А в сейфе стоит зеркало на ножке (самое обыкновенное зеркало), мыльница с детским мылом производства Ленинградской фабрики, которое Кощей извлекает из социалистического далёка с помощью пространственно-временной магии (впрочем, самое обыкновенное мыло), а также бритва (хотя и опасная, но тоже совершенно обыкновенная), ну, еще нож для правки бритвы и кусок замши (как вы правильно догадались, обыкновенней некуда).

Раз в три дня Кощей, поминутно оглядываясь в совершенно пустой спальне, запирает двери на английский замок, накладывает на них мощное заклятье, снимает столь же мощное заклятье с сейфа и извлекает оттуда содержимое. Затем Кощей производит действия, столь невероятные, что я решительно отказываюсь верить. Хотя кому тут верить – неужели коту Баюну?

В общем Кощей капает на мыло теплую водичку из самовара, взбивает кисточкой персидского халата пену, наносит ее себе на макушку и тщательно бреется. После чего наводит блеск с помощью замши.

Ну, то есть вы поняли? Кощей вовсе не лысый! Голова Кощея по-прежнему украшена буйными золотыми (ну, ладно, пусть уже седыми) кудрями! Но кудри эти начисто лишают его того особого шарма, который должен иметь каждый уважающий себя государь и маг вне категорий.

Вот и приходится ему регулярно бриться.

Хотя, наверное, это все-таки глупость… Ведь нельзя же, в самом деле, доверять коту Баюну? Или можно?

Случай четырнадцатый. Прощальный дар

– Ну, что? – спросил Кощей кота Баюна, который сидел с недовольным видом под дубом и даже не пытался мурлыкать песню, – Как съездил?

Кот фыркнул и указал лапой на черный ящик, стоявший под самой златой цепью. Ящик имел вид антикварный: покрывавший его лак покрылся сеточкой кракелюров, а медная обивка потемнела от времени.

-Так чего молчишь? Хвастайся! – злорадно настаивал Кощей.

А дело было вот в чем: месяц назад кот получил от своего дальнего родственника, которого он называл племянником, и который племянником ему, конечно, не был (короче, от Кота-в-сапогах) письмо, в котором тот извещал дражайшего дядюшку, что на старости лет решил обрести упокоение в одном из приморских монастырей, а все принадлежащее ему движимое и недвижимое имущество намерен раздать родне, в связи с чем и приглашает их на церемонию под названием "Прощальный дар".

Кот-в-сапогах был известен среди своих, как зверь богатый и обласканный именитым хозяином, зятем короля, маркизом Карабасом. Поэтому Баюн ожидал по этому случаю невиданных выгод и долго ныл в приемной Кощея, выпрашивая себе отпуск. Великий маг поартачился-поартачился, да и отпустил. Но теперь желал узнать, ради чего верный сторож отлучился со своего поста аж на целых две недели, вот и насел на него с расспросами.

Коту очень не хотелось рассказывать. Но пришлось,

– Ну, – сказал он наконец нехотя, – собрались все наши. Бабушка Белинда, кузен Живоглот, двоюродная тетка Лобелия, племянник Ганс с невесткой, и все остальные. Этот (видимо, называть Кота-в-сапогах полным именем Баюн не хотел) достал длиннющий свиток и принялся зачитывать. Имущества у него – страсть! Ренту свою, заслуженную от маркиза Карабаса, передал бабушке Лобелии. Сапоги вручил племяннику. Да, что говорить, всем чего-то досталось. Даже последнему котенку и то заводную серебряную мышку отписал.

– А тебе что?

– А мне вот,  – Баюн ткнул лапой в ящик и фыркнул. – Еще и с издевкой, гад такой! Вам, говорит, мой самозваный дядюшка, как вы есть великий знаток и собиратель фольклора, отписываю сию антикварную вещицу. – Кот нажал на рычажок, торчавший сбоку ящика и черная крышка отъехала. Внутри оказалась прелестная (вернее сказать, когда-то прелестная, ибо краска изрядно осыпалась, юбочка подралась, а левая рука вообще отсутствовала) балеринка. Кот, пыхтя, повернул несколько раз ключик, расположенный рядом с балериной, и раздалась тоскливая, то и дело сбивающаяся и спотыкающаяся мелодия. Балеринка неловко закружилась.

– Ах, мой милый Августин, Августин, Августин, – задумчиво подхватил Кощей.

– Да, – фыркнул кот, – все прошло, все. Вот же ж!.. – от возмущения известный сказитель не нашел слов.

– Ну, могло быть и хуже, – философски заметил государь тридесятого. – Мог и отравить по-родственному.

– Одно слово – француз! – резюмировал Баюн и захлопнул ящик.

Кощей согласно кивнул, немного помолчал, поднял было руку, чтобы почесать кота за ушком, но раздумал и серьезный пошел в свои покои. И только когда остался один в кабинете, позволил себе усмехнуться краем рта.

Случай пятнадцатый. Этическая проблема

Людоед мечтал попробовать Кощея. "Ну и пусть, – рассуждал злодей, – пусть Кощей бессмертный. Мне бы только на ужин к нему попасть, а там бы я изловчился, вилочку бы воткнул в него, ножичком полоснул, отхватил кусок – и в рот. И пусть потом великий волшебник лютует, пусть испепеляет меня или превращает в жвачное животное! Пусть я умру, но умру, покрытый славой и удовлетворенный!".

И Людоед принялся воплощать мечту в жизнь. На всех злодейских посиделках он громко выражал почтение Кощею и непременно поднимал тост "За нашего премудрого учителя", посылал в тридесятое царство корзины фруктов и цветов, снабженные красочными открытками, публиковал в местной прессе исследования на тему связи долговечности швейных игл и выдающихся качеств всем известного мага вне категорий К. И добился-таки своего! Кощей пригласил его на приватный ужин – так, ничего особенного, салатик там, рыбка, может быть, улитки… – с улыбкой пояснил посыльный едва стоявшему на ногах, трясущемуся от восхищения Людоеду.

И вот наш герой сидит за роскошно накрытым столом. Перед ним – сияющая белизной и поражающая тонкостью тарелка. Слева от тарелки – пять вилок (и с тремя зубцами, и четырьмя, и даже с двумя), справа – пять ножей (и с зубчиками, и скругленный, и узкий, и широкий, и еще один какой-то изогнутый), над тарелкой лежат три ложки, крупные, внушающие трепет щипцы, и кривое шило, про которое уж совсем смущенный гость и подумать не может, для чего такое нужно. Напротив сидит Кощей и улыбается ласково.

И что делать несчастному Людоеду? Какую вилку хватать и втыкать в кощееву плоть? Каким ножом эту плоть резать? Вот схватит он вилку, а она окажется десертной. А ножик – предназначенным для рыбы или для какой-нибудь, прости господи, печеной моркови. Поднимет его Кощей на смех и ославит по всем близлежащим царствиям. И ни почета тебе не будет, ни удовлетворения – позор один.

Пришлось Людоеду поужинать салатом из стеблей эндивия, какой-то мелкой рыбешкой, зажаренной до хруста, и склизкими улитками. А под конец, предлагая гостю противные вонючие сыры, Кощей завел разговор об ирландском фольклоре, в частности, о поминальных песнях, и исполнил несколько из них под аккомпанемент заунывной скрипки, так что у бедного моего героя потом еще долго ныли зубы и желудок при воспоминании о злосчастном ужине.

Случай

шестнадцатый

. Кощей и Пикассо

Вообще великий государь тридесятого внешне очень напоминал автора "Девочки на шаре" в периоде, далеко позади эту самую девочку оставившем. Вот найдите портрет Пикассо годов так сороковых прошлого века. Теперь найдите портрет Кощея. И что мы видим? И тут и тут жилистый мускулистый мужчина неопределенных лет. И тут и тут лысый череп угловатого силуэта. И тут и тут умные глаза и саркастический широкий рот. Нос, правда, у Кощея поаккуратнее будет. А так – прям-таки братья. Впрочем, когда Пикассо было за шестьдесят, великий маг в нем уже разочаровался, а Пабло в свою очередь разочаровался в великом маге. Период же обоюдного увлечения пришелся на вторую половину двадцатых годов.

Сошлись две знаменитости, конечно, на почве женщин. Оба они были ходоки, каких мало, и угораздило их одновременно влюбиться в одну черноглазую (тайная слабость Кощея) и широкобедрую (тайная слабость Пикассо) гризетку. Гризетка, как положено девушке весьма неопределенных занятий и весьма определенного поведения, ни одному из них взаимностью не ответила, изменяла им напропалую (и не только друг с другом, как можно было бы подумать, а и еще с каким-то кудрявым официантом и апашем-поклонником бриолина и опасных бритв) и в конце концов обоих бросила. Вот тут-то они и сошлись. Пикассо пережил потерю, написав портрет гризетки с папироской в зубах (оригинал не дошел до потомков), а Кощей вообще не переживал и тут же увлекся одной весьма известной тогда актрисой Фоли-Бержер (оригинал, естественно, не дожил до наших дней, но если вас интересует, похожа она была на Фанни Ардан в молодости).

В общем, много было выпито вместе красного дешевого вина и зеленого дешевого абсента (напитками одолжался в окрестных кабачках художник), много было выкурено дорогого табака (табак поставлял, естественно, колдун), не раз были сбиты ноги в долгих прогулках и стерты языки в долгих разговорах, как однажды Пикассо сказал:

– Послушай, старый черт! А давай я тебя напишу!

И Кощей согласился.

Не знаю, уж что он там себе представлял, но, увидев картину, был потрясен до невозможности. Разительное сходство, отразившее и его острый ум, и его недюженную магическую силу, и его юридические способности, и его коварство, и его простодушие, так потрясло царя тридесятого, что в тот же день навел он на художника сильнейшие чары, так что тот полностью забыл о четырехлетней дружбе, и смылся из Парижа, подарив предварительно своей актриске уютную квартирку в районе Больших Бульваров.

А картину зачарованный Пикассо назвал "Столик". Она сохранилась. Причем сохранилась в двух вариантах: один, подлинный, висит в кабинете Кощея посреди пасторалей Ватто и голландских натюрмортов, а другой, совершенно ничем, до единого мазка, от нее не отличающийся, но все же поддельный – в одной из музейных коллекций.

Случай

семнадцатый

. Тонкая причина

Разговорилась я как-то с котом Баюном о том, почему у Кощея своих детей нет. В самом деле, при таком многообразии любовных приключений во всех частях света – и ни одного бастарда!

Во время моих удивленных излияний кот мирно посасывал трубочку, качаясь на цепи. Неутомимый страж тридесятого утверждал, что согласно Трудовому Кодексу (хотя любому ясно, что никакого такого кодекса в царстве кощеевом и быть не может) ему полагается перерыв не менее часа после каждых четырех часов хождения налево и направо. Вот, значит, в такой перерыв ему также полагается трубочка с – вы только ничего не подумайте – с обычным табачком. И привилегия эта закреплена в договоре, который он много-много лет назад заключил с властелином тридесятого. Так что он в своем праве поболтать немного с милой гостьей. Тут уж я зарделась и застеснялась, но не забыла, зачем пришла к Баюну и продолжала гнуть свою линию.

– В самом деле, – вопрошала я настойчиво, – ведь детей Кощей привечает, угощает, кого леденцом, кого пряником печатным, кому вообще какой-нибудь клубочек заветный подарит. Воспитанниц вон у него пруд пруди, и все они когда-то были девочками, и всем он заплетал косички по утрам, и со всеми занимался чистописанием, арифметикой и тарабарским языком. Недаром же они выросли такие пригожие и разумные! – Кот загадочно кивнул и пустил пару колец дыма.

– Нет, – решительно воскликнула я, – не может быть, чтобы по своей воле великий маг отказался от деторождения! Тут кроется какая-то тайна. Не иначе, как полное и безоговорочное бесплодие было одним из граничных условий его всемогущества! – произнося всю эту чепуху, я в тайне надеялась на то, что разговорчивый кот выдаст мне, наконец, хоть одну из тайн кощеевых (очень мне надоело до всего добиваться своим умом).

И в самом деле, кот загадочно усмехнулся, потер правой задней лапой усы, кашлянул и сказал:

– Есть у меня догадка. Я долго размышлял, – тут он соврал, конечно: размышлять Баюн, как и все настоящие сказочники, решительно не способен. – И пришел к выводу, что это совершенно неразрешимая загадка. Хотя, кто знает, – я насторожила уши, – быть может, дело в том, – я напряглась, как струна, – да, очень похоже! Все дело в том, что у него игла в яйце!

.....

Ну что за охальник!

Случай восемнадцатый. Закаляйся, если хочешь быть здоров

Чего Кощей терпеть не мог, так это физкультуру. Может быть в этом сказывалась его извечная борьба с богатырями, которые, как всем хорошо известно,

знатные культуристы. Может, быть в этом сказывалась свойственная всем хорошим государям скупость на ненужные действия, как политические, так и атлетические. Может, просто Кощей не мог понять для чего они нужны, все эти турники, шведские стенки, кони и маты, когда в руку так удобно ложится эфес меча, а тело так хорошо сливается с конем (настоящим конем, не гимнастическим)? Зачем наматывать круги по стадиону, когда вокруг так много магических мест, куда попасть можно только пешком? Зачем гантели и штанги, когда просто пересчитать золото в подвале  значит поднять столько пудов, что никакой снаряд не сравнится?

Вот именно поэтому (а не по какой иной причине, что бы не говорил кот Баюн – знатный врун и прилипала) Кощей только усмехнулся, когда очередной видный профессор сказал ему довольным голосом:

– Ну, вы молодец молодцом для вашего возраста (как будто он знал возраст Кощея!). Наверное, каждое утро гимнастику делаете?

– Ага, – ласково улыбнулся властелин тридесятого, – и десять километров трусцой.

Случай девятнадцатый.. Из Кощеевых баек

Если Кощея разговорить, то можно услышать от него массу преуморительных историй.

– Знавал я как-то, – рассказал мне на днях властелин тридесятого, – вампира с вечным насморком. Его угораздило обратиться в тот день, когда он болел ОРВИ. Ну, и, естественно, вирус, смешавшись с бессмертной кровью его второго отца (или матери – подробностей я не знаю), тоже стал бессмертным. Так с тех пор он и ходил по миру с вечно хлюпающим носом и слезящимися глазами.

Вообще, слухи о необыкновенной красоте вампиров есть отчасти результат самой пошлой магии, а отчасти – продукт тщательно культивируемой лжи. Становясь вампиром, человек не обретает новой внешности. Если у него, например, было косоглазие, то так он и останется косоглазым. Если рот узкий – губы не нальются полнотой, и ни одной морщиной не станет меньше: укус стригоя – это не укол ботокса или там этой, гиалуроновой кислоты. И, опять же, если кто-нибудь промахнется в пьяном угаре (потому что ни одному здравомыслящему кровопийце не придет такое в голову по трезвянке) и обратит ребенка, то тот так ребенком и останется.

Как-то раз ко мне заявился такой пятилетка с мешком золота и слезно умолял ему помочь. Над бедолагой издевались собратья. Я, конечно, уговаривал его, что ничего путного из его затеи не выйдет, но он настаивал, да и золота у него было достаточно. Сварганил я для него заклинание. И что ты думаешь? Повзрослеть он повзрослел, но не вырос ни на сантиметр. Получился эдакий Питер Динклейдж, только с синюшной кожей и здоровенными клыками. И смех, и грех!

Кстати, а тот вампир с насморком, – неожиданно сменил Кощей тему, – он был очень забавен. Сосет, бывало, кровушку, и вдруг как чихнет! Брызги во все стороны! Из-за этого и пропал ни за грош. Впрочем, я что-то заговорился.