Городские легенды

– Тьер Майсенеш! Вы еще здесь? Не уделите ли пару минут?

Мгновение, второе, третье… Кадавр стоял перед ним, покачиваясь на вывернутых ступнях, неестественно сгорбившись, словно его позвоночник был сломан в паре мест. Может, так оно и было. Мариуш глубоко вдохнул холодный ночной воздух, наполненный речной свежестью. Что ж, значит, все…

Нежить шагнула вперед. Голова трупа откинулась назад, безжизненно, как крышка, привязанная к сосуду – и на плечах кадавра проявилось лицо Тадеуса. Оглядевшись, он усмехнулся Мариушу.

– Неплохо, Коринза, совсем неплохо… Вы использовали реку как естественную границу, замкнув две другие по мосту. Умно.

– Благодарю, тьер Майсенеш, – снова склонил голову Мариуш, стараясь не обращать внимания на покровительственную насмешку в голосе призрака. – Могу я задать вам напоследок вопрос?

– Хоть три, – фыркнул Тадеус. – Решили все же капитулировать?

– Нет, – честно признался Мариуш. – Просто интересно. Что вам сделал Томек Сельневич?

Призрак скривился, словно Мариуш помянул всуе весь светлый пантеон.

– Странный выбор последнего вопроса.

– Какой есть, – пожал плечами Мариуш, подставляя разгоряченное лицо ветерку с реки. – Я всегда был любопытен…

– Сельневич – подмастерье Горесоля, – презрительно бросил Тадеус. – Вдобавок, наглый тупой мальчишка меня раздражал. Считал себя равным чистокровным тьерам.

– Он и был тьером по наличию дара, – тихо заметил Мариуш. – Древность рода – это еще не все…

– Чушь! Вы молоды, Коринза. Вы не помните времен, когда в Академию принимали только тьеров в третьем поколении. А до этого – в пятом! И всякой швали было куда меньше! Я предупреждал Горесоля… Впрочем, это наши с ним дела, и вас они не касаются.

Призрак неприятно улыбнулся, делая шаг вперед. Мариуш поднял обломок шпаги – Тадеус покачал головой.

– Не смешите, Коринза. Вы не знаете, что делать, верно? Дурачок Сельневич вам подсказал, но знаний не хватает. Ведь так?

– Так, – еще тише согласился Мариуш.

Губы пересохли, и он облизал их, чувствуя, как ветер, пронзительный и резкий, дует все сильнее: в спину, в лицо, с боков… Луна, выплыв из легчайшей дымки, снова засияла во всю мощь, заливая мост, фигуры стражей и сгорбленную нежить перед Мариушем.

– Вас выгнали, как приблудного щенка, – оскалился Майсенеш. – Вас, Коринза, лучшего студента на курсе. Выгнали за то, что вы сунули нос в запрещенные книги в поисках знаний. Не дали доучиться всего два года. И вы ведь просили коллегию, верно? А потом каждого мастера в отдельности.

– Не каждого, – ровно отозвался Мариуш. – Не каждого, Тадеус.

– А зря, – ухмыльнулся призрак. – Я вас ждал. Вам стоило прийти ко мне, мой дорогой Мариуш. Тогда мой срок еще не вышел. Вы не дурак и чистокровный тьер к тому же. Я бы взял вас в подмастерья… Испугались?

– Нет. Просто вы мне не нравитесь, Тадеус. И не подходите ближе.

Мариуш улыбнулся, глядя мимо кадавра на темный берег Кираны. Там светился огнями ночной город. Там была жизнь. А здесь лишь тьма, холодный ветер и существо напротив.

– Понимаете, – сказал он спокойно. – Я действительно не знаю, что делать с кадавром на мосту. Обидно. И все же вам отсюда не уйти. Река и мои границы не выпустят вашу душу, тьер Майсенеш. А без нее кадавр – просто труп.

– Зато у меня есть вы, Коринза, – оскалился призрак. – Я уйду отсюда в вашем теле. Героем и победителем страшной нежити… Пусть вас это утешит.

– Не думаю.

Далекие огни мигали весело и приветливо. Мариуш почувствовал, как на глаза от ветра наворачиваются слезы. Сморгнул радужную пленку. За спиной Майсенеша, у конца моста, что-то шевельнулось в лунном свете. Или ему просто показалось?

– Не думаю, – повторил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Вам ведь нужно живое тело, тьер Майсенеш.

Обломок шпаги холодно блеснул – кадавр, шагнув вперед, остановился. Лицо Майсенеша поплыло в лунном свете, искаженное страхом и яростью. Не отводя сломанного, но все же острого лезвия от горла, Мариуш улыбнулся, понимая, что выиграл. Рассчитал правильно – и выиграл.

– Не дурите, Коринза, – прошипел призрак. – Ваша душа заложена, не забыли? Мы можем договориться. Вытащите меня сейчас, а потом я найду другое тело. Вы доживете свою жизнь, а там видно будет! Всегда есть выход.

– Не думаю…

Мариуш сглотнул вязкую слюну, посмотрел в лицо Тадеуса Майсенеша, прямо в темные провалы на месте глаз, уже без всякой опаски. Неупокоенному не сладить с тем, кто одной ногой ступил за грань. А для этого нужно только выбрать по-настоящему. Слегка повернул обломок так, чтобы острый край уперся в кожу. Подумал, что это должно быть быстро – артерия же. И что Тадеусу никак не успеть. Вот только что там шевелится на границе света и тьмы буквально в нескольких шагах?

– Глупец. Вы не понимаете…

Кадавр качнулся вперед, не двигаясь, впрочем, с места. И кусок тьмы у него за спиной тоже качнулся, оказавшись немного ближе. Резким порывом ударил в лицо ветер.

– Это вы не понимаете, – устало проговорил Мариуш, понимая, что пора. Дальше тянуть нельзя, раз уж решился. – Я не отдам вам город. Его строили мои предки. Мне здесь нравилось. Не хочу, чтобы вы его поганили своим присутствием – в любом теле и виде. А впрочем, это все слова. Я не хочу, чтобы вы ушли отсюда победителем, тьер Майсенеш, вот и все…

Он почти успел. Острие кольнуло кожу, рука напряглась – кадавр прыгнул вперед, и вместе с ним рванулась тьма. Ветер вдруг стал тяжелым, плотным и упругим. Он толкнул Мариуша в грудь, сбивая с ног, отшвырнул назад и в сторону, к парапету. Бронзовое крыло хлопнуло в воздухе, выбивая шпагу из рук. Тьма, оскалившись, мелькнула в сторону кадавра, но тот увернулся, и химеру, тяжелую бронзовую химеру пронесло мимо. Со стороны берега уже взмывала в воздух еще одна темная тень, широко распахнув крылья. Кадавр оказался рядом, ухватил за рукав – Мариуш дернулся, оставил клок ткани в скрюченных пальцах. Химера обернулась, быстро, но не успевая.

Отпрыгнув, Мариуш вскочил на парапет, понимая, что лучше в воду. Разбиться о темную зеркальную гладь, утонуть – все лучше. Ветер ударил откуда-то сбоку, едва не сбив с парапета. Пригнувшись, Мариуш удержался на полусогнутых коленях, но следующий порыв толкнул в спину, потом в грудь, в другой бок. Холодный, горячий, упругий и падающий вихрем со всех сторон… Ветра играли с ним, не давая слететь с моста, поддерживая, кружа и толкая. А на мосту четыре химеры играли с кадавром, словно четыре кошки с загнанной мышью. Прыгали вокруг, мелькали и кружились, толкали друг к другу тяжелыми лапами. Кадавр, оскалясь и хрипя, пытался отбиваться, рвал воздух пальцами, но по бронзе его руки лишь скользили. И Мариуш, задыхаясь от бьющего в лицо ветра, смотрел, как небрежно и жестоко выхватывают клыкастые пасти куски плоти, не давая нежити упасть.

– Хватит, – услышал он свой голос будто со стороны и снова крикнул, пронзительно и жалко. – Хватит, прошу!

Одна из химер, оказавшаяся ближе, подняла голову, обернула к нему искаженное получеловеческое лицо. И кадавр, на мгновение покинутый мучительницами, тоже обернулся и глянул. Холодея, Мариуш дернулся, чтобы спрыгнуть на мост. Химера зарычала, басовито и гулко. Парапет под ногами Мариуша отозвался дрожью.

– Хватит, – повторил Мариуш, не обращая внимания, что ветер зло и жадно рвет развевающиеся полы камзола, треплет волосы, грубо толкает во все стороны.

Жертва и охотники смотрели на него, и ни у кого из них во взгляде не было ничего человеческого, лишь тьма и лунный свет играли тенями. Потом химера тряхнула мордой и прыгнула. Сбив кадавра на плиты моста, приземлилась сверху, ломая кости, рванула шею и затылок, отскочила. Ее место тут же заняла другая. Окружив распластанное тело, бронзовые твари рвали его на куски, прижимая лапами и мотая мордами, как живые кошки. Через пару минут все было кончено. От посмертной оболочки тьера Майсенеша остались лишь несколько пятен на полированном граните – и четыре фигуры, лениво складывающие крылья.

Ветер, затихая, в последний раз упругой лапищей толкнул Мариуша в спину – некромант слетел с парапета, приземлившись на четвереньки, торопливо встал. Сзади холод реки – темный смертельный холод. Впереди бронзовые стражи. И рассвет еле виден розовеющей полоской. Сглотнув, Мариуш заставил себя шагнуть вперед, на середину моста. Химеры смотрели на него равнодушно и даже – если не показалось – с некоторым любопытством. Одна мягко – струей ртути – перелилась поближе, села на задние лапы, склонив голову и заглядывая ему в лицо. Мариуш замер. Присмотревшись, химера тряхнула ушами, разведя их в стороны и немного назад, оскалилась, обнажив кинжалы бронзовых клыков.

– Благодарю за помощь, – немеющими от усталости и напряжения губами проговорил Мариуш.

Поднял валяющуюся тут же рядом шляпу, стряхнул пыль, поклонился. Надел шляпу, подумав, что краска для лица наверняка размазалась и похож он сейчас, в лучшем случае, на паяца, а в худшем – выглядит страшнее кадавра. Вот не зря даже химеры приглядываются… Нервно хихикнул. Химера опять встряхнула ушами, легонько толкнула его мордой, едва не впечатав в парапет, и бесшумно отошла, волоча по плитам длинный хвост с кисточкой.

– Мне же никто не поверит, – сказал Мариуш, присаживаясь на парапет и вытирая лицо платком. – Ни за что и никогда…

– А вы так хотите, чтобы поверили, сударь?

Голос был смутно знаком и совсем не страшен. Мариуш неторопливо обернулся. В двух шагах стоял седой старик в сером сюртуке. Одной рукой странный прохожий держал недлинный шест с обгоревшей паклей на конце, а другой рассеянно и ласково почесывал за ухом химеру. Бронзовая тварь осторожно подставляла голову, прикрыв глаза, расплывалась в жуткой улыбке и едва не мурлыкала. Вторая ожидала своей очереди, уткнувшись мордой в колени старика. Еще две подошли, встав по бокам и ревниво глядя на Мариуша.

– Фонарщик?

– К вашим услугам, тьер Коринза, – слегка поклонился старик.

– А-а-а-а… Э-э-э-э… – начал Мариуш, сбился и замолчал.

Посмотрел на старика, ответившего ему лукавым и слегка насмешливым взглядом. На химер, отталкивающих друг друга мордами от фонарщика. Перевел зачем-то взгляд на опустевшие постаменты, ярко освещенные луной. И на фонарщика опять: седого сутуловатого старика в блекло-сером сюртуке, такого неприметного и невзрачного, что не сразу и разглядишь некоторые мелочи. Например, отсутствие тени…

– Тьер Юзеф? – наконец вымолвил Мариуш.

– Просто Юзеф, – улыбнулся старик. – В противоположность слухам, я никогда не был тьером. Происхождение – это еще не все, как вы недавно изволили заметить, мой юный мастер.

Встав, Мариуш низко поклонился, сдернув шляпу и отведя ее на вытянутой руке – как перед старшим по титулу или наставником. Старик снова с достоинством склонил голову, и Мариушу показалось, что его глаза блеснули удовольствием.

– Прекрасная ночь, не так ли? – промолвил он, подхватывая с мостовой деревянный ящик с инструментами.

– Подождите, – жалобно попросил Мариуш. – Прошу вас. У меня столько вопросов!

– Не на все вопросы следует отвечать, – мягко улыбнулся призрак великого архитектора. – Но… на некоторые…

– Почему они мне помогли? – выпалил Мариуш.

Юзеф слегка пожал плечами, вглядываясь куда-то мимо Мариуша, в ночь над рекой и городом.

– Разве вы не считали их живыми, мастер Коринза? Разве не приветствовали изо дня в день, ощущая искру жизни, которой я их нечаянно наделил?

– Я… Они мне просто нравились, – признался Мариуш. – Они красивые. И это было забавно.

– Понимаю, – спрятал Юзеф улыбку в седые усы. – Но вежливость, даже из шалости, приятна всем. Вы приглянулись этому городу. А вот с Тадеусом Майсенешем они в свое время взаимно не поладили. Город терпел, разумеется. Камни, стены, мостовые и фонтаны. Они молчали и ждали. У города редко есть выбор. Но он все видит и ничего не забывает. Учтите это, мой юный мастер.

– Я непременно учту, – пообещал Мариуш, чувствуя, как бежит по спине озноб. Четыреста лет… Юзеф жил четыреста лет назад! И до сих пор блуждает призраком по столичным улицам…

– Мэтр Юзеф…

Мариуш замялся, чувствуя себя дураком. Но все же снова заговорил под внимательным взглядом серебристо-серых глаз.

– Мэтр Юзеф, у вас неоконченное дело? Или вас держит что-то иное? Могу я что-нибудь сделать для вас?

– Не думаю…

Старый фонарщик покачал головой, совсем как Мариуш недавно, и его слова прозвучали эхом сказанного некромантом.

– Я остался, потому что любил этот город больше жизни и больше собственной души. Он и стал моей душой, видите ли. Так бывает. Благодарю за предложение, мастер, но я счастлив и не хочу иной судьбы.

– Понимаю, – отозвался Мариуш, глубоко вдыхая предутреннюю свежесть, наполненную запахом ночных фиалок и речной сырости. Похоже, ветер, дующий сейчас на мосту, смешал ароматы чьего-то сада и Кираны. – А что мне теперь делать?

– Вам? – удивился призрак, поправляя на плече ремни ящика. – Продолжать образование, полагаю.

– Я заложил собственную душу за дневники Майсенеша, – горько обронил Мариуш.

– Жалеете?

– Не знаю, – пожал плечами некромант. – Его, конечно, надо было остановить. Но отдавать душу я не хочу.

– Ну и не отдавайте, – неожиданно развеселился призрак. – Кто вас заставляет? Вы еще даже в наследство не вступили!

Он подмигнул ошарашенному Мариушу и продолжил:

– Тьеру Майсенешу будет чрезвычайно затруднительно предъявить на вас права оттуда, где он сейчас…

Бронзовые твари, окружившие Юзефа плотным кольцом, как по команде облизнулись.

– Что до остальных сторон, то время у вас еще есть. Используйте его с толком, юный мастер. И главное, продолжите образование… А теперь простите, но рассвет уже близко. Время гасить фонари…

Мариуш молча сидел на парапете и смотрел в спину удаляющемуся призраку. Фонарщик, надо же. Выходит в сумерках и уходит в них же… Химеры, окружив создателя, проводили его до границ моста. Две, возвращаясь, прошествовали мимо Мариуша: под бронзовыми шкурами переливались мышцы, толстые лапы бесшумно и мягко ступали по граниту, длинные хвосты волочились по плитам. Одновременно вспрыгнув на пустые пьедесталы, химеры совершенно по-кошачьи потянулись, выгибая спины – и застыли, отливая темной бронзой, как и положено.

Обернувшись, Мариуш посмотрел туда, где из-за острых крыш по небу плыли розовые полосы. Усталость навалилась внезапно вязкой тяжестью, залившей ноги, плечи, голову… Заныл ушибленный где-то локоть, ему отозвалось колено… Он медленно сполз с парапета, поднял обломок шпаги, когда-то – сто лет назад, не меньше – брошенный в кадавра. Видимо, небесное железо пришлось мостовым стражам не по вкусу. Несколькими шагами дальше подобрал и эфес с частью клинка. Пригодится – можно перековать… Подергал перстень Майсенеша – тот сидел как влитой. Значит, придется что-то решать с наследством. Прошел по мосту до самого конца, еле передвигая ноги. Сошел на мостовую. Остановился. Перед ним, прямо посреди улицы, сидел кот. Тот самый, безусловно, оставшийся на той стороне Кираны. А впрочем, что странного? Уж после всего случившегося этой ночью…

– Доброго утра, сударь мой кот, – едва ворочая языком, проговорил Мариуш. – Я бы с радостью пригласил вас к мэтру Бельхимеру отметить победу, но сами видите…

Кот, склонив голову набок, немигающими глазами рассматривал Мариуша. Некромант вздохнул.

– Впрочем, если вас устроит мое скромное жилище, сочту за честь. Там неплохой диван, а в очаге живет настоящая саламандра, так что он никогда не гаснет. И можно договориться с молочницей насчет сливок.

Двинув ухом, кот встал, потянулся, совсем как химера, и, повернувшись, пошел рядом с Мариушем по мостовой, розово-серой от лучей встающего солнца.

Анастасия Абросимова

Город № 18

– Здравствуйте, дети! Добро пожаловать в Город № 18! Меня зовут Алексей Петрович Потехин, – сказал маленький кругленький человечек с полностью лысой головой. – Я комендант этого города и ваш экскурсовод на сегодня.

Толпа пятиклассников во главе с классной руководительницей стояла перед высокими двустворчатыми воротами. По обе стороны от ворот тянулся бетонный забор в два человеческих роста, над ним вилась колючая проволока.

– Обратите внимание на таблички по периметру всего забора. Колючая проволока под напряжением, – Потехин поднял указательный палец. – Убить не убьёт, но желание перелезать отпадёт точно. Вход в город только один, он перед вами. Ворота открываются дистанционно, с этого пульта.

Комендант показал маленький прямоугольник, нажал кнопку, и створки поехали в стороны.

– Что ж, начнём экскурсию, – сказал человечек, едва ворота закрылись за посетителями. – Все подобные Города имеют цифровые обозначения. Этот был построен восемнадцатым по счёту, поэтому имеет официальное название «Город № 18». Всего в нашей стране 78 таких поселений. Здесь у нас контрольно-пропускной пункт.

Потехин указал на небольшое здание, притулившееся к бетонной стене справа от ворот. Из дверей вышли два человека в форме и направились к экскурсионной группе.

– Здесь бывает небезопасно, поэтому нашу экскурсию будут сопровождать Алексей и Михаил, – Потехин указал на двух подошедших мужчин. – Ну что ж, идёмте.

Комендант двинулся вперёд. Школьники парами последовали за ним по широкой асфальтированной дороге. Охранники заняли свои места по обе стороны от колонны.

– Все Города построены по одному типовому проекту, – Алексей Петрович остановился перед стендом с картой. – Вот здесь можно подробно его рассмотреть.

На карте был изображен большой вытянутый прямоугольник. От одной из коротких сторон вверх шла широкая прямая линия – дорога.

– Мы с вами находимся вот здесь, – Потехин указал на точку в низу карты в самом начале прямой линии, – на Центральной улице. Она единственная проезжая, по ней сюда привозят всё необходимое. Автомобилей, крупной техники и, соответственно, дорог здесь нет. Это нецелесообразно и небезопасно. На этой же улице находятся все учреждения: городская управа, больница, столовые, церковь, клубы и бары. Вы можете видеть их вот здесь и здесь вдоль дороги. Далее вглубь по обе стороны от Центральной улицы идёт жилая зона. Тут находятся все дома. Тонкие линии – это тротуары. Зелёные участки – это газоны и насаждения. Сейчас первая половина дня, а значит, самое спокойное и безопасное время для посещения. Большинство наших жителей ещё или уже спит. Так что, возможно, мы никого и не увидим на улицах. Идёмте.

Колонна двинулась вперед. Сразу за стендом с картой начинались постройки. Это были одноэтажные небольшие здания без каких-либо вывесок. Отличались они между собой только цветом фасадов.

Лысый человечек остановился посреди улицы. На ней действительно было пустынно – ни одного прохожего.

– Профессор Рудковский, посвятивший всю свою жизнь изучению причин разложения личности, – сказал экскурсовод, – утверждал, что есть люди, предрасположенные к злоупотреблению затуманивающими сознание веществами. Профессор считал, что с этой предрасположенностью не надо бороться. Зависимости очень трудно, почти невозможно вылечить. С определённого момента процесс деградации становится необратимым, а все попытки вразумить зависимого – бессмысленными. Поэтому правительством было принято радикальное решение о создании сети изолированных Городов, которые бы стали приютами для всех зависимых людей. Когда количество употреблённых одурманивающих веществ превышает допустимый уровень, гражданин лишается всех прав и попадает сюда. Давайте же заглянем в бар – самое посещаемое место в городе.

Вереница школьников проследовала за комендантом к ближайшему зданию. За видавшей виды дверью обнаружилось сумрачное помещение средних размеров, насквозь провонявшее сигаретным дымом и блевотиной. Дети громко зафукали и попрятали носы.

– Да, запашок не самый приятный! – тут же подтвердил Алексей Петрович.

Бар пустовал. Почти все стулья были перевёрнуты и поставлены на столы. В центре зала задержавшийся посетитель полулежал, уткнувшись лицом в столешницу, – спал. Возле угловых обитых серым дерматином диванов другой субъект спал прямо на полу. Одинокий уборщик затирал лужу чего-то склизкого рядом с ним, не обращая никакого внимания на вошедшую группу людей.

– Вот так примерно выглядит типичный бар типичного Города. Барменов и официантов, как вы понимаете, здесь нет. Любой из жителей может подойти сюда – Потехин указал на стену, сплошь усеянную краниками с разными маркировками, – и, приложив большой палец к сканеру, наполнить свой бокал или взять дозу. С этой стороны – алкоголь, а вот здесь наркотические вещества.

Самый смелый из ребят приложил палец к считывающему устройству на стене – ничего не произошло.

– Система срабатывает только для жителей Города № 18, – сказал комендант. – Кроме того, как я понимаю, вам ведь ещё нет 18 лет, молодой человек.

– Да я так… – пожал плечами мальчишка.

В это время в бар вошёл ещё один субъект. Внешне он почти не отличался от типичного жителя Города № 18. Был так же взъерошен и неопрятен, но взгляд голубых глаз из-под косматой шевелюры был ясен и чист. Мужчина чертыхнулся про себя, опустил глаза и заученной раскачивающейся походкой направился прямиком к «Стене плача». Так он про себя называл стену с краниками. Открыл первый попавшийся из них, и в его двухлитровую бутыль с удобной ручкой потекла прозрачная вонючая жидкость. Фляга наполнялась не так быстро, как бы ему хотелось.

Обычно парень задерживался в барах надолго, наблюдал, общался с людьми, что здесь ошивались. Он расспрашивал их о жизни, задавая всегда один и тот же давно мучающий его вопрос. Но сегодня здесь были дети. Это, казалось бы, непримечательное событие моментально откинуло его на десять лет назад, когда он, будучи таким же мальчишкой, впервые здесь побывал. Те воспоминания оглушили его. Он так и не смирился. Он всё ещё искал ответ на самый главный вопрос.

Бутыль наконец-то наполнилась. Он поспешил на выход.

– Простите, гражданин, как вас зовут? – светловолосый мальчик с карими глазами решительно перегородил ему путь.

– Максим, этот человек не гражданин. К нему так не обращаются, – подскочила учительница. Охранники как бы невзначай тоже оказались рядом.

– А как к нему обращаются? – спросил мальчик.

– Никак, – строго сказала учительница и опасливо покосилась на парня с бутылью. – Лучше с ним вообще не разговаривать.

– Почему? Он ведь тоже человек.

– Уже нет, – сказала женщина, не глядя на замершего в нерешительности парня.

Во время этого короткого диалога НЕгражданин и НЕчеловек ошарашенно смотрел на мальчика, не веря, что тот решился на такое. Всех граждан с раннего детства учат презирать таких, как он, сторониться и забывать об их существовании, как только те исчезают с глаз.

– Саша… Меня зовут Александр Перкин… – голос негражданина совсем не был сиплым.

– Меня зовут Максим Голованов. Почему вы здесь? – спросил мальчик, не обращая внимания на учительницу, которая тянула его за руку прочь от парня.

– Я просто должен… – не зная, что ещё сказать, Саша бросился к выходу.

Резкое движение субъекта напугало нескольких детей. Девчонки завизжали. Взрослым пришлось успокаивать ребят. Светловолосый мальчик с карими глазами подошёл к большому барному окну и смотрел вслед убегающему негражданину Саше Перкину, пока тот не скрылся из виду.

– Продолжим нашу экскурсию, – бодро сказал Алексей Петрович, когда страсти поутихли и толпа школьников вывалилась на солнечный свет. – По обе стороны от Центральной улицы вглубь расходятся пешеходные тротуары, которые ведут к жилым домам. Давайте заглянем в один из них, чтоб понять, в каких условиях обитают наши жители. Как говорится, лучше один раз увидеть…

Школьники гуськом двинулись по узкому тротуару. Жилая зона была сплошь засажена плодовыми деревьями. На дворе стояла ранняя осень – время сбора урожая. Все насаждения были усыпаны ягодами и фруктами.

– Ммм… – Потехин потянул носом воздух. – Чувствуете запах? Города всегда засаживают плодоносящими деревьями и кустарниками, растущими в данном регионе. Это делается не только и не столько для красоты, сколько из практических соображений. Дело в том, что наши жители иногда могут сутками ничего не есть, лишь изредка закусывая вот этими дарами природы. Представляете, какая экономия для государства!

Асфальтированная дорожка привела к трёхэтажному зданию, сложенному из больших серых бетонных плит.

– Ну, вот мы подошли к типичному дому. Они строятся не выше трёх этажей, поскольку, – комендант усмехнулся, – выше наши жители часто просто не в состоянии подняться. Давайте войдём внутрь. Вход в таких домах обычно с торца, здесь же лестницы на верхние этажи. Далее вдоль всего здания расположены комнаты площадью 20 квадратных метров каждая, в конце коридора на каждом этаже – уборные и душевые.

Школьники столпились в коридоре недалеко от входа. Потехин распахнул одну из дверей. В комнате никого не было. Весь стол возле окна был завален окурками, объедками, грязной посудой. Один из стульев лежал с отломанной ножкой. На кровати валялось скомканное и облитое чем-то покрывало, на стене рядом с кроватью отпечатались пальцы рук. Запах стоял ещё более отвратительный, чем в баре.