скачать книгу бесплатно
Недалеко от озера, из густой травы, показывается симпатичная мордашка ихневмона. У него маленькие уши и круглые глаза. Зверёк встаёт на задние лапки, показывая своё приземистое тело с очень пушистым хвостом, и с подозрительностью оглядывает окрестности. Увидев лакомство, он выбирается из укрытия и крадётся к корытам. Ножки такие короткие, что, когда он передвигается, их почти не видно под длинной шерстью, и кажется, что ихневмон двигается не на своих четырёх лапах, а под воздействием какой-то невидимой силы. Зверёк хватает корм и бегом мчится обратно, вновь скрываясь в зарослях.
Я поднимаю взгляд и замечаю вдалеке стадо пятнистых оленей, которые беззаботно щиплют травку, и только вожак с красивыми витиеватыми рогами на голове на мгновение обращает на нас внимание.
Я могу много часов любоваться природой, однако носорога, ради которого мы пришли, нигде не вижу.
– Здесь сказочно, – тихо говорит Фортунат, и мы понимающе переглядываемся.
В отличие от Ноны, которую я водила сюда слишком часто, и девушке это наскучило, у парня давно не оставалось времени на прогулки, и я решаю, что просто обязана воспользоваться случаем.
– Ты встречал химер? – спрашиваю, думая, чем занять время, пока не покажется носорог.
– Только слышал. Это ведь те, у которых морда то птичья, то кошачья, и крылья есть?
– Да, – соглашаюсь я и добавляю: – Мужские особи внешне напоминают сов, женские – кошек, но у тех, и у других действительно есть крылья. Поведением они похожи на всех тех животных, внешность которых, так или иначе, находит отражение в их внешнем виде. Химеры виляют хвостами, любят поспать и приласкаться. Сам увидишь.
Я вытягиваю шею, внимательно осматривая камыш, выискивая вдалеке островки, где можно было бы спрятаться среди высоких стеблей.
– Легенда гласит, что эти странные существа появились после Великого Пожара, – напоминаю я на случай, если Фортунат забыл эту историю. – Яйца, из которых вылупляются химеры, впервые были найдены в кустах фацелии. Кстати, скорлупа переливается перламутром.
Замечаю подходящее место и прикладываю палец к губам, призывая Фортуната к молчанию. Крадусь как можно тише, осторожно раздвигаю камыш, а потом присаживаюсь, прячась в зарослях. Жестом подзываю эдема, и он опускается рядом.
Между высокими гибкими стеблями видно, как на небольшом пространстве шесть взрослых химер величаво развалились и лениво обмахиваются хвостами. У самого крупного самца большие коричневые крылья и хищная совиная морда, оранжевые глаза ярко горят. Двое других самцов – с бежевым и белым окрасом – кажутся менее злобными. Может, потому что они отвернулись и неспешно вычищают клювами пёрышки. Самки больше напоминают камышовых кошек, только крылья сбивают с толку. Химеры беспокойно ёрзают, из-за спин самок показываются не меньше десятка разноцветных малышей: у кого-то окраска коричневая, у других бежевая, а некоторые кажутся белоснежными.
Я пытаюсь посчитать, сколько их, но молоденькие скачут, с забавным рыком и шипением бросаются на взрослых, однако получив родительской лапой по ушкам, убегают, прячась в зарослях. А потом всё начинается заново.
Мы с Фортунатом переглядываемся, не сдерживая тихого смеха. Хочется скорее оказаться среди малышей и поиграться с ними.
Очень медленно я крадусь вперёд, но случайно оступаюсь, и стебли шуршат под моей ногой. Удручённо зажмуриваюсь, как в детстве, надеясь, что смогу оказаться невидимой, и это меня спасёт. Слышится смешок Фортуната, а когда я открываю глаза, то вижу, что, к счастью, химерам быстро надоело следить, когда же двуногие уже появятся на их поляне, и теперь животные продолжают заниматься своими делами.
– Переходим в наступление, – шутит Фортунат, словно читая мои мысли, и мы вновь не спеша продвигаемся вперёд, пока спустя некоторое время не оказываемся в зоне видимости для химер, однако они больше не чувствуют опасности и не придают нам никакого значения.
Мы смелеем и подсаживаемся ближе. Спустя минут пятнадцать малыши уже принимают нас за своих, прыгают вокруг, взлетают на своих маленьких крыльях и вновь опускаются на землю. Взрослые химеры, хоть и смотрят на нас ярко-жёлтыми серьёзными глазами, ничем не выказывают недовольства.
Проходит ещё какое-то время, и один из малышей, совершенно обнаглев, прыгает прямо на меня. Не удержавшись от соблазна, хватаю его и начинаю чесать животик. Химера издаёт звуки, не похожие ни на уханье совы, ни тем более на мяуканье кота – она скорее визжит, как собака. На мгновение взрослые напрягаются и приподнимаются на лапках, готовые прийти на помощь, но внимательно меня осмотрев и, очевидно, не посчитав угрозой, они лениво откидываются назад, на землю.
– И вправду милые, – произносит Фортунат, но слов я не слышу, лишь читаю по губам, потому что парень тоже хватает одного малыша, который визжит так же отчаянно, как и моя химера.
– Когда сердятся, могут клюнуть, – предупреждаю я.
Спустя какое-то время мы отпускаем животных, и визг наконец прекращается.
Я провожу ладонью по ногам, смахивая пух и перья химер.
– И такое бывает? – удивлённо уточняет эдем, а я киваю для убедительности.
– Мне, слава Иоланто, не доводилось испытывать на себе их гнев, но друг дружку они, как видишь, не щадят.
Одна малышка случайно наступает другой на лапу, и они начинают драться. Я поспешно разнимаю их, держа руки подальше от клювов. Когда малышам наскучивает выяснять отношения, каждый принимается вычищать пёрышки, хоть получается и не так ловко, как у родителей.
– Хорошо, что незлопамятные, – усмехается Фортунат, и я улыбаюсь в ответ, но в следующую секунду сосредоточенно прислушиваюсь.
Сначала думаю, что кажется, но тяжёлый топот доносится всё отчётливее, и я вскакиваю, выбираюсь из-за камыша, чувствуя, что Фортунат следует за мной. Из леса к нам на полной скорости мчится носорог. Даже на расстоянии я вижу, что его рога, голова и часть спины покрыты цветами.
Не могу сдержать довольной улыбки и срываюсь навстречу. Когда мы сталкиваемся, я поглаживаю животное по округлым бокам.
– Ну, здравствуй, приятель, – шепчу я, ощущая под рукой плотную, грубую кожу. – Ты вырастил цветы. Просто молодчина!
Животное с шумом выдувает воздух из носа и кряхтит, обходя меня по кругу. Я рассматриваю цветы. Помимо тех нескольких, которые на коже носорога посадила я сама, выросли и новые – уже его собственные. Они ещё совсем нежные и мягкие, но в них бурлит жизненный сок.
Я подвожу животное к корытам, и носорог начинает с хрустом жевать предложенную траву-пустышку, пока я закрываю глаза и мысленно прощупываю клетки. В прошлый раз чувствовалось, что они обезвожены и обессилены, однако теперь кажутся гораздо более свежими и бодрыми. Медленно, но верно мощное, неповоротливое тело исцеляется.
– Уже лучше, – хвалю я, открыв глаза и продолжая гладить ворчуна. – Гораздо лучше. Цветы – это хорошо.
– Он идёт на поправку? – с интересом уточняет Фортунат.
– Да! – радуюсь я. – В теле энергии более чем достаточно.
– Говорят, он пришёл в ужасном состоянии? – спрашивает парень, ненавязчиво давая мне возможность похвастаться своими успехами.
Я стараюсь сделать вид, что меня это не трогает, но на самом деле, отвернувшись к носорогу и продолжая гладить его, я скрываю счастливую улыбку.
– Он появился у нас впервые около недели назад. На боку зияла серьёзная рана. Отказывался от пищи: видимо, пропал аппетит – плохой знак.
– Верная гибель, – догадывается Фортунат, хмурясь, и его слова повисают между нами, когда я согласно киваю. – Откуда берутся такие раны?
– Животные любят резвиться, но ловкость порой их покидает, – я пожимаю плечами. – Иногда проблема в том, что они сами не способны получить столько энергии, сколько им нужно. А ещё… – замолкаю, чувствуя, как горло пересыхает, но говорю прежде, чем успеваю подумать, – ещё они страдают от жестокости корриганов.
Между нами повисает напряжённая тишина – гораздо более угнетающая, чем пару минут назад. Я испытываю облегчение, когда Фортунат убеждённо заявляет:
– До поселения им не добраться, Габи.
Такие простые слова, но они сказаны человеком, которому авгуры доверяют охрану нашего Фрактала. Если кому-то и знать наверняка, что корриганам сюда путь закрыт, то это Фортунату.
– Трудно было исцелять? – спрашивает парень, возвращаясь к разговору, и я охотно переключаюсь на прежнюю тему:
– Кровь остановили, но рана была слишком глубокая, чтобы затянуться самостоятельно. Я предложила посадить фацелию. Конечно, нельзя тревожить священный цветок, – поспешно добавляю в ответ на серьёзный взгляд Фортуната, – но целители согласились, что это особый случай, и можно пересадить несколько на этого ворчуна.
Я похлопываю носорога по спине, а он забавно хрюкает, не отвлекаясь от еды.
– Целые сутки после этого он пролежал, но потом рана начала постепенно затягиваться. Носорог поднялся на ноги, у него появился аппетит. Следующие несколько дней он ел так много, что приходилось то и дело молиться, чтобы, срезая для него траву, давать в уплату солнечную энергию, а потом превращать растения в пустышку. Носорог съедал всё, что для него готовила я и другие целители. Как видишь, сейчас у него по-прежнему неплохой аппетит, – я улыбаюсь, наблюдая, как животное с наслаждением жуёт траву. – Главное, что цветы появляются. Когда они отцветут, тело окончательно исцелится.
– Значит, ты справилась. И не в первый раз, – слова Фортуната, а главное восхищение, с которым он их произносит, меня смущают.
Я могу уйти от ответа, пока носорог продолжает жевать траву, но, когда он наедается и, пару раз благодарно хрюкнув, радостно убегает в лес, в прятки уже не поиграешь. Тем более, что, обернувшись к Фортунату, я наталкиваюсь на пристальный взгляд – один из тех, какими парень последний год время от времени заставляет почувствовать растерянность и трепет, которые раньше между нами не возникали.
– Это воодушевляет, – задумчиво говорит эдем. – У тебя по-настоящему высокий уровень осознанности.
Считается, что именно это оказывается решающим фактором, позволяющим исцелять других, от растений до животных, а иногда даже людей, так что я стараюсь себе напомнить, что это едва ли можно считать комплиментом – скорее просто констатация факта.
– Тебе стоит себя ценить. Твоя бабушка делает это лучше, чем ты.
Мягкий тон голоса, едва ли не ласкающий. И по-прежнему сосредоточенный взгляд, повергающий в трепет.
«А это можно считать чем-то большим, чем констатацией факта?» – с надеждой шепчет внутренний голос, и я с трудом прячу глупую улыбку.
– Приятно, если могу считаться достойной своей бабушки, – признаюсь я.
«… но гордиться или тем более чувствовать особую уверенность из-за того, что я целитель, у меня никогда не получалось».
Я не произношу эти слова вслух, но это и не требуется. Фортунат с лёгкостью догадывается, о чём я думаю, и его понимающий взгляд превращается в печальный. Он грустно улыбается, когда медленно подходит ко мне.
– Ты с детства мечтала быть полезной своим ближним. Своего ты добилась. Остались ещё мечты?
На последней фразе его тон резко меняется на какой-то неожиданно серьёзный, даже немного напряжённый, и уж точно лишённый жалости или тоски…
– Над головой небо голубое, а ближние рядом – разве нужно что-то ещё?
Только задав вопрос внезапно охрипшим голосом, я понимаю, насколько эти слова искренние – пришедшие из глубины моей души.
Парень останавливается на достаточном расстоянии от меня, но его взгляд скользит по моему лицу прямо и откровенно. Мне хочется бежать и спрятаться от такого внимания, но я напоминаю себе, что это же Фортунат, и мне не стоит смущаться.
Парень мягко улыбается, и становится так легко и спокойно, что, если бы кто-то спросил о прошлом – моём или целой планеты – я бы вряд ли дала внятные ответы. Даже тоска, которую я испытывала в Аметистовой аллее, превращается лишь в смутное воспоминание. Здесь, рядом с Фортунатом время течёт медленно, а, может, вообще останавливается.
– Понимаю, – наконец говорит эдем, а я уже и не помню, на какой вопрос он отвечает, тем более, когда неторопливо делает несколько шагов ко мне.
Я гораздо ниже его и едва дохожу до плеча, поэтому запрокидываю голову, когда парень приближается.
– Твои глаза… – начинает он, но подбирает слова так долго, что я не удерживаюсь от того, чтобы не поддеть:
– Зелёные, как у всех.
Он закатывает глаза, но в этом нет раздражения, и я прикладываю к губам ладонь, скрывая улыбку. В этот же момент взгляд Фортуната перемещается на мои губы, а его рука нежно касается моей, отводя её от лица.
– Хорошо. Я скажу, – обещает эдем, и от его внезапного шёпота и пронизывающего взгляда я забываю, как дышать. – Ты смотришь на рассветы и закаты всегда влюблёнными глазами, с наслаждением слушаешь песню цикад в ночи, а когда молишься, твоё тело светится так ярко, словно это происходит впервые или, наоборот, последний раз в этой жизни. Когда авгуры у цветного костра рассказывают легенды, или ты наблюдаешь за химерами, твои глаза искрятся. Ты умеешь получать удовольствие от момента, и мне безумно нравится это. Но вместе с тем во взгляде всегда таится какая-то грусть, пускай, светлая, но всё же… будто… тебе открыты некие тайны, о которых ты не должна рассказывать другим и вынуждена в одиночку нести на хрупких плечах нелёгкий груз.
Словно с трудом подбирая слова и наконец справившись с ними, Фортунат судорожно сглатывает. А я… Я с шумом выдыхаю, потому что до этого мгновения в полной мере не осознавала, насколько хорошо парень меня знает. Он прав во всём.
«И даже в том, что касается тайн», – ехидничает внутренний голос, намекая на инсигнию за ухом, но я забываю обо всём, когда сильная рука нежно обвивает меня вокруг талии. Парень не прижимает меня к себе, но я сама не хочу отстраняться или отводить взгляд.
– А ещё твои глаза большие, выразительные и загадочно мерцают оранжевыми крапинками.
Фортунат обнимает меня крепче и чуть приподнимает, а в следующую секунду я стою на какой-то возвышенности, но даже её недостаточно, чтобы наши глаза оказались хотя бы на одном уровне: я всё равно чуть ниже. Зато наши губы оказываются ближе друг к другу. Гораздо ближе.
Я судорожно вдыхаю завораживающий аромат, исходящий от Фортуната. Раньше он ассоциировался для меня с детством, напоминал о побережье, свежем солёном воздухе на рассвете и закате, но теперь я чувствую ноты кедра и мха, которые до некоторого времени не замечала, а теперь понимаю, что именно они придают тягучей глубины аромату.
И вдруг меня озаряет: Фортунат пахнет, как океан.
Океан, скрывающий под своим спокойствием мощную силу, которую невозможно усмирить.
Океан, в который я беззаветно влюблена с самого детства…
– Ты же знаешь, что мои намерения серьёзные? – сдавленно шепчет Фортунат, а я невольно задерживаю дыхание, боясь сделать полноценный вдох, потому что аромат кружит голову. – Я готов и хочу объявить о своих чувствах Фракталу. Но должен знать, нужны ли они… тебе. Нужен ли я…
Откровенность его слов и беззащитность во взгляде заставляют сначала задержать дыхание, а потом судорожно выдохнуть. Кажется, ещё мгновение – и наши губы соприкоснутся, но парень не шевелится, когда добавляет:
– Если тебе нужно время, я пойму.
Он так и не двигается, только его взгляд блуждает по моему лицу в поиске чего-то, известного лишь ему самому. Фортунат действительно даёт мне возможность решить. Но всё, о чём я могу думать – это его губы, которые застывают совсем близко, и запах, что просто сводит с ума. Я несколько раз прокручиваю в голове слова, но не могу найти ни одну причину, зачем бы мне потребовалось время на раздумья. Глаза невольно закрываются, когда мы одновременно тянемся друг к другу…
Вдруг моё сердце болезненно сжимается от неприятного предчувствия.
Говорят, что люди, которые в паре играли в поводырей в детстве, даже вырастая, ощущают присутствие друг друга. Фортунат был моим поводырём, но лишь иногда. Гораздо чаще я была слепым в паре с совсем другим человеком и сейчас с удивлением понимаю, что чувствую его присутствие прямо в эту минуту.
Я открываю глаза и замечаю за спиной парня движение. Сконцентрировавшись на деревьях, различаю силуэт, который отделяется от теней и движется в сторону озера. Мне почти удаётся убедить себя в том, что показалось, как вдруг по Гористому венку разносится громкое низкое «трумб», напоминающее короткий рёв быка.
Мы с Фортунатом вздрагиваем и озадаченно смотрим друг на друга, прислушиваясь.
Тишину снова прорезает птичий крик: сначала негромкое, высокое «и», а потом гулкий мычащий звук. И так несколько раз подряд.
Крик выпи обычно слышится в сумерках и по ночам, иногда – утром. Но в дневные часы птица молчит, укрывшись в зарослях. Тем более сейчас не брачное время.
Догадка, что это значит, почти сбивает меня с ног, как слишком резкий поток воздуха…
С большим трудом я успеваю скрыть настороженность, чтобы она не отразилась на лице прежде, чем парень внимательно смотрит на меня, почувствовав отстранённость.
– Мне нужно время, – виновато сообщаю я, с болью наблюдая, как по лицу парня проскальзывают тени, в глазах отражается сомнение, а потом взгляд гаснет, но эдем всё же поступает так, как пообещал:
– Я понимаю и готов ждать.
Фортунат делает шаг назад, но придерживает меня, чтобы я не упала, вдруг потеряв опору. Я неловко спускаюсь с возвышенности, чувствуя, как в груди неприятно колет.
Тайный сигнал, похожий на крик выпи, мы с моим поводырём из детства придумали очень давно – на случай, если нужна помощь, но никто не должен об этом знать. За всю жизнь мы пользовались им только несколько раз.
По какой бы причине Нона не оказалась здесь сегодня, и какая помощь ей бы не потребовалась именно в тот момент, когда решалась моя судьба, мне эта причина наверняка совсем не понравится.
ГЛАВА 3 (Габриэлла). ВЗГЛЯД ВОЖДЯ
Фортунат едва скрывается за грядой, как силуэт, затерявшийся среди теней, ступает на поляну, и его озаряет солнечный свет. Мы одновременно срываемся с места. Ноги сами несут меня к Ноне, а она бежит ко мне, и мы почти налетаем друг на друга.
– Надеюсь причина достаточно серьёзная, – строго начинаю я, – если ты нарушила момент, которого я так ждала…
Девушка даже не даёт мне договорить.
– Тише, прошу, – испуганно шепчет она, но я слишком обижена, чтобы промолчать:
– Не знала, что ты теперь с радостью разносишь откровенную клевету.
Нона сходит с лица, и взволнованность сменяется замешательством. Она хмурится, не понимая, о чём я. Или делая вид, что не понимает…
