скачать книгу бесплатно
– И сад у неё всегда был замечательным. Теперь, конечно, запущен, но… Мне кажется, дорогая моя, в запущенности этой есть своя романтическая прелесть… Вы, кстати, розы ещё не пересаживали? Не забудьте, прошу вас. А я, собственно, к вам, Женечка, с приглашением. Прошу завтра вечером ко мне на ужин. Посидим соседями, отметим скромно моё рождение. Не бог весть как, правду сказать, мне это событие хочется праздновать, но… Прекрасный традиционный повод собраться друзьям – почему бы не воспользоваться… Придёте? Чудесно! И прошу вас – не выдумывайте только никаких подарков! Не люблю этих глупостей…
– Хозявы-ы-ы!.. – раздался от калитки бодрый призыв.
Женька вскочила и заглянула за угол. По дорожке гуськом спешили две круглые, грудастые тётушки и тщедушный мужичок в мешковатых белых брюках и соломенном стетсоне. Выглядел он весьма франтовато и глядел петухом.
– Здравствуйте, – растерялась Женя.
– Доброе утро, – впереди идущая тётушка глянула на неё с подозрением. – Это вы, девушка, теперь тут хозяйка? Почему трава не покошена перед домом? Почему табличку с названием улицы не видно?
– Мы, собственно, – вмешался мужичок более приветливо, – представители местного ТОСа. Обход вот делаем с целью благоустройства.
– А, – сказала Женька.
– Кроме того, как члены общественной некоммерческой организации «За возрождение корней», собираем подписи жителей за переименование города и улиц, то есть… за возрождение прежних, исконных названий. Подпишете петицию? – он с готовностью развернул к Женьке планшет с прикреплённой на нём таблицей, пестревшей автографами, и протянул ручку. – Как хорошо, Дина Владимировна, что застали вас здесь. Подпишитесь тоже.
– И какое же из названий, позвольте спросить, – осведомилась госпожа Спржельская, – вы намерены вернуть? Насколько мне известно их было не менее четырёх…
– Конечно, Преображенское! – тосовка-активистка посмотрела на собеседницу так, будто та предложили что-то неприличное. Вторая тётушка закивала китайским болванчиком. – О других вариантах и речи быть не может – это, по-моему, очевидно! – и даже фыркнула возмущённо.
Женька молча расписалась.
– А я повременю, – Дина Владимировна, кивнув на прощание хозяйке, направилась к калитке. – Такие вопросы, знаете ли, не любят спешки. Надо всё обдумать, взвесить… Пытаясь поименовать наше многострадальное поселение, люди, видимо, слишком торопились. Вот ни разу и не угадали – так, чтобы на века осталось. Да в любую эпоху ко двору пришлось.
Активистка посмотрела на хлопнувшую калитку с превеликим неудовольствием:
– Вот вредная старуха! Изображает тут из себя самую умную… А вы, – ткнула она авторучкой в сторону Женьки, – примите к сведению наши замечания и меры к их устранению. Виноград все стены заплёл – ни названия улицы, ни номер дома не видно. Нарушение норм!
В зарослях винограда с грохотом распахнулось окно:
– Вы абсолютно правы! – раздался голос отца. Следом меж листьев появилась и его встрёпанная со сна голова. – Скажите, скажите хоть вы ей об этом! Может, чужих людей послушает, если слова родного отца для неё давно пустой звук! Я ей который день твержу – убери этот плющ! Как мне жить и работать в таких потёмках? Словно в темнице живу – право слово! Отвела отцу что ни на есть худшее помещение в доме! Родному отцу! Но терпение моё не безгранично! – голова скрылась. Тут же появилась вновь. – Хватит! Пора навести в этом доме порядок! – Голова скрылась. Появилась. – Прошу прощения за мою эмоциональность. Но вы же видите… – Губы и щёки головы задрожали.
Тосовцы осуждающе покачали головами.
– Ну знаете ли… – протянула их лидерша. – Так с отцом обращаться… Ни в какие ворота.
– Товарищ! Товарищ! – воззвал прагматичный мужичок в шляпе. – Может, вы тоже подпишете петицию!.. – он с надеждой взмахнул планшетом.
Из листвы вынырнула рука, безнадёжно махнувшая на несовершенный мир:
– До петиций ли мне сейчас?..
Мужичок расторопно вставил в неё авторучку и с торжеством поволок добытый автограф к калитке.
… Вернувшись в дом, Женька застала отца бодро волочащим свои чемоданы вверх по лестнице, в мезонин.
– Па-а-ап?..
– Я займу комнату наверху, – заявил он срывающимся от еле сдерживаемых слёз голосом, – там светло и прекрасный вид. Тебе, конечно, плевать, но мне, как писателю, это необходимо для вдохновения.
– А мне?!.
– Тебе не всё равно где спать? Неблагодарная…
Неблагодарная пнула ступеньку и выскочила во двор. Сдёрнув с бельевой верёвки полотенце, она побежала через малинник к тайной калитке, ведущей на пляж.
––
…Река сверкала ослепительно и призывно. И нежно шелестела мелкой рябью о пышный белый песок. Она остудила обиду, а горячее солнце приласкало. Навалявшись вволю на своей любимой отмели, успокоившись и почти примирившись с бесцеремонным выселением, Женька поплыла к берегу.
На её полотенце, скрестив ноги, сидел Артём. Немного замешкавшись, купальщица всё-таки вылезла из воды, поспешно подобрала джинсы и, неловко оступаясь, принялась натягивать их на мокрые ноги. Незваный пришелец молча и с нескрываемым удовольствием за ней наблюдал. Женька подумала, насколько живописный вид имеет сейчас её грудь, облепленная мокрой майкой. Уши её вспыхнули.
Как он вообще здесь оказался? Чёрт…
– Отдай полотенце, – бросила она неприветливо, застёгивая ширинку.
– Зачем?
– Мне холодно, – она потянула за край. – Что ты тут делаешь?
– Никто ещё при тридцати градусах жары насмерть не замёрз, – ухмыльнулся он. – Не слышал о таких прецедентах. Но в любом случае, – Артём перехватил её за руку и потянул на себя, – могу помочь, – Женька потеряла равновесие и воткнулась коленками в песок. – Согреть… – прошептал ей прямо в губы.
Спину защекотали мурашки…
Вот ещё! Да за кого он её принимает! Женька упёрлась свободной рукой ему в грудь.
– Пусти…
Повременив какое-то время, он всё же разжал пальцы и поднялся на ноги. Она стряхнула полотенце от песка и накинула на плечи.
– Ты мне нравишься.
– Какая честь для меня… А я-то думала, у тебя просто гон, а перепихнуться не с кем.
– Зачем ты так?
– Послушай, – Женька посмотрела на него прямо и сердито, – я замужем. Понятно? И сюда приехала не за летней интрижкой…
– Ну да, – Артём зло хмыкнул. – Как это я не дотумкал? Верная жена в бегах. Мужа своего любит и безусловно восхищается его беспримерными качествами – но, блин, на расстоянии. И чем то расстояние больше, тем любовь горячее. Так что ли?
– Да какое твоё дело?
– Да никакого! Просто, как самоназначенный бичеватель пороков общества, хочу сообщить тебе: то, что ты считаешь нравственностью – на самом деле обыкновенное гнилое ханжество!..
– Пошёл ты!.. – Женька повернулась и быстро побежала вверх по тропе.
Какова скотина! Чёртов самовлюблённый болван! Вы погляньте, как распсиховался из-за отказа! Не привыкши? Что ж, нужно было послушно опрокинуться на спину, чтобы его не расстроить ненароком?..
Нужно было?.. Нужно было… Ей ведь этого так хотелось в то мгновение… Так хотелось почувствовать его губы… Почему она его оттолкнула? Чем плоха летняя интрижка? Может, она подарила бы ей ту порцию нежности и счастья, на которые судьба так долго скупилась?
Может быть… А может быть и не подарила бы. Может быть, её легкомысленный сосед свинтил бы после первой же близости, а она осталась локти кусать – без никакой тебе нежности, без счастья, без надежд. С очередным разочарованием.
Да ну и бес с ним! Обойдёмся. После катастрофического крушения семейной жизни с Вовчиком перспектива новых отношений с мужчиной её скорее пугала, нежели вдохновляла.
… В растрёпанных чувствах, продираясь сквозь заросли малины, Женька чуть было не затоптала двух гномов.
– Ой! – сказала она, уставившись на это неожиданное явление.
Мальчишка семи лет, крепко держащий за руку трёхлетнюю сестру, посмотрел на запыхавшуюся хозяйку ясными серо-голубыми глазами и чихнул.
– Вы чего тут?.. Вы как тут, Степан?
– Здрасте, тёть Жень! – бодро отрапортовал Степан. – А мы вас ждём-ждём, ищем-ищем… Мама в доме, с Дмитрием Алексеевичем чай пьют.
Мама уже была не в доме. Она стояла, подбоченясь, на террасе и взирала на Женьку:
– Хороша-а-а, – протянула осуждающе, тряхнув ярко-рыжей крашеной чёлкой. – Мокрая, босая и в полотенце. Так теперь выглядят деревенские нимфы? Чего ты там, в кущах, битый час делала, скажи на милость? Козу пасла?
– И тебе, Сюзанна, здравствуй, – Женька улыбнулась. – Рада тебя видеть.
– Надеюсь, что так, – Сюзанна сбежала по ступенькам вниз, – потому как мы к тебе надолго, – она направилась было к подруге для приветственных объятий, но внезапно остановилась. Её совершенные, красиво подрихтованные брови поползли на лоб: – Ого! Так вот кто тебя в кустах так долго развлекал…
Женька покраснела. Артём вежливо поздоровался с гостьей и, обойдя хозяйку по широкой дуге, скрылся за углом дома.
– Ты, я вижу, времени тут зря не теряешь, – подруги, наконец, расцеловались, – и это в то время, как несчастный, брошенный супруг с факелами разыскивает свою ветреную жёнушку, – она весело рассмеялась. – Ничего так парень, можно залипнуть… Да не боись! Знаешь же: мужики моих подруг для меня не существуют! Табу! – она для вящей убедительности прижала руку к сердцу, ничуть не беспокоясь на тот счёт, что знавшая её долгое время Женька все эти годы убеждалась как раз в обратном. – Впрочем, к делу, подруга. Найдётся в этих хоромах для меня и моих спиногрызов угол?
– Найдём, – заверила Женька. – Что случилось-то?
А случилось дело обыденное и до безобразия банальное. Банку, ссудившему Сюзанне покупку и обустройство мастерской, надоело месяц за месяцем и год за годом выдавливать из неё платежи по кредиту. Дело передали коллекторам. Те, по словам недобросовестной заёмщицы, оказались натуральными бандитами, посмевшими апортировать указанную банком жертву и угрожать тем самым её тонкой художественной натуре тягчайшими стрессовыми ситуациями.
– Я скормила этим ненасытным рожам уже две стоимости мастерской! – подруга негодующе потрясала плюшевым медведем дочки. – А они пытаются из меня ещё и третью выдоить. Кровопийцы! Хватит, с меня довольно! Довольно я кормила этих упырей! У меня, между прочим, дети! Им ведь тоже должно что-то перепадать от трудов моих праведных!
– Что ж ты теперь всю жизнь будешь от них бегать? – поинтересовалась Женька по дороге на кухню.
Сюзанна нетерпеливо передёрнула плечами:
– Знаешь в чём твоя беда? – она откинула вафельное полотенце, прикрывающее чашку с Тырлыковскими пирожками. – Свежие? А с чем? Дети, идите – пирожки! …Ты не можешь получать удовольствия от жизни, потому что пытаешься прожить любую возможную ситуацию до того, как из неё что-то успело родиться. Ляля, постарайся не крошить. Так, взяли пирожки и марш гулять во двор! …Давай не будем сейчас думать за всю жизнь, а? У меня, знаешь ли, от слов «банки», «кредиты» и прочей сухоты аж зубы с тоски сводит, – Сюзанна добыла из буфета упаковку молотого кофе. – Будешь? Сливки есть у тебя? Расскажи лучше о приютившем нас городке. Есть тут где вечером со вкусом затусить? Потанцевать? Слушай! – озарение застало её с закипевшим чайником в руке. – У твоего случайно нет приятеля? Могли бы сегодня вечером куда-нибудь заклубиться…
– Сюзанночка, – Женька отняла у неё чайник, заварила кофе и всучила ей чашку в руки. – Пошли я тебе комнату покажу, – они поднялись по ступенькам в гостиную. – Это дверь в мою комнату, у неё окна во двор. Эта, окнами на улицу, – она распахнула дверь, – твоя. Располагайся, постель сейчас принесу. Ты можешь спать на диване с Лялей, а Степану мы кресла сдвинем…
– Нормально, пойдёт, – Сюзанна плюхнулась на диван и огляделась. – Так что насчёт вечера?
– Мне завтра на новую работу, извини. И… парень этот, он мне… просто сосед.
– Ну и глупо, – гостья распахнула окно в густое переплетение винограда. – Ох, какие заросли!..
Женька молча вышла из комнаты. Хлопнула входной дверью. Прошагала вдоль уличной стены дома, остановилась под злополучным окном и, уцепившись руками за переплетение ветвей, дёрнула изо всех сил.
– Эй, ты что делаешь? – ужаснулась Сюзанна, заныривая обратно в комнату.
– Осчастливливаю мир, – буркнула её странная подружка, продолжая с необъяснимой яростью и упорством терзать виноград, повиснув на лозах. Тот стойко сопротивлялся. Но куда ему было тягаться с венцом творения? Молодые побеги затрещали, старые подались, и часть плетения, щедро сыпанув трухой, рухнула на бесчинствующую хозяйку, увлекая за собой на её беспокойную голову кусок трухлявого карниза. Оказалось не то, чтобы больно. Скорее неожиданно и обидно.
Сюзанна хохотала так, что чуть не вывалилась через подоконник на улицу.
– Благодарю за усердие, – простонала она, утирая слёзы, – право не ожидала от тебя такой готовности в обеспечении моего комфорта… Но теперь действительно гораздо лучше!
– Я рада, – Женька пыталась выпутаться из лозы, – теперь, наконец, все будут довольны…
Протерев глаза от вездесущего сора, она посмотрела на стену, дабы удостовериться – будут ли, наравне, со всеми, жаждущими ликвидации винограда, довольны представители ТОСа… О да! Табличка с названием улицы и номером дома оголилась и видна, наконец, была замечательно. В отличие от облупившихся букв на ней… Женька ещё раз протёрла глаза, всмотрелась в старую, ржавую железяку… Там.. как будто… вовсе не «Заовражная» написано…
– Чер-но-яр-скы-я, – прошептали губы по слогам. – Тринадцать…
-–
Наследница всё ещё таращилась на табличку, когда какое-то смутное, двадцать шестое чувство сообщило ей, что за спиной что-то неумолимо и неотвратимо меняется. И перемены эти не к лучшему…
– Боже ж мой, – пропела над головой подруга сладким голосом, подтверждая её худшее из предчувствий, – это откуда ж к нам такого красивого мальчонку надуло?
– Привет, Сюзанна! – бодро откликнулся «мальчонка». – Привет, малыш!
«Привет, Карлсон», – подумала Женька, обречённо поворачиваясь к новоприбывшему.
Вовчик, как обычно, был свеж, весел и доволен собой. Его распушённые перья переливались на солнце и трепетали на летнем ветерке, приглашая к празднику жизни. Отправив в окно, где маячила рыжая чёлка, воздушный поцелуй, он обратил взор к облезло-мокро-босому, присыпанному трухой, обличью супруги. Мда… С трудом подавив гримасу, нацепил на открытое честное лицо своё обворожительный оскал. Ну что тут поделаешь? Любил Вовчик женщин блестящих и полированных. А жена его таковой не была никогда. И даже не стремилась. Ну и чёрт с ней. У этой женщины иная функция – возле неё удобно было кормиться. А любиться настоящий мужик может и на стороне…
– Я так соскучился, малыш!..
Женьку как будто вожжами вытянули – она рванула с места заправским спринтером. Успела пронестись мимо дома, увернуться от нежных объятий мужа и юркнуть в калитку. Задвинуть щеколду не успела. А вот Вовчик успел – ввалиться во двор, упасть на колени и вцепиться мёртвой хваткой в джинсы жены.
– Прости! Прости меня, малыш! – рыдал он, вопя, как потерпевший. – Всё изменится, поверь! Теперь всё будет по-другому! Люблю тебя! Жить без тебя не могу! Даже готов забыть, как ты поступила со мной перед своим уходом! Я всё готов тебе простить! Хоть ты, подлюка, того и не заслуживаешь!..
Женька молча и ожесточённо пыталась вырваться. Но железные клещи кающихся объятий были крепки – разомкнуть их было примерно также легко, как сдвинуть автобус.
Наконец, Вовчику надоело елозить в пыли ввиду возможной порчи новых модных штанов (такие, блин, клёвые! почти брендовые – кто там будет приглядываться – зауженные, укороченные, чуть спущенные на бёдрах… Чиксы пищат). Он поднялся на ноги, крепко перехватив брыкающуюся добычу за плечи и стал пытаться с умильно-страдальческим выражением лица изобразить примиряющие объятия. Поняв, что другого пути нет, Женька, изловчившись, лягнула настырного муженька по голени.
– Сука! – взвыл он, ослабив хватку. Ненадолго. Но жертве примирения хватило.
Она вырвалась, запрыгнула на террасу, попутно отбрыкнувшись от хватающий её за ноги руки, вбежала в дом, влетела в спальню и… дверь удалось захлопнуть и запереть.
– Открой! Открывай, овца бешеная! – дверь тряслась и всхлипывала. – Открой, малыш! Клянусь, я просто хочу поговорить! Ты же любишь меня, я знаю, чего кабенишься? Чего представление устроила? Хватит придуряться! Открывай, сука, б..!
Трясущимися руками Женька натянула кроссовки, покидала в рюкзак кошелёк, телефон, документы и вылезла в окно. Воровато оглянувшись, нырнула в малинник. Под его прикрытием перелезла через забор, во двор к Тырлыковской и, просочившись через её калитку, бросилась бежать вниз по улице.
Возле палисадника Зинаиды Семёновны притормозила, безуспешно пытаясь под пристальным взглядом белой панамки принять вид деловитой торопливости, а вовсе не панического бегства…
– На базарь? – осведомилась панамка традиционно.
– На вокзал! – разозлившись, выпалила беглянка неожиданно для себя.
На вокзал? Пожалуй…
