Нарушитель

Девушка мчала вдаль по трассе, включила радио. Послушав пару песен, решила, что звуки природы в сто раз лучше пающих трусов, которых с удовольствием „хавает” people. „Пусто. Никого нет на этих полях. Неужели ещё есть места совсем необитаемые. В Москве людей столько, что душно. А тут так приятно дышать. Так приятно нестись вдаль и вдаль. Как хочется убежать от всего неприятного и злого. Так нужно убежать от себя. Папе, кстати, тоже хочется бежать от себя. Только он в этом никому не признаётся”. Через десять минут она остановилась, аккуратно закрыла дверь. Ласковый и приятный ветерок развевал её волосы, трепал воротник на рубашке. Алиса легла на капот. Она поглощала природную стихию всем своим телом. Девушка печально констатировала, что впервые за двадцать лет её ласкал ветер. Она не знала, что ветер может сжимать в своих объятьях. Сколько она себя помнила, всё время пряталась от него. В её сознании, ветер ― это страшная стихия, которой надо бояться. Девушка открыла глаза и увидела перья белых облаков на голубом небе. Оно так высоко, но только не теперь. Небо стало Алисе настолько милым, родным и близким, что она прослезилась. „ Дура! Двадцать лет прожила. Ничего не замечала. Что же я зря тратила время? Я и не знала, что небо может быть настолько прекрасным. Вот бы там жить! Неси меня, ветер, далеко неси. У меня есть крылья, и я научусь летать. Никогда не поздно поступать правильно. Ветер, милый ветер, лети к папе, наставь его на путь истинный. Живём мы только один раз. Он не может погрязнуть в этом болоте. Господи! Пожалей его. Он тоже хотел научиться летать, но ему сломали крылья! Дай же ему новые, Господи! Я не буду летать без него. Я не оставлю его одного с этими людьми”, ― Алиса проснулась. Она всё также лежала на капоте, её всё также жалел ветер. Мёртвая птица с вывернутыми крыльями валялась на сорной траве. Алиса заплакала: „Если бы у человека были крылья. Они бы мешали ему ползать. Я еду назад”.

Девушка села в машину и поехала домой. Она смотрела на поля, птиц, небо, слушала гул ветра ― они свободны. Алиса завидовала им чёрной завистью. „Всё бы отдала, кроме папы, чтобы быть такими же как вы! Зачем вам слова?! Вы можете без них объяснить всё! Зачем вам деньги?! Вы только играете с ними, для вас они просто бумажки!”

– Дура!!! Куда ты прёшь?! ― Алиса резко ударила по тормозам. Парень упал на асфальт от испуга.

– Сам дурак! Ты переходишь дорогу в неположенном месте! Где ты тут увидел пешеходный переход? Где? Покажи! ― нервно жестикулировала девушка.

– Дважды дура, ― уже спокойно сказал парень, так и не вставший с асфальта, ― это же трасса. Тут невозможно встретить пешеходных переходов, а людям переходить надо. А от вас нет продыха, то крутые и хамы скорость превышают, то бабы-дуры гоняют на машинах так, будто это самолёт.

– Я спокойно гнала соточку! И это нормально! И нечего на меня наезжать! Это ты ― хам! ― Алиса прислонилась к двери Кадиллака и тихо заплакала.

– Ладно тебе. Не плачь. Я видал женщин на машинах и покруче твоей. И разговаривал я с ними так же, как и с тобой, потому что они полные дуры… Но ты другая, я такую девушку как ты, впервые вижу.

– И я тебя впервые вижу. Прости, что не заметила сразу. Что-то я не в духе сегодня. Думаю, ты, пользуясь здравым смыслом, не будешь подавать на меня в суд?

– В суд не буду, но в качестве возмещения морального ущерба, я просто обязан прокатиться на красивой машине с красивой девушкой.

– Наглость ― второе счастье. И откуда такая уверенность? Садись, заценишь мою машинку, ― парень сел. ― Сама красила.

– Круто, профессионально сделано. И как же зовут эту художницу?

– Алиса.

– Ну и ну! Это та, что из Страны чудес?

– Наверное, да. Как тебя зовут?

– Дмитрий. Обычное имя. Без всяких красивых легенд. Даже какой-то комплекс неполноценности ощущаю рядом с тобой.

– Куда поедем? Комплекс?

– В Шереметьево, я там рядом живу.

– Поехали…

Behind the wheel

56

– Приближается знаменательный день, доченька, ― радовался Адам.

– Какой ещё день? ― удивилась девушка. ― Не пугай дочку, у неё очень слабые нервы.

– Ну как какой? День Рождения твой. Надо подумать, как отметить. Организовать хороший корпоратив.

– Пап, я не отмечаю своего Дня Рождения с тех пор, как жизнь пошла под уклон.

– Доча, не выделывайся. Мы артистов пригласим. Кого ты хочешь? Вот я в детстве любил слушать Валерия Леонтьева. У него такие эстрадные костюмы…

– Пап, ну вот этого не надо. Свой пенсионный фонд вспоминать. Такие исполнители ― это вчерашний день.

– Ладно. Леонтьев для тебя― старьё. Ну так я и говорю, молодых пригласим. „БИС” или Диму Билайна.

– Пап, дело не в них. Такие исполнители никуда не годятся. И я не хочу этой гулянки. Соберутся твои друзья, а День Рождения то мой.

– Пригласи своих…

– У меня нет! Нет! Никого кроме тебя нет! Ты издеваешься надо мной?! ― кричит и плачет Алиса. ― Делай что хочешь. Я тебе полностью подчиняюсь, ― внезапно зазвонил мобильный девушки, на дисплее высветился незнакомый номер. Девушка сняла трубку. ― Алло. Кто это?

– Приветик. Это я, Дима. Помнишь меня?

– Ты? Как ты узнал мой номер?

– Помнишь, твоя мобила упала на коврик с моей стороны, и я очень долго доставал её. Отыскал твой номер, запомнил. У меня фотографическая память.

– И что теперь?

– Может, встретимся? На концерт сходим? Только у меня машины нет, могу подвезти либо на метро, либо на такси. Выбирай, пока не передумал.

– А всё-таки ты наглый. Что за концерт-то хоть?

– Концерт хороший ― не пожалеешь. Клуб Б1 Максимум, сегодня в 20.00.

– Хорошо, я подъеду. Пока.

– Кто звонил? ― спросил Адам.

– Чувак, которого я чуть было не отправила на тот свет. Не волнуйся. Всё будет нормально.

… Алиса приехала в назначенный час, прямо к клубу. Ей удалось убедить папу, что враги не смогли подсчитать всё настолько точно, чтобы подкинуть этого парня в нужное время, в нужное место. Девушка вообще была поражена: её машина, которая вызывала удивление практически у всех людей, здесь, не вызвала ни малейшего. Вместе с Димой они прошли в клуб, ещё никто не начал играть:

– Так что это за группа? ― спросила Алиса.

– B&W, крутые электронщики, удивительно, что ты о них ничего не слышала. Ориентируются на Depeche Mode, Dazzle Dreams и на Скрябина старого, хотя они уже выработали свой стиль, а этих групп они играют только каверы. Эта группа то ли украинская, то ли польская, точно не скажу. О них вообще ходят легенды и довольно-таки смешные. И что самое интересное ― нигде, ни единого интервью их не нашёл. Умеют заинтересовать. Но слова здесь абсолютно лишние, их надо услышать.

Через десять минут B&W вышли на сцену. Полный минимализм: парень и девушка, два синтезатора и компьютер. Пела девушка на английском, иногда садилась за клавиши. Алиса почувствовала то, чего раньше никогда не было в её жизни ― хорошую музыку, завораживающие синты, лазерное шоу. И настолько её тогда „впёрло”, что, танцуя, как заведённая, она подумала: „Теперь можно и умереть. Вот та музыка, которая не воспримется под водочку. Вот та группа, которая откажется выступить на корпоративе”. В заключение, была исполнена единственная песня на украинском языке „Скрябін ― Я твій пасажир”. Как же она плакала, как же эта песня соответствовала её состоянию души. Алиса чувствовала, что радостное ощущение, которое она испытала от этих чудодейственных синтов, уходит безвозвратно. Девушка знала, что уже не сможет расстаться со своей нынешней жизнью, её кавалером больше никогда не сможет стать случайный попутчик. Она выпила коньячку, к ней подошёл Дмитрий и напел: „Ми маєм час. Я твій пасажир ”. Девушка посмотрела на парня, тушь потекла по её щекам:

– Мы не должны больше видеться. Прощай, ― и она убежала.

– Алиса, стой…― попытался прокричать парень, но вышло тихо и сдавлено.

Он не стал её догонять, не стал ей звонить. Они больше никогда не встретятся в этой жизни.

Я есть

― Папа, я смотрела передачу, так там один мужчина, бывший богатый человек, бросил всё, уехал в деревню и нашёл душевный комфорт. Он сказал, что счастлив от того, что не работает на свои капиталы…

– А если у тебя забрать твой кадиллак, твою одежду, дом со всеми удобствами?! ― кричал Адам. ― Много ли ты ощутишь душевного комфорта?!

– Ну необязательно же от всего отказываться. Частично, ― жалобно предложила девушка.

– Нет! Нельзя! Никаких „частично”! Или всё, или ничего! И ты не готова к этому „ничего”.

– Папа, но мы же отдаляемся друг от друга. Ты больше времени проводишь с какими-то совершенно посторонними людьми! Они же ненавидят нас! Папа! Зачем нам держаться за них?! Зачем?! ― Алиса не смогла сдержать слёз. Адам обнял дочку.

– Не сокрушайся, Алиса. У Иисуса Христа была профессия ― любить людей, а у них ― профессия ненавидеть их. Так устроен мир. Один, который любит, спасает миллиардов, которые ненавидят. Но ты же не Иисус Христос! Да, ты должна выполнять все обряды. Ты должна каждый день молиться богу, но ты не должна погибать за других людей, которые не скажут тебе даже спасибо.

– А вдруг я Иисус Христос? Вдруг я должна действовать, а сижу здесь! Ты же ничего не знаешь.

– Дочь, ты хоть думаешь о чём говоришь? Ты хоть понимаешь, как ты богохульствуешь? Ты грешная, я грешный, все люди грешные. А он был чист, абсолютно чист. И это имеет значение.

– Пап, ну ведь можно же исправиться, можно зачеркнуть, переписать. Пусть придётся выбросить так много, пусть! Есть же способ?! Есть же возможность?!

– Тот, кто закаляет свою душу и тело, бегает под проливным дождём. Посмотри, какой сильный сентябрьский дождь идёт. Он смоет все грехи. Иди, бегай, если ты такая смелая и готова бросить вызов мне, богу, всему миру. Выходи.

Глаза Алисы были настолько влажными от слёз, что невозможно было заглянуть ей в душу. Минуту смотрела девушка на Адама, а потом вскочила и выбежала на улицу, под проливной дождь.

– Алиса! Стой! Вернись! Засранка! Простудишься же! Не лето! Алиса!

Но девушка его не слышала, а только чувствовала холодный дождь на своём теле, который насквозь промочил её одежду, только слышала раскаты грома и видела блеск молнии, освещающий всё вокруг. Она чувствовала животный страх от того, что не могла разглядеть нужной дороги, не могла понять, в каком направлении ей дальше „рыть”. Она затерялась в этом огромном мире, перед собой она видела множество дорог и непонятно, какая из них куда ведёт. Одиночество, о котором она забыла, с тех пор, как встретила Адама, снова дало о себе знать. Она мокла под этим дождём и понимала, что из-за стремления вверх, потеряла самого близкого человека. „Почему он не поддержал меня? Почему не решился пойти со мной? Я слишком дорогую цену плачу. Господи! Очисти меня! Очисти! Если ты лишаешь меня души! Если вырываешь мне сердце!”

– Нет моего отца! Его не будет больше! Ну так сделай же что-нибудь! Я не могу…― она ещё сильнее заплакала. Она замёрзла так, что зуб на зуб не попадал. Не услышав в ответ ничего, Алиса побежала, остановила её только лужа. Девушка упала и вляпалась в грязь, а дождь не прекращался. Он так и продолжал очищать. Алиса встала и побежала снова

„Дождь же на улице. Иди домой. Что ты бегаешь, как заведённая?” ― сделал замечание прохожий.

– Не мешайте мне выполнять упражнения! ― дрожь её голоса куда-то исчезла. ― Не мешайте мне убежать от самой себя. Я стану чище.

Прохожий только покрутил пальцем у виска и пошёл по своим делам. И лишь тогда, когда девушка перестала чувствовать своё тело, она забежала погреться в ближайший бар:

– Коньячку кружечку, ― дрожащим голосом выговорила она.

Бармен посмотрел на неё и налил.

– Апппчхии! ― Алиса сильно чихнула, вот так начиналась её простуда.

– Будь здорова, ― сказал какой-то мужчина за её спиной.

– Я никогда не буду здоровой. Я умру больной, ― спокойно ответила девушка, обернулась и увидела Адама, закутанного в плаще.

– Если ты и дальше так будешь делать, действительно сляжешь. Как же ты могла оставить меня? Как? Алиса?

– Я думала, это ты меня оставил, ты от меня отказался. Я бежала, и я не знала, что делать.

– Я твой отец. И буду с тобой до самой смерти…― он прижал к себе Алису и почувствовал, что вот оно моё, родное; что он мог бы потерять её из-за своего длинного языка и идей, которые уже давно перестали приносить ему радость.

Глава 5

Тот эксперимент над своей душой и телом не прошёл бесследно. Алиса слегла в жуткой горячке. Врач ей приказал полный покой, прописал кучу лекарств и вколол анальгину, чтобы сбить высокую температуру. Посоветовал ехать в больницу, но Адам отказался, аргументируя тем, что самые хорошие больничные стены хуже плохих домашних. Алиса бредила всю ночь, чаще всего она упоминала папу, всё время просила Господа повернуть время вспять, просила о папином спасении, приносила себя в жертву. В ту ночь Адам не уснул, он держал руку девушки и не отходил от неё ни на шаг. Он верил, что утром его дочке станет намного лучше, взойдёт солнце и согреет пропадшие души.

– Дурак, ничего не замечал, вот тот единственный человек, который по-настоящему меня любит. Что ж я зря тратил время.

Ожидания Адама оправдались: утром, Алиса хоть и с трудом, но открыла глаза. Она хотела встать.

– Лежи, ты ещё слаба, тебя извела горячка. Будешь есть?

– Я не хочу есть, но ты всегда прав. Нужно жить дальше, нужны силы. Принеси мне мяса какого-нибудь.

– Принесу, доченька, гуляш принесу наш любимый венгерский.

Постельный режим отец обеспечивал дочке ещё два дня. Потом, он уже не боялся оставлять её на ночь одну. Алиса почувствовала прилив сил и взялась за дело.

…Эту картину она рисовала всю ночь.

…Адам вошёл в комнату дочки.

– Нравится? ― радостно спросила Алиса.

На картине были нарисованы события Первой Мировой Войны. Сильный дождь, размывающий рвы; грязь и солдаты двух враждующих сторон. Возле армий одних и других стояли попы православный и протестантский, которые посылали солдат во имя бога. „Бог с нами”,― можно было догадаться, глядя на их фанатичные лица. Внизу картины была подпись „А бог-то один”.

Адам посмотрел и сказал спокойно и серьёзно:

– Война ― это страшно. Хорошо, что ты не знаешь, что такое война. Моли бога, чтобы никто никогда не узнал.

Свет и тень

В Вене не прекращалась метель. Снегом засыпало улицы, дороги, детские площадки. Кто-то сидел дома, кто-то стоял в пробке и пил горячий чай, кто-то ругал всё и вся за такую непогоду. И только маленькая часть населения не чувствовала себя ущемлённой. Венский бал никогда не зависел от погоды, и этот раз не стал исключениям. Как бы в солидарность с природной стихией, гости были одеты в белые платья и фраки с чёрными туфлями. Тёмное и светлое начало боролись всегда, поэтому сочетание „чёрное и белое” никогда не выйдет из моды. Этот бал был своеобразной машиной времени для тех, кто скучал по дворянскому этикету и по музыке без фанеры. Людей, которые там собрались, можно было бы разделить на две категории: те, кто умеет танцевать и те, кто отрабатывает свой общественный статус. Обычно, последние смотрят на танцующих, разговаривают ни о чём и вяло попивают шампанское. Алиса с Адамом прибыли туда, потому что обязывало положение. Адам интересовался у гостей: как у них дела, как здоровье, и что они думают по поводу предстоящих выборов. Тем не менее, когда начались танцы, отец с дочкой в стороне не остались. Мужчина нежно взял девушку за руку, они стали друг напротив друга и с первых нот начали танцевать мазурку. И получалось у них кстати, не хуже, чем у профессиональных танцоров, которые были приглашены. Тот самый политик, который, казалось бы, прилетел прожигать вечер, как и все, теперь подтянутый и аристократичный танцор. Все восхищались: как же хорошо отец танцует с дочкой, как же гармонично они вместе смотрятся. В этот момент, мощный белый свет озарил Алису, она видела всё только хорошее и светлое, она поверила в то, что теперь-то дела их пойдут на поправку. Она перестала видеть тени, которые зря тратили время, смотря на танцующих. Всё радужно и хорошо, как будто добро и зло заключили перемирие на время этого бала. Все гости были белыми-белыми, среди них Алиса обратила внимание на парня лет восемнадцати. Их взгляды встретились, наверное, это было проверкой связи. После танцев, Алиса набросила белую муфточку, подаренную отцом к балу, и вышла на улицу. Снег шёл очень сильный, такой, что невозможно было разглядеть неба. Снежинки, будто зная о Венском бале, плясали под нетленные хиты Баха, Чайковского и других. Дубак страшный, но Алисе было совсем не холодно. От свежего январского воздуха она получала удовольствие.

– Куда вы спешите, глупые? Стойте, ― смеялась Алиса, разговаривая с лихими снежинками, ― А, веселитесь. Ну да ладно.

– Что мёрзнешь? ― спросил тот самый парень, который тоже вышел на улицу.

– Я не мёрзну, я любуюсь, ― спокойно ответила девушка.

– Я тоже, ― затихающим голосом сказал парень и тоже стал смотреть на снег. Они стояли и молчали, у них было о чём помолчать. ― Наверное там, на небе, стоит большая мельница и крутит этот снег над нами.

– А может это архангелы дерутся подушками, а перья летят вниз?

– Может и архангелы, кто знает, ― он обнял девушку. Она его не оттолкнула. Ей так не хватало света.

ДеньНочь

Женя (именно так звали того самого парня) и Алиса с того момента поняли, что они две половинки одного целого, которые, спустя долгое время, наконец склеились и никогда не разорвутся. Наконец-то, у Алисы появился ещё один любимый человек, помимо папы. Женя был романтиком чистой воды: ветер в голове, лёгкость и плавность в действиях. Со своим отцом они были совершенно разными людьми. Он был директором какой-то компании, у которого вся жизнь буквально расписана по минутам: сосредоточенный, строгий, прагматичный, безумно умный человек.

Кроме молодого поколения, старшее, довольно-таки быстро нашло общий язык, разговаривали о политике, недвижимости, финансах. Подсознательно, Адам назвал этого человека своим другом и подпустил близко к своей жизни. При Жене, Алиса делала вид, что его отец ей очень нравится, но при Адаме как-то раз сказала:

– Абрам Витальевич слишком много времени проводит у нас в доме.

– Он мой друг, я имею право принимать тех гостей, которых я хочу.

– Дело твоё, ― расстроено сказала Алиса, ― но на меня он производит впечатление отталкивающее.

Это была одна плохая сторона медали, но в отношениях Алисы и Жени всё складывалось довольно-таки гармонично. Они любили друг друга и совместно проводили время, хотели видеться чаще и виделись, ходили в рестораны, кино, театр, оперу и т.д. В общем конфетно-букетный период шёл хорошо, даже очень, ведь произошло то, чего Алиса меньше всего ждала. Рано утром, она пошла проверить почту и обнаружила фиолетовый конверт. Недолго думая, девушка вскрыла его. Достала белую бумагу, на которой было написано следующее:

Та дверь закрыта и молчит,

Никто её не открывает.

Но в жизнь мою явилась ты

И яркий свет мне излучаешь.

Ты ― день, что силы всем даёшь,

Энергией их заряжаешь.

Ты ― солнце, этим и живёшь,

Что лёд в сердцах ты расплавляешь.

Я ― ночь, укрою я тебя

От глаз ненужных, посторонних.

Так странно, но любая тьма

Без света жить и быть не может.

На следующий день, от Алисы в белом конверте, Женя получил такое послание:

Я ― день, и светом озарять

Я буду вечно, не устану.

Из сердца потечёт слеза,

Из искры разгорится пламя.

В твоей бездонной темноте

Я спрячусь, укрываться буду.

Каким бы светлым ни был день,

Ты ― ночь. Мы вместе существуем.

И всё возможно так и продолжалось бы, но отец Жени эту переписку обнаружил. После этого в жизни наших героев поменялось кардинально всё.

„Да что это за нюни? Что это за бездарность? Женя! Ты же мужчина, а пишешь какие-то несолидные письма. Я научился жить и тебя научу. Кто-то даёт, а кто-то потребляет! В любви ― это главный закон. Ты должен получать. И ничего взамен не давать”. Этой прокламационной речью, Абрам Витальевич угробил Женю, как талантливого романтика.

Я не буду там

По своей теории, Абрам Витальевич считал, что законы любви тождественны законам капитализма. То есть, как богатые становятся богаче, а бедные ― беднее; так и в любви: один любит, другой позволяет себя любить. Но в то же время, в химии, все процессы, которые не проходили бы, стремятся к равновесию. И когда оно будет достигнуто, всем будет хорошо и уютно. А что это такое? Пожизненное взаимодействие с равными массами и энергиями. А как известно, с теми, кто нарушает равновесие, ничего хорошего не случается. Алиса большую часть своей жизни прожила без всякой любви, а когда нашла отца, то привыкла к такому приятному взаимодействию. Она поняла, что такое настоящая любовь. Любовь ― это то, что ты излучаешь, но при этом это должен быть диалог. То есть это не одно сердце, направленное на все сердца. Если это безответно ― это бессмысленно. А когда происходит контакт, происходит диалог, то чувство любви способно творить чудеса. Может кто-то смог бы приспособиться к теории Абрама Витальевича и находиться в наркотическом состоянии от острых ощущений, которые они испытывают, бесполезно любя, но только не Алиса. И как бы ни пестрил Карнеги о том, что любовью манипулировать можно и нужно и, что в ней два лица: отправитель и получатель; всё же на добровольном партнёрстве можно „скосить” гораздо больше, чем от подсознательного принуждения. Разговор бывших влюблённых сразу расставил все точки над „i”:

– Почему ты так стал относиться ко мне? Женя! Ведь всё же было хорошо.

– Всё было неправильно. Есть люди более опытные, которые знают, как жить и как любить.

– Твой папа? Но ведь он другой, он не такой как ты. Тут нельзя сравнивать. Каждый человек индивидуален.

– Каждый человек грешен и неправилен. Я не хочу быть дураком, который учится на своих ошибках.

– А может лучше быть дураком? Умные ведь вот нас куда завели.

Женя не нашёл ответа на этот вопрос, но сделал вид, что просто пренебрегает ею и не желает отвечать. Не раздумывая, Алиса ушла, хлопнув дверью. Она могла позволить себе так поступить, потому что знала: дома у неё есть папина любовь ― настоящая любовь, и тыл, где она может укрыться от невзгод внешнего мира. Она вошла в дом, позвала папу, никто не ответил. Она обыскала все комнаты, никого не нашла. Алиса достала мобильник. „Ну скажи мне хоть слово. Скажи”, ― это всё, чего хотела девушка в тот момент. Однако вместо тёплых слов приветствия Адама, она услышала стандартную фразу: „Абонент находится вне зоны действия покрытия” и т.д. Алиса стояла среди белых стен гостиной и чувствовала, будто ей выкачали кровь, будто вырвали сердце. И никакой она ни свет, а только тень, которая бредёт за своим отцом по жизни и не имеет шансов на то, чтобы стать полноправным человеком. „Влейте кровь, пришейте сердце. Я очень хочу жить”, ― это были её последние мысли. Когда она открыла глаза, то увидела, что сидит в комнате с чёрными стенами за белым столом. Ей ничего не думалось, ничего не хотелось. Девушка осматривала комнату с широко раскрытыми глазами. Её взгляд остановился, когда она увидела впереди: отца и Женю. О чём они разговаривали, не было слышно, но по губам отчётливо можно было понять ― говорили. Алиса резко встала из-за стола и направилась к ним. Когда была уже совсем близко, обнаружила преграду, как стекло разделяющую их. Девушка пробовала пробить ― тщетно, эта прозрачная стена не поддалась. Алиса начала кричать, но обнаружила, что не слышит своих слов и даже в мыслях ничего не пишется. И невозможно было контролировать слова, которые говорили губы, но не слышали уши. Девушка кричала всё сильнее и сильнее, она чувствовала напряжение своих связок, чувствовала, как ей тяжело дышится, но не слышала ни единого звука, мысли были пусты. Несмотря на близость Алисы к Адаму и Жене, на её стуки они не обращали ни малейшего внимания, продолжали спокойно разговаривать. Адам показал своё запястье так, что его смогла увидеть Алиса. На нём кровоточила рана. Медленно, но верно, кровь стекала по капелькам на чёрный пол. Девушка ещё сильнее стала стучать по этой стене, она силилась её разбить, пыталась спасти отца. Она не знала, о чём они говорили, но в мыслях слышала отцовский голос, который повторял: „Я не буду там. Я не буду там”. Она кричала и стучала, но только ощущала, как с каждой его каплей, силы покидали её, терялся рассудок, темнело в глазах. Она упала, и целый мир для неё исчез. Она осталась одна и растворилась в темноте.