Измены. Экспонат

Мне не хотелось, чтобы на меня смотрели как на племенную кобылу. Я чувствовала себя некомфортно от одной только мысли о том, что предстоит предстать перед судьями в таком виде. Их взгляды, уже бесчувственные и оценивающие, могли превратиться в нечто большее. Словно на показ выставляли не личность, а тело, как товар.

Я стиснула зубы и глубоко вздохнула, стараясь успокоить свои мысли. Это был всего лишь шаг к тому, чего я так долго хотела – к обеспеченной жизни, к возможностям, которых у меня никогда не было. Но осознание этого не снимало смущения. Я должна была найти в себе силу пройти этот этап и не дать им заставить меня почувствовать себя вещью.

Ассистентка вышла, держа в руках список, и её голос, отточенный и холодный, разрезал воздух, как нож. Каждое произнесённое имя было словно приговор, и с каждым новым именем зал становился тише. Я стояла среди других девушек, крепко прижимая руки к бокам, чувствуя, как внутри всё сжимается от напряжения. Когда она начала перечислять тех, кто выбыл после первого этапа, сердца многих, казалось, начали колотиться громче.

Имена звучали одно за другим, и каждое имя, как по цепной реакции, вызывало разные эмоции у девушек. Я заметила одну из них – высокая блондинка с сияющими голубыми глазами и безупречным макияжем, которая до этого выглядела уверенной и спокойной. Но как только она услышала своё имя, её лицо мгновенно переменилось. Она вдруг побледнела, а затем быстро покраснела, как будто вся кровь разом прилила к её лицу. Губы задрожали, и было видно, что она вот-вот взорвётся от эмоций.

Она застыла, словно перестала дышать, и в какой-то момент казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Глаза её стали стеклянными, и через секунду из них начали катиться слёзы. Она разрыдалась, как будто внутри неё что-то сломалось. Блондинка попыталась что-то сказать, но её голос был слишком слабым, а слёзы струились по щекам, растекаясь по её идеальному макияжу. Она попыталась утереть их, но чем больше она вытирала, тем сильнее слёзы текли.

Её отчаяние было настолько сильным, что казалось, будто мир вокруг неё рухнул в одно мгновение. Она прижимала руки к груди, словно пытаясь удержать что-то внутри себя, но это было бесполезно. Девушка, которая секунду назад выглядела непоколебимой, теперь была просто разбита – слёзы, дрожащие губы и нервные движения рук.

Вокруг царил хаос. Некоторые девушки начинали плакать, другие пытались спорить, отказываясь принимать свой вылет. Одна даже упала на колени перед ассистенткой, умоляя дать ей второй шанс, но та лишь холодно смотрела на неё, не проявляя никакого сочувствия. Ассистенты охраны уже подходили, чтобы проводить выбывших, но многие цеплялись за любую возможность остаться.

Для меня это было похоже на какой-то жуткий сон. В этом мире моды не было места для слабости или сожалений. Страшно было осознавать, как быстро рушились чьи-то надежды, словно хрупкие стеклянные мечты, разбитые о суровую реальность.

Но вместе с этим ужасом я почувствовала облегчение. Моё имя не прозвучало. Я не была в числе тех, кого отправили домой. Облегчение наполнило меня, словно прохладный воздух после долгого напряжения, и я поняла, что прошла первый барьер.

Глава 6

Ассистентка Павла, стоя у выхода на подиум, снова подняла рупор и объявила, что настало время для второго этапа. – Теперь все должны переодеться в предоставленное белье, – её голос был таким же холодным и отстранённым. – После этого вы снова выйдете на подиум. Но на этот раз задержитесь перед судьями чуть дольше, чтобы они могли вас рассмотреть.

Эти слова, как молоток, ударили по моему сознанию. Рассмотреть? Я почувствовала, как кровь прилила к лицу, и в голове сразу пронеслась мысль: "Извращенцы. Зачем им это нужно?" Важно ведь не как выглядит тело без одежды, а как сидит одежда. Я думала, что стройности, подтянутой фигуры достаточно, чтобы понравиться. Ведь работа модели – это носить красивые вещи, а не выставлять своё тело напоказ, словно на аукционе.

Я ощутила, как внутри всё переворачивается. Это казалось таким неправильным. Пока я стояла, держа в руках предоставленный комплект кружевного белья, мысли всё больше крутились вокруг того, что они, эти судьи, смотрят на нас словно на товар, изучая каждую деталь, каждую кривую, каждую линию тела. Словно от этого зависело их решение. Это было больше похоже на какую-то тёмную сторону индустрии моды, о которой я не задумывалась раньше, – та, где тело становится инструментом, а не человеком.

Я вздохнула, сжимая в руках это бельё, и поняла, что выхода нет.

Когда я натянула предоставленный комплект, сразу почувствовала, что он не совсем подходит. Грудь была слишком большой для этого тонкого кружевного лифа, который явно не был рассчитан на мой размер. Казалось, что лиф действовал как пуш-ап: он поднял грудь, но в результате она выглядела так, будто вот-вот выйдет за пределы, как дрожжевое тесто, которое вот-вот выплеснется через край.

Трусики, к счастью, оказались в пору, сидели аккуратно, не создавая дискомфорта. Я почувствовала некоторое облегчение, хотя это не сильно спасало от общего ощущения неловкости. Обувь, к сожалению, пришлось оставить ту же – те самые туфли на высоких каблуках, которые уже натёрли мои пятки. Но выбора не было, и я мысленно приказала себе не обращать внимания на неудобства.

Оглядевшись, я увидела, как другие девушки переодеваются, не проявляя ни малейшего признака смущения или неловкости. Казалось, они делали это тысячу раз – быстро, уверенно, без лишних эмоций. Их не смущала открытость белья, будто это было для них привычной частью работы, чем-то таким же будничным, как надеть платье или костюм. Каждая из них, переодевшись, выпрямлялась с уверенностью, готовая снова выйти на подиум.

Но для меня всё это выглядело совсем иначе. Снова оглядевшись на себя в зеркале, я почувствовала, как внутри накатывает неловкость.

И снова я вышла последней. Девушки одна за другой уже продефилировали перед судьями, и, собрав остатки своей храбрости, я шагнула на подиум. На этот раз всё было ещё более напряжённым. Я чувствовала на себе их оценивающие взгляды, казалось, что каждый шаг замедляется, каждый удар каблука о пол эхом отдавался в моих ушах.

Как и велено, я задержалась перед судьями на несколько секунд дольше, чем требовалось. Всё внутри дрожало от смущения и беспокойства, но я старалась сохранить хладнокровие. Казалось, что эти лишние секунды тянулись вечностью. Я собиралась развернуться и пойти обратно за кулисы, чувствуя, что сделала всё, что могла, когда вдруг услышала:

– Подождите.

Это был Павел. Его голос, обычно рассеянный и холодный, сейчас звучал громче и требовательнее. Я замерла на месте, чувствуя, как внутри всё похолодело.

– Покрутитесь, пожалуйста, – снова сказал он, но на этот раз медленно. – Я хочу разглядеть вас получше.

Я повернулась, как он просил, но медленно, шаг за шагом, чувствуя, как на мне задерживаются его глаза. И чем дольше я крутилась, тем сильнее становилось ощущение чего-то неестественного, словно это была не просто проверка. Я случайно встретилась с ним взглядом и заметила что-то в его глазах. Это был не просто интерес, а жадный блеск, который меня по-настоящему испугал.

Внутри меня всё сжалось, и на секунду я почувствовала, как по спине пробежал холодный пот. Мне захотелось прикрыться, спрятать своё тело от его взгляда, словно я стояла не на модном показе, а перед кем-то, кто смотрел на меня как на вещь. Этот момент длился слишком долго, и с каждым поворотом я всё сильнее ощущала желание поскорее уйти с этого подиума.

Павел, наконец, поднял руку, останавливая меня. Я стояла перед ним, сердце билось громко в ушах, а его взгляд всё ещё блуждал по моему телу. Он кивнул, словно изучая что-то, и наконец заговорил:

– Тело отличное, подтянутое, – сказал он, и я на мгновение почувствовала облегчение, но это было недолго. Он вдруг поморщился, как будто что-то его всерьёз не устраивало, и продолжил, резко оглядев меня с ног до головы. – Но загар…

Он покачал головой, словно разочарованный.

– Неравномерный. Строительный загар, – добавил он с ноткой презрения в голосе. – Руки сильно загорелые и лицо тоже, а остальное тело бледное, как сметана.

Его слова ударили как холодный душ. Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули от стыда и обиды. "Строительный загар"… Это была метка, которую я носила на себе как напоминание о той жизни, от которой так хотела убежать. Я знала, что мои руки и лицо загорели на солнце от работы на поле и кожа была обветренной, но услышать это так, с таким презрением, было болезненно.

Глава 7

Когда Павел замолчал, я почувствовала, как тяжесть его слов всё ещё давит на меня. Я уже собиралась развернуться и уйти, когда женщина, сидящая в жюри, вдруг подняла голову и, не глядя на меня, произнесла с лёгкой улыбкой:

– Загар – это вещь поправимая. Пусть ходит в нашу студию и загорает голой, чтобы цвет кожи был равномерным.

Я стояла перед ними, ощущая, как жар и стыд снова поднимаются ко мне в горло. На этот раз снова пришлось промолчать.

Другой мужчина, сидящий в жюри, задумчиво прищурился, разглядывая меня с головы до ног. Он огладил подбородок, словно обдумывая свои слова, и наконец заговорил:

– В принципе, она подойдёт. Стройная, фигура хорошая, – сказал он медленно, словно взвешивая каждое слово. Но затем его взгляд остановился на моей груди, и я сразу почувствовала, что за этим последует очередной комментарий. – Только грудь слишком пышная, – добавил он с легким прищуром. – Хоть девушка и стройная.

Это прозвучало так, будто моя грудь была чем-то лишним, чем-то, что не вписывалось в их стандарты.

Павел, услышав замечание о моей пышной груди, неожиданно усмехнулся и откинулся на спинку своего кресла. Он бросил быстрый взгляд на мужчину, который это сказал, и, с легким пренебрежением в голосе, заговорил:

– Да сейчас все как доска – два соска. Губы больше груди, – произнёс он с лёгкой насмешкой, глядя на других членов жюри. – Нам нужна "свежая кровь", а не клоны с одинаковыми параметрами. Иначе зачем мы вообще ездили по отдалённым уголкам, искали девушек и тратили на это время? Если всё, что нам нужно, – это стандартные модели, могли бы просто выйти в центр Москвы и пригласить любую.

Его слова неожиданно задели всех в зале, но больше всего они поразили меня.

Павел смотрел на меня, словно я была частью его большого плана по изменению индустрии, а не просто очередной девушкой из глубинки. Его слова звучали как попытка обосновать мой выбор, и это дало мне немного уверенности, хотя чувство неловкости и не уходило.

Мужчина в жюри, слегка нахмурившись, глянул на Павла с долей сомнения в глазах. Его пальцы нервно постукивали по столу, и, наконец, он произнес:

– Это немного рискованно, Павел. Стандарты всё-таки есть, и многие из наших клиентов могут этого не понять. Ты уверен, что такая стратегия правильна?

Павел тут же повернулся к нему, не скрывая своего раздражения, и с ноткой презрения ответил:

– Ты ничего не понимаешь в современных трендах, – с сарказмом бросил он, скрестив руки на груди. – Зайди в соцсети хоть на минуту и посмотри, что сейчас действительно популярно. Все обожают женщин с пышными формами, естественными чертами. Время этих искусственных стандартов заканчивается, и нам нужен свежий взгляд.

Слова Павла прозвучали уверенно и убедительно. Он явно не собирался уступать, и это дало мне небольшое чувство облегчения. Его защита казалась решающим фактором для моего дальнейшего участия в этом безумном процессе.

Мужчина покачал головой, не сдаваясь, и со всей серьёзностью добавил:

– Показ будет в фешенебельной картинной галерее, с античными статуями. Это не просто ещё один модный показ, Павел. Здесь не должно быть промахов. Мы еле договорились с хозяином галереи, заплатили огромные деньги за аренду этого места. Если что-то пойдёт не так, мы не сможем себе этого позволить.

Его голос был твёрдым, и в нём чувствовалось отчаяние. Казалось, он был больше обеспокоен тем, что может пойти не так в этом важном событии, нежели рискованным выбором моделей. Глядя на Павла, я заметила, что его лицо оставалось спокойным, но в глазах читалось явное раздражение. Мужчина пытался преподнести ситуацию так, будто всё должно соответствовать какому-то старому канону красоты, который уже не вписывается в современные реалии.

Павел только хмыкнул, глядя на своего коллегу с насмешкой, как будто тот не понимал очевидного:

– Послушай, – сказал он, не повышая голоса, но с ощутимой уверенностью. – Да, это галерея с античными статуями, но именно поэтому им нужны такие модели, как она, – он кивнул в мою сторону. – Античная красота – это о естественных формах, а не об искусственных шаблонах. Люди платят за эксклюзивность, за что-то свежее, настоящее. И то, что она не вписывается в этот стандартный "гламур", – это её преимущество.

Мужчина снова поморщился, но, видимо, понимал, что Павел не намерен отступать.

После этого напряжённого обмена мнениями, наступила тишина. Судьи переглянулись, и было очевидно, что настало время принять окончательное решение. Павел поднял брови, как бы приглашая остальных к голосованию.

– Я за, – произнесла женщина из жюри, едва заметно улыбнувшись, как будто ей всё это казалось забавным.

– Тоже за, – быстро добавил другой судья, едва взглянув на меня.

Остался только тот мужчина, который возражал всё это время. Он на мгновение задержал взгляд на мне, снова постукивая пальцами по столу. В его глазах читалось сомнение, но он уже понял, что был в меньшинстве.

– Я всё ещё сомневаюсь, – сухо произнёс он, качая головой. – Но раз все за… пусть будет так.

Когда все головы утвердительно кивнули, я почувствовала облегчение. Хоть напряжение ещё держало меня, внутри что-то отпустило – я прошла этот этап.

Глава 8

Меня задержали дольше всех. Казалось, что каждый взгляд судей, каждая их фраза обсуждалась под лупой. Это усиливало напряжение, и я чувствовала, как время тянется, будто в замедленной съёмке. Когда наконец дали знак, что я могу вернуться за кулисы, я с облегчением повернулась и ушла, но оказалось, что ситуация там была не менее неловкой.

Все девушки повернулись ко мне, как только я зашла. Их взгляды, полные любопытства и скрытой зависти, устремились прямо на меня. Я почувствовала, как по телу пробежала дрожь, и внутри всё сжалось от некомфортного чувства. Быть объектом такого внимания – не то, к чему я привыкла.

Я спокойно направилась к своему закутку, стараясь не обращать внимания на пристальные взгляды остальных девушек. Внутри меня всё ещё бурлили эмоции, но я решила не показывать свою неловкость. Дойдя до своего места, я тихо села, стараясь собраться с мыслями. Оглянувшись вокруг, убедилась, что никого рядом нет, и медленно начала переодеваться обратно в свою одежду.

Снять это тесное бельё и натянуть свои привычные джинсы и свитер было настоящим облегчением. Я снова почувствовала себя собой, вернув свою привычную простоту и скромность.

Через некоторое время, когда мы уже все сидели в ожидании, в помещение снова вошла ассистентка Павла. В её руках был всё тот же планшет, и она быстрым взглядом оглядела нас.

– Результаты будут объявлены позже, – сказала она сухо, без лишних эмоций. – Можете возвращаться в свои комнаты.

Эти слова прозвучали как финальная точка на сегодня.

Девушки начали подниматься со своих мест, кто-то выглядел обиженным, кто-то усталым, а некоторые явно нервничали из-за ожидания.

Возвращаться туда после всего, что произошло, казалось странным, но другого выбора не было. Оставалось только ждать и надеяться, что усилия, вложенные сегодня, не пропадут даром.

Когда я вернулась в свою комнату, усталость окончательно навалилась на меня. В голове шумело, мысли путались, и внутри было странное беспокойство. Хотя с собой у меня были пирожки от баб Тони, которые она заботливо завернула перед дорогой, я не могла есть. Аппетит просто исчез – всё, что я могла думать, это о том, как бы поскорее закончить этот день.

Единственное, чего мне действительно хотелось, – это нырнуть с головой под холодную воду и смыть с себя все эти напряжённые моменты, а потом просто лечь и заснуть. Казалось, что только горячий душ мог вернуть мне хоть какое-то ощущение нормальности.

Но и этого не удалось. Когда я подошла к душевым, очередь уже растянулась на несколько человек, каждая девушка явно торопилась занять место раньше остальных. Кабинок не хватало на всех, и очередь двигалась медленно. Я стояла, глядя на эту суету, и чувствовала, как силы покидают меня. Казалось, что этот день никогда не закончится, и даже простые желания, как горячий душ, были недоступны.

Я вздохнула и, понимая, что придётся ещё долго ждать, вернулась в комнату, чувствуя, как усталость и нервное напряжение давят всё сильнее.

Вернувшись в комнату, я поняла, что сил больше ни на что не осталось. Переодевшись в свою ночнушку, я сразу легла на кровать, чувствуя, как усталость и эмоции, накопившиеся за день, начинают медленно накрывать меня волной. Одеяло было тонким, комната – холодной, но это даже не имело значения. Единственное, чего я хотела в этот момент – чтобы кто-то близкий был рядом.

Я так остро чувствовала потребность в том, чтобы просто поговорить с кем-то, вылить свои переживания. Рассказать, как тяжело было пройти через этот день, как я чувствовала себя на подиуме, как внутри всё дрожало от неуверенности. Мне хотелось, чтобы рядом был человек, который поймёт меня без слов, поддержит и обнимет.

Тихо вздохнула, и внезапно из глаз покатились слезы. Я позволила им скатиться по щеке, не вытирая, просто принимая этот момент слабости. Шепотом, едва слышно, я сказала в пустоту комнаты:

– Баб Тоня, как же тебя здесь не хватает…

Моё сердце сжалось от этой мысли. Она всегда была рядом, всегда находила слова утешения, и сейчас, в этом холодном и чужом месте, мне так остро не хватало её тепла.

До меня внезапно дошло: в комнате было неестественно тихо. Я осмотрелась и заметила, что ни одной из моих соседок больше нет. Все их вещи отсутствовали, кровати опустели, и пространство казалось абсолютно неживым.

Они все выбыли. Спешно забрали свои вещи и ушли, не сказав ни слова. Я вспомнила, как ещё утром мы переодевались вместе, нервничали, обменивались мнениями, пытаясь поддержать друг друга. Теперь комната была пуста, и я осталась одна. Это чувство одиночества снова накрыло меня волной, напоминая, что в этом мире каждый сам за себя.

Я глубоко вздохнула, пытаясь не поддаться грусти. Хоть этот день был трудным, я всё ещё оставалась в игре. Но сейчас, в этой холодной комнате, мне казалось, что все переживания, эмоции и напряжение усилились в разы.

Поняла, что, несмотря на всё, что я делала, несмотря на мои старания вырваться в лучшее будущее, в глубине души я всегда была одинока.

Эта мысль пробила меня неожиданно. Никогда в жизни у меня не было настоящих отношений. Я никогда не чувствовала той любви, о которой говорили в книгах или показывали в фильмах. Настоящего мужского внимания – заботливого, искреннего, нежного – я никогда не знала. Те несколько коротких романов, которые у меня были, были слишком поверхностными, слишком быстрыми, чтобы назвать их чем-то значимым.

Повернулась на бок, обняв подушку, словно пытаясь заполнить этот пробел внутри себя. Глубокая, болезненная пустота напомнила о себе. Неужели мне суждено всегда быть одной?

Глава 9

С утра меня разбудил стук в дверь, и прежде чем я успела хоть что-то сказать, в комнату уже ворвалась ассистентка Павла. Её лицо выражало усталость, как будто она уже несколько раз делала этот ритуал. Она быстро бросила взгляд на меня и, не тратя лишних слов, сказала:

– Все должны собраться внизу через пятнадцать минут.

После этого она резко повернулась и вышла, бросив на ходу:

– Я дальше следующих будить.

На мгновение осталась сидеть на кровати, пытаясь понять, сколько времени у меня осталось, и уже через несколько секунд вскочила на ноги.

Не успела ни поесть, ни попить, ни даже искупаться. Времени просто не хватало, а необходимость быть вовремя оказалась важнее всего остального. Я быстро натянула первое, что попалось под руку: джинсы, простую футболку и кроссовки. Волосы небрежно собрала в пучок, даже не глядя в зеркало. Внутри всё сжималось от нервного ожидания – день явно не обещал быть лёгким.

Схватила свою сумку и, почти не думая, выбежала из комнаты. Спускаясь по лестнице, я мысленно прокручивала, что ещё может ожидать меня внизу.

Внизу уже стоял Павел. Он выглядел так, будто готовился к важному дню: лёгкое пальто, тёмные очки и цветастый шелковый шарф, накинутый на шею, придавали ему особую уверенность и шарм. Он явно чувствовал себя хозяином ситуации, и это сразу ощущалось в его поведении.

Павел дождался, пока все девушки собрались вокруг, и спокойно снял очки, оглядывая нас с лёгким прищуром.

– Поздравляю всех, кто остался, – начал он с ровным тоном, но с явным намёком на важность момента. – Вам повезло попасть к нам. Но, – он сделал паузу, заставляя нас задержать дыхание, – это ещё не всё. Осталось показать себя в деле.

Его слова заставили меня насторожиться. Он оглядел нас всех снова, и в его глазах было что-то вроде вызова.

– Сегодня вам предстоит репетировать будущий показ. Это будет настоящая проверка, – продолжил он. – Кто не справится – уйдёт. Но те, кто справятся, с ними мы подпишем контракты на долговременное сотрудничество.

Павел жестом попросил нас следовать за ним, и мы послушно двинулись вслед, нервно переглядываясь между собой. На улице нас ожидал сюрприз: ярко-розовый минивэн, который выглядел совершенно неуместно на фоне серого, прохладного утра. Он стоял, словно огромная жвачка среди обычного городского пейзажа.

Павел остановился у дверей минивэна и, оглянувшись на нас через плечо, с лёгкой усмешкой произнёс:

– Загружайтесь. Сегодня вы узнаете, как работает настоящая индустрия моды.

Павел сел в чёрный новенький мерседес. Машина тихо тронулась, оставив нас позади. Я перевела взгляд на ярко-розовый минивэн, который стоял напротив, выделяясь на фоне всего вокруг. Внутри всё тоже было розовым: сиденья, обивка – как будто я попала в игрушечный мир.

Когда я вошла, остальные девушки уже расселись по местам, кто-то нервно теребил волосы, кто-то беззвучно смотрел в окно. Я заняла свободное место и почувствовала, как напряжение нарастает.

Никто не разговаривал – все просто пялились в свои телефоны. Кто-то явно с кем-то переписывался, погружённый в экран, а кто-то просто листал страницы, избегая взглядов. Тишина в минивэне становилась всё более ощутимой, и мне вдруг захотелось позвонить баб Тоне. Мне хотелось найти тихий уголок, где можно было бы спокойно поговорить.

Решила, что сразу после репетиции показа, как только станет известно, будет ли у меня контракт или нет, я обязательно позвоню баб Тоне. Расскажу ей обо всём – будь то успех или неудача.

Когда машина остановилась перед Картинной галереей, я ожидала чего-то гораздо меньшего, какого-то скромного зала с парой картин на стенах. Но реальность оказалась совершенно иной. Перед нами возвышался величественный особняк, окружённый кованой оградой с витыми узорами. Его фасад украшали декоративные колонны и массивные окна с резными наличниками. Величие этого здания поражало, оно будто жило своей историей и скрывало в себе нечто большее, чем просто картины.

Когда мы вошли внутрь, моё дыхание на мгновение перехватило. Залы галереи были просторными, с высокими потолками, украшенными лепниной и массивными люстрами, сверкающими под светом множества ламп. Полы из мрамора отражали свет, добавляя помещению сияние. Но главное – это были не только картины. По всему залу, на постаментах, стояли скульптуры, словно приглашая нас в мир искусства и истории.

Одну из них я заметила сразу. Античный мужчина из белого мрамора – его фигура выглядела настолько живой, что казалось, он вот-вот сойдёт с пьедестала. Его лицо было выточено с изумительной точностью: высокие скулы, прямой нос, твёрдый подбородок. Каждая деталь была безупречна – линии мышц, лёгкие складки на одежде.

Он смотрел вдаль, будто задумавшись о чём-то вечном, а его поза, сильная и уверенная, передавала мужественность и спокойствие. Скульптура была такой изящной и в то же время мощной, что я невольно замерла, не в силах отвести глаз.

Я шагнула ближе и, почти не осознавая этого, протянула руку, желая прикоснуться к его щеке, чтобы почувствовать эту прохладную гладкость мрамора. Казалось, что всего одно прикосновение соединит меня с этим безмолвным совершенством.

Но тут раздался спокойный, но строгий голос:

– Искусство трогать нельзя. На него нужно смотреть.

Я вздрогнула и отдёрнула руку. Передо мной стоял взрослый мужчина, бородатый, с благородными чертами лица. Его глубокие карие глаза смотрели на меня с лёгкой насмешкой, будто он уже не раз сталкивался с такими, как я. Он был одет в идеально сшитый костюм из тёмно-синей шерсти, пиджак сидел на нём безукоризненно.