
Полная версия:
Одиночества не боюсь!

Анна Георгиева
Одиночества не боюсь!
Вместо предисловия
Одиночество выбирает сильных, чтобы испытать их выносливость и силу духа. И в этом одиночестве истинная сила! Одиночество даёт независимость и возможность саморазвития, познания себя, укрепления внутренних сил.
Я не боюсь одиночества! Это не мантра для самоутешения. Это истина, к которой я пришла через годы самого разного одиночества – социального, эмоционального, интеллектуального.
Когда впервые осознание одиночества приходит к ребёнку и заставляет сердце пропускать удары от неимоверной работы фантазии? Затем наступает одиночество белой (точнее рыжей) вороны, с осознанием внешней непохожести на большинство. Неожиданно разводятся родители. Как жить с этим? Далее раскрывается мир подростка – это всегда одиночество. И девочка придумывает себе сестрёнку, так бывает у одиноких девочек, – зеркальную сестрёнку! И получается так, что с тех пор девочка живёт как бы за двоих, иногда удивляясь себе, иногда не понимая самою себя. От одиночества априори, то есть разумеющегося само собой, девушка бросается в скоропалительный брак. Ей кажется, что если поставить печать в паспорте, то одиночество уйдёт. Почему же оно усугубляется? Почему всё чаще кажется, что одна «сестра» – законопослушная невеста, жена, а другая… олицетворение одиночества. Должны были пройти годы, пока она догадалась, в чём же дело! Должна была случиться одна большая–большая ошибка, понимание которой пришло через десятилетия. Возможно, это понимание и привело к принятию одиночества? Того состояния, которое я не боюсь!
Рассказы об одинокой Маше согласно фабуле надо бы начать с её детства, но логика сюжета первым ставит рассказ об одной ошибке, длинной в год. Или всего в один день?
Ошибка
Маша не раз мысленно проживала этот странный день – перекрёсток трёх дорог. Почему же она свернула на какую-то узкую тропинку? Любопытство зеркальной сестры?
8 июня 1996 года страна готовилась к выборам. Кандидатов было несколько, но всё шло к тому, что прежний останется у власти. Маша переживала бурный роман. Уже год она жила, как на вулкане. События хоть и сумели растянулись на год, но на самом деле развивались стремительно.
Помнится, в мае 1995 года она готовилась к дипломной работе. Привычный муж был где-то. Маша уже давно не ревновала его, за четыре года брака первая свежесть отношений прошла, а вторая как–то не наступила… Окончание ВУЗа на заочке происходило на полгода позже, чем у бывших однокурсниц, вот и выдалась у Марии фора на целых шесть месяцев. Тема по зарубежной литературе… Ах, что там тема?! Однажды среди рекомендаций от научного руководителя к первой части работы студентка обнаружила странное письмо!
«Мария Ивановна! Милая Мария! Вы – молодец. Я давно это знаю, с 1 курса. И давно влюблён в Вас. Когда узнал о Вашем замужестве, было больно и грустно. И будь мне тогда хоть несколько меньше лет, чем есть, я бы не отдал Вас никому. Я и сам тогда был в разводе. Потом женился… полуфиктивно, ради прописки и жилплощади. Наши, помните, лекции о русской литературе… Вы – красива. На красоту обращается внимание, и я не хотел, чтобы Вы расценивали моё высокое внимание к Вам как внимание только к Вашей красоте, хотя, конечно, и к ней… Отсюда вся моя повышенная сдержанность все последующие годы. И вот Ваша дипломная работа заставила меня нарушить сдержанность: снимаю перед Вами шляпу и целую Ваши колени, прекрасная женщина! Теперь Вы понимаете, почему в последнем нашем с Вами разговоре я долго не мог понять, что декабрь, когда Ваша защита, – это ещё не послезавтра. Я всегда закипаю внутри, видя Вас, мне нелегко спокойно говорить с Вами, и уж тем более трудно знать, что скоро Ваш диплом, и я Вас больше не увижу. Видеть Вас – минуту, миг – о, я очень хорошо мог бы Вам объяснить, что это такое… Вот – признался. Привет! Не помогли годы, а укрепили. У Вас хоть всё хорошо и в порядке в «личной жизни»? беру в кавычки, ибо что не личная жизнь, если жизнь? А ставить точку в этом письме к Вам не хочется, раз уж прорвалось у меня… к Вам! Здравствуйте, наконец!»
Маша посмотрела на себя в зеркало. «Как гром среди ясного неба!» – подумала она. «Этого стоило ожидать!» – откликнулось зазеркалье. И понеслось…
Невыносимый стыд от измены, от нелепости происходящего, ведь поклонник был на 42 года старше Марии! А из зазеркалья – амбиции, самолюбование, наслаждение от успеха. Девушке льстили эти ухаживания! А он был неглупый, хоть и влюблённый, человек и однажды, сфотографировав машу старинным фотоаппаратом со вспышкой, заметил, что все кадры как бы раздваиваются. Дополняла ощущение вызывающая поза тела, контрастирующая с печальными глазами раненой косули.
Маша врала привычному мужу о… чудодейственном стоматологе, на приём к которому она ездит в другой город, о том, что консультации по диплому ей ставят каждую неделю. Он делал вид, что верит. А может, и правда верил?
Не испытывая особых чувств, молодая женщина неслась на автобусе или электричке к престарелому поклоннику. Потом они ехали по узкоколейке в его загородный домишко. Там Маша неизменно напивалась, заливая чувство стыда и отвращения к себе, к нему. Потом смотрела в зеркало… и начинала плести любовную ахинею, слушая ответный окололитературный бред. Ах, да! Потихоньку доделывали дипломный проект, что тоже немаловажно.
Возможно, всё бы и сошло на тормозах, но однажды в домике появилась его третья жена, та, которая ради прописки. Что тут началось?!
Ничего. Они интеллигентно проговорили всю ночь, правда обиженная полуфиктивная жена в ту ночь почему–то попыталась свести счёты с жизнью, но, к счастью, всё обошлось. Вот тебе и полуфиктивный брак! Престарелый ловелас развёлся в третий раз. Дело оставалось за малым, ещё точнее – за «малой» – за Машей! Зеркальную сестру каламбур, как и вся ситуация, вполне устраивала: шумиха в институте, волнение в массах, и в центре она – героиня романа! По ночам хотелось плакать, слушая, как доверчиво похрапывает молодой симпатичный муж. Плакать от одиночества!
Как-то дотянули до весны. Как многие болезни, внутренняя дисгармония обострилась в марте. Сгорая от стыда и боли, Маша призналась мужу в измене и попросила развод. Ей едва исполнилось 23 года. Из зеркала в коридоре на неё с ухмылкой посматривала зазеркальная дива, по-мазохистски напялившая в честь развода свадебный наряд.
Почти бывший муж ушёл запивать горе… Вообще-то было больно за него, какое-то щемящее чувство мешало. Вот он был тёплый и родной и вдруг стал бывшим! Но гаденькое зазеркалье явно любовалось ситуацией.
Развелись 8 апреля. Зеркал рядом не было, поэтому, когда вышли из ЗАГСа уже чужими людьми, Маша дала волю слезам. «Смотри, его не разлюби», – сказал на прощание бывший. И куда-то ушёл… тёплый, когда-то родной. А 9 апреля Маша наконец призналась себе, что ситуация вышла из-под контроля! Престарелый влюблённый ухажёр – куратор её дипломного проекта – ей неприятен…
Но отступать было поздно, дело шло к совместному проживанию. Даже и квартирка присматривалась. Машкин отец был на десять лет моложе её ухажёра и благоразумно желал выкинуть его с балкона. Но ввиду того, что жил он давно отдельно и особой роли в судьбе дочери не играл, его предложение проигнорировали. Машкина маман, будучи существенно моложе грядущего зятя, проявляла к нему повышенный интерес. Машку тошнило! Институт шуршал, стучал, гремел сплетнями о новом романе, в центре которого была она – Машка. Ей хотелось спрятаться от всего этого в маленькую уютную квартирку, в которой они с бывшим мужем готовились к урокам, читали книги, в то же время зазеркальная красавица куражилась от сложившейся ситуации.
Защита диплома прошла довольно странно – напоминала смотрины. «Перед нами не только красавица, но и умница», – итогом прозвучала слащавая фразочка ещё одно престарелого ловеласа из дипломной комиссии…
Машка и Дед уже официально, не скрываясь, ходили вызывающей парой, будоражащей воображение обывателей. Как метко подметил грустный бывший: «Дед и внученька». За пределами ВУЗа, действительно, дед, со всеми издержками возраста 60 и значительный плюс…
На 8 июня 1996 года – памятный день, когда страна готовилась выбрать президента, Машка выбирала свою судьбу. Дед поехал в областной центр. Там обозначилась ещё одна его значительная ценность – он был экспертом–кинологом с мировым именем. От породистых собак Машу воротило! Дело в том, что сразу после развода пропал их с бывшим пёсик–дворняжка, воспитываемый ими вместо ребёнка. Видимо, не смог выбрать, с кем остаться и просто пропал. Бывший плакал. Маша тоже. Потому породистые холёные морды псов, потная лысина деда, измеряющего холку, ляжку и прочие собачьи прелести, – всё угнетало. Спасительных зеркал рядом не было.
Тут-то неожиданно и появилась третья тропа Машиной развилки – одноклассник Костя. Позвонил он незадолго до поездки, уточнил, что Маша, действительно, развелась и предложил встретиться.
На выставке псов, дедов и унылой Машки появился холёный красавец, поигрывающий ключами от личного авто. Он явно был доволен произведённым эффектом. Машка воспарила! Ударились в воспоминания. В отличие от Маши он в браке не был. Утверждал, что ждал её – Машку. Вот, дождался!
– Ты здесь с дедом что ли?
– Ну, это как бы жених! – Маша покосилась в сторону спутника, увлечённого измерением очередного пса.
– Ну, ты пошутила! Нет что ли? – умный Костя считал всю мимику с Машкиной физиономии.
Он смеялся долго и искренне, потом вдруг резко посерьёзнел: «Опять утекаешь?»
– Ну, неудобно бросать его. Вот закончит, пойдём в грузовик.
– Ты на нём поедешь? – Костя с неподдельным интересом взглянул на Машу и неказистый грузовичок, что стоял неподалёку. – Ну, ты всегда чёкнутая была. Впрочем, этим и нравишься. Ты же большего достойна! Посмотри на себя!
Маша уныло посмотрела на деда, на грузовик, в котором ей предстояло ехать, на удивлённое лицо одноклассника. Не забыла заглянуть и внутрь себя. Как ни странно, почувствовала, что совсем–совсем одна. По своей вине!
Костя снова заманчиво поиграл ключами от иномарки.
– Смотри, я так-то устал ждать тебя. У меня квартира в центре, работа престижная, машину вот прикупил…
– Как тебе это удалось?
Машка помнила, что стартового капитала у парня не было, лишь одинокая мама, младший брат, пианино, а ещё домашка по математике, которой он в школьные годы щедро делился с одноклассницей.
– Как? – Костя выразительно постучал пальцем по своей голове. – Простой расчёт. Математика.
Тут и Дед подоспел. Протёр огромным клетчатым платком лысину, ещё и высморкался в него. Вопросительно посмотрел на одноклассника.
– Ну, бывай! – усмехнувшись, сказал Костя, понимая, что Машка остаётся.
А дальше была некрасивая сцена ревности со стороны Деда. Машка вдруг представила весь размер пропасти, разверзающейся перед ней. В дороге отчаянно кокетничала с водилой, переходя границы дозволенного. Вдруг водила чертыхнулся – какая-то иномарка пошла на обгон, затем резко затормозила, перегородив путь допотопному грузовичку. Пока приходили в себя, из машины вышел довольный Костя, подошёл к кабине, открыл дверь и пафосно произнёс:
– Тогда я тебя похищаю из-под венца! Пошли?
Это было эффектно! Конечно, пошла, поплыла, побежала… Как написал потом неудавшийся жених – «предательски посеменила». Ну, ему виднее. Маша его больше не видела! Зато сколько получала писем! Он писал ежедневно, просил, умолял, угрожал, что убьётся, писали какие-то его душевные престарелые подруги, Машкина маман встречалась с ним… Почти сразу девушка перестала читать эти толстенные, полные тоски письма, но складывала в коробку. Так и сгорели потом непрочитанными несколько эпистолярных обломков.
А в тот памятный день Маша ехала обратно в областной центр на шикарной иномарке с влюблённым одноклассником, так романтично похитившим её! Потом была ночь, наполненная шиком ресторана с зеркалами, где отражалась упоённая успехом зеркальная сестра и за ней, едва заметной двойной тенью, одинокая Маша. Они не спали в ту ночь. Помимо прочего было много–много разговоров, в результате которых утром Маша спешно засобиралась домой. Каким-то шестым чувством заподозрила молодая женщина, что былая свобода нравов окажется под строжайшим запретом, если она останется с одноклассником, что за комфорт надо будет платить подчинением чье-то воле. Машку это совершенно не устраивало! Ей вдруг до смерти захотелось к привычному тёплому и родному слабохарактерному бывшему, чтобы вместе поплакать о былом…
И она помчалась обратно, надеясь зайти в одну реку дважды! Бывший оказался навеселе. Он заселился в общежитие, оставив благородно их маленькую квартирку Маше. В общаге у него был интересный сосед по комнате. Бывший так восторженно о нём говорил: какой тот умный, разговорчивый, весёлый и тоже разведён. Видно было, что русло реки былого брака уже неподвластно Маше. Конечно, они ещё попытались потом как-то склеить обломки былого брака. Маша старалась не смотреть в зеркала, ведь та – зазеркальная – всё знала наперёд!
Сосед по комнате, которого так восхвалял бывший, вскоре стал Машкиным «соседом по квартире», то есть сожителем. Это совсем другая история, в которой не было любви. А было долгое – на 23 года растянувшееся одиночество второго брака, каких-то абьюзивных отношений, где Маша вела дневники, писала стихи, тосковала, родила двоих сыновей с разницей в десять лет, воспитала их… Это была, так называемая, жизнь.
Вот уже тридцать лет прошло с той поры, когда выбирали президента. И выбрали старого, как и Машка хотела выбрать свой прежний путь. Но спустя несколько лет президент сказал: «Я устал. Я ухожу». И Маша ушла.
Бывший долго не мог тогда поверить, что Машка снова «утекла». Так предательски! К интересному соседу, с первого взгляда умного, разговорчивого, весёлого. Они были с Машей в квартирке, когда приходил к её дверям бывший родной и тёплый. Потом Маша нашла в дверях записку: «Был в 13.00, 13.30, 14.00, 14.30, 15.00, 15.30… Не нашёл. Значит потерял?»
А ведь так хотелось отрыть! Обнять! Нет – броситься на колени, просить помиловать, не отпускать, любить! Но, нет! Из зазеркалья выглядывало ехидное лицо. А «интересный сосед» был стоматологом, острословом и душкой, умеющим плести словеса в веночки. Машка не открыла дверь!
Прошло тридцать лет. Жизнь преподносила ещё немало сюжетов, но этот один, который надо признать и назвать свои именем – ошибка – роковая ошибка зазеркального одиночества.
Почему так случилось? Наверно, об этом и будет всё дальнейшее повествование…
Змеёныш
В комнате полумрак. Тишина. За окном январские сумерки. Громко тикают большие часы. Маленькая Маша, поджав ноги, сидит на спинке дивана. Ей страшно! На полу небольшой красный прозрачный шарик, словно наполненный маслом или другой жидкостью, в которой наблюдается небольшая точечка. Её хорошо видно с Машкиной недоступности… Там – змеёныш!
Машу первый раз оставили одну. Мама строго сказала, что ей срочно надо по делам. Маша покивала и спорить не стала. Первый раз одной остаться дома: и страшновато, и любопытно, и гордо! Маша большая уже, взрослая! Скоро пять лет.
Раз она выросла, то первым делом надо накраситься, как мама. Маша сосредоточенно лезет в выдвижной ящичек с косметикой. Вот кисточка-метелочка и пуховка для пудры. Неожиданно из коробки поднялось облачко розоватой пыли, Маша чихнула. Вот коробка с тенями и маленькой кисточкой. Любимый темно-синий почти не тронут, а в серо-голубом – глубокая ямка. Маша усердно ковыряет тёмно-синий и проводит над глазом замысловатую дугу. Вот прямоугольник с черной тушью. Туда надо метко плюнуть и повозить щёточкой. Маша неловко тыкает в глаз. Вот тюбики помады. Маша находит яркую. Она тоже почему-то почти нетронута. Сложив губы уточкой, Маша старательно и жирно обводит их несколько раз. Красиво!
А что там еще – в уголочке ящичка? Маша шарит рукой и вдруг внезапно её отдергивает! Что это? Маленькое круглое скользкое и холодное. Это шарик, величиной с крупную горошину. Он прозрачный, красный, наполненный мутноватой жидкостью. Что бы это такое могло быть? Становится тревожно. Маше начинает казаться, что внутри шарика шевелится маленькая чёрная точка…
Внезапная догадка осеняет малышку. Это змеёныш!
Где бы она могла такое увидеть? На картинке? По телевизору? Неужели змеи родятся из таких вот икринок? Почему-то взрослой ярко накрашенной Маше кажется, что именно так, из этого маленького красного шарика вот-вот народится змеёныш. Девочка заскакивает на диван, взбирается на его спинку, поджимает ножки. Непонятным образом шарик скатывается на пол и следует за ней. Маше страшно. Но она не плачет. Чего реветь? Мамы нет рядом, спасения ждать неоткуда.
Темнеет. Сумерки в комнате сгущаются. До кнопки светильника далеко. В полумраке комнаты змеёныш быстро находит себе поддержку: из-за комода словно показался уголок острой морды. Волк? Гиена? Или огромная собака-оборотень? Где-то в трубе нехорошо загудело. Это змеёныш вызвал подмогу. От окна ложатся тени – корявые руки с цепкими пальцами. Почему они перемещаются, всё приближаясь к Маше?
Ноги у девочки совсем затекли, сил терпеть больше нет, и она стремглав бросается в коридор. Спешно наматывает шарфик, натягивает шапочку и шубейку. Теплые штаны уже времени надеть нет…
Маша выскакивает. Дверь захлопнута. Змеёныш и его команда заперты надежно! В подъезде Маша, отдышавшись, начинает размышлять, что же делать дальше… В квартире напротив живет дядька, которого зовут Алкаш. Он всегда что-то бормочет, от него неприятно пахнет. Скорее всего, от змеёныша у него не спастись. В квартире рядом живет баба Шура. Она старенькая и, кажется, сейчас лежит в больнице, потому Машу сразу не отвели к ней.
Малышка садится на ступеньку лестничного пролета. Этажом выше начинает подвывать собака. Маша знает её. Это грязно-белая болонка со слезящимися глазами, в уголках которых скапливается коричневая тоска. Её часто оставляют одну. Иногда слышно, как она скулит. А вот сейчас завыла. Маша понимает, что собака чувствует злополучного змеёныша и его армию. Возможно, они уже добрались до бедной болонки.
Маша начинает трястись, ей кажется, что змеёныш способен пройти сквозь стены. Девочка решает идти искать маму!
На улице темно и холодно. Особенно без теплых штанов. В какую сторону идти Маша не знает. Она бегает вокруг дома и жалобно зовет маму… Одну попытку отойти от жилья она всё-таки делает. Через снежное поле за детской площадкой. Там оказалась яма, и Маша по пояс проваливается в рыхлый снег. Падает, и складка белого одеяла накрывает ее с головой. Становится совсем страшно: так просто утонуть в снегу во дворе. Это, конечно, ловушка змеёныша! Как она выбралась, Маша не помнила. Вновь ощутила себя бегающей вокруг дома. В валеночках хлюпают тающие сугробы набившегося снега…
Сколько прошло времени девочка не знает. Туман застилает покрасневшие от слез глаза, в каждом зрачке по змеенышу в красном шарике…
Мама вернулась поздно. Машу, конечно, отругала. Разумеется, девочка заболела ангиной. В бреду высокой температуры ей снова и снова мерещился змеёныш. Он созревал и выползал из маленького красного шарика, ведя за собой целую армию детских страхов…
Когда Маша выздоравливала, еще слабая после болезни, робко спросила о страшном шарике. Мама сказала, что это душистое масло и легко раздавила шарик со змеёнышем двумя пальцами. По комнате разнесся сладковатый густой запах…
Но Маша знала, что змеёныш не умер!
1 сентября, или Рыжие учительницы
– Надо слушать внимательно, что вам учитель сказал! Распоясались! Ничего не учат! Вова, тебе бы только хулиганить! Михаил, что было задано? Нина, ты всё выучила? Тетрадочка должна лежать на парте, а портфель висеть на специальном крючке, а не валяться. Марианна, иди к доске.
Эту строгую речь проговаривала семилетняя девочка Маша. Она собрала непослушные кудри в хвост и нацепила мамин очки. Правда пришлось сдвинуть их на кончик носа, потому что за стёклами всё немилосердно расплывалось. Перед девчушкой сидели игрушки: заяц с оторванным ухом, он-то и был хулиганом Вовой; плюшевый медведь, конечно, увалень Миша; пупс со складчатыми ножками и ручками – хорошистка Нина; кукла Марианна – любимица, она уже стояла у доски. Потому что была отличницей и всегда знала урок. Перед учениками лежали маленькие листочки бумаги, прошитые ниточками – тетради, рядом на крючочках висели кожаные портфельчики. Всё помогла сделать мама-мастерица. Доска для куклы-отличницы была настоящей – грифельной, хотя и маленькой. В руке строгой Маши был кусочек настоящего мела, она аккуратно писала буквы. Потом воспроизводила их в маленьких тетрадочках своих подопечных, которые сама же затем старательно проверяла красными чернилами. Даже указка у учительницы Маши была настоящая! Она играла в школу. Осознанно, со знанием дела.
Откуда же она знала, как это происходит, ведь учителей рядом не было. Разве что далёкая бабушка, живущая за тысячи километров, когда-то работала учителем. Сама Маша в школе ещё не училась, только собиралась идти в 1 класс. Но она видела фильмы, мультфильмы, картинки в книжках, где дети чинно сидели за партами, а учительница проговаривала им задание. Почему-то Машкино внимание привлекали именно такие сюжеты для игр.
В реальную школу идти было страшновато. Вдруг там учительница слишком строгая, как сама Маша? А ещё неизвестно, какие будут девочки-одноклассницы? Маша с родителями недавно переехала в новый дом и ещё почти никого не знала. Только познакомилась с соседкой сверху, но дружить не хотела. Хотя они были ровесницами, однако соседка Наташа была девочкой бойкой, непоседливой, и игры ей нравились подвижные, шумные. А Маша предпочитала играть в школу…
Утро 1 сентября выдалось дождливым и неприветливым. Болезненную Машу заставили натянуть резиновые сапожищи с носками, тёплые кусачие колготы, поверх курточки намотали шарф и даже на непослушные жёсткие кудри, в которых еле держался бант, нахлобучили шапку горшком, отчего несчастный ненадёжный бантик тут же слетел… Наташка простуды не боялась и выглядела в первый школьный день замечательно: мягкие белокурые кудряшки. Собранные в два изящных хвостика, украшали огромные банты, похожие на крылья волшебных бабочек, которые не уродовала злополучная шапка-горшок. На её ножках в белоснежных колготочках красовались беленькие лакированные туфельки с ремешками. Опасаться коварных луж Наташка не собиралась! За лёгкой расстёгнутой курточкой виднелся гипюровый кипенно-белый фартук…
Так и стоят они вдвоём перед входом в школу на памятной чёрно-белой фотографии, сделанной Машкиным папой 1 сентября 1980 года: куколка Наташка с улыбкой, обозначившей милые ямочки на обеих щёчках, и бука Маша в своём утеплённом снаряжении, губы, стянутые в струнку и белёсые бровки, сведённые к переносице. Почему для одной девочки жизнь играет яркими красками, несмотря на моросящий дождь, а у другой дождит маленькое сердечко, предчувствуя все трудности, что обозначатся за порогом нового школьного мира?
В классе много девочек и мальчиков. Сразу в глазах пёстро от букетов. Но девочки в одинаковой коричнево-белой гамме и мальчики в тёмно-синей выравнивают эту пестроту и действуют на Машу неожиданно успокаивающе. На пороге кабинета всех встречает полноватая пожилая женщина с доброй улыбкой и ласковыми лучиками морщинок у глаз: «Я – Нина Ивановна, а как вас зовут, мои хорошие?»
Тревога моментально рассеивается, в носу неожиданно щекочет, хочется заплакать от счастья. В голове проворачивается мысль, как бы ответить, чтобы сразу обрадовать добрую Нину Ивановну и навсегда завоевать её сердце. Бойкая соседка уже щебечет, играя ямочками улыбки: «Я – Наташенька!»
«А я – Машка», – неожиданно для себя бурчит Маша.
– Может, лучше Машенька?
Девочка, понимает, что уже ответила неудачно и замыкается. Ей очень хочется сказать, что можно звать и Машенькой, и Машей, и даже Марьей Ивановной, ведь её игрушечные ученики именно так и называют. Но непослушный язык намертво прилип к верхнему нёбу…
Маша очень опасается, что её будут дразнить. В детский сад из-за болезненности она ходила очень мало, но пару раз успела столкнуться с обидным словом в свой адрес. Дело в том, что голову, уже освобождённую от шапки-горшка, венчает непослушный огненно-рыжий каракуль! Бант обратно приладить не получилось, и кудри свободно торчат во все стороны. Наташенька со своими бантиками-бабочками уже упорхнула, встретив подружек, знакомых по детскому саду, куда она исправно ходила несколько лет.
У болезненной Машки подруг пока нет. В садике играла с девочками, но не сдружилась. Да и потом их отправили в другую школу. Маша тоскливо оглядывает класс, завистливо отмечая, что Наташка уже обнимается с Ниной Ивановной. Вот как она так легко может подойти к взрослому человеку и ластиться, пусть даже это добрая учительница?! А Маша стоит, как пугало посреди огорода, и по привычке чешет в кудрявой рыжей голове… О, чудо! В самом уголке класса за последней партой замечает белокожую веснушчатую девчушку с пухлыми щёчками и светло-рыжими золотистыми волосами. Она одиноко сидит, моргает длинными белыми ресницами; видно, что глаза ее блестят не пролившимися слезами. Маша рыжекудрым парусником плывёт прямо к этой девчушке. Забыв свою природную застенчивость, садится радом. «Я – Машка, точнее – Маша», – улыбается девочка. Глаза соседки по парте высыхают, и она улыбается в ответ, глядя на схожий оттенок волос приветливой Машки: «Я – Света!»