Полная версия:
Девочка-лёд. Ветер перемен
Чё несёт…
– Слушай, конопля, оставь эти свои советы для кого-нибудь другого.
– Вне зоны доступа, – закусывает губу, в растерянности глядя на экран. – Странно. Может, ушла?
– Что значит ушла? Я не отпускал её никуда! – дико ору, пытаясь перекричать музыку.
– Ой, забавный такой!
Эта дурочка широко лыбится и пытается потрепать меня за щёку. Совсем рехнулась, похоже.
Забавный… Как по мне, так себе качество.
– Пойдём проверим пальто. Если его нет в гардеробе – значит, сбежала от тебя лисичка лесными тропами, – хохочет девчонка, а я закатываю глаза и послушно шагаю за ней.
Если Лисица и впрямь решила в прятки поиграть, то ей однозначно конец. Я ведь предупреждал, что у неё есть только десять минут. Потешается надо мной, ты погляди!
Спускаемся вниз и Сашка болтает с вечно ворчащей гардеробщицей. Номерок не возвращали. Пальто висит себе смирно на вешалке. И, кажется, именно это становится сигналом к тому, что происходит нечто нездоровое. Потому что Лисицыной нет нигде. Ни в зале, ни в холле, ни в переходах, ни даже в девичьих туалетах. Мы уже и Юнусова для поисков привлекли. Обшарили все этажи и углы с первого по пятый. Посмотрели незапертые кабинеты. Но Алёны там, увы, нет. И с каждой секундой тревога всё стремительнее разливается по телу. Не могла она вот так пропасть! Просто не могла!
Уже и долбаный праздник закончился. Недовольную и возмущающуюся молодёжь гонят прочь. Мы же втроём стоим на первом этаже. Лисицыну так до сих пор и не нашли. Я, заведённый до предела, лихорадочно соображаю, что делать дальше.
– Рома, где же она? – ревёт Харитонова, даже не пытаясь сдерживать скатывающиеся по щекам слёзы.
Размазывает по лицу косметику. Уже на панду похожа, ей-богу!
– Саш, найдётся, не переживай, – Камиль гладит её по плечу, но она лишь машет головой и воет пуще прежнего.
– Алёна бы не стала нас так пугать! Что-то случилось! ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ, РОМ!
Вот эта её паника не даёт сосредоточиться совсем! Я и сам уже ничего хорошего не жду. Пропала Алёна. Только найти бы…
Подхожу к охраннику: седовласому и немногословному пожилому дядьке. Сперва он просто отказывается нам помогать. Потом и вовсе чуть ли не посылает меня, предлагающего ему взятку. А в довершение ко всему, вызванивает Пельш, чтобы ей на меня пожаловаться. И вот, спустя пару минут, в её присутствии, наконец соглашается показать записи с видеокамер.
Пока все пялятся на экран, мне вдруг словно кирпич на голову падает. До меня вдруг доходит, что мы не проверили только два места в школе: выход на крышу, где вечно прячутся желающие покурить, и цокольный этаж.
Не говоря ни слова, срываюсь с места и решаю спуститься именно туда.
Пролёт. Холл. Шаги – эхом от стен.
Свет не везде горит. А где включается – не помню.
Иду по коридору, дёргая на себя все двери подряд. Лаборатории физики и химии закрыты. Спортзал и раздевалки тоже. Пётр всегда тщательно следит за этим. Да тут в принципе всё закрыто и опечатано!
Где же ты, Лисица? Душа не на месте. Где?
Сажусь у стены и сжимаю виски. Лампа дурацкая гудит и моргает. Тишина: мерзкая, оглушающая. На куски рвёт меня. Сердце грохочет как барабан. Хочется орать от нахлынувшего отчаяния. От того, что не могу найти её. Не могу и всё…
Встаю и, когда уже решаю вернуться в холл к остальным, вдруг замираю. Моё внимание привлекает дверь женского туалета. Вот вроде ничего особенного, но пульс резко учащается. Табличка, оповещающая о ремонте, красная клейкая лента…
Я отталкиваюсь от стены, встаю и подхожу к деревянной двери. Дёргаю за ручку. Дверь приоткрывается, но с той стороны словно что-то мешает. Пробую ещё раз. Не поддаётся. Хмурю брови.
Что за дела?
– Лиса? – спрашиваю обеспокоенно, потому что мне вдруг кажется, что я слышал какой-то шорох внутри. – Лисица, ты там?
Когда в ответ доносится что-то страшное, просто застываю на месте.
Только бы с ней всё было в порядке… Только бы.
Именно эта мысль последней мелькает в голове. А потом я вышибаю долбаную дверь ногой. Она ударяется о стену. Что-то падает с глухим стуком. Так и есть, закрыли изнутри.
В помещении очень холодно и темно. Из крана с промежутком в пару секунд капает вода. Я слышу не то всхлип, не то судорожный вздох, и предчувствие чего-то жуткого накатывает ледяной волной.
Подсвечиваю фонарём айфона окружающее пространство полуразрушенного туалета, а когда вижу Алёну – теряю дар речи.
Полуголая. В одном белье. Сидит на бетонном полу, у трубы. Волосы спутаны, взлохмачены. Рот заклеен строительным скотчем.
Триллер воочию. Я не успел… Смотрит на меня заплаканными глазами – и сердце горячей кровью обливается.
– Лисица, – не узнаю собственный голос, севший до хрипоты.
Кидаюсь к ней, опускаюсь рядом. Кладу на пол телефон. Пытаюсь развязать верёвку, сковывающую тонкие запястья, но пальцы словно меня не слушаются, и получается не так быстро, как хотелось бы.
– Алён, – тянусь к её ногам, чтобы освободить их от ремня.
Какая мразь это сделала? Похороню живьём! Гниды…
Я стараюсь сохранять показное спокойствие, но у меня ничего не выходит. Сердце неистово колошматится под рёбрами. Громко и тяжело дышу, на секунду сжимая от гнева кулаки, когда она дёргается.
Губы, мои прекрасные губы безжалостно заклеены скотчем. Что за садист? Какого дьявола вообще тут произошло? Почему она без платья?
Я даже думать отказываюсь об этом. Боюсь думать. Боюсь представлять, чего натерпелась здесь моя Лисица.
Нет. Пожалуйста…
– Ммм. – Она зажмуривается от боли, и я вместе с ней перестаю дышать.
– Потерпи, котёнок, пожалуйста, потерпи, – прошу её, а самому выть хочется.
Отпустил её. Ты отпустил!
– Рооом. – Она судорожно хватает ртом воздух, размыкая пострадавшие губы.
Этот отчаянный полушёпот мне не забыть никогда…
– Вот так, иди ко мне, милая. Кто это сделал скажи. Кто? ПРОШУ ТЕБЯ, только скажи, КТО?! – Качаю головой, сжимаю её ледяные пальчики. Целую, пытаясь хоть немного согреть. Опускаю взгляд. Всего на долю секунды.
Твою мать…
Мне словно кипятка на шею вылили. Потому что совершенно точно я вижу кровь.
– Алёна…
Она снова дёргается, когда я трогаю её лодыжку.
Нет, нет.
– Алён… Тут очень холодно, нам нужно тебя одеть. Давай встанем. – Протягиваю ей руку, а самому дурно от тех отвратительных мыслей, которые закрадываются в мою голову.
– Оставь меня, пожалуйста. – Качает головой, прижимая к груди острые коленки.
– Что там? – подыхая от боли, спрашиваю тихо. – Дай я посмотрю, слышишь? Лисица…
– Нет. – Упрямо жмётся спиной к батарее, опускает голову.
– Алён! – повышаю на девчонку голос, снимая с себя рубашку.
Ни черта с собой нет, а она ведь вся продрогла! Сквозняк гуляет страшный. Здесь от силы градусов пять! Пар изо рта идёт.
– Вставай, моя девочка, пожалуйста, прошу тебя, – почти молю. Касаюсь её худеньких плеч, но она только мотает головой из стороны в сторону.
Поднимаю с пола против воли. Ледяная. Околела здесь совсем. Сопротивляется, что есть сил. Такая маленькая. Хрупкая. Беззащитная… Но как же отчаянно она со мной борется! Как будто в агонии бьётся. Меня уже и самого всего трясёт. Нервы на пределе.
– Рома, оставь меня, – отворачивается, а я не могу понять в чём дело. – Уходи. Уходи, пожалуйста, уходи!
– Алён, – крепко обнимаю, настойчиво прижимая к себе. – Куда же я уйду, глупая!
Быстро накидываю на худенькие плечи свою рубашку, заворачивая девчонку будто в кокон. Приговариваю какую-то ерунду, успокаиваю. Сжимаю маленькое девичье тело в руках.
Она беззвучно плачет, робко обхватив меня за шею, и внутри, в это самое мгновенье, что-то надламывается. Безвозвратно.
Кто бы это ни был, он заплатит за всё… За каждую её слезу.
– Ааай, – содрогается вдруг, и я, пользуясь моментом, отодвигаю её от себя. Прикрыться рубашкой она просто не успевает.
Рваный вдох.
И господи… её нога. Передняя часть бедра.
Засохшая кровь: тёмная, сильно контрастирующая с белизной её кожи.
И да, я вижу их… Порезы. Так отчётливо, что это определённо станет худшим из моих кошмаров.
– Убью её, – повторяю вслух, сжимая до хруста челюсти. Так сильно, что скрипят зубы. Так сильно, что скулы сводит судорогой.
Сука. Сволочь бессердечная.
Зажмуриваюсь, желая прогнать навязчивую картинку. Но увы.
Смотри, что ты наделал…
Пять букв. На её нежном теле.
Они ранят словно пули. Отравляют будто яд.
Растаптывают. Размазывают. Уничтожают.
Лисица дрожащей ладонью закрывает от меня рану. Опускает глаза. А я поверить не могу, что всё это происходит наяву.
Г Р Я З Ь
Я никогда себе этого не прощу. Никогда, клянусь…
Провожу трясущимися пальцами по волосам, едва не выдирая их. Мне больно даже просто смотреть на это, а ей каково? Каково ей?
Страшная правда тупыми осколками дерёт сердце.
Это Твоя бывшая девушка.
Это Твой нож.
Это ты виноват.
Только ты…
4
РоманПлачущие женщины – это, прямо скажем, кошмар для мужика. Харитонова воет. Пельш ревёт, прижимая платок к щекам. Алёна стоит молча, но глаза полны прозрачных слёз. Она тихо извиняется за платье, а я слышать это не могу…
Какое платье? Разве можно думать об этом сейчас?
Циркуль отмахивается, с беспокойством смотрит на девчонку и бежит встречать Бориса Ефимовича. Директора, не так давно отправившегося домой. Что ж, пришлось ему вернуться и отложить отдых на потом.
Медсестра шмыгает носом и начинает складывать свои причиндалы в аптечку. Она обрабатывала ногу Алёне, и я в этот момент, клянусь, погибал вместе с ней. Смотреть на это было невыносимо больно…
Медработник сказала, что порезы достаточно глубокие, но шить не придётся. При этом добавила тихо, что шрамы… останутся. Вот зачем ляпнула? Не останутся. Сейчас столько технологий разных. Я всё сделаю, чтобы стереть это проклятое клеймо. И не только с её кожи…
– Ты как? – осторожно касаюсь ладонью скулы Лисицы.
– Нормально, – шепчет она.
Смотрит на меня своими прекрасными глазами и сдохнуть хочется. Потому что виноват перед ней. Как никто другой виноват.
– Рыжая, – обращаюсь я к Харитоновой, – отвечаешь за неё головой, пока меня нет. Поняла?
Конопатая делает рваный вдох-выдох.
– Хватит ныть, соберись!
Сашка выпрямляет спину, вытягиваясь солдатиком. Послушно кивает.
– Скоро вернусь, хорошо? И найду тебя, – обещаю я своей Лисице, легонько дотрагиваясь губами до холодного лба. Отодвигаюсь.
– Ром, – в её глазах отражается паника.
– Вернусь, слово даю. Всё расскажи Борису, поняла?
Она отрицательно качает головой.
– Не вздумай покрывать её. Ясно тебе? – смотрю на неё сурово.
– Ром. – Она опускает глаза.
Знаю, о чём думает. О безнаказанности. Связях. Деньгах. Но нет. Не в этот раз. Все мы когда-нибудь должны отвечать за свои поступки. И Вероника – не исключение.
– Видит бог, не хочу оставлять тебя сейчас, но мне очень надо уйти. – Обнимаю крепко, зарываясь носом в её волосы.
От всего мира защитить хочу. Такую чистую. Хрупкую. Мою.
С трудом отрываюсь от неё и поправляю тонкий плед, накинутый на ее плечи. Не справившись с собой, всё-таки целую в покрытую румянцем смущения щёку. Стесняется. Робко теребит низ рубашки, но не сопротивляется. Маленькая, но победа.
– Саш, ты отцу дозвонилась? – по-прежнему сжимая пальчики Лисы, спрашиваю Харитонову.
– Да, – утирая слёзы, отвечает она.
– Хорошо.
– Я скоро, – отпускаю руку той, с которой хотел бы быть сейчас рядом.
Мы пару секунд смотрим друг на друга, а затем я всё же удаляюсь из кабинета. Так надо.
– Они не выходят на связь, – слышу взволнованный голос Пельш в холле. – Ни мать, ни отец не поднимают трубку. Они на меня, в принципе, никогда не реагируют. Перезванивают спустя сутки, да и то не всегда.
Вообще не удивлён ни капли. Очень в стиле Грановских.
– Роман…
Едва не сталкиваемся с директором нос к носу.
– Я им сообщу, – бросаю, проходя мимо.
– Рооома, – тут же, хромая, кидается ко мне классный руководитель. – Что значит сообщу?
Я молча иду по коридору. Прохожу мимо гардеробной, чтобы не терять время. Его и так почти нет… Перепрыгиваю через турникет и направляюсь к выходу.
– Рома, стой! – доносится мне вслед. – Глупостей натворишь! Ну-ка остановись!
Что мог, уже натворил, дорогая Элеонора.
– Беркутов! Сейчас нужно мыслить здраво! – и директор предпринимает попытку меня образумить.
Ну уж нет. Я доберусь до неё. И самолично удавлю.
– Роман, немедленно вернись!
Выхожу на улицу. Спускаюсь по ступенькам, иду через двор, мимо парковки. Притормаживаю. Холод тут же пробирается под тонкий джемпер, который одолжил мне Камиль. Темно, и только свет фонарей освещает территорию школы. Дворник, шаркая лопатой, очищает центральную площадку. Снег сыпется с неба крупными хлопьями. Слишком красиво для такого отвратительного дня.
Достаю айфон, захожу в приложение, чтобы вызвать такси. Как назло, когда нужна машина, её нет. Отдал на диагностику ещё вчера. Так некстати!
– Чёрт… Да что ж такое! – выдыхаю зло, в недоумении глядя на экран.
Всё против меня сегодня! Как сговорились! Никто из водителей не торопится принять мой вызов. Я начинаю беситься. Опять трясёт всего. Не могу успокоиться…
Мне надо туда и как можно быстрее!
Замечаю на парковке знакомую тачку. Плевать, сейчас не те обстоятельства! Пересекаю парковку. Решительно иду в сторону «Мерседеса». Стучу костяшками пальцев в тонированное окно, и стекло опускается. Не сразу правда. Кто бы сомневался…
Абрамов вскидывает бровь в своей излюбленной манере.
– Тачку одолжи, – переступая через свою гордость, прошу я. – В долгу не останусь.
Ян усмехается. Смотрит на меня внимательно, и хочется по башке ему дать за этот бесящий хитрый прищур.
– Чем будешь расплачиваться? – интересуется равнодушно.
– Сочтёмся. Подумаешь на досуге.
– Я уже придумал, – ухмыляется он. – Давай сравняем счёт. Закроем гештальт.
Чую ничем хорошим это его предложение не пахнет. Так оно и есть, как выясняется через пару секунд.
– Я твою «не такую» попробую на вкус. Один – один. Идёт?
– ОХРЕНЕЛ?! – ору на него. – ТЫ ПОПУТАЛ СОВСЕМ?
– Воу, воу, не заводись, – смеётся, издеваясь. – Не нравится такой расклад тебе, да?
Нарочно меня цепляет. И, опять же, отсылка к тому случаю, который он всё никак не может мне простить!
– Урод моральный, – качаю головой. – Дашь тачку или будешь и дальше стебаться? Время идёт.
– Сядь, – бросает в ответ ледяным тоном, доставая из пачки сигарету. – Колошматит тебя не по-детски. Разложишься ещё по пути.
– Какая забота! – цежу сквозь зубы.
– Не льсти себе. Тачку жалко.
А вот это уже больше похоже на правду.
Нет у меня времени с ним спорить и требовать ключ. Молча обхожу машину и сажусь на пассажирское сиденье. Меня и впрямь трясёт. Не то от гнева, не то на нервной почве.
– А можно как-то побыстрее уже? – психую, недовольно его поторапливая.
– Конечно, сударь, кучер к вашим услугам, – язвит он, но мы, наконец, выезжаем с парковки.
– Во Внуково.
Вот что мне всегда нравилось в человеке, сидящем в данный момент за рулём, так это отсутствие желания задавать вопросы. Ибо я всё равно не готов обсуждать с ним то, что произошло с Лисицей.
Так и едем молча. Он периодически затягивается дорогими сигаретами, а я то и дело написываю Харитоновой, пытаясь узнать, что там у них происходит. Батя рыжей – высокопоставленное лицо в правоохранительных органах. Очень хочется, чтобы он посодействовал.
«Кучера» я выбрал себе, что надо. Ян водит как сумасшедший. Плюс никогда нет проблем с ментами. С такими номерами, как у него, их просто не может быть…
Внуково. Терминал вылета. На часах почти 23:00. Снующие туда-сюда ноги-чемоданы. Электронное табло. Всматриваюсь внимательно. Ищу рейс до Кран-Монтаны. Про этот курорт Грановская мне все уши прожужжала. Даже с собой звала, мол родители не против, а только за. Но это было, конечно, до нашего с ней расставания.
Стойка 16, 17, 21, 22. Идёт регистрация.
Я практически бегом направляюсь туда. Пересекаю зал. Ищу стойки с нужными номерами. В толпе недовольных пассажиров высматриваю Веронику и её родителей. Не вижу, к собственной досаде.
Может, рейс не тот? Или регистрацию они уже прошли? И вот что тогда делать?
Но мне вдруг улыбается удача. Уже отчаявшись, у двадцать второй стойки я замечаю их. Семейство Грановских. Сперва вижу хохочущую Веронику. Её отец, должно быть, как обычно травит байки. Терпеть не могу эти его истории из жизни офисного планктона. «Постыдное прошлое» – Алексей так это называет.
Я застываю на месте. Смотрю. Смотрю. Вот она стоит. Беззаботно смеётся. Пару часов назад безжалостно резала ножом девчонку, а выглядит так, будто ничего особенного не произошло.
Чувствую, как глаза наливаются кровью. От злости и зашкаливающей внутри ненависти меня просто раздирает. Решительным шагом направляюсь в их сторону. Ника, обернувшись к матери, случайно цепляется за меня взглядом. Улыбка тут же сползает с её лица. В глазах мелькает испуг, но правда всего на секунду.
– Рома? – удивляется Виталина.
Я прохожу мимо неё. Хватаю Веронику за плечи и впечатываю прямо в ту самую стойку, что располагается позади.
– Ты зачем это сделала, дрянь? – ору, сжимая глотку этой твари.
– Роман, немедленно отпусти мою дочь! – ревёт её папаша.
– Понравилось? – Губы Грановской расползаются в улыбке, больше похожей на оскал, а в глазах пляшут дикие черти.
Я сильнее сжимаю руки. Встряхиваю её.
– Что ты за человек, Ника? Что ты натворила? – спрашиваю, качая головой.
Как же больно в груди. И в мозгу вспышками всё та же картинка.
Г Р Я З Ь Г Р Я З Ь Г Р Я З Ь
– Молодой человек, что вы себе позволяете? – возмущается работница аэропорта.
– Немедленно отошёл от неё! – доносится за спиной.
– Зачем. Ты. Это. Сделала?
– Так понравилось или нет? – издевается эта вольтанутая, приближаясь к моему лицу. – Это чтобы ты не забывал, кто она. Я старалась, Ром. Делала это медленно, аккуратно.
– Сука больная, – сжимаю челюсти.
– Марин, вызови охрану.
Люди вокруг переговариваются и наверняка на нас пялятся. А я просто смотрю на Веронику и не могу понять: что, где и когда упустил. Я ведь действительно думал, что знаю её… Оказалось, что нет.
Меня кто-то хватает сзади. Должно быть её папаша. Я довольно грубо стряхиваю его руки, хватаю под локоть Нику и тащу её прочь от толпы. Хочется растерзать её. Уничтожить. Её смех – словно тысячи игл под кожу.
– Роман, в чём дело? – пищит Виталина, едва поспевая за нами.
– Щенок! Да я тебя по стенке размажу! – толкая меня, угрожает тот, кто последние полгода постоянно упоминал о том, что я должен буду жениться на его дочери. Потому что мы, согласно его мнению, идеальная пара.
– Объяснись, Роман! Что за поведение?
– Она девчонку порезала! – тяжело дыша, поясняю я ему. – Ножом.
– Что? – в ужасе переспрашивает Виталина.
– Где он? – дёргаю Веронику к себе. – Куда ты его дела?
– Что за чушь ты несёшь? – повышает на меня голос Алексей.
– Доставай его, быстро! – стискиваю её предплечье до синяков. Вырываю из рук рюкзак. Трясу его, не церемонясь.
– Что ты тут устроил, Беркутов-младший? Немедленно прекрати! – возмущается Виталина.
Вытряхиваю всё из рюкзака, игнорируя писклявый голос её матери. На пол падает всякая девичья дребедень. Вероника веселится и крутит пальцем у виска.
– Роман, ты… – начинает Виталина. – Лёша, что происходит?
Ни черта его нет. Выкинула. Продумала всё, стерва.
– Вероника, – обращается к ней отец, но она его будто не слышит.
– Посмотри на себя, Ром. Где ты прежний?! – качает головой она.
– Я не знаю, что с тобой сделаю, клянусь! – трясу её, едва сдерживаясь. – Никогда не прощу тебе этого. Никогда!
Она закусывает губу. Смотрит на меня как-то странно.
– Это всё временные трудности, Ром. Мы справимся, я думаю.
– Чего? – Я даже замираю от этого её заявления. Слишком уж большая перемена.
– Ром, я люблю тебя, – ни с того ни с сего лезет обниматься. Совсем спятила. – Люблю, Ром! Давай я останусь. Поехали к тебе, а?
Эта смена её настроения не похожа на розыгрыш. Жутковато даже.
– Ты с ума сошла?
Она ведь это несерьёзно?
– Я знаю, ты оступился, так бывает, – бормочет полный бред. – Это всё ОНА виновата. Но я наказала её. И теперь всё в порядке, она не будет нам мешать.
– Ника, чёрт побери, о чём речь? – выходит из себя её отец.
– Ромочка, – виснет Грановская на мне. – Скажи, что любишь меня, и я всё забуду.
– Ты ненормальная совсем? – пытаюсь отодрать её от себя.
– Ника, давайте успокоимся, – паникует Виталина. – Лёёёш.
– Зачем ты с ней спутался? Зачем, Рома. Зачем? Мы могли бы. У нас бы… – она трясётся и выдаёт одну бессвязную фразу за другой. – Зачем тебе эта грязь?
Г Р Я З Ь
– ЗАТКНИСЬ! – хватаю её за волосы, но отодрать от себя не получается. Вцепилась намертво.
– Рома, за что ты так со мной? Что в ней такого? Что она умеет… Ром. Что-то особенное?
– Я люблю её, дура, – дёргаю резко за хвост, отодвигая силой. Так, чтобы в глаза мои посмотрела. Нет сил уже слушать её. – Люблю, ясно?
Не знаю. Слова сами собой вылетели непроизвольно. И она, наконец, замирает… Брови сошлись на переносице. Взглядом меня уничтожить пытается.
– Что ты сказал? – Её нижняя губа начинает подрагивать.
– Тебе придётся ответить за то, что ты сделала, – говорю я ей.
– НЕНАВИЖУ! – шипит, выдёргивая руку. – НЕНАВИЖУ!
– Ника, девочка моя, – к ней кидается мать, но вдруг происходит то, чего никто из нас не ожидает.
– НЕ ПОДХОДИТЕ КО МНЕ! – кричит громко Ника.
Секунда. И вот у неё в руках раскрывается тот самый нож. Блестящий.
– Ника. – Отец делает несколько шагов в её направлении.
– Стой, где стоишь. Не подходи! Я порежу себя, клянусь, порежу! – истерично обещает она, стреляя в нас глазами.
Просто жесть… Люди, стоящие неподалёку, шарахаются в сторону.
– Лёёёёша!
– Отдай его мне, – требую, протягивая руку.
– НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! – снова повторяет она. – СМОТРИ, ЧТО Я СДЕЛАЮ!
Поднимает руку, закатывает рукав и резким движением режет её сверху-вниз. Быстро. Целенаправленно.
– Господи, дочка!
– Опусти нож, – пытаюсь произнести спокойно. – Давай поговорим. Иди сюда.
Но она качает головой и отходит назад. Глаза как-то странно бегают. Потирает плечи, словно ей холодно. Дёргает шеей.
– Ника… Хочешь ко мне? Поехали, ладно, – подбираюсь ближе.
Краем глаза замечаю, что людская паника поутихла, и многие в ужасе наблюдают за тем, что происходит.
– К тебе? – Она колеблется.
– Да. Посмотрим твой любимый сериал, я сварю тебе кофе, – подбираюсь ещё ближе, запудривая ей мозги. И вот она уже на расстоянии вытянутой руки.
– И ту итальянскую пиццу закажем, да? – продолжает она, судорожно втягивая носом воздух.
Я молча киваю.
– И я останусь у тебя, да? Не будешь выгонять? – спрашивает надломленным голосом. – Не будешь?
– Не буду, зай. Поехали, – протягиваю ладонь, пальцем поглаживая лезвие.
Добираюсь до ручки, сжимаю. Хочу забрать, но она тоже дёргается, не желая отдавать его. Успеваю схватить лезвия, но мои пальцы соскакивают. Порезаны.
– Ника, – рывок вперёд.
– Нет. Он мой! Отпусти! – сгибается пополам.
Подарил на свою голову когда-то.
Мы с ней боремся. Я сильнее, конечно, но она, вырываясь, беспорядочно размахивает ножом. По неосторожности задевает им меня несколько раз. Неприятно. Чужой джемпер, который на мне, стремительно пропитывается кровью.
– НЕТ! НЕ ОТДАМ!
– НИКА! – К нам бросается её отец. Он шокирован и не знает как быть.
И вот нож, наконец, падает на пол. Я, тяжело дыша, скручиваю рыдающую Веронику.
– Что тут происходит? – очень «вовремя» начинают маячить перед нами сотрудники полиции.
– ОТПУСТИ! – Она рыдает в голос, сползая на пол. Ложится прямо на него в позу эмбриона.
Шум. Голоса. Смотрю на свои окровавленные руки. Смотрю на неё… и не верю. Не верю, что всё это происходит на самом деле. Как в чёртовом кино. Да только не в кино мы вовсе.
5
АлёнаТридцать первое декабря, вечер. Мы с Ульянкой сидим на кровати и тихонько читаем очередную книгу о волшебнике. На окне гирляндами переливается маленькая ёлочка. То немногое, что я смогла организовать для сестры. Но она довольна и этим.
Жаль, мой ангел, что я не могу подарить тебе весь мир… А так хотелось бы!
